прос звучит несколько двусмысленно. Боюсь, что придется  ответить
- нет. В любом смысле. Мы  были  всего  лишь  достаточно  хорошо  знакомы.
Признаюсь - во многом я брал с него пример. Я люблю викторианскую  Англию,
а он как раз был словно ее живым воплощением,  причем  ему  удавалось  при
этом не выглядеть анахронизмом. Иногда я выполнял кое-какие его просьбы. И
он мне тоже помогал при случае. Незадолго  до  своей  смерти  он  выглядел
встревоженным, словно его постоянно терзали мрачные мысли и  предчувствия.
Я кое-что подозревал, не скрою. Род его занятий наводил подчас на странные
мысли... А за неделю, кажется, до смерти, он назвал мне ваше имя, адрес  и
попросил сообщить вам, если с ним случится нечто... неожиданное.  И,  если
мне потребуется, я могу рассчитывать на вашу помощь...
     - Как он умер? - резко спросила Сильвия.
     - Автомобильная катастрофа. Довольно нелепо, но даже в Новой Зеландии
такие вещи иногда случаются. Его "Роллс-Ройс" - он любил  иногда  выезжать
на "Роллс-Ройсе" - потерял управление и столкнулся со встречным трейлером.
Погибли и он, и его шофер.
     - Когда это случилось?
     - Скоро будет месяц. 17 июля. Завещания он не  оставил.  Похоронен  в
Веллингтоне. Координаты могилы у меня есть...
     Сильвия  с  минуту  сидела  молча,  перебирая  сплетенными  в   замок
пальцами.
     "Даже не пытается остаться в образе... - подумал Шульгин. Только  что
ведь говорила, что едва помнит этого Говарда..."
     - Ну что же, - словно отвечая на его мысль,  сказала  женщина.  -  Не
буду скрывать, сэр Говард был моим хорошим другом, хотя мы с ним  довольно
давно не встречались. Я огорчена  этой  нелепой  смертью  и,  надеюсь,  вы
понимаете, хотела бы услышать о его последних днях как  можно  больше.  Не
скрывайте - он говорил вам обо мне что-нибудь, кроме имени и адреса?
     Шульгин подавил в себе желание блеснуть информированностью  и  подать
кое-что  известное  от  Антона  как  слова  покойника,   но   благоразумно
сдержался.
     - Сожалею, но не могу  удовлетворить  ваш  вполне  понятный  интерес.
Ничего, кроме уже сказанного, я от него не слышал.  Но  упоминая  вас,  он
говорил с большим... как бы это лучше назвать - уважением или, может быть,
даже почтением. В любом случае я понял, что он был более чем  прав.  Мы  с
вами знакомы едва полчаса, а я уже готов благодарить судьбу, что позволила
мне увидеть вас. Пусть и по такому... печальному поводу. Впрочем,  что  мы
знаем о судьбе и используемых ею методах?
     После многозначительного  пассажа  Шульгин  слегка  пригорюнился,  не
прекращая, впрочем, деликатно скользить глазами по ее ногам, от  щиколоток
до обреза платья и обратно. В глаза же смотреть избегал.
     - Выпьете что-нибудь? - спросила Сильвия, прерывая паузу.
     Умение использовать паузы для воздействия на партнера Шульгин перенял
у Новикова и значительно  усовершенствовал  применительно  к  собственному
характеру и манерам.
     - С удовольствием. У меня был трудный день...
     Присутствия слуг в даме не ощущалось. Может, вообще, а может,  именно
сейчас, и Сильвия  сама  прикатила  столик  с  напитками  и  символической
закуской.
     Подумав, Шульгин  выбрал  "Джонни  Уокер",  причем  словно  невзначай
плеснул виски больше, чем полстакана.  Огорчился,  чуть  ли  не  попытался
вылить его  обратно,  потом,  как  бы  смирившись  с  неизбежным,  добавил
содовой, и добавлял так аккуратно,  что  сохранил  благородный  напиток  в
почти  исходной  концентрации.  Сильвия  ограничилась  небольшой   порцией
розового джина.
     - Так чем же ваш день был так труден? - спросила она,  когда  Шульгин
сделал два хороших глотка. Его манипуляции она, конечно, заметила,  только
вот какие выводы сделала? Он хотел,  чтобы  она  увидела  в  нем  человека
деликатного, застенчивого, сильно нервничающего, нуждающегося в  разрядке,
но беспокоящегося, как бы его не сочли алкоголиком.
     - Можно откровенно? Я опасался, что смерть сэра Говарда действительно
не случайна, что за мной могли следить, и по дороге  к  вашему  дому  меня
ждет ловушка...
     - Вот даже как? Интересно. И что же заставило вас так думать?
     Шульгин совсем засмущался. Он покусывал губу, вздыхал, не  зная,  как
подойти к столь щекотливому предмету.
     - Да вы не стесняйтесь, - подбодрила его Сильвия. -  Говорите  прямо.
Или,  если  вам  будет  проще  -  расскажите  сначала  о  себе.   Как   вы
познакомились, что вас объединяло, о чем  беседовали  и  о  всех  своих...
подозрениях тоже. Тогда нам легче будет разобраться и во всем остальном.
     Шульгин посмотрел на нее с сомнением. Впервые - прямо в глаза.  И  на
мгновение позволил своему взгляду стать достаточно жестким. Мол, не  такой
уж я простак, дорогая, и  еще  неизвестно,  стоит  ли  тебе  говорить  всю
правду. Гарантии-то где, что тебе самой можно полностью доверять?
     У них  с  Антоном  была  разработана  достаточно  подробная  легенда,
базирующаяся на подлинных фактах жизни и деятельности означенного  мистера
Грина, в меру достоверная и в то же время не настолько  конкретная,  чтобы
дать возможность поймать себя на противоречиях и  деталях.  Правда,  здесь
Шульгину пришлось полностью положиться на Антона, сам он,  разумеется,  не
располагал не только информацией о делах сэра Говарда и ему подобных, но и
о реальной жизни западного человека вообще. За исключением того, что можно
увидеть в кино или прочесть в переводных романах. Впрочем, навыки и  формы
поведения своего прототипа Шульгин получил вместе со знанием языка,  а  на
умение Антона моделировать личности можно было рассчитывать, имея  в  виду
хотя бы создание фантома Натальи Андреевны.
     Итак, согласившись с предложением Сильвии, Шульгин  достаточно  сжато
обрисовал картину своих деловых и личных отношений с  Грином,  начиная  от
случайного знакомства в Сиднее и до его печального конца. Эти полтора года
включали в себя встречи за карточным столом и на поле для гольфа, обеды  и
ужины в клубе, а  также  ряд  совместных  деловых  мероприятий,  принесших
Шульгину, то есть Ричарду Мэллони, не  только  чувство  удовлетворения  от
приобщения к новой привлекательной жизни, но и ощутимый финансовый успех.
     Но как раз эту сторону их взаимоотношений Шульгин постарался изложить
наименее внятно,  и  только  после  настоятельных,  с  нажимом  расспросов
Сильвии ему пришлось признать, что занимались они делами, чересчур глубоко
вторгавшимися в сферу не только налогового и  гражданского,  но  подчас  и
уголовного  права.  Еще  более  резко  поставив  вопрос,  Сильвия  узнала,
наконец, что, по мнению мистера Мэллони, занимался сэр Говард  в  основном
шантажом, противозаконным лоббизмом, контрабандой оружия и наркотиками...
     Когда слово было произнесено, Сильвия не только не ужаснулась, а даже
повеселела.
     - Что ж, как бы там ни было, сэр Говард в полной  мере  искупил  свою
вину, если она действительно была, а мертвый  человек  неподсуден  никому,
кроме господа... А вот лично вы в чем увидели для себя опасность, раз  так
поспешно покинули страну и, "рискуя оказаться в ловушке", появились здесь?
     - Я же сказал, что  почувствовал  вокруг  себя  не  слишком  приятную
атмосферу,  стал  замечать  каких-то   подозрительных   людей,   изменение
отношения со стороны лиц, ранее вполне лояльных, с которыми  имел  деловые
контакты. Это  трудно  объяснить  тому,  кто  сам  не  попадал  в  похожую
ситуацию, но знающий поймет и без слов.
     - Так, допустим.  Вам  показалось,  что  лица,  устранившие  Говарда,
обратили внимание на вас. Зачем, как вы считаете?
     - Но это же очевидно. Многим  известно,  что  я  был  его...  ну,  не
доверенным лицом в полном смысле, а достаточно близким  сотрудником.  Если
произошло нечто, повлекшее ликвидацию патрона, то по отношению  к  себе  я
мог ждать двух исходов -  или  некие  силы  сочтут  меня  также  достойным
устранения, или...
     - Что  -  "или"?  -  подалась  вперед  Сильвия,  фиксируя  взгляд  на
переносице Шульгина.
     - Или я попал в поле зрения полиции, которой стало  известно  о  роде
нашей деятельности...
     Сильвия с видимым облегчением  откинулась  в  кресле.  Очевидно,  она
ожидала услышать нечто иное, гораздо более неприятное для себя.
     - Даже если так... При чем тут я и для чего вы здесь?
     - Раз у нас пошел столь откровенный разговор, не буду скрывать,  меня
привела к вам забота о собственной  безопасности...  и  дальнейшей  жизни,
скажем так. Замечу, сэр Говард вполне определенно дал мне  понять,  что  с
вашей стороны я могу рассчитывать на помощь. Думаю, я сделал для вас, - он
подчеркнул  последнее  слово,  -   достаточно,   чтобы   ждать   достойной
компенсации за прошлое,  помощи  в  настоящем  и  надеяться  на  спокойное
будущее.
     Сильвия  рассмеялась,  на  взгляд  Шульгина  -  слишком   резко   для
элегантной женщины. Он вообще  с  какого-то  момента  их  разговора  начал
подмечать в ней черточки, портящие первоначальное впечатление.
     Если Ирина (он невольно постоянно их сравнивал, как  представительниц
одной  расы  и  профессии)  в   любой   обстановке   выглядела   неизменно
женственной, ровно благожелательной,  покоряла  своим  тонким  шармом,  то
Сильвия чем  дальше,  тем  больше  напоминала  ему  пресловутую  премьершу
Тэтчер. И вдобавок его нервировала направленность разговора. Он  никак  не
мог  перехватить  инициативу  и  подойти  к   моменту,   когда   следовало
использовать первую из  домашних  заготовок  дебюта.  Продолжая  шахматные
аналогии,  он  оказался  в  положении  гроссмейстера,  противник  которого
достаточно дурацкими ходами  уклоняется  от  общепринятых  у  специалистов
розыгрышей  и  создает  на   доске   утомительно-бессмысленную   ситуацию.
Поскольку  никак  не  удается  понять:  то  ли  партнер  дилетант   и   от
растерянности двигает фигуры просто так, то ли  имеет  чересчур  хитрый  и
далеко идущий замысел.
     - Неужели вы вообразили меня этакой "крестной матерью" международного
преступного синдиката, которая, вдобавок,  обязана  заботиться  о  будущем
каждого...  -  она  едва  не  произнесла  ожидаемое  Шульгиным  слово,  но
вздохнув,  закончила  нейтрально:  -  ...каждого,  кому  вздумается  этого
потребовать...
     Вот тут она все же подставилась.  И  Шульгин  с  простодушной,  почти
естественной улыбкой произнес, предварительно плеснув  себе  еще  виски  и
закурив новую сигарету:
     - Ну зачем же вы так? Я ничего подобного не говорил.  А  вот  Говард,
очевидно, предусмотрев в случае  нашей  встречи  подобную  недоверчивость,
попросил меня сказать  вам  вот  что...  -  И  он  медленно,  как  говорят
заученное, но непонятное,  произнес  фразу  на  аггрианском,  которая,  по
словам Антона, могла была прозвучать паролем.
     И ожидаемого эффекта достиг. С минуту Сильвия смотрела на него молча,
только еще туже сплела пальцы на колене. А левое веко у нее  чуть  заметно
задергалось.
     Когда Шульгин спросил у Антона, что эта фраза значит, тот ответил:
     - А зачем тебе знать? Твой  Ричард  же  не  знает.  Вдруг  ты  сказал
"Немедленно убей этого человека"? Или нечто похожее. Ты должен  испытывать
неуверенность, может, даже страх, и надежду в то же время.  Сыграть  будет
трудно, а так само собой получится.
     И хотя страха Шульгин не испытывал, поскольку не допускал, что  Антон
решил от него избавиться столь сложным  способом,  все  остальные  чувства
присутствовали.
     Взяв себя в руки, Сильвия сказала с облегчением:
     - Да, пожалуй, это меняет дело. Вы знаете  язык,  на  котором  сейчас
говорили?
     - Понятия не имею. Отдаленно напоминает маорийский. По звучанию.
     - Хорошо. Сэр Говард... уже, можно  сказать,  оттуда,  -  Сильвия  на
мгновение подняла глаза вверх, -  передал,  что  вам  действительно  можно
доверять и вы можете быть полезны. Из уважения к его памяти я вам  помогу.
Что вы хотите?
     - Вы наверное удивитесь, но - покоя. Я  бы  хотел  иметь  возможность
скрыться туда,  где  меня  никто  не  найдет,  и  при  этом  вести  вполне
обеспеченную жизнь.
     - И не иметь дело  со  мной  и  мне  подобными?  -  с  милой  улыбкой
осведомилась Сильвия.
     - Как раз с вами я был  бы  рад  иметь  дело...  но  только  с  вами.
Сознавая,  насколько  это  маловероятно,  я  готов  ограничиться   реально
достижимым. Например, сумму в пять миллионов вы сочли бы разумной?
     - Миллионов долларов? - без удивления, просто уточняя, спросила она.
     - Я патриот своей исторической родины и предпочел бы фунты.
     - Еще один вопрос - почему такая конкретная сумма?
     - Нет ничего проще. Я примерно определил срок своей жизни в семьдесят
пять лет, суммировал свой заработок и пенсию за оставшиеся мне годы и ввел
коэффициент, учитывающий моральный ущерб, темпы возможной инфляции  и  то,
что мне остался должен сэр Говард. Сумма вышла даже чуть больше, но  я  не
скряга. Пять миллионов достаточно...
     Сильвия снова  рассмеялась.  И  смеялась  довольно  долго.  Перестав,
поднялась с кресла, тем же заученным жестом вновь одернула платье, подошла
к окну. Стала так, что свет закатного солнца, проходя сквозь петли  вязки,
отчетливо обрисовал фигуру и оживил у Шульгина  слегка  угасший  во  время
трудной беседы интерес к ее телу.
     - Вы знаете, наверное, это можно устроить. Только мне надо кое с  кем
посоветоваться. Честно говоря, жаль так рано отпускать на покой  человека,
сумевшего  заслужить  доверие  и  расположение   Говарда.   Если   бы   вы
согласились... Сумма компенсации может значительно возрасти.
     - Боюсь показаться неучтивым, но повторю. Если не очень расстрою  вас
своей настойчивостью и не  вызову  слишком  большого  неудовольствия  -  а
неудовольствие со  стороны  такой  женщины,  как  вы,  было  бы  для  меня
убийственным (при этом каламбуре губы у Сильвии чуть дрогнули) - я все  же
предпочел бы ограничиться уже названной суммой... - Шульгин помолчал ровно
столько,  сколько  счел  нужным,  и  добавил  совсем  другим  тоном:  -  Я
действительно смертельно устал.
     Сильвия вздохнула сочувственно. И спросила тоже очень мягко,  как  бы
между прочим:
     - Да, а вы ведь так и не сказали мне, какова ваша основная профессия?
     И Шульгин ответил ей в тон:
     - Я был офицером контрразведки.
     Вопреки ожиданию, его признание не вызвало никакой  видимой  реакции.
Женщина  слегка  кивнула  головой,  принимая  информацию  к  сведению,   и
предложила, если Ричард не против, поужинать сегодня в обществе ее  друзей
в одном вполне респектабельном заведении.  Шульгин  принял  предложение  с
видом человека, которому некуда  деваться.  Но  взятая  им  на  себя  роль
требовала кое-чего еще. В конце концов, его коллега  Джеймс  Бонд,  будучи
вполне  джентльменом,  позволял  себе  в  отношении  дам  весьма   большие
вольности.  К  тому  же   он   вспомнил   решительный   поступок   некоего
Разумовского, сделавший его графом  и  фаворитом  императрицы,  и  положил
ладонь на талию аггрианки. Сильвия чуть вздрогнула, как ему показалось, но
позы не изменила и даже не повернула головы.
     Расстояние от талии до края платья оказалось слишком коротким. Ощутив
шершавую фактуру обтягивающего бедро материала (он не знал  название  этой
ранее не попадавшейся ему синтетики, а может,  и  натуральной  ткани  типа
тонкого парашютного шелка), Шульгин решил особенно  не  мешкать,  развивая
успех, прикоснулся  губами  к  тонко  пахнущей  цветочными  духами  шее  и
продвинул руку вверх по плавному изгибу. Успел убедиться,  что  надеты  на
Сильвии все же не колготки, а длинные чулки на  липучке.  Воображение  уже
рисовало дальнейшее, но - увы...
     Аггрианка небрежным движением  руки,  словно  отстраняя  задевшую  за
платье ветку, убрала  ладонь  Шульгина  с  достигнутого  им  плацдарма  и,
повернув голову, с прищуром посмотрела из-под изогнутых ресниц.
     - Боюсь, что вы торопитесь... Впрочем, я  вас  не  осуждаю.  Пожалуй,
женщина, одетая подобным образом, должна ожидать соответствующей реакции.
     Она отодвинулась на шаг, не спеша поправила платье, еще  раз  смерила
Шульгина взглядом.
     - Я не  очень  хорошо  знаю  психологию  мужчин.  Что,  действительно
невозможно удержаться?
     "Психологию, она не знает, стерва! - мысленно возмутился Шульгин. - А
какого ж хрена вырядилась?.." - и ответил с виноватой улыбкой:
     - Обо всех говорить не буду, а что касается меня... Сами все  видите.
Я рад, что не обидел вас своим, согласен, несколько дерзким поведением...
     - Хорошо, оставим пока эту  тему...  -  из  ее  слов  следовало,  что
решительного отказа в своих притязаниях он не получил и в дальнейшем может
рассчитывать на больший успех...
     ...План, разработанный Антоном, начал, кажется, претворяться в жизнь.
Он и заключался  в  том,  чтобы  настолько  заинтриговать  Сильвию  и,  по
возможности, добиться ее благосклонности, чтобы в течение  отведенного  на
операцию времени оставаться рядом с ней или, в крайнем случае,  обеспечить
новое свидание наедине в момент, когда откроется проход в Замок.
     Чтобы пригласить ее туда  -  в  идеале  добровольно,  но  можно  и  с
применением силы. Специфическая форзейлианская этика не позволяла,  видите
ли, Антону самому применять насилие, даже  и  к  неприятельскому  солдату,
каковым с точки зрения  известных  конвенций  являлась  аггрианка.  А  вот
убедить  землянина  сделать  это,   причем   -   опять   же   добровольно,
нравственность ему разрешала.
     Шульгин мог бы выполнить боевую задачу прямо сейчас  -  не  затрудняя
себя дальнейшими ухищрениями - Антон снабдил его переходником  мгновенного
действия, который раньше уже испытал в  деле  Воронцов,  но  по  некоторым
причинам воспользоваться им Шульгин  не  имел  возможности.  И,  с  тоской
взглянув на часы, он подумал, что  тянуть  волынку  еще  целых  семнадцать
часов. До первого контрольного срока.
     Правда,  если  не  совершить   грубой   ошибки   или   не   вмешаются
непредвиденные обстоятельства,  это  время  можно  провести  с  пользой  и
удовольствием. А за переходником,  если  все  пойдет  нормально,  можно  и
отлучиться на часок.
     Пока Сильвия готовилась к вечеру, предоставленный самому себе Шульгин
принялся  бродить  по  дому,  по  той  его  части,  которая  открыта   для
посторонних. Скоро он понял, что вернувшись к нормальной жизни,  хотел  бы
поселиться в таком же. Прежде всего, изнутри он был  гораздо  больше,  чем
казался с улицы. Т-образной формы, вытянутый в глубину обширного парка, со
всех сторон окруженного высоким забором и глухими стенами соседних зданий,
этот дом стоял здесь не одно  столетие,  и  на  протяжении  веков  не  раз
достраивался и перестраивался.
     Многочисленные коридоры и коридорчики,  прямые  и  винтовые  лестницы
соединяли холлы, каминные залы, картинную  галерею,  библиотеку  и  другие
помещения, не имеющие выраженной специализации, в сложный, разветвленный и
запутанный  лабиринт.  Создающий  уважающему  себя  англичанину   ощущение
защищенности, комфорта и  связи  с  теряющейся  во  временах  норманнского
вторжения вереницей почтенных предков.
     Масса произведений искусства со всех концов некогда великой  империи:
африканские  щиты  и  копья,  индийские  сабли,  бронзовые  и   нефритовые
статуэтки из Китая, персидские и  афганские  ковры,  причудливые  раковины
южных  морей.  Память  о  грандиозных  сафари   колониальных   майоров   и
полковников - головы  антилоп,  бегемотов  и  носорогов,  шкуры  тигров  и
леопардов на полу и обшитых  темным  деревом  стенах.  Неподвижный  воздух
полутемных  зашторенных  комнат  -  как  сложная   композиция   парфюмера,
составленная из запахов старого дуба, тика, красного и  эбенового  дерева,
воска, столетиями  втираемого  в  узорный  паркет,  индийских  курительных
палочек, кожи кресел и диванов, переплетов старых книг и, наверное,  духов
и благовоний тех дам, что шелестели  здесь  шелками,  муслинами  и  парчой