ется  отлаженное,  очень...  - я  хотел  сказать  автоматизированное,  но
подобрал  более  уместный  термин   -  высокомеханизированное  производство,
специальные  станки,  выполняющие   заданные  операции  с  большой  степенью
точности и быстроты... Я не инженер, но кое-что видел. Так вот, если это все
так, то дефекты резцов,  штампов, каких-то суппортов могут оставлять  одни и
те же следы на деталях...
     - Возможно, и это возможно, - без особого энтузиазма ответил Станислав,
- но все же, все же... - и неожиданно сменил тему, вернее, перешел  на новый
виток.
     Знаете, Игорь, я все больше проникаюсь к  вам доверием.  Вы - непонятны
мне, но  врага я  в вас не ощущаю. Поэтому скажу - я же вижу, вы  терзаетесь
сомнениями: для чего вы нам нужны? Пытаетесь угадать, как себя вести и  чего
опасаться. Опасаться  не следует.  вы нам нужны очень  и очень. Не здесь.  В
Москве мы справимся сами, уже справились, завтра все будет кончено. Но и это
-   только   эпизод   в   грандиозной   борьбе   цивилизаций,   извините  за
высокопарность. Дело  в том, что ваших  прежних хозяев мы не можем выявить и
разгромить уже  три года, а ведь  это ведь вопрос выживания человечества! Мы
даже не сумели за  это время узнать - кто же они, кто за ними стоит и что им
нужно.  Это тоже  странно. С нашими возможностями, с  организацией,  которая
может  начинать и  прекращать  войны, смещать и возносить на трон  династии,
предписывать  миллионам  людей, что  им любить  и кого ненавидеть... и  не в
силах справиться... С кем?
     - Да  так ли они страшны, как вы рисуете? Я вот не знаю,  с лидерами ли
пресловутого "Союза" я встречался или с таким же, как я и вы пешками... - На
его лице мелькнула тень протеста. - Ну пешками, слонами и конями, на ладью я
не тяну  точно.  Так  то  были совершенно  нормальные  люди. Интеллигентные,
вежливые... Богаты, да, богаты до неприличия, и меня они сделали богатым, но
где же угроза миру, помилуйте? Ваши соотечественники говорят: "Кто взял  тот
и  прав".  И это бесспорно.  Угроза  чьим-то  интересам, даже  глобальным  -
понимаю,  грандиозные убытки,  - тоже понимаю, но миру?!  Нигде  не сказано,
кроме  как  в вашем гимне:  "Правь,  Британия..."  Сегодня  Британия, завтра
Америка, потом хоть бы даже и Китай... Эпоха сменяет эпоху. Закон природы.
     - Не совсем так, к сожалению. Именно угрозу миру мы видим и  в меру сил
пытаемся   противодействовать.   Потому    что    определенный   миропорядок
складывается не моей, не вашей, даже не королевской и царской волей, а...  -
он пощелкал пальцами, пытаясь подобрать слово.
     - Марксисты говорят, непреложными законами общественного развития.
     - Пусть даже и так. - Он вдруг взглянул на часы. - Увы, как ни жаль, но
пора прервать нашу крайне конструктивную беседу. У вас будет время  подумать
над  моими  словами,  несколько  позже мы вернемся к  нашим  баранам.  Но  я
чувствую  - понять друг друга мы  сумеем. Если победим сегодня.  А сейчас не
сочтите  за  труд разбудить  нашу  даму, и - в путь.  Ночь  будет трудная и,
надеюсь, удачная для всех нас...
     -  Вот-вот,  компаньеро, сорок  веков  смотрят  на нас  с  вершин  этих
пирамид...
     Станислав посмотрел на меня словно бы даже с обидой.
     - Шутить, конечно, можно. Но есть же и границы...
     - Границы есть всему, но кто их вправе определять? - отпарировал я.
     - Вот еще один пример разрушительного еврейского юмора...
     Я молча развел руками.


        Глава 20

Москву  окутывал густой туман.  И  очертания домов, и полуоблетевшие деревья
едва  угадывались  в этой  влажной  пелене.  Свет  редких фонарей  едва-едва
ухитрялся пробиться  сквозь  нее,  коснуться  грязных  тротуаров, но  уже  в
нескольких шагах  от  края  судорожно подрагивающего круга  желтоватая  мгла
становилась особенно непроглядной.
     "Хорошее  время  для  решительной  атаки,  -  думал  я профессионально,
независимо от личных пристрастий. - Только ведь и для обороняющихся не хуже,
особенно если они контролируют обстановку".
     Шульгин, к моему разочарованию, на связь не вышел. А без инструкций что
я мог? Только пассивно следовать развитию событий.
     На  телефонный  вызов  ответил  равнодушный  вялый  голос  "Седьмого  и
четвертого  в  пределах  зоны  моей  ответственности  нет.  Общая  - команда
действовать согласно диспозиции.  Ваш запрос  поставлен на  контроль.  Желаю
успеха".
     Я грубо выругался в трубку и сунул  ее под сиденье. Робот Герасим и тот
был более человекоподобен, чем этот...
     На моей "Испано-Сюизе" я, Станислав и Людмила об®езжали позиции ударных
групп.
     Предназначенная для нанесения смертельного  удара в нервный узел власти
штурмовая группировка,  общим числом до  пятисот человек,  как  удалось  мне
посчитать,  сосредоточивалась  отдельными  отрядами по  дуге  от Неглинки до
Мясницкой,  у  Сретенских ворот, на  пересечении Пушечной и  Рождественки, в
Фуркасовском переулке.
     Довольно   беспорядочный,   то  усиливающийся,  то   совсем   стихающий
ружейно-пулеметный огонь  доносился  от Калачевской  площади,  с  Арбата, из
Замоскворечья, а здесь, на наших позициях, было тихо. И бойцы, готовящиеся к
атаке,  показались  мне  совсем  другими  людьми, чем  те, что  беспорядочно
маневрировали по городу. Я  был  почти уверен, что тогда проводились  просто
демонстрации, тревожащие и отвлекающие операции, а настоящее начнется только
сейчас.
     И вооружены штурмовики были куда  более подходящим  для  ночных уличных
боев образом. Короткие  карабины  без  штыков, "маузеры"  и  "парабеллумы" с
пристегнутыми  кобурами - прикладами, пистолет-пулеметы Бергмана и Томпсона,
легкие  ручные пулеметы. На поясах  гирлянды ручных гранат. Серьезная  сила.
Если у мятежников есть хотя бы 2-3 тысячи таких бойцов, намеченная  операция
может и удаться.
     Так  что же с Шульгиным? Отчего  он забыл обо мне? Уверен, что и так не
подкачаю, нарочно  заставляет поработать в автономном  режиме, делая  личный
выбор, или настолько занят в другом месте?
     Я испытывал  раздражение  и злость. Вот уж попал  в чужое  похмелье. Не
хватает только поймать шальную пулю для полноты впечатлений.
     Кевларовый  жилетик в  какой-то мере  защитит, ноги, руки,  лоб открыты
пулям и осколкам...
     И не казались сейчас совсем лишенными смысла недавние слова Станислава.
Что я  знаю  о происходящем в стране в конце  концов?  Ну оказался по чистой
случайности в стане  "Братства",  так это  еще не  основание считать их цели
священными, а замыслы противной стороны - дьявольскими происками.
     Может,  и  вправду  куда  правильнее   не  вмешиваться  в  исторические
закономерности?  Не  отягощать,   выражаясь  высоким  слогом,  свою  совесть
участием в кровопролитии, никаким образом для меня не оправданном. Пусть все
идет как идет...
     А через несколько секунд уже эти мысли показались мне бессмысленными. Я
же там еще, в форте Росс, сознательно признал об®ективную правоту Шульгина и
Новикова, хотя и не без колебаний, так что ж теперь задергался?
     Высунувшись  из  машины,   Станислав  вполголоса  отдавал  распоряжения
человеку в кожанке с поднятым воротником  и нахлобученной на  глаза фуражке.
Коротко махнул рукой, подводя под разговором черту, и обернулся ко мне:
     - Давайте, Игорь, под®едете прямо, потом сразу направо, станем за углом
Политехнического. Оттуда и обзор хороший, и свобода маневра обеспечена. Да и
начнем, помолясь...
     Я еще подумал, что британец-то британец, но уж очень он сжился со своей
русской личиной. Лет пять, наверное, прожил здесь безвыездно.
     Он  еще  успел  сообщить  мне  свой  -  а так выходило,  что именно  он
разрабатывал и координировал  - стратегический  план. Теперь сохранять тайну
уже  не   было  необходимости.  Одновременным  ударом  намечалось  захватить
господствующие  над  местностью  здания-  ГПУ  на  лубянке,  магазин  Мюра и
Мерилиза в  начале  Петровке,  гостиницу  Метрополь,  Исторический  музей  и
Городскую Думу. Храм Христа Спасителя уже занят. После этого Кремль окажется
плотно  блокированным,  и  Совнарком  во  главе  с Троцким  потеряет  всякую
возможность  влиять  на  положение   в  городе.  Утром  он   будет  об®явлен
низложенным, власть  примет на  себя  "Военный кабинет  Рабоче-крестьянского
правительства", а дальше или начнутся переговоры  об  условиях капитуляции и
передачи власти, или - штурм.
     Воззвание к народам России уже  печатается в  нескольких типографиях  и
утром будет передано по всем каналам связи.
     Посольства великих  держав проинформированы  и  готовы  признать  новую
власть.
     -   Повторяете   сценарий   Октябрьского   переворота   в   Питере?   -
поинтересовался я.
     - Для чего выдумывать новое, когда есть оправдавший себя образец?
     Я не стал напоминать, что тот сценарий разрабатывал и проводил в  жизнь
как раз сам Троцкий, и вряд ли он успел его  забыть. Спросил только,  заняты
ли  мосты через  Москву-реку и хватит ли сил, чтобы надежно удерживать такие
большие здания и при этом сохранить достаточно войск для маневра по улицам.
     - Это  предусмотрено.  Как только  мы займем указанные  об®екты, к  нам
присоединяться  Латышская дивизия и еще  некоторые полки гарнизона. Нехватки
войск для обеспечения контроля над городом  не будет. - Он не стал вдаваться
в  подробности, вытащил из полевой сумки  громоздкую двуствольную ракетницу,
поднял  ее  над  головой и выстрелил  дуплетом. Зеленая  и красная ракеты  с
шелестом ушли в низкое небо, лопнули прямо над площадью искристыми шарами.
     А  я успел подумать, что  не стал бы очень полагаться, организуя мятеж,
на войска, которые ставят  условием своего в нем  участия  достижение  неких
предварительных результатов.
     Секунд двадцать еще сохранялась  тишина, она стала  даже более плотной,
будто обе  стороны затаили  дыхание перед  решающим мигом, а  на самом деле,
конечно, атакующие  просто бежали сейчас молча, стремясь как  можно  быстрее
преодолеть простреливаемые зоны, пока не опомнились защитники.
     Положение мятежников было  тактически выгоднее,  в ночной туманной мгле
их  было почти  не  видно, а  громады многоэтажных  домов довольно отчетливо
рисовались на фоне сероватого, подсвеченного сзади розовым неба.
     Потом  где-то  в  направлении  Кузнецкого  моста  гулко  грянул  первый
винтовочный  выстрел,  будто  бы стрелок  проснулся от  вспышки  ракет  и  с
перепугу нажал на спуск. И тут же загрохотало по всему окружающему Лубянскую
площадь кольцу стен и переулков. В звуках  беспорядочной  ночной перестрелки
ориентироваться  трудно, но мне показалось,  что  плотность огня  со стороны
наступающих во много раз превышает нестройный ответный огонь защитников ГПУ.
     Неужели  "красные" так  и  не сумели  подготовиться или,  не располагая
достаточными силами,  заблаговременно  оттянули все, что  имели, под  защиту
кремлевских стен?
     Тогда  хватит и десяти-пятнадцати  минут, чтобы штурмовые группы, заняв
первые этажи нужных им зданий и не ввязываясь  в бой за вертикаль, скатились
по улицам переулкам  к  Охотному  ряду и  Манежу,  по  Никольской  и Ильинке
пробились на  Красную площадь.  Тогда,  пожалуй,  действительно  Троцкому  и
данному варианту Советской власти конец.
     Кремль или не Кремль, а артиллерийский огонь прямой наводкой по воротам
и перекидной по  внутренним  и  площадям быстро  парализует  оборону.  Хотя,
конечно,  держаться на  стенах, в  развалинах дворцов и  храмов можно долго,
только это уже будет агония...
     -  Проспали,  проспали они там,  - возбуждено  вскрикивал  Станислав, а
Людмила просто  подалась вперед через спинку переднего сиденья, кусая  губы,
всматривалась в происходящее. Однако видно было не так уж много.  Мелькающие
тени  людей, вспышки  дульного  пламени  в черных тоннелях улиц, у  подножия
нависающей  над площадью семиэтажной громады дома, с парапета Китайгородской
стены.
     -  Вперед,  подавайте вперед  немного, -  распорядился Станислав. - Как
только ворвутся в под®езды,  мы  следом.  Очень нужно мне там успеть кое-что
найти... И наблюдательный пункт наверху хорош...
     - Без нервов, друг, без нервов, -  остановил я его, отнюдь не собираясь
высовываться из-за  укрытия, образованной мощной  кладкой  угловых  выступов
музея. Не верилось мне,  что защитники ГПУ так легко сдадутся. Не  знаю, как
Шульгин, а полковник Кирсанов должен понимать ценность этого об®екта.
     - Вас, может, и не учили, а я знаю, в XX веке генералы в атакующей цепи
не ходят...
     На улицах  было совсем  темно.  Но темно в обыкновенном смысле,  с моей
точки зрения, человека, привыкшего к  постоянным огням  реклам,  газосветным
шарам через каждые  полсотни метров, сверкающим  витринам и мягко светящимся
окнам квартир. В моей  Москве темно на улицах не бывало никогда, разве что в
укромных уголках под сенью густых деревьев на бульварах и в скверах. А здесь
люди привычнее к темноте, им даже в комнатах остаточно керосиновой лампы или
двадцатипятисвечовой   лампочки,   на    улицах    же   обходились   редкими
электрическими  или  даже  газовыми  фонарями,  при  свете которых  что-либо
рассмотреть  можно  только  стоя  у  самого столба.  Я  бы  сказал,  уличное
освещение здесь вообще не освещает, а лишь обозначает направление улиц.
     Но  все  же  ориентироваться  можно  было  и   здесь.  В  разрывах  туч
проявлялась полная луна, и тогда различались даже белокаменные бордюры между
мостовой и тротуаром, а когда луна скрывалась, на помощь сражающимся  пришел
наверняка  никем  не запланированный фактор.  Совершенно внезапно  там и тут
темнота вдруг стала прорезаться высокими голубыми факелами.  Они вспыхнули и
возле  занимающего центр площади  бассейна  с  бездействующим фонтаном,  и в
сквере напротив  музея, и  вниз по Большому Лубянскому  проезду. Я  не сразу
понял, в чем дело.
     - Газ, - с досадой бросил Станислав. - Горит  осветительный газ. Пулями
разбивает фонари и трубы. Совсем не к месту...
     Дрожащий,  мертвенный  газовый  свет   придавал  окружающей   местности
совершенно уже мистический ореол.
     Сзади из  серо-фиолетовой  мглы возникла смутная  фигура. Человек бежал
вдоль  тротуара, шарахаясь от колеблющихся теней и  натыкаясь на неподвижные
столбы.  Вначале мне показалось,  что бежит сумасшедший,  потерявший  голову
уличного боя. Наперерез ему выскочил кто-то из  взвода охраны  командования,
то есть нас со Станиславом.
     - Стой, брось оружие...
     -  Братцы,  я  связной,  из  главштаба. Мне  Девятый  нужен.  Пароль  -
"Водоворот", никто его не видел?
     - Молчи дурак, чего разорался? Ты один?
     - Один я, один...
     - Оружие спрячь, руки за спину. Сейчас отведем...
     Все это происходило в трех метрах от нашей  машины. Связного подвели  к
правой дверце. Указали на Станислава.
     - Товарищ Девятый, Третий передать велели, что наши вышли на подступы к
Хрустальному переулку. Если у вас  все в порядке, то поддержите атакой вдоль
по Никольской. Будут ждать до двадцати трех ровно...
     Я тут же  отдернул  вверх обшлаг  куртки.  Фосфорные стрелки показывали
22.21.
     Хрустальный - это совсем рядом с Красной площадью. Мне  пришла в голову
неожиданная  мысль.  А  что,  если  все наоборот?  И  Шульгин  с "Братством"
заинтересованы  как раз  в  том,  чтобы сегодня победили мятежники. Взять их
руками  Кремль,  свергнуть  Троцкого,  а  уж   потом...  Это  стыковалось  с
некоторыми фактами происходящего со мной и вообще в городе.
     - Много вас там? - спросил я, опередив Станислава.
     - Два взвода, сорок человек...
     - Сейчас поддержим...
     Станислав  обернулся  ко мне  с  некоторым  удивлением. Будто не ожидал
моего вмешательства. Я поднял руку.
     - Спокойно. Сделаем. Я возьму тех, кто под рукой, - по моим подсчетам у
стен Политехнического толпилось  не меньше полусотни вооруженных бойцов, - и
двинулись через дворы. Главное, не  терять темпа... Здесь  уже все решено, а
если мы еще и к Кремлевской стене под шумок вскочим...
     - Я с вами, - тут же вскинулась Людмила. Она уже несколько минут сидела
сзади,  как  бы невзначай положив руку мне на плечо,  и дышала прямо  в ухо.
Все-таки внушение  действует. Знать бы,  надолго ли, и  что  в  случае  чего
возобладает, моя воля или "служебный долг"?
     Станислав не успел ответить. Случилось  наконец то, чего я уже отчаялся
дождаться. Огромное здание Лубянки словно  содрогнулось изнутри ( так  мне в
этот миг показалось), опоясавшись  пламенем по всем  этажам.  Так, наверное,
выглядел   бортовой   залп  старинного  парусного   фрегата   по   пиратским
бригантинам. И почти  такой же огневой шквал ударил во фланг и тыл атакующим
отрядам   с  верхних   этажей   Политехнического  музея   и   из-за   зубцов
Китайгородской башни, запирающей в®езд на Никольскую улицу.
     Стреляло,  наверное, десятка  три пулеметов  и  в несколько  раз больше
винтовок и автоматов.
     Причем момент для  сокрушительного фронтального  залпа,  кинжального  и
перекрестного   огня  был   выбран  идеально  точно.  Ловушку  готовил  явно
квалифицированный командир.  Он дал команду в тот самый миг,  когда в  атаку
поднялась  вся  масса  наступающих, и от  фасада Лубянского дома их отделяло
всего  метров тридцать.  При  такой концентрации свинца  на единицу  площади
добежать  до цели  у первых трех-четырех  шеренг шансов не было. А отступить
назад тоже было невозможно.
     Площадь  мгновенно покрылась не  отдельными телами убитых и раненых, не
кучками даже, а рядами и грудами изорванных пулями тел.
     Пулеметы  били  без пауз,  то  есть  конечно, какие-то  смолкали, чтобы
перезарядить ленту, сменить  воду  в кожухах  или воткнуть в приемник полный
диск взамен расстрелянного, но общий темп огня не снижался.
     -  Мать  твою...  -  еще  не  испуганно,  просто  ошеломленно  выдохнул
Станислав.
     Над нами  и вокруг  пули  засвистели и защелкали тоже,  рикошетящие  от
брусчатки и стен окружающих  домов. Хорошо, что под прямые  выстрелы мы пока
не попали. Да и внимания на удачно скрытую густой тенью машину никто пока не
обратил.
     Но это ненадолго. Уцелевшие от  чудовищного по своим  результатам залпа
бойцы начали отход. Хотя отходом то,  что происходило, назвать  было нельзя.
Те,  кто  остался  за  пределами  зоны  сплошного  поражения, начали  просто
разбегаться  по  дворам  и  переулкам.  Остальные же...  Под  крики,  стоны,
верещание  рикошетов,  непрекращающийся  грохот  выстрелов   кто-то  пытался
отползти  назад,  кто-то  прячась  за  трупами,  сам  старался  притвориться
мертвым,  еще  кто-то, укрывшись  за  ограждением  бассейна, уже  размахивал
прицепленной на  штык тряпкой  - полотенцем или  портянкой, что нашлось  под
рукой,  и  кричал  сорванным  голосом,  тщетно  стараясь  перекричать адский
грохот:
     - Сдаемся, не стреляйте, сдаемся!..
     И лишь  одиночки, от отчаяния, пребывая в шоке или, что самое редкое  в
таких  ситуациях,  сохраняя  рассудок  и  боевую  выучку,  продолжали  вести
неорганизованный, судорожный огонь. Без всякого, впрочем, смысла, потому что
защитники здания, убедившись в полной своей победе, наверное уже отходили от
пулеметов, закуривали, накапливались  внизу для  вылазки.  И  лишь отдельные
снайперы,  снабженные  скорее  всего   ночными  прицелами,  продолжали   для
собственного удовольствия гасить последние очажки сопротивления.
     К  этому  моменту я  уже выдернул  свою роскошную "Испано-Сюизу" из-под
огня  без  малейшей  царапины,  задним  ходом,  выворачивая  шею в  попытках
разобрать,  что  там   делается   в  темноте,  дополз  до  Ильинских  ворот,
развернулся, не включая фар, медленно поехал в сторону Солянки.
     Станислав,  по-моему, пребывал  в полушоковом состоянии.  Он  жадно, со
всхлипами втягивал дым, курил, откинувшись на спинку заднего сиденья, и даже
не спросил куда я еду.
     Понять его было можно, но все же до такой степени терять лицо не стоило
бы.
     В 2047 году