тут же возразил Шульгин. - Где  это
они красивше видели?
     - Все правильно, - поддержал  Андрея  Левашов.  -  Наше  дело  решать
проблемы, а им "Санни сайд оф лайф"...
     Берестин молчал и ковырял гаснущие  угли  острием  шампура.  Новикову
стало неловко. Черт его знает, не одно, так другое.
     В обратный путь тронулись, когда небо над  океаном  начало  светлеть.
Гроза так и не собралась разразиться.
     Чуть приотстав от основной группы, Шульгин спросил Сильвию:
     - И как тебе наша компашка?
     - Трудно ответить сразу. Ты же  понимаешь  -  мне  нужно  привыкнуть.
Раньше у меня было несколько иное общество...
     Шульгин, по своей  российской  наивности,  предполагал,  что  Сильвия
станет рассыпаться в комплиментах и поведает о том, как она счастлива быть
принятой в столь приятной компании; он просто не принял во внимание, что в
отличие  от  Ирины,  изначально  запрограммированной  на  роль   советской
студентки и оттого легко и естественно вошедшей в их круг, Сильвия прожила
жизнь природной английской аристократки. Она  тоже  поняла,  что  обманула
Сашкины ожидания.
     - Но вот я наблюдала за вами всю ночь и абсолютно  не  могла  понять,
как вы - такие, какие есть - смогли все это сделать?  И  в  Москве,  и  на
Таорэре, и...
     - И с тобой, - мстительно продолжил Шульгин.
     - Да, и со мной тоже, - легко согласилась она.
     - Что же ты, столько лет прожила в Англии и даже про Джеймса Бонда не
смотрела? Он как раз англичанин и работал ничуть не хуже нас...
     - О чем ты говоришь... Саша? - его имя  она  произнесла  с  заминкой,
словно ей трудно было окончательно  перейти  на  русский  язык  и  русскую
манеру обращения.  -  Кто  же  всерьез  воспринимает  эту  бульварщину?  Я
привыкла общаться на ином уровне и исходить из совсем других критериев.  А
когда партнер, которого ты считаешь серьезным, начинает себя вести...  как
персонаж комикса...
     Шульгин рассмеялся самодовольно.
     - На это мы  как  раз  и  рассчитывали.  А  брак  по  расчету  бывает
счастливым, когда  расчет  правильный...  Ладно.  Привыкнешь,  как  другие
привыкли. Ты тут, кстати, не одна  такая  аристократка,  есть  и  покруче.
Причем настоящие, прямая линия аж с одиннадцатого века. Лучше вот что  мне
разъясни, раз к слову пришлось. Для чего вы с Джорджем  именно  такое  для
меня испытание выбрали, ну с тем,  с  наркомом?  Я  же  для  вас  все-таки
новозеландцем выглядел, и  вы  сами,  со  своими  британскими  привычками,
как-то, на мой взгляд, далековаты от сталинских  штучек.  Я  об  этом  все
время думаю.
     - Ничего странного. Новозеландец из тебя и вправду получился довольно
убедительный, только  мы-то  сразу  знали,  что  ты  русский.  Пусть  даже
"пришелец", однако с базовой подготовкой русского. Стоило тебе  появиться,
и я через минуту тебя идентифицировала. Мы  даже  сумели  определить  твое
подлинное имя... Жаль, что не имели  информации  об  эксперименте  Базы  с
Новиковым и Берестиным. Если бы знали, выбрали что-то другое. А так... Сам
по себе замысел был безупречен: ты подселяешься в уже измученного  страхом
человека, плюс шок от переноса матрицы, тут же арест,  тюрьма  -  а  этого
человека отвезли не на Лубянку, а  сразу  в  Сухановскую,  и  почти  месяц
непрерывно и жестоко пытали... Ты должен был сломаться...
     И Шульгин с запоздалым страхом  подумал,  что  ведь  действительно...
Откуда он знает, что стало бы с ним после  месяца  костоломных  упражнений
ежовских специалистов? На лихую эскападу он способен, на хороший техничный
мордобой, на  красивую  смерть  при  свидетелях,  в  конце  концов,  но  к
сталинским застенкам он себя не готовил. Зато...  Зато  подтвердилась  еще
одна теория, выработанная им умозрительно, а  сейчас  получившая  проверку
практикой. Точно как учили классики. Если бы он помедлил, решил подождать,
что дальше будет, опомнился бы только там, откуда и при  его  способностях
не убежишь. И, значит, все верно - сначала бей, потом думай...
     - Ты так спокойно мне повествуешь... - он заглянул в лицо  совершенно
нормальной на вид, милой и привлекательной молодой женщине.
     - Я говорю тебе о том, что планировала руководимая мной резидентура в
отношении  неизвестного,  внедряющегося  в  нее  с  заведомо   враждебными
намерениями. А не  я  -  нынешняя  Сильвия  -  собиралась  мучить  тебя  -
нынешнего Сашу... Для тебя есть разница? И еще заметь, ты по отношению  ко
мне  тоже  вел  себя  не  слишком  по-джентльменски...  Впрочем,  в  своем
теперешнем положении я ни на что не могу претендовать,  победитель  всегда
прав.
     Шульгин не совсем понял, означают ли  ее  слова  истинную  покорность
судьбе или имеет  место  в  лучшем  случае  кокетство.  Но  возмутился  он
искренне.
     - Вот этого не надо! У нас так не принято. Если ты с нами... со  мной
дальше быть собираешься, про то, что было - забудь. То есть никто  зла  не
таит и никаких больше счетов. Сумеем по-настоящему подружиться хорошо. Нет
- устраивайся по своему разумению.
     -  Извини.  Если  ты  действительно  так  думаешь  и  чувствуешь,   я
постараюсь...
     В предрассветных сумерках Шульгин вновь посмотрел ей в  лицо.  Может,
дело в сероватом рассеянном свете, но ему показалось, будто  выражало  оно
сейчас чисто русский бабий фатализм. Тех еще, естественно,  времен.  Когда
просватали за впервые увиденного мужика и делать нечего,  остается  только
надежда, что, может, сильно бить не будет, а то и приласкает при случае...
     Подчиняясь аналогичному, генетическому чувству, он слегка приобнял ее
за плечи и тут  же  отпустил,  чтобы  не  подумала,  будто  он,  пользуясь
случаем, предъявляет на нее свои  права.  После  той  лондонской  ночи  он
прикасался к ней впервые.
     И не желая выглядеть сентиментальным, снова вернулся  к  прежнему.  К
тому, что его волновало, несмотря на некоторую уже привычку.
     -  Ну  а  на  самом  деле,  что  это  было?  Фантоматика,  наведенная
галлюцинация или все же реальность?
     - Что ты имеешь в виду? Ах, это... Даже не знаю, как  тебе  ответить.
Для наркома совершеннейшая реальность. Он существовал на самом деле и  был
расстрелян. Убежать ему, естественно, не удалось.  Да  и  не  приходило  в
голову. С момента наложения на  его  мозг  твоей  матрицы  возникла  новая
реальность...
     Шульгин уже неоднократно обсуждал с друзьями временные  парадоксы,  в
которые им довелось попадать, но в отличие от Левашова или Новикова, Сашка
даже не делал вида, будто что-то понимает. Он  просто  выслушивал  те  или
иные доводы, согласно кивал, с умным видом говорил  что-то,  но  рано  или
поздно произносил одну и ту же ритуальную фразу: "Ну, про пар мне,  барин,
все ясно. Теперь только скажи, куды здесь лошадь запрягать?"
     - Значит, все-таки те чекисты были настоящими людьми?
     -  Нет,  это  удивительно!  У  вас,  русских,  мозги  совершенно   по
Достоевскому устроены. В каком-то смысле они, безусловно, были настоящими.
Но, с другой точки зрения, как можно беспокоиться о судьбе людей,  которые
умерли задолго до твоего рождения? В данной реальности ты,  в  собственном
физическом облике, никого не убивал. А за поступки не существующего  здесь
и сейчас человека, телом которого ты якобы управлял,  отвечаешь  никак  не
больше, чем драматург или актер.
     Явно пришло время Шульгину опять вспомнить про паровоз и лошадь.  Тем
более что не волновала его  мифическая  вина,  а  именно  хотелось  понять
соотношение вымысла,  реальности  подлинной  и,  так  сказать,  реальности
второго порядка.
     Они постепенно так отстали от компании, что уже  и  голоса  стали  не
слышны. И вполне можно было сменить пластинку,  начать,  как  подсказывала
обстановка, закреплять успех на любовном фронте, тем  более  что  Сильвия,
похоже,  ждала  после  первого  робкого  прикосновения  более  решительных
действий. Но Шульгин решил раз и навсегда покончить  с  прошлым,  выяснить
все, что пока оставалось непонятным, и более к этому уже не  возвращаться.
Чтобы завтра, то есть сегодня, после восхода солнца, общаться  с  Сильвией
"с чистого листа".
     И очень уж отчетливо запечатлелась в памяти картина: несущаяся сквозь
ночь машина, два нагана в  карманах  кожаного  пальто,  "ТТ"  под  ремнем,
перепуганная женщина и двое детей за спиной, которых он обязан  спасти,  и
не поймешь, чья своя собственная, или теперь  уже  наркомовская  решимость
прорваться, с боем или без, умереть, если придется, но никогда  больше  не
позволить тем, от сержантов с малиновыми  петлицами  до  усатого  Хозяина,
распоряжаться его судьбой...
     - Зачем только вы меня выдернули оттуда? Как он там  один,  сумеет  -
или снова лапки кверху?
     -  Как  ты  понимаешь,  в  наши  планы  не  входило  развлекать  тебя
вестернами "а ля рюсс". И  так  вместо  запланированного  шока  получилось
нечто противоположное. А твой нарком... Если  очень  хочешь,  верните  мне
универблок, и попробуем посмотреть, чем дело кончилось.
     Такого предложения Шульгин не  ожидал  и  вместе  с  острым  желанием
действительно  вернуться  и  доиграть  партию  до   конца   ощутил   вновь
проснувшееся недоверие. Верни ей блок, а  она?  Впрочем,  как-нибудь,  под
строгим контролем Ирины...
     - Канэшно, хочу... - ответил он словами грузина из анекдота и  поймал
удивленный взгляд Сильвии. - Попробуем, когда время будет, -  уточнил  он,
подумав, что вот и опять ситуация поразительным образом повторилась. Тогда
Андрей с Алексеем оставили  своих  персонажей  в  машине  в  самый  острый
момент, вот и он тоже. Не зря  сказал  однажды  Воронцов:  "И  обязательно
приезжаешь на станцию. Как правило - с буфетом".
     Словно не подлинную жизнь они  живут,  со  свободой  воли  и  прочими
неотчуждаемыми правами, а возятся с кубиками, которые,  как  ни  верти,  а
ничего, кроме того, что на них нарисовано, не сложишь.
     - И последний теперь уже вопрос, - извиняющимся тоном  сказал  он.  -
Замучил я тебя, да вон уже и ворота  показались.  Раз  вы  убедились,  что
испугать меня не вышло, зачем была еще и та ассирийская хохмочка?
     - Наверное, потому, что  мы  тоже  действовали  в  условиях  стресса.
Кардинально менять планы было просто некогда. Увидели,  что  ты  вышел  из
положения, да  еще  так,  что  твоя  самоуверенность  должна  была  только
возрасти, и сразу включили следующую программу, которая была  под  руками,
подготовленная   для   другого   случая.   Ты   считаешь   себя   сильным,
героем-одиночкой, которому  вся  тайная  полиция  нипочем,  так  как  тебе
понравится в теле  прокаженного  калеки?  Мы  тебе  снизили  напряженность
матрицы, чтоб не мог пользоваться его памятью, и собирались подержать  там
подольше, чтобы выветрились воспоминания о собственном героизме.  И  снова
недодумали - надо было лишить и двигательных функций тоже...
     Шульгин  предпочел  не  заметить  прозвучавшей  в  ее  голосе   нотки
сожаления. Отнес на счет вполне естественного  профессионального  чувства,
уязвленного проигрышем, и кому - дилетанту и самозванцу.
     Но все же и просто так оставить провоцирующей реплики не смог.
     - Если бы покойник с бубей зашел, еще хуже было бы...
     - Извини?..
     - Да нет, это я  так,  присловье  у  нас  такое.  В  преф  научишься,
поймешь, не все в бриджи да гольфы играть. Ладно, проехали...
     Тем более что они уже вышли к мосту,  на  другом  конце  которого  их
поджидал  Новиков.  Не  решился  уйти,  оставив  их  двоих  за   пределами
охраняемой территории.



                                    6

     В глубокой, скрытой между крутыми прибрежными холмами  бухте,  откуда
Замок был не виден из-за густо покрывавшего вершины холмов леса,  Воронцов
разместил то, что шутливо  называл  своей  военно-морской  базой.  "Первая
советская база на американской территории", обычно добавлял он.
     Дороги к ней не было, только причудливо петляющая по распадкам тропа,
позволяющая, впрочем, добираться  до  базы  не  только  верхом,  но  и  на
маленьком вертком "виллисе" времен второй мировой войны. А большего  и  не
требовалось, грузы доставлялись сюда иным способом.
     От обширной забетонированной  площадки  и  почти  до  середины  бухты
протянулся совсем недавно изготовленный волнолом, а к  нему  левым  бортом
был пришвартован сверкающий белой эмалью бортов  и  надстроек  трехтрубный
пароход, настолько же неестественный среди здешнего первозданного пейзажа,
как древнеримская трирема в,  допустим,  Североморске,  рядом  с  атомными
субмаринами.
     Но оттого же  он  был  особенно  хорош,  и,  вывернув  из  последнего
поворота, Воронцов всегда останавливал  "джип"  и  несколько  минут  молча
наслаждался прекрасным зрелищем.
     Он теперь постоянно испытывал чувства автолюбителя,  долго  и  тщетно
мечтавшего о собственном "Запорожце" и вдруг получившего  право  бесплатно
выбрать любую машину на всемирном автосалоне, да  еще  и  с  каким  угодно
дополнительным оборудованием. Не веря своему счастью, он готов был  часами
созерцать и  ощупывать  этот  подарок  судьбы,  вникать  в  конструкции  и
постигать назначение невиданных  приборов,  наслаждаться  запахами  свежей
краски и кожи сидений, с трепетом и  чувством  подавляющего  превосходства
перед владельцами  заурядных  "троек",  "шестерок"  и  прочих  "москвичей"
готовиться к первому выезду в город... Ну  а  поскольку  предмет  обожания
Воронцова своими габаритами и параметрами в сотни  раз  превосходил  самый
большой на свете автомобиль, то и процесс наслаждения тоже...
     И это несмотря на то, что сам  он  был  и  генеральным  конструктором
корабля, и заказчиком оказавшегося у него чуда техники. Но ведь одно  дело
- вообразить и даже набросать на дисплее эскиз, и совсем другое -  увидеть
свою  мечту  воплощенной  в  металле  и  иных  материалах,  с  применением
последних достижений инопланетной техники.
     Пребывая  в  состоянии  почти  постоянного  радостного   возбуждения,
Воронцов, словно в первые лейтенантские годы, с утра до вечера мотался  по
судну от фор- до ахтерштевня,  от  киля  до  клотиков,  проникал  в  самые
дальние закоулки трюмов, отсеков и коффердамов, вникал в  тонкости  работы
всевозможной механики и автоматики, только вместо замусоленных чертежей  и
инструкций имел  при  себе  плоский  компьютерный  блок,  предупредительно
выдававший на экран ответ на любой практический  вопрос,  вплоть  до  шага
резьбы  каждого  болта  или  назначения  третьего   слева   пакетника   на
распределительном щите в отсеке номер шесть на четвертой палубе... И  хоть
значительную часть забот, связанных с корабельной электроникой, принял  на
себя Левашов, вопросы  снабжения  припасами,  необходимыми  на  неизвестно
сколько лет автономного существования, легли по преимуществу на  Берестина
с Шульгиным, а женская часть экипажа под  руководством  Натальи  Андреевны
занималась интерьерами жилых помещений, все равно Воронцов,  как  истинный
капитан, считал своим долгом и приятной  обязанностью  вникать  во  все  и
находиться в нескольких местах одновременно.
     Иногда он поднимался  в  свою  каюту,  отдыхал  пару  часов,  наскоро
перекусывал в буфетной и вновь окунался в бесчисленные заботы. И  дело  не
только в том, что впервые за  пятнадцать  лет  службы  он  стал,  наконец,
полным и безраздельным хозяином корабля, и не какого-то там тральщика  или
сухогруза, а прекрасного, совершеннейшего лайнера в  двадцать  пять  тысяч
тонн водоизмещением и со скоростью до сорока узлов, с таким  навигационным
оборудованием, что словами передать невозможно!
     Воронцов спешил. Из всех туманных и уклончивых слов Антона он  сделал
для себя главный вывод  -  надо  как  можно  скорее  подготовить  судно  к
плаванию. Словно бы война надвигается, вот-вот разразится, а  столько  еще
не сделано, и упаси бог оказаться в "час Ч"  с  полуразобранными  машинами
или без боезапаса на борту...
     Но как он все же красив! Внешне напоминая прославленную "Мавританию",
пароход имел три трубы вместо четырех, и не такие огромные, а соразмерные.
В надстройках тоже чувствовалось неуловимое влияние  последних  достижений
корабельной архитектуры,  форштевень  получил  легкий  клиперский  наклон,
обводы корпуса тоже стали  элегантней  и  рациональней.  И  главное,  чего
стремился добиться Воронцов -  чтобы  судно  выглядело  естественно  и  не
вызывало ненужных вопросов в любом году двадцатого века.  Начинку  корпуса
он не собирался показывать никому из посторонних, а при взгляде извне  все
было совершенно. Включая устройство, имитирующее густой дым из труб - если
доведется попасть во времена угольных пароходов.
     Имелось и бортовое вооружение. Вполне  достаточное,  чтобы  отбиться,
конечно, не от современной авианесущей эскадры,  но  от  парочки  линейных
крейсеров году так в шестнадцатом... Да и в сорок третьем тоже.
     ...Воронцов снова включил мотор и медленно скатился прямо к парадному
трапу. Встретил его  вахтенный  биоробот  и  доложил,  как  положено.  Для
поддержания дисциплины Дмитрий сделал ему замечание  за  слабо  подтянутый
ремень и не слишком надраенные  ботинки  и  взбежал  на  мостик.  Нет,  не
обманул Антон, парни  получились  хоть  куда.  Сейчас  и  он  сам,  и  все
остальные пообвыклись, научились пользоваться их  возможностями  в  полном
объеме, а поначалу было немного странно. Особенно женщины смущались  в  их
присутствии. А теперь присмотрелись - и ничего.
     Нормальные моряки. Знающие, дисциплинированные,  сообразительные.  До
предела универсальные. Прикажешь -  и  за  пивом  в  буфетную  сбегает,  и
паровую турбину разберет и соберет. Не в  одиночку,  конечно,  детали  там
есть тяжелые, но вчетвером - свободно,  и  без  всяких  подъемных  кранов.
Воронцов еще раздумывал - а не заказать ли некоторое количество  роботесс,
женского, то есть, облика, на роль горничных и тому подобное,  потому  что
не  в  каждом  случае  матрос-вестовой  может  девушкам  услужить.  Но   к
окончательному решению он пока не пришел, были у него некоторые сомнения.
     А вот первая встреча с роботом получилась забавная.
     Работу Антон предъявил с хорошо рассчитанным  эффектом.  Такие  шутки
вообще в его вкусе, вспомнить хоть внезапное появление Наташи...
     Проснувшись ранним-ранним  утром,  Воронцов  вышел  по  персональному
капитанскому трапу из каюты прямо на ходовой  мостик,  полюбовался  сквозь
мелкий моросящий  дождь  на  бухту  и  проступающие  сквозь  туман  сопки,
опустился на шлюпочную палубу и вдруг увидел у борта фигуру в белой  форме
и фуражке-мичманке. Никого из своих быть здесь не могло.
     Воронцов  еще  не   сообразил,   как   отреагировать   на   появление
постороннего на борту, а тот уже его заметил и с места взял крупную  рысь.
Остановился в четырех шагах, вскинул к козырьку руку.
     - Так что разрешите доложить,  господин  капитан,  на  вверенном  вам
судне все в полном порядке. Происшествий нет! - и добавил несколько не  по
уставу, но почтительно: - Доброго вам утречка...
     Неизвестный  выглядел  колоритно.  Здоровенный,  на  полголовы   выше
Воронцова, на плечах штангиста  -  контрпогончики  старшего  унтер-офицера
царского  флота,  поперек  необъятной  груди  цепочка  боцманской   дудки,
грубоватая, но не лишенная добродушия (так  и  хочется  сказать  -  морда)
физиономия,  загорелая  и   обветренная,   закрученные   молодецкие   усы,
татуировка - якорь на тыльной стороне ладони.
     - Дозвольте напомнить, вашескобродие, через пятнадцать минут побудка,
так что какие будут приказания?
     Прямо из "Капитального ремонта" персонаж.
     - Да ты кто такой? Откуда здесь?
     На лице унтера отразились недоумение и обида.
     - Осмелюсь доложить, вашескобродие, старший боцман Иванов. Прибыл  из
Первого  гвардейского  флотского  экипажа,  назначен  на  должность  вашим
приказом... - Иванов мучительно пытался понять, шутят их  высокоблагородие
или здесь какая-то новая командирская причуда?
     А Воронцов на