ей принимает на
себя   обязанности   командира   нашей  группы.  Я  -  начальник  штаба,  по
совместительству врач.  Вы,  господин  бригадный  генерал,  будете  при  нас
военным  атташе  страны пребывания, а также замначштаба  по разведке. Майя -
зам по тылу. А Татьяна? - Ей должности Вадим с ходу придумать не смог.
     - Я буду - личный состав, - уголками губ улыбнулась девушка. - А то кем
же вы будете командовать? Годится?
     Вроде и в шутку сказано, для разрядки, но и позиции определены тоже.
     "Непростая штучка", - подумал Ляхов.
     - Какова же, в таком случае, наша  ближайшая и  последующая  задача?  -
поинтересовался  с  некоторой  иронией  в   голосе  Тарханов.  -  Предлагай,
начальник штаба. Тебя ж в Академии уже научили?
     -  Ну, раз  уж так... Ближайшая -  тактическая  и  оперативная разведка
местности, оценка обстановки. Последующая - вернуться домой.
     Тарханов  желчно  рассмеялся,  подкидывая на  ладони  осколок  гранаты,
найденный только что.
     - Интересно, как ты себе это мыслишь?
     Вадим  не  мыслил этого  никак,  сказал  просто  то, что  могло  как-то
мобилизовать друзей  на разумную деятельность.  И тут же пришло решение,  на
первый взгляд -  само собой пришло. Но так ведь  не бывает, чтобы совсем  уж
без причины и повода.
     Он протянул руку, взял у Тарханова осколок.
     Да,  тот  самый, от  его  гранаты. Он только  что наконец  окончательно
поверил,  что  они действительно находятся там,  откуда  и началась  вся эта
история.
     Не галлюцинация, не  морок. В  долю секунды  их перенесло  за несколько
тысяч   километров  и   максимум  на  полгода   назад  по  времени.  Гильзы,
разбросанные вокруг,  уже  не блестящие,  только что отстрелянные,  но  и не
успевшие еще покрыться слоем окислов.
     Примерно  так  они  должны выглядеть через  две-три недели  после  боя.
Значит, здесь - конец января нынешнего же года.
     Следующий шаг - если они попали  на  самом  деле в "боковое время", как
его постулировал* Маштаков, шанс выбраться есть. И он довольно реален.
     * постулировать  -  принимать что-то в качестве исходного положения без
доказательств (лат.).
     - Видишь? - теперь уже Ляхов показал осколок Сергею.
     - Вижу, и что?
     - Он - здесь. Значит, и все остальное должно быть здесь тоже...
     - Я - понял!  - раньше Тарханова воскликнул Розенцвейг. - Гильзы еще не
доказательство. Гильзы могли  взяться откуда  угодно. Но  осколок  - да.  Вы
бросили гранату именно этого типа, именно здесь, значит, это - исчерпывающее
доказательство. Людей нет, а он есть. Значит,  где-то там, - он махнул рукой
в сторону севера, - существует и Маштаков, и его приборы... Правильно?
     - Абсолютно.
     Идея дошла и до Тарханова.
     - Короче, нам нужно всего лишь добраться до Москвы - и вопрос решен?
     - Надеюсь. Остается  одна  лишь мелочь. Совпадает ли время в том и этом
мире? Если да - нам нужно попасть на  виллу Чекменева день в день и минута в
минуту. Если же не совпадает... - Ляхов развел руками.
     - Да и хрен с ним! - Тарханов снова стал самим собой. Есть задача, есть
цель, остальное  - лишь  тонкости практической реализации. -  Группа, слушай
мою команду...
     Розенцвейг, по-мефистофелевски усмехаясь,  показал за спиной полковника
Ляхову поднятый большой палец.

     Глава четырнадцатая
     И Тарханов,  и  Розенцвейг  великолепно  представляли  себе  дислокацию
российских и израильских гарнизонов в этом районе, без всякой карты наметили
оптимальный маршрут  до  ближайшей базы, которая сулила избавление  от  всех
проблем. Хотя бы на первом этапе.
     Но все равно им пришлось идти пешком почти двадцать километров по узкой
и извилистой горной тропе, пока они  не вышли к развалинам  древней крепости
крестоносцев - Бельфору.
     Ливанские  горы слегка отличаются от Подмосковья, где двадцать верст по
лесным дорожкам -  не расстояние. В поисках грибов Майе и больше приходилось
проходить, причем  с тяжелой корзиной в  руках, и  испытывала  она на финише
лишь легкую, приятную усталость.
     Здесь  же  километр  по  прямой  превращался в  пять  из-за  постоянных
перепадов высот, то вниз спускаешься,  то тропа  вдруг  начинает серпантином
тянуться к самому небу.
     И  сапожки ее оказались здесь совсем не  к месту. Через  тонкие подошвы
каждый камешек  ощущался,  и с  каждым  шагом все больнее.  Мягкие  голенища
совсем не держали голеностоп, то и дело подворачивающийся.
     Вторую половину пути она шла, опираясь на руку Ляхова, и сто раз успела
доказать, что никакая она не леди, которой полагается называть кошку кошкой,
даже  споткнувшись об нее в темноте.  Майя же почти каждый  камень и выбоину
аттестовала, хотя и тихо, сквозь зубы, но чисто солдатскими словами.
     Татьяна в этой ситуации держалась  гораздо лучше.  Она  еще  в  детстве
облазила все кавминводские лакколиты*,  от  Машука и Железной до Бештау, а в
студенчестве  ежегодно  выезжала в институтский лагерь в Домбае. А там парня
или  девчонку,  не сумевших  получить  хотя  бы  серебряный  значок  "Горный
турист", за людей не считали.
     *  Лакколиты - магматические породы, выступающие на  поверхность в виде
куполообразных гор. На КМВ - высотой до 1 километра, покрыты густыми лесами.
     Сама Татьяна имела золотой плюс знак "За три восхождения" - на Эльбрус,
Домбай-Ульген и Ушбу.
     Здешние горы казались ей пустяком.
     А туристские ботинки из буйволовой кожи с трехслойной рубчатой подошвой
позволяли вообще не думать, какой там грунт под ногами.
     Под хруст камней  и щебенки Татьяна, глядя на  мучения Майи,  некоторым
злорадством компенсировала свою вчерашнюю  рефлексию по  поводу ее  шикарной
экипировки.
     В  дороге  Розенцвейг  пытался  компанию развлекать  и  отвлекать,  чем
заслужил искреннее уважение Ляхова.
     Пожилой уже мужчина, в городском костюме и летних туфлях, с начала и до
конца вел себя крайне достойно. Будто прогуливался по аллеям парка в  Хайфе.
Очень хорошо ему  удавались еврейские  анекдоты,  тщательно  подобранные. Он
рассказал их не меньше сотни, то старых, еще из дореволюционной  местечковой
жизни  в  черте   оседлости,  то   новейших,  касающихся  некоторых  проблем
абсорбции*.
     *  Абсорбция -  поглощение  одних химических  веществ  другими  (химия)
(лат.). Здесь - процесс приспособления иммигрантов к жизни в Израиле.
     Потом  вдруг,  ободряя  спутников,  а  прежде  всего  - спутниц,  начал
рисовать им близкую перспективу, ради которой можно и перетерпеть  некоторые
неудобства  текущего момента. Мол,  как  только  они дойдут до базы, возьмут
какой угодно автомобиль,  хоть мусоровоз, все равно через три часа приедут к
нему в  Хайфу,  в его  роскошный особняк,  а там и отдохнут,  и  выспятся, и
обязательно придумают, как из всего этого выбраться.
     -  А если  вдруг  даже что и не  получится, вы  думаете, вам там  плохо
будет? Евреи две  тысячи лет стремились к Земле обетованной, а вы совершенно
почти бесплатно окажетесь там с постоянным видом на жительство...
     Наконец, невзирая на все трудности и мучения, дошли.
     Поднимаясь на последний гребень, Тарханов сказал:
     - Еще триста метров, и...
     Он  первый почти что взбежал на площадку,  остановился. Еще не  услышав
сорвавшихся  с  его  губ  слов, просто  увидев  выражение  лица  (свет  ведь
распространяется быстрее звука), Ляхов все понял.
     Розенцвейг - двумя секундами позже.
     По ту сторону реки Литании должна была размещаться долгожданная база.
     Но ее там не было!
     Вместо нее -  абсолютно пустое место, бурое, слегка всхолмленное плато,
и ничего больше.
     -  Интересное  дело,  -  ошарашенно протянул  Тарханов, оглядываясь  по
сторонам с таким видом, будто все же надеялся увидеть искомое. - Я ж тут был
где-то в  начале декабря... Порядочный военный городок, рота девятой бригады
тут стояла, еврейский батальон, техники уйма. И где все?
     Розенцвейг кивнул, подтверждая правоту полковника.
     Ляхова впервые за проведенное здесь время охватило отчаяние. Совершенно
как  Робинзона,  когда  он  понял, что  остался  совершенно один и  вдобавок
находится на острове.
     Выходит, не  в боковое время  они попали, а совершенно черт знает куда.
Но как  же? Ведь на перевале все осталось точно так, как было,  и гильзы они
нашли, и осколки. Даже несколько пожелтевших и высохших окурков Вадим увидел
под скалой, где перекуривал в короткие затишья боя.
     Нечто подобное пришло в голову и Сергею.
     -  Это  просто какой-то  очередной фокус  природы... Что-то связанное с
нашим переходом.  Может,  тут  пространство как-то  деформировалось?  Мы  из
августа попали в январь,  и на шесть  тысяч примерно  кэмэ южнее... Могла  и
база как-то  сместиться. Надо искать. Крепость-то  - вон, - полковник указал
на полуразрушенные, выветренные стены. - Скоро тысячу лет здесь стоит.

     ... Офицерам и Татьяне переход дался почти легко, они  готовы были идти
и дальше, тем более что в этих местах в радиусе десяти-пятнадцати километров
какой-нибудь  населенный  пункт нашелся  бы  непременно, не  Сибирь,  чай, а
страна с рекордной плотностью жителей, хуже, чем в Голландии.
     Потому хуже, что в том же  Нидерландском королевстве никто ни в кого не
стреляет, а здесь навскидку пущенный снаряд свою жертву найдет обязательно.
     Зато через двадцать километров гарантированно выйдешь к побережью.
     Но Майя  сил лишилась полностью.  Городское создание. Пусть  и на лыжах
бегала  лихо.  Но  равнинные лыжи  и горный  туризм -  несколько разные виды
спорта.  Она  шла, пока надеялась, что еще километр, полтора - и все.  А тут
завод кончился разом.
     Девушка со стоном села на землю, вытянула ноги и закрыла глаза.
     - Вы как хотите, а я...
     Татьяна дернула щекой и впервые за весь  переход  попросила у Тарханова
папиросу.
     Минут десять все дружно молчали, думали, каждый проигрывал ситуацию по-
своему.
     Розенцвейг предложил использовать для отдыха  остатки форта и  сообщил,
что эти места знает, пожалуй, лучше, чем коллеги.
     - Там наверняка есть нечто вроде сторожки, сувенирная лавка, вода вон в
реке,  а вдруг  и поесть  найдется.  Если до ночи обстановка не прояснится -
костер разожжем.  Январь - он и здесь январь. Так что  мы с девушками пойдем
бивуак готовить, а вы посмотрите по окрестностям, вдруг да повезет...
     И повел девушек к старинному арочному мосту, тоже времен  крестоносцев,
если не Понтия Пилата.
     - Посмотрим, - ни к кому специально не обращаясь, пробормотал Тарханов.
- Ну что, пошли? Вон с той горушки далеко должно быть видно.
     Проводили друзей,  присели, опять закурили,  потому что  никаким другим
способом нельзя было заполнить паузу. Вроде бы все одним делом занимаются, и
в то же время сейчас от них двоих зависело что-то очень важное.
     - Нет, Робинзону все же похуже было. Морально. Хотя с припасами намного
лучше, чем у колонистов острова Линкольн.
     Из  чего предлагаю впредь и исходить. Тех тоже пятеро было, и имущества
намного меньше,  чем у нас.  Мы  оружие  имеем,  еды раза  на  три, если  не
обжираться. И  все ж таки на  материке. Раз форт здесь сохранился, значит, и
другие  строения  должны быть. Прорвемся... - Ляхов еще раз  повторил  ранее
сказанное, но уже как принятую к исполнению истину.
     - Ну, пошли, что ли? - не поддержал его философствования Тарханов. - Мы
с  тобой  за полчаса  на горку взбежим, а оттуда  до самого моря должно быть
видно.

     С  плоской   вершины  следующей  горы  обзор  действительно  открывался
замечательный, и море на самом деле синело, закругляясь  вверх у горизонта и
почти сливаясь с таким же ярким зимним небом.
     Но что гораздо важнее -  не  далее,  чем в пяти километрах к югу друзья
увидели то, что отчаянно надеялись увидеть.
     Не совсем,  конечно-то, поскольку Тарханов  вел их к  настоящей военной
базе,  обнесенной  бетонной  оградой  и  тремя рядами  колючей  проволоки. С
многочисленными казармами, рассчитанными более чем на полторы тысячи солдат,
штабными   помещениями,  офицерскими  коттеджами,  складами  продовольствия,
вооружения, стоянкой военной техники.
     А тут,  в  неглубокой ложбине, обозначились  вразброс  стоящие  полтора
десятка сборно-щитовых домов, окруженных проволочным забором,  с пулеметными
вышками по углам воображаемой границы территории.
     Но сказать точно, так ли это, не позволяло расстояние.
     Еще  там смутно виделись на открытом месте  танк  и несколько  грузовых
машин.
     -  М-да, хуторок в  степи, но в нашем  положении - и  на том спасибо. -
Ляхов, безусловно, обрадовался обнаруженному объекту, который обещал приют и
пополнение припасов, но,  по  большому  счету, оптимизма  увиденное  ему  не
прибавило.
     -  Это больше  на  погранзаставу похоже,  - ответил  Тарханов, которому
литературные реминисценции Ляхова  были  чужды. -  Пойдем,  что ли, вниз или
сначала за народом сбегаем?
     - Бежать - это час туда,  потом два или три обратно. С девчонками, в их
нынешнем состоянии.  А  если уже они  отдыхать  сели, разулись и  все  такое
прочее,  хрен  ты  их  поднимешь и  опять  шагать  заставишь.  Это  тебе  не
английские "Томми"*:
     День, ночь, день, ночь, Мы идем по  Африке, День, ночь, ночь, день, Все
по той же Африке. И только пыль, пыль,  пыль из-под шагающих сапог, И отдыха
нет на войне солдату.
     * Томми - жаргонное обозначение солдат британской пехоты.
     - Здорово, - восхитился Тарханов. - А это откуда? Прямо  как про меня в
молодые годы. По ней я и шагал. И пыли было... Сам сочинил?
     Ляхов в очередной раз удивился простодушной  искренности товарища. Хотя
пора бы было и привыкнуть.
     - Ага. Вот еще послушай, нам все равно немножко  отдохнуть нужно. Перед
решающим броском в неизвестность. У твоей Татьяны какие глаза?
     Сергей задумался.
     - Да вроде карие...
     Вадим имел другое мнение,  ему казалось, что они скорее зеленоватые. Ну
да все равно.
     - Прошу, по заявкам слушателей:
     Карие глаза - песок, Осень, волчья степь, охота, Скачка, вся на волосок
От паденья и полета.
     -  А у моей Майи,  - сообщил  он Сергею после неизбежной  паузы,  когда
мужчины обдумывают услышанное, глаза - синие:
     Синие глаза - луна, Вальса белое молчанье, Ежедневная стена Неизбежного
прощанья*.
     * Здесь и выше - стихи Киплинга в переводе К. Симонова.
     -  Нет,  брат,  никогда  я  вас,  интеллигентов, не  пойму,  -  ответил
подавленный магией чужих стихов  Тарханов. - Как это получается, одни, уж до
того крепкие ребята, с которыми служить приходилось, вдруг ломались в бою, а
такие, вроде тебя, слабаки  на  вид, и  шутить  ухитрялись, и  всю  роту, из
которой  в  живых  треть  оставалась,  перед   завтрашним  смертельным  боем
успокаивали: "Ерунда, бойцы, не мы первые, не мы  последние. И вообще смерть
такая штука, что, пока я жив, ее нет. Когда  она придет, меня не будет. Мы с
ней никогда не встретимся".
     Это у меня был  такой подпоручик, Дима Гаев, командир саперного взвода,
мост на Суэцком канале вовремя успел подорвать.
     - И где он теперь? - с интересом спросил Ляхов.
     - О,  карьеру  сделал!  Говорят,  начальник Московского метро, но  я не
проверял.
     -  Я о том же и говорил. Просто в этом  и состоит суть  аристократии. В
нормальном  обществе  она  должна  воплощать в  себе лучшие черты народа.  И
подтягивать прочих  до своего уровня.  Что, как я понял, твой  Гаев и делал.
Молодец.
     А вот это уже опять про нас с тобой:
     Память,  ты слабее  год от году, Тот  ли это  или кто  другой  Променял
веселую свободу На священный долгожданный бой.
     Знал он муки голода и жажды, Сон тревожный, бесконечный путь, Но Святой
Георгий тронул дважды Пулею не тронутую грудь*.
     * Стихи Н. Гумилева.
     Тарханов помолчал  целую  минуту,  потом  вздохнул, начал зашнуровывать
ботинки.
     А Ляхов подвел итог странного их литературного собеседования.
     - Проще нам с тобой дойти до  места,  осмотреться  и потом на машине за
ними сгонять.
     - Или на танке, - косвенным образом согласился Сергей.
     Предположение  о  том, что  внизу  они  увидели  именно  погранзаставу,
подтвердилось  быстрее,  чем  ожидали.  Всего  лишь  в  километре дорогу  им
пересекло солидное  заграждение из колючей проволоки, густо  натянутой между
трехметровыми бетонными столбами.
     Кстати, "колючей" - это слабо  сказано. Проволочные нити вместо колючек
покрывали  целые  бутоны   блестящих  лепестков,   напоминающих  лезвия  для
безопасной бритвы,  только вдвое  длиннее и настолько острые, что при  одном
взгляде на них непроизвольно начинали ныть корни зубов.
     А уж  лезть на подобное заграждение лично Ляхов согласился бы только...
Да  ни за что бы  не  согласился. Уж лучше пуля в спину от  своих,  чем  эти
штуки.
     Насколько  извращенным  мышлением  обладал тот,  кто  такое  изобрел  и
воплотил в жизнь. Да еще, наверное, премию за рационализацию получил.
     И уже привычно Вадим подумал, что встречался с подобным, и даже всплыло
будто  бы в памяти  название  подобной проволоки  - "Егоза",  чтобы  тут  же
исчезнуть, как это бывает со сном в момент резкого пробуждения.
     Тарханов был удивлен так же, как и он.
     - Придумают же, - и  со вкусом выматерился, чего вне  строя себе обычно
не позволял.
     -  Резать - нечем. Проход  искать  -  долго. Давай  вот  тут камнями  и
палочками подопрем - и ползком...
     -  Смотри,  Сергей,  точно  ведь  граница,  -  Ляхов  указал  на  белый
прямоугольный  щит  с  синей  шестиконечной  звездой, установленный четырьмя
столбами левее. Ниже звезды - два ряда характерных еврейских букв.
     - Читай, ты же по-ихнему  соображаешь... Тарханов  долго всматривался в
щит, шевеля губами.
     - Ни хрена не понимаю. Буквы те же, а не складывается. Вот тут написано
"Метулла", такое название  я на наших картах  встречал, а  дальше ничего  не
понимаю. Другой язык. Вроде как по-китайски - кириллицей.
     - Опять же говорю - приехали. Места те - и не то. Буквы те - и снова не
то.
     - А если здесь как раз все то,  только мы - не те? - В словах Тарханова
Вадиму послышалось нечто чересчур для простого полковника заумное.
     Хотя "Солнце не моего мира" - тоже не каждый полковник такое придумает.
     Удачно форсировав заграждение, они добрались до заставы.
     Ворота,  представлявшие собой сварные  из  десятимиллиметрового  уголка
рамы,  заплетенные той же  проволокой,  были полураспахнуты.  На  окружающих
территорию пулеметных вышках отчетливо виднелись круглые дырчатые стволы, но
нигде ни одного человека. В деревянной  будке КПП тоже пусто, но на  столике
рядом с коробкой полевого телефона лежал раскрытый  линованный журнал, пачка
сигарет,  коробка  спичек   и   странного  вида  огнестрельное  оружие,  но,
безусловно, автомат. Пусть и необычной конструкции.
     Пустота,  глухая, давящая тишина, которую  странным образом не нарушали
журчание  и плеск  воды, льющейся из водоразборной  колонки на полпути между
воротами и ближайшим домиком. Кто-то забыл  или не  успел до конца закрутить
вентиль, и тонкая струйка текла и текла в бетонный желоб.
     Чисто машинально Тарханов  прежде всего  схватился  за чужое  оружие. А
Вадим вытащил из пачки с теми же еврейскими буквами сигарету.
     Что же, вполне нормальные. Табак хороший, и пачка почти полная.
     Сергей  же  бубнил о своем,  раскидывая  по  столу  детали неизвестного
стреляющего устройства.
     -  Так,  эта  хрень понятна,  тут  тоже  ничего  особенного, а  вот это
остроумно...  В  принципе  не  стоило огород  городить,  -  подвел  он  итог
обследования конструкции. - Но вообще у них,  видать, другая технологическая
культура...
     - У кого - у них? - отреагировал на ключевое слово Ляхов.
     - У здешних. Мне эта машинка много чего рассказала...
     Иногда Вадим  воспринимал  Тарханова просто  как хорошо образованного и
воспитанного офицера, в общем соответствующе