та. И доложите обстановку.
     Он выпрямился, приосанился,  изобразил  на  лице  соответствующее  чину
выражение. Нашарил в кармане изломанную коробку папирос.
     -  Поручик  Иваненко,  с  вашего  позволения. Командир  первого  взвода
четвертой учебной роты.  Здание гостиницы  полностью окружено, сопротивление
внутри  подавлено. В этом корпусе живых бандитов  нет. В девятиэтажном взяли
около десяти пленных. Остальные тоже убиты. Кажется, нам попались достаточно
важные персоны. Потери в моем и втором взводе: трое убитых, шестеро раненых.
     - Эх-х, вы, пацаны, - только и сказал Тарханов, п фопливо глотая дым. -
Как же не убереглись-то?
     Поручик растерянно-виновато пожал плечами.
     А что  он  мог  сказать? Нарвались на автоматную очередь  или несколько
снайперских  выстрелов из любого  окна, вот и потери.  Хорошо,  хоть пленных
взяли.
     - Пошли, посмотрим, кого вы там прихватили. - Полковник раздавил окурок
о стену и тряхнул головой.
     Сначала допросить "языков", а потом и за Татьяной можно отправляться.

     "...  Что  "языки"  захвачены,  это  хорошо",  -  думал  он,  шагая  по
застекленному переходу  между  корпусами,  половина стекол  в  котором  была
выбита  пулями и осколками. Стекло хрустело под ногами, в пробоины и проломы
задувал сырой  ветер  вместе с клочьями тумана.  Дышать этим  воздухом  было
необыкновенно приятно.
     Вообще дышать, ибо вполне свободно  он мог бы  сейчас  валяться  в луже
собственной крови,  подобно  тем  боевикам,  через  трупы  которых  время от
времени приходилось перешагивать.
     Вдруг поручик у него за спиной приостановился.
     -  Что такое?  - резко обернулся Сергей, привычно вскидывая автомат. Но
никого, кроме  них двоих, в  коридоре  не было. А  Иваненко смотрел  куда-то
вниз.
     - Я думал,  господин полковник, что выражение "по колено в крови" - это
просто метафора.
     Тарханов тоже опустил глаза. Да, действительно! Его туфли и джинсы были
вымазаны и забрызганы начинающей уже сворачиваться и темнеть кровью почти до
колен.
     " Это когда я прорывался через вестибюль", - подумал полковник.
     - И что  же вас так удивило, поручик?  Советую запомнить:  по колено  в
дерьме - гораздо хуже. Подождите, я сейчас.
     Он  зашел в  ближайший гостиничный номер  и под струей  из  крана вымыл
туфли и, как мог, застирал штанины.
     - Пойдемте.
     Хотя   Иваненко   не   сказал  ничего  плохого,  скорее  наоборот,   он
почувствовал к офицеру неприязнь. Как человек, которого застали за  каким-то
не совсем приличным занятием.
     - Так что там у вас?
     Едва  поспевая за размашисто шагающим  полковником, стараясь попадать в
ногу и держаться  строго на полшага позади, Иваненко сжато и довольно  четко
докладывал о действиях вверенного ему подразделения по захвату объекта.
     Как раз это сейчас волновало Тарханова в наименьшей степени.
     Он  соображал, как бы устроить так, чтобы допросить пленных раньше, чем
они попадут  в руки того же капитана  Кабанца, а  тем более  -  местных  или
окружных контрразведчиков.
     Совершенно не нужно, чтобы кто-нибудь раньше времени узнал об  истинном
смысле  проводимой  исламистами  операции.  (Если   вообще  непосредственные
участники рейда что-то об этом знают.)
     Нет, кто-то из верхушки обязательно должен знать, ведь конечная-то цель
в  чем? Отыскать Маштакова и его оборудование  или хотя бы узнать,  куда  он
делся.
     Поручик распорядился  правильно.  Его юнкера, рассыпавшись  по  этажам,
точно  так же не выпускали постояльцев  из номеров,  как до этого - бандиты.
Что будет, если сотни перепуганных людей заполнят сейчас холлы и коридоры?
     Хотя для успокоения недавних заложников раскрывали двери, сообщали, что
гостиница освобождена российскими войсками, спрашивали, нет ли нуждающихся в
экстренной помощи. Но выходить наружу не разрешали, а возникающие там  и тут
попытки пресекали достаточно строго, но без излишней резкости.
     Другие  собирали трофейное  оружие, стаскивали  на  первый  этаж  трупы
убитых боевиков.
     - Пришли, - сообщил поручик.
     У широкой  двери  с  бронзовой табличкой "Управляющий" с автоматами  на
изготовку  покуривали  двое  старших  юнкеров.  Нарушение,  конечно,  устава
караульной службы, но, с другой стороны, охрана пленных на поле  боя уставом
не регламентируется.
     Зато экипированы они  были  в полном соответствии  с боевыми  уставами,
которых  в натуре придерживались  только что в училище. Каски,  бронежилеты,
все положенные ремни, чехлы  для магазинов, противогазы, лопатки,  гранатные
сумки.
     Тяжеловато, конечно, но по смыслу - правильно.
     Выброшенные по неясному приказу  в неопределенную  обстановку, бойцы  и
должны быть снаряжены в расчете на любое задание.
     Внутри  обширного,  уставленного дорогой  кожаной  мебелью и устланного
коврами  кабинета  еще  четверо юнкеров,  устроившись в  креслах  по  углам,
держали  под прицелом около десятка боевиков, усаженных  за длинный стол для
совещаний.  Руки  ладонями  вверх  перед  собой.  Часть  ранены  и   кое-как
перевязаны.  Многих при задержании от  души обработали прикладами  и  просто
кулаками.
     Вид,  как всегда в таких случаях, у недавних "героев" жалкий, внушающий
более презрение, чем ненависть.
     Тарханов такое отмечал не раз.
     Бойцы, особенно иррегулярных подразделений, попадая в плен, буквально в
считанные часы, а то и  минуты теряли воинский  вид. Из них словно выпускали
воздух, форма  обвисала, куда-то девались пуговицы, головные уборы.  Из глаз
исчезал  живой  блеск,  и  даже  щетина,  казалось,  начинала расти  впятеро
быстрее.
     Подобным  образом  перестает сохранять человеческий  облик  даже  самый
свежий труп.
     Очевидно, все дело в душе. Покойник расстается со всей и сразу, пленный
- медленнее, со значительной ее частью.
     Тарханов мгновенно  оценил обстановку. И принял  решение. Снова вышел в
коридор.  Заметив,  что  один  из  юнкеров,  невысокий  коренастый парень  с
нашивками  старшего унтер-офицера,  вроде как подмигнул  ему, когда один  из
пленников  бросил  короткую,   гортанную,   совершенно  непонятную  даже  по
принадлежности к языковым группам фразу.
     - Значит,  так, поручик. Боевую часть  своей задачи я выполнил. Начинаю
следующую. Оставьте  в мое распоряжение отделение, одним взводом продолжайте
наводить порядок в здании,  второй немедленно  направьте в центр города  для
поддержки основной ударной группы...
     На лице  офицера  он уловил некоторое колебание.  Вроде  бы неизвестный
полковник  ему не начальник, но  с другой стороны... После того как Иваненко
увидел своими глазами, что  здесь  сумел совершить Неверов в одиночку, он не
мог не проникнуться к нему глубочайшим уважением.
     Идеальный горный егерь!
     Поручик, до недавнего времени  имевший о себе достаточно высокое мнение
(не зря же  его  сделали командиром учебного  взвода), самокритично признал,
что до полковника ему еще тянуться и тянуться.
     Зато его грела мысль,  что они  ведь  однокашники, выпускники  того  же
училища, независимо от года  производства, и, по обычаю, после обязательного
брудершафта в офицерском собрании могут перейти на "ты".
     А что такая встреча может произойти, Иваненко отчего-то не сомневался.
     Даже  убеленные  сединами  генералы  находили  возможность приехать  на
ежегодный праздник, пройтись  по  до боли  родным дортуарам и,  утирая глаза
платочком  после  непременной   чарки,  поделиться  с   молодежью  историями
собственных шалостей, которые были не в пример остроумнее и тоньше нынешних!
     -  Есть, господин полковник, одним  взводом  наводить порядок в здании,
вторым выдвинуться для поддержки... Будет исполнено.
     - Теперь - смените караул в комнате. Пусть юнкера выведут  всех пленных
сюда.
     - Есть!
     Юнкера вывели бандитов в коридор, поставили лицами к стене.
     Движением  пальца Тарханов  подозвал к себе того,  кто ему  подмигивал.
Унтер подошел,  поправляя  на плече автоматный  ремень,  - очень уверенный в
себе юноша, глядя на  которого Сергей подумал,  что наверняка  он занимается
классической борьбой. Прищелкнул каблуками, вытянулся.
     По-прежнему молча, Тарханов предложил следовать за собой.
     Отошли за угол.
     - Слушаю вас, юнкер. Вы мне хотели что-то сказать? Представьтесь.
     Юнкер  расцвел.  Полковник  сумел  заметить  слабое движение  его века,
сделанное практически без всякой надежды, что дойдет до высшего руководства.
А вот ведь дошло.
     Кстати, для будущей службы юнкера  это  значило очень много. Он  понял,
что настоящие начальники знают и понимают все.
     - Старший унтер-офицер Плиев. Господин полковник, я знаю курдский язык.
Вот тот,  что  сидел  слева,  еще  как  только мы их туда завели и посадили,
сказал: "Молчите, откуда пришли и кто ваш командир. Умрите как мужчины".
     - Интересно. А откуда вы знаете по-курдски? Я даже  с  трудом вспомнил,
что вообще такой язык существует.

x x x
     - Позвольте  доложить. Я осетин. Мой дед - академик Российской академии
по отделению лингвистики. Может говорить на двадцати языках свободно. Читает
на  пятидесяти.  Ну  и  я...  Пять-шесть  тоже  знаю с детства. В основном -
ближневосточные. Так вот  тот  сказал: "Молчите,  кто командир и  зачем сюда
пришли. Иначе..."
     - Что - иначе?
     -  Не знаю, господин  полковник.  Он  не договорил.  Но интонация  была
угрожающая. Я счел долгом доложить. Зовут его - Фарид-бек.
     - Правильно, юнкер, вовремя доложили. По-курдски, значит? Ну-ну...
     Курдского  языка,  само  собой, Тарханов не  знал и  знать не мог. Зато
соображал,  кто  такие  курды в  геополитическом смысле и  чего от них стоит
ждать.
     -  Сейчас мы  вернемся, молча покажете мне на того, кто это сказал. Что
при  этом буду  говорить я - для вас не имеет никакого значения. Главное, не
позволяйте никому обернуться раньше  времени... А вам, Плиев, после  выпуска
прямая дорога в разведуправление. Я позабочусь.

     - Дерьмо, - сказал Тарханов громко, когда они подошли к строю бандитов,
упиравшихся  руками  в  стену  и  расставивших ноги  намного  шире  плеч.  -
Никчемная  пехота.  Разведывательная их  ценность  - ноль. Можно расстрелять
хоть сейчас, никто ничего от этого не потеряет...
     А сам  присматривался, стараясь  угадать, на кого  укажет Плиев. Вот те
двое отличаются  заметно.  И камуфляжные  костюмы  на  них  намного  лучшего
качества,  и  лица,  как  он  успел  заметить  еще  в  кабинете,  достаточно
интеллигентные, хоть  и стараются  они  придать им  такое же тупо-угнетенное
выражение, как и у прочих.
     Так и вышло. Юнкер показал на одного из них, стоявшего в строю третьим.
     -  Однако  и  поговорить  тоже можно.  Вдруг  кто  чего  и сболтнет,  -
продолжал развлекаться  Тарханов. - Как это в детской  игре -  на  кого  Бог
пошлет. Давайте начнем, хотя бы... -  целых три раза он  прошел вдоль строя,
наконец принял решение.
     - Пусть  так.  Этого и  этого - ко  мне.  Прочих - на  ваше усмотрение,
юнкер. Обыскали их хорошо?
     - Как учили...
     - Значит, действуйте. А ты - за мной... - он ткнул пальцем в первого из
отобранных им пленников.
     Прошел  в комнату  отдыха, примыкающую  к  кабинету.  Уютное помещение.
Точнее  -  просто  двухкомнатный  номер  люкс,  только  предназначенный  для
постоянного жильца.
     Тарханов  не  представлял  себе,  сколько  лет  управляющему  и как  он
выглядит, но уж  точно - человек  со  вкусом и  хорошо к себе относящийся. И
перекусить, подремать часок  посреди  рабочего дня можно, и важного делового
партнера в приватной обстановке принять, угостить, чем Бог послал.  Опять же
и любовницу пригласить,  не  опасаясь внезапно  нагрянувшей жены, к примеру,
поскольку имеется еще один  выход, ведущий, как сообразил  Сергей, на другой
этаж и совсем в другой коридор.
     Умеют люди устраиваться.  Да  и то,  управляющий  курортной  гостиницей
такого  класса  наверняка  зарабатывает  раз  в  десять больше,  чем  верный
государев слуга в полковничьем чине.
     -  Садись,  - указал  Тарханов  рукой  на  резное деревянное  кресло  у
противоположной окну и балконной двери стены. Сам подошел к бару, налил себе
рюмку коньяку,  о которой так долго  мечтал, взял саморазогревающуюся  банку
черного кофе, искоса наблюдая за пленником.
     Нет, безусловно, это человек  с высшим, может быть даже, высшим военным
образованием,  форму  носить  умеет  и держится  с  достоинством,  насколько
позволяет  обстановка.  Правильные  черты лица,  светлые,  слегка  рыжеватые
волосы, но  принадлежность к  кавказской  расе очевидна. Равно может  быть и
черкесом,  и  грузином, и  азербайджанцем, а то и  турком.  Возраст  едва за
тридцать. А имя - что ж, имя, псевдоним, скорее всего.
     - Курить разрешаю, - сказал  наконец  Тарханов,  удобно  устраиваясь на
таком же жестком деревянном кресле. В мягкое он садиться не хотел: еще в сон
клонить начнет. - Прочее - либо позже, либо никогда. Я понятно изъясняюсь?
     - Вполне, - кивнул террорист. Акцент едва заметен.
     - Как интересно, - изобразил  искреннее  удивление  полковник.  - Ткнул
пальцем в первую попавшуюся спину и попал в образованного человека. Хотя я и
не уверен, что  бандит  и  подонок может  считаться  образованным человеком.
Обратная теорема  тоже  верна.  Но  из  этого  ничего  не  следует.  Никакие
конвенции  на  вас  не распространяются,  - счел нужным пояснить Тарханов, -
хоть вы и объявили себя какой-то там Армией, для меня это не имеет значения.
Я  вижу  перед  собой  бандита,  взятого  с  оружием  в процессе  совершения
уголовного  преступления,  карающегося по  законам  государства  Российского
смертной казнью. И вправе принимать решение, исходя из целесообразности. Это
понятно?
     - Понятно, - снова кивнул тот, - однако можно и поспорить...
     - Спорить -  только на том свете,  с Аллахом или  с  уполномоченными им
лицами. Мне -  отвечать  на  вопросы,  имея в  виду,  что  решение  о  твоей
дальнейшей участи буду принимать только я. Единолично. Итак, имя, должность,
состав вторгшейся в город банды, цель рейда.
     Пленник  молчал,  пока  не  докурил  папиросу  до  конца.  Тарханов  не
препятствовал его размышлениям. Пусть. Чем дольше человек размышляет о своем
положении и отходит от горячки боя, тем сильнее ему хочется жить.
     Как правило.
     - А если я все же  предпочту умереть, но не отвечать? У меня ведь могут
быть соответствующие убеждения, ради которых я воюю?
     - Могут,  -  не стал  спорить  Тарханов.  - Только  шли  вы  сегодня  в
Пятигорск не  умирать  за убеждения,  а  выполнить  некое  задание,  которое
представлялось вам  не слишком  рискованным, но  прибыльным. Сейчас ситуация
коренным образом изменилась. Но даже если ты собрался геройски умереть, я не
позволю.
     Посмаковав последний глоток коньяка, Сергей размял папиросу.
     - Геройски  умереть  не  позволю,  -  пояснил  он,  выдержав  паузу.  -
Психологию вашу мусульманскую я  знаю, обычаи тоже. Умрешь так, что на рай с
гуриями рассчитывать  не придется.  Погано умрешь. - Заметил некое  движение
лицевых  мышц  пленника, тут же ответил на невысказанное: - А ежели скажешь,
что ты - человек культурный,  светский, турок, возможно, и в такие сказки не
веришь, то и это не беда. Смерть твою я сумею сделать настолько  неприятной,
что в какой-то  момент говорить тебе непременно захочется,  и расколешься ты
до донышка... Так стоит ли провоцировать этот утомительный для всех процесс?
     Пленник вздохнул,  кривя губы в гримасе, смысл которой был Тарханову не
вполне понятен.
     - А как же... Вы же, судя по всему, тоже вполне цивилизованный человек.
Неужели...
     -  Не  тоже,  а только! - резко оборвал его  Тарханов. - Ты -  свинячье
дерьмо! Как все твои родственники, мать, отец, дети, поганые предки...
     И, правильно рассчитав, поймал Фарид-бека в момент, когда тот попытался
изобразить из себя взвившуюся из кресла пружину.
     Вытянутыми  и твердыми, как гвозди, пальцами левой руки Тарханов  ткнул
террориста  в печень,  а кулаком правой от души  засветил  в глаз.  И  потом
добрую минуту наблюдал, как недавний герой стонет, икает,  сдерживая рвотные
позывы, корчится на ковре.
     - Нормально? Вставай, сволочь. Помнишь Чехова? "Эх, Каштанка, насекомое
ты существо! Ты, собака, супротив человека, что плотник супротив столяра".
     Налил себе еще рюмочку. Сделал глоток.
     -  Я  тебя, падаль, замордую  до того, что  свою родную  шлюху-мать рад
будешь задушить, чтобы гяур-полковник,  шариата не знающий,  тебя  больше не
бил!
     Просверк  глаз "курда"  ему  не понравился,  и  еще  одним рассчитанным
ударом Тарханов  заставил его снова повалиться на пол.  Теперь уже того  по-
настоящему вырвало вонючей желчью.
     - Так. Встать,  утереться. Продолжим наши  игры или будем разговаривать
по делу? Водички хочешь?
     Бандит, морщась и отводя глаза, кивнул, постанывая сквозь зубы.
     Тарханов сунул ему в руку пластиковую бутылочку.
     Сел  в кресло, вытянул ноги так, чтобы в случае чего успеть ударить еще
раз.
     И начал рассуждать спокойным, менторским тоном:
     -  Ты  же,  придурок,  с чего  вдруг вообразил,  будто  имеешь  дело  с
европейским гуманистом? Я  - кавказский офицер. Двести  лет мы рядом с  вами
живем и постоянно  воюем. Кое-что  друг  о друге поняли. Сосуществуем, можно
сказать.
     И тут вдруг такие, как ты, появляются.
     По Европам и Англиям поездили, Сандхерсты* закончили, разные книжки, не
шевеля  губами,  читать  научились, сопли  рукавом  публично  не  вытираете,
бывает, даже  зубы чистите. И вообразили, что если Толстой Лев Николаевич на
старости лет "Хаджи Мурата" написал, так мы сразу прониклись.
     *  Сандхерст  -  высшее  военное  училище  в  Англии,  где  традиционно
обучались представители элиты аборигенов британских колоний.
     Хрен вам. Вы,  значит, при всей  цивилизованности, за  собой  право  на
первобытно-общинные инстинкты  оставляете,  а  мы  с  вами  должны "эгалите,
либерте, фратирнете" соблюдать...
     Сергей сбился с мысли, почувствовал, что поначалу сымитированная ярость
охватывает его на самом деле.
     Это, кажется, дошло и до бандита.
     - Вот так-то, Фарид-бек. Сообразил, что почем? Или скажешь мне все, что
я спрашивать буду, или...
     Произнесенное имя, пожалуй, поразило террориста сильнее, чем физическое
воздействие.
     - Спрашивайте, - шумно дыша носом, ответил он, неверной рукой нашаривая
кресло. - Только прошу все же иметь в виду, что ничего, выходящего за рамки,
мы не совершили... Нормальная войсковая операция...
     - Захват мирного города и полутысячи заложников - войсковая операция?
     -  Каких заложников? Мы захватили вражеский, в нашем  понимании, город,
заняли эту гостиницу под свои штаб. Все. О заложниках речи не шло. Просто мы
предложили постояльцам до поры не покидать свои комнаты... Для их же блага.
     - Пусть так. А расстрелы?
     - Не знаю  ни о каких расстрелах.  А  если  что  и было -  естественные
эксцессы исполнителей. Можете наказывать их в обычном порядке.
     -  Брось, - доверительно сказал Тарханов. - Я не  судья и не адвокат. У
тебя единственный шанс сохранить жизнь, а то и свободу - ответить мне на все
вопросы и подписать обязательство стать моим  личным агентом. Знать об этом,
естественно, будем только мы.  Все остальные варианты... Запомни хорошенько,
ваша Хиджра отсчитывается от седьмого века,  кажется?  Так вот  степень моей
европейской цивилизованности сейчас  тоже  примерно  на этом уровне. Но  она
может  возрастать  в  меру  твоей  сговорчивости... - Сергей  демонстративно
цыкнул зубом.
     В дверь резко и громко постучали.
     Тарханов выдернул из кобуры пистолет.
     - К стене, живо! Подошел к двери.
     - Кто?
     - Капитан Кабанец. Откройте, полковник.
     Сергей повернул задвижку.
     Нет, этого чернявого высокого офицера с висящим поперек груди автоматом
он