ловно поздравляя столпившихся на крыле мостика друзей с началом плавания, а
на самом деле - прощаясь, Шульгин несколько раз взмахнул рукой с зажатой в ней
фуражкой. Дождался, пока Новиков передвинул рукоятку машинного телеграфа на
"Средний ход" и скрылся в рубке. Как бы по неотложному делу. Или - отметить
первые кабельтовы кругосветного плавания ритуальной рюмочкой.
    Вскоре он вновь появился на палубе, и даже в сильный бинокль никто бы не
заметил подмены. Хотя уже не Шульгин это был, а одетый в такой же форменный
китель и фуражку биоробот, фотографически похожий на прототип.
    Даже если придется подходить вплотную к борту "Валгаллы" и вступать в
разговор с кем-либо из друзей, не меньше получаса он в этой роли продержится.
Потом, конечно, обман может раскрыться, да и то не наверняка. Словарный запас у
робота почти неограниченный, все основные манеры и реакции Шульгина скопированы.
Только в действительно неординарной ситуации псевдомозг может "зависнуть"...
    А настоящий Сашка в это время в своей каюте сбросил китель, брюки и прочее,
натянул утепленный серо-зеленый гидрокостюм. Октябрь все же за бортом, а плыть
до известного места на берегу не меньше двух миль, то есть полчаса минимум.
    Прошлепал мягкой резиной по ковру пассажирского коридора, по узкому
металлическому мостику машинного отделения, висящему над аккумуляторными ямами и
белыми кожухами двух тысячесильных двигателей, сквозь овальную, снабженную
кремальерой герметичную дверь, так непохожую на резные дубовые двери "господской
половины", спустился под полубак.
    Здесь, в специальном отсеке сразу за таранной переборкой, примерно так, как
"Калипсо" капитана Кусто, размещалась шлюзовая камера, часть дна и боковые
стенки которой были изготовлены из сверхпрочного прозрачного пластика.
    Чтобы, значит, любоваться подводным миром и заранее точно знать, куда именно
выходишь с аквалангом. Незаменимое устройство для прогулок в Красном море или на
Большом барьерном рифе.
    Сейчас, впрочем, за бортом не видно было ничего, кроме слегка светящейся
бурой мути. Осенние штормы подняли со дна тучи ила, перемешанного с прибрежным
песком и мусором. Плыть придется исключительно по компасу.
    Пока он застегивал на груди замки акваланга и проверял зарядку батарей
подводного скутера-буксировщика, в динамике зазвучал голос Андрея.
    - Ты как там, готов? "Валгалла" разгоняется. Еще минут пять, и я дам полный
ход. Успеваешь, или потянуть время?
    - Успеваю, - ответил Сашка. - Почти. Потяни на всякий случай еще минут
столько же...
    - О'кей! Значит, через десять ровно. Новиков помолчал, будто не зная, что
сказать еще. И вправду. По делу все давно обговорено, однако и оборвать разговор
просто так вроде бы и неудобно. Спросить, не передумал ли в последний момент -
смешно. Пожелать удачи или посоветовать беречь себя - банально.
    - Смотри, в общем, там, - Андрей словно бы вздохнул, давая понять, что
по-прежнему не в восторге от Сашкиной затеи. - Устроишься - свяжись со мной по
закрытому каналу. Как, где и что. Может, быстренько управишься, и перескочишь ко
мне...
    - Да уж. Ты сам води ушами, а то поймаешь шальной снаряд не в шутку, а
натурально.
    - Типун тебе... Ну, пошел, что ли?
    - Пошел. Не забудь шлюз сразу же продуть...
    - Да уж как-нибудь...
    Шульгин задвинул над головой герметическую крышку, и через несколько секунд
шлюзовая камера заполнилась водой.
    "Как на подводной лодке "Пионер". - Сашке неожиданно вспомнилась любимая в
детстве "Тайна двух океанов".
    Створки дна раскрылись, как бомболюк самолета. Шульгин резко ушел на
глубину, чтобы не попасть под винты, краем глаза заметил, как быстро растаяла в
мути блестящая обшивкой из бериллевой бронзы подводная часть яхты, окруженные
вихрем пузырей кавитации винты.
    Уточнил по компасу направление и включил электромотор скутера.
    Подобно шпиону из приключенческих книжек 50-х годов, выбравшись на берег,
Шульгин разделся, привязал гидрокостюм и акваланг к скутеру, открыл клапан
балластной цистерны.
    Снаряжение он притопил в щели между скалами на пятиметровой примерно
глубине. Привалил сверху для надежности парой камней. Глядишь, еще и пригодится
когда...
    Впрочем, ерунда все это. И баллоны акваланга заправить в этом мире негде, и
аккумуляторы скутера через сутки-двое сядут полностью. Так что лежать имуществу
на дне до скончания веков...
    При себе он оставил только часы, компас и десантный нож. Голый (лишь в
шерстяных плавках) человек на голой земле, как любил говорить великий анархист
князь Кропоткин. Или Бакунин.
    Хорошо, что ненадолго, подумал Сашка. Слишком буквальное следование заветам
классиков его не увлекало. Погодка не совсем подходящая. Не на Таити, чай.
    Перед тем как скрыться в лесу, Шульгин невольно обернулся. От самой воды
громоздились тучи, подобных которым и видеть раньше не приходилось.
Многослойные, серо-сизые, продернутые вдобавок утомительной, какой-то больничной
желтизной и чернью. То плоские, то скрученные жгутами, похожими на струи дыма из
труб идущего полным ходом миноносца.
    Все это - этажей в десять-двенадцать, причем ни цвета, ни фактура не
смешивались друг с другом. Мрачноватое зрелище и тревожное своей необычностью. А
как завершающий штрих мастера - короткий мазок багрово-алым там, где
предположительно должен быть край заходящего как раз сейчас солнца.
    И уже не видно ни тонких мачт яхты, ни даже надстроек громадного парохода.
Ну да, они успели отмотать миль десять, если не больше.
    И теперь окончательно - каждый сам за себя. "Один бог за всех"...
    Если очень уж припрет, то, конечно, помощь друзей гарантирована. Но это
будет означать проигрыш, что Шульгина никоим образом не устраивало.
    Следовало торопиться, пока еще окончательно не стемнело.

    ...Бежать по узкой тропе, с обеих сторон стиснутой густым кустарником, было
легко. Почва песчано-щебенчатая, не раскисающая даже после многодневных дождей.
Только вот гроздья крупных, холодных и тяжелых капель, то и дело обрушивающихся
на голову и плечи с низко нависающих ветвей, удовольствия не доставляли.
    Если бы летом, в жару, тогда да, а сейчас явно неуместный натуризм.
    В приличном темпе Шульгин пробежал два с лишним километра, из них последние
пятьсот метров тропа круто пошла вверх и вывела на край глубокой балки, заросшей
неожиданно густым для этих мест лесом.
    Толстые, перекрученные древними природными катаклизмами стволы реликтовых
генуэзских сосен надежно скрывали укромную полянку, где у подножия
двухсотлетнего, наверное, дерева, кипел родник чистейшей минеральной, похожей на
боржоми воды.
    А рядом, под маскировочной сетью, скрывающей от маловероятных, но все же
возможных и в этом глухом месте посторонних взглядов, притаился
зеленовато-песочный "Додж 3/4".
    За рулем, в расслабленной позе, словно бы подремывая в ожидании хозяина,
сидел человек, удивительно похожий на Джо Кеннеди, слугу доктора Фергюссона из
романа Жюля Верна "Пять недель на воздушном шаре", как его описал автор и
изобразил художник Луганский.
    Истинный шотландец, лет тридцати от роду, невысокий, но крепкий, сильный,
как буйвол, и ловкий, как обезьяна, с открытым, честным и мужественным лицом,
смышленым взглядом. Откровенный, решительный и упрямый. Его внешность невольно
располагала к себе: потемневшее от загара лицо, живые карие глаза, смелость и
резкость движений, наконец, что-то доброе и честное во всем его облике.
    Именно такой слуга, знающий вкусы, угадывающий желания хозяина, неподкупный
и верный до смерти, должен сопровождать джентльмена славной викторианской эпохи
в его странствиях по миру.
    А если эпоха давно уже не викторианская, а совсем, совсем другая - тем
более. Сразу всем будет виден "человек из раньшенного времени", как говаривал
Шура Балаганов, а такие люди способны внушать скорее почтительное, пусть и
несколько жалостливое уважение, но отнюдь не подозрения и не неприязнь...
    - Вот и я, Джо, - сообщил Шульгин, разумеется, по-английски, стряхивая воду
с лица и волос, как будто биоробот мог не заметить его появления. - Полотенце,
одежду, и - согреться...
    Слуга, у которого от этих слов включилась его программа (до этого он
находился в режиме ожидания и охраны вверенного ему объекта), быстро, но не
торопливо встал, поклонился без подобострастия, позволил себе улыбнуться.
    - Рад вас видеть, сэр! Все благополучно? У меня тоже спокойно. Посторонних
здесь не появлялось. Извольте... - не теряя ни секунды, поскольку знал наизусть,
где и что у него хранится, извлек из чемодана в кузове большое махровое
полотенце. - Какой костюм прикажете?
    - Пока - тренировочный. И - поехали. В мой охотничий домик. Там и поужинаем...
    Джо кивнул, сноровисто свернул сеть, аккуратно, без ненужной лихости тронул
машину с места.
    ...Вот теперь все хорошо. Новая жизнь началась по-настоящему. Нет больше в
этом мире Александра Шульгина, есть путешествующий для собственного удовольствия
сэр Ричард Мэллони, которого неудержимая любовь к приключениям привела в самый
экзотический на сей момент уголок планеты.
    Посмотреть ему захотелось, знаете ли, что тут на самом деле происходит,
каким образом из осколка Великой империи образуется современное, динамичное,
похоже, смертельно опасное для "европейского равновесия" государство.
    Сами по себе европейские, равно как и мировые, проблемы сэра Ричарда
волновали мало, поскольку себя он считал существующим вне всяческой политики, но
вот очевидцем быть любил. Начиная со времен Англо-бурской и Испано-американской
войн. И очень надеялся к старости издать мемуары. Оставить, так сказать, свой
след на Земле.
    Кроме солидного счета в банке, особняка, заполненного раритетами и
охотничьими трофеями, и заготовленной заранее могильной плиты с продуманной
покойником эпитафией. Вроде той, что сочинил для себя Стивенсон.
    Более чем достойная цель жизни в это сумасшедшее время.
    Охотничий домик, небольшой, но уютный, сложенный из дикого местного камня,
на высоком цоколе, с мансардой под крутой, как у швейцарского шале, черепичной
крышей, малоприметно расположился на краю высокого обрыва.
    Со стороны узкой щебенчатой дороги дом и небольшой дворик надежно скрывали
кривые стволы крымского карагача и колючий кустарник.
    Шульгин купил эту недвижимость весной, в подарок Анне, всегда мечтавшей
иметь нечто подобное в личной собственности, но даже приличного ремонта сделать
не успел. Да и выезжали они сюда с женой всего три раза, шашлыки пожарить, да
ночь провести "вдали от шума городского".
    Зато сейчас дом пригодился. В качестве запасной операционной базы.
    ...Под шиферным навесом небольшой, но жаркий костерок горел уверенно, без
дыма, по крыше и листьям деревьев шуршал явно надолго зарядивший, обложной
дождь. Шульгину нравился этот антураж, заходить в дом ему не хотелось.
    На сколоченном из толстых буковых плах столе Джо сервировал холодный ужин,
откупорил бутылочку бренди, приготовил кофе и любимую хозяином после ужина
сигару, после чего удалился обратно в машину.
    Хорошо.
    Тишина, нарушаемая лишь естественными в ночном лесу звуками, нежная отварная
телятина с острым соусом "кэрри", ароматный сыр, жестяная коробочка маринованных
трепангов, в меру поджаренные тосты.
    И можно не спеша размышлять. Так, как положено джентльмену в "предлагаемых
обстоятельствах".
    Планы? А никаких специальных планов у путешественника и нет. Ближайшая цель
достигнута. Каким образом? Ну, скажем, на этом самом автомобиле. Своим ходом он
добрался в Крым из Баку, куда, в свою очередь, приплыл пароходом из Энзели, а
туда - верблюжьим караваном из Абадана через Тегеран.
    Все необходимые отметки в паспорте имеются, как и несколько рекомендательных
писем - от Королевского географического общества, от русских, еще царских
консулов в Индии и Персии. Очень похожие на настоящие, не придерешься.
    Да вообще-то в нынешней Югороссии кому какое дело до богатого
путешественника-иностранца, исколесившего полмира и вот добравшегося и сюда. К
примеру, желает он ознакомиться с достопримечательностями Севастополя, при осаде
которого дедушка нашего героя в 1855 году потерял ногу.
    Или руку?
    Нет, лучше все-таки ногу, поскольку старый сэр Роберт был страстным
охотником, каковую страсть привил и любимому внуку, и продолжал стрелять тигров
уже со слоновьего загривка, вплоть до безвременной кончины в возрасте
восьмидесяти шести лет.
    А посетив "места боевой славы", сэр Ричард отправится далее, тем же
автомобилем или поездом, как ему будет благоугодно. Ни в средствах, ни во
времени он, слава богу, не стеснен.
    Еще Шульгин думал о том, что такой сюжет жизни куда предпочтительнее любого
другого, и, возможно, все предыдущие события оказались необходимыми и возможными
как раз для того, чтобы позволить московскому мальчишке послевоенных лет,
страстному любителю определенного сорта книг и трофейных приключенческих фильмов
вроде "Тарзана" и "Королевских пиратов", осуществить свою истинную мечту.
    Побыв предварительно врачом, цирковым артистом, соратником форзейлей и
противником аггров, белогвардейским генералом и кандидатом в Держатели Мира.
    Именно для того, чтобы превратиться в конце концов в некую инкарнацию лорда
Джона Рокстона, аристократа-плейбоя (хотя и нет пока в этом мире такого
термина).
    Хорошо бы...
    Жаль только, что предстоит еще слишком много трудов, чтобы сделать нынешний
мир вполне соответствующим означенной жизненной установке.
    А посему, в ожидании дальнейшего - невредно и поспать, но предварительно...
    Шульгин докурил действительно великолепную сигару, солидный запас которых
его теперешний "альтер эго" всегда возил с собой, поскольку откуда взяться
настоящей "Короне" или "Упманну" в варварских странах, где приходится
странствовать?
    - Джо! - окликнул он слугу. - Открой наш пятый чемодан, и приступим,
пожалуй.

    ...Светский человек, тем более англосакс, должен путешествовать с комфортом.
Иметь меньше пяти громадных, твердой кожи, окованных медными полосами кофров с
надежными замками ему просто неприлично.
    Ибо, где бы он ни оказался, кроме походного снаряжения, необходимо иметь и
несколько выходных костюмов, и смокинг, соответствующие комплекты обуви, пару
дюжин сорочек, манишек, крахмальных воротничков и манжет и так далее, и так
далее.
    Именно столько чемоданов и было погружено в кузов вездехода, прикрытый
брезентовым тентом.
    Один - с вышеназванными предметами роскоши.
    Второй - с суровыми походными и охотничьими доспехами.
    Третий, самый тяжелый - с оружием и боеприпасами.
    Четвертый - с предметами личной гигиены.
    И, наконец, пятый был загружен всевозможными "спецсредствами", необходимыми
в нелегкой и малопредсказуемой жизни международного авантюриста.
    Шульгин поднялся на крыльцо, вошел в холл с закопченным камином, разделся до
пояса и уселся на широкую тахту.
    Слуга включил электрический аккумуляторный фонарь, подвесил его на кованый
крюк, торчавший из стены, откинул крышку чемодана, который сразу превратился в
подобие лабораторного шкафа с выдвижными полками, сплошь уставленными
пузырьками, фарфоровыми, пластмассовыми и стеклянными баночками, ступками и
пестиками для растирания мазей, футлярами со всевозможными инструментами
странного для непосвященных назначения.
    Но слуга к "непосвященным" не относился. В данный момент включилась
программа, согласно которой робот становился не меньше как магистром фармации,
гримером, косметологом и средневековым алхимиком одновременно.
    Не прошло и получаса, как Шульгин, предварительно подстриженный и побритый в
соответствии с легендой, лежал на спине, с головой, обмотанной подобием тюрбана,
лицом, облепленным остро и пряно пахнущими салфетками, торсом и руками,
натертыми пощипывающей кожу мазью.
    - Теперь постарайтесь заснуть, сэр. Процедура займет не меньше трех часов. А
потом продолжим...
    Заснуть Шульгин и сам был не прочь, сутки выдались нелегкие, а если не
получается? Едва шевеля губами, он пробормотал:
    - Если бы ты мне хоть через трубочку граммов сто бренди сюда подал, я бы
тебя послушался.
    - Как прикажете, сэр.
    "Тоже вот привычка, - думал Шульгин, медленно цедя жгуче-терпкий напиток
через пластиковую соломинку. - Добро бы я действительно напивался, как
нормальные мужики, а то ведь нет. Сколько ни пей, а голова практически ясная, ни
забыться, ни "стать другим человеком" не получается.
    Так что - процесс ради процесса. Приятен сам момент, те две-три минуты,
когда ощущаешь вкус, букет, можно сказать, и по пищеводу потекло, и самый первый
толчок в мозгу - достало, значит. А дальше уже лишнее...
    Пьешь скорее по привычке или от наивной надежды, что каждый следующий глоток
будет как первый... - в который уже раз Сашке, начиная с молодых еще лет
приходилось отвечать самому себе на вопрос: "Для чего же ты, братец, все пьешь и
пьешь, не пора ли остановиться?" И каждый раз он отвечал по-разному, но
сводилось все к простейшей формуле: "А вот нравится, и все".
    Потом уже начинались дополнительные толкования, ничего принципиально не
меняющие.
    И если раньше, в первой, нормальной, так сказать, жизни, он еще задумывался
подчас о возможном вреде для здоровья, то после появления браслета-гомеостата
вопрос отпал сам собой. Пей хоть непрерывно круглые сутки, через два-три часа в
организме не оставалось ни молекулы спирта, не говоря о полном отсутствии каких
бы то ни было следов его действия. Мечта алкоголика...
    Но пока что медленно, тщательно потребляемый напиток свое действие оказывал.
    Как там у Ремарка? "Алкоголь ценен прежде всего тем, что превращает тоску
обыкновенную в тоску сладкую, и человек переполняется десятикратно усиленным
ощущением самого себя..."
    Оснований тосковать у Сашки пока что не было, скорее наоборот, а вот на
ощущение самого себя тянуло непреодолимо. Тем более что только теперь выдался
по-настоящему подходящий момент разобраться, какого именно черта он делает здесь
и сейчас?
    С Андреем, с тем все понятно. Он действительно безумно устал, вольно и
одновременно невольно взвалив на себя "всю тяжесть мира". Со своей, иногда
избыточной, честностью и слегка превратно усвоенным лозунгом "шестидесятников":
"Я отвечаю за все!"
    Он вообразил, что это действительно так, и со всеми благоприобретенными и
полученными извне силами бросился воплощать его в жизнь.
    Почти все, что Новиков хотел и представлял, у него получилось. В
соответствии с начертанным на родовом гербе девизом: "Vouloir s'est pouvoir!"*
Но - надорвался и теперь действительно не мечтает ни о чем кроме отдыха.
    Чтобы потом вернуться "на фронт". Отпуск по ранению, если угодно.
    А ты сам, Александр Иванович Шульгин? Ведь признайся хотя бы себе, для тебя
ведь это действительно в огромной мере не более, чем игра?
    Увлекательная, опасная, даже смертельно опасная моментами, но все же игра.
Как альпинизм, как прыжки с парашютом, как охота на медведя с рогатиной,
наконец.
    Не последний шанс добыть пропитание для себя и семьи, а очередной способ
взять дозу адреналинчика, а потом гордиться перед собой, перед женщинами, перед
такими же отчаюгами, всегда готовыми поставить на кон голову против "зубочистки
в бисерном футляре, данной нам в сувенир"...
    Нет, они с Новиковым все обсудили вдвоем достаточно подробно. Еще тогда, в
эйфорические дни победы на Босфоре и в Дарданеллах.
    Заговор?
    Ну, если угодно.
    Против ближайших друзей?
    Вот уж нет. Скорее ради их блага. Пусть они тоже поживут спокойно. В полном
соответствии с желаниями и наклонностями каждого.
    Не мешать, не навязывать собственные цели в качестве общих и обязательных к
исполнению.
    А главное - вывести их из-под удара, который рано или поздно последует. Не
со стороны Англии или полумифической, хотя и вполне дееспособной организации,
пресловутой "Системы". Там ребята