получали назначения минимум  в  штабы  военных  округов  или
флотов.
   Да и на гражданской службе перспективы открывались самые широкие.
   Вместе с тем, Ляхов обратил внимание на то, что и здесь слушатели, по
крайней мере первого курса, как ингредиенты коктейля, отчетливо делились
на несмешивающиеся слои.
   Первый - обычные строевые офицеры армейских  частей,  чином  не  ниже
поручика, преодолевшие частое  решето  окружных  отборочных  комиссий  и
сдавшие весьма трудные вступительные экзамены при конкурсе  до  тридцати
человек на место. Для большинства  из  них  академия  была  единственным
шансом пробиться в высшее военное общество.
   Второй - штабс-капитаны и капитаны гвардейских полков, имеющие высшее
образование и ранее служившие по соответствующему профилю. Этим и  число
вступительных экзаменов сокращалось  вдвое,  и  конкурс  среди  них  был
вполне терпимый, 2-3 человека.
   И, наконец, третий, в который попал и Ляхов.  Эти  люди  оказались  в
академии путями неисповедимыми. В основном все они были подполковниками,
редко капитанами, многие носили значки российских и иностранных  военных
академий и поступили вообще без экзаменов, на основании лишь приказов  о
зачислении.
   Очевидно, им требовались не столько  базовые  знания,  как  некоторые
специальные дисциплины, соответствующая "шлифовка" и диплом.
   Из таких "аристократов" и был  сформирован  первый  учебный  взвод  в
составе  двенадцати  человек.  С  остальными   слушателями   курса   они
встречались лишь на лекциях, прочие же занятия шли по особому плану.
   Но даже на их фоне Ляхов выделялся тем, что  пришел  уже  в  середине
первого семестра. И  теперь  ночи  напролет  просиживал  перед  экраном,
просматривая сотни  страниц  учебников  и  ксерокопированных  лекционных
материалов, которые уже изучили коллеги, чтобы на семинарах не выглядеть
"Митрофанушкой".
   Параллельно он еще знакомился с совсем другими материалами, по  своей
вымышленной профессии, и уставал первое  время  страшно.  Научился,  как
флотский   офицер,   засыпать   мгновенно   в   любых    условиях,    на
пятнадцать-двадцать  минут,  чтобы  в  сумме  набрать  за   сутки   хоть
четыре-пять часов жизненно необходимого отдыха.
   Товарищи по взводу приняли его  нормально,  хотя  поначалу  несколько
сдержанно, что естественно: он был единственным полковником, да еще и  с
Георгием, и ни с кем из коллег не был раньше знаком. Но  постепенно  все
наладилось.
   О прошлой службе и подробностях биографии спрашивать  здесь  было  не
принято,  разговоры  в  курилке  и   столовой   ограничивались   темами,
относящимися к учебе, и нормальным офицерским трепом  на  военные  темы,
без привязки к конкретным местам и людям.
   Чтобы не попасть впросак, первое время Вадим предпочитал  помалкивать
или  поддерживал  темы  максимально  нейтральные,   касающиеся   женщин,
автомобилей, стрелкового оружия. Еще он  рассказывал  анекдоты,  которые
знал в изобилии. Это создало ему репутацию человека  несколько  себе  на
уме. Впрочем, негативного оттенка оценка не несла.

***

   Через  неделю  после  зачисления  в  академию  Ляхова  пригласили   в
санчасть.
   Для  прохождения  диспансеризации.  Чтобы   доскональнейшим   образом
проверить состояние здоровья нового слушателя и впредь  пресекать  любую
патологию в самом начале, а то и до того.
   Ничего особенного в данном мероприятии не было.  Вадим  переходил  из
кабинета в кабинет,  где  врачи-специалисты  подвергали  его  положенным
процедурам и манипуляциям.
   Он только отметил, что оборудование в кабинетах  было  первоклассным,
новейших образцов, с  некоторыми  приборами  он  был  знаком  только  по
литературе или понаслышке. И врачи были все, как на  подбор,  мужчины  в
возрасте от сорока до пятидесяти, что говорило  о  достаточном  опыте  и
соответствующей квалификации.
   Да и неудивительно, в элитном учебном заведении и медконтроль  должен
быть по высшим стандартам. Слишком дорогим материалом являлись слушатели
и преподаватели академии, чтобы экономить на поддержании и укреплении их
здоровья.
   Как и положено здоровому  и  далекому  от  медицины  человеку,  Ляхов
старательно изображал опасливую почтительность перед людьми, облеченными
недоступным простым смертным знанием и властью. Будто бы  только  от  их
благоусмотрения зависит, какой будет окончательный диагноз и приговор.
   Врачи же вершили свою рутинную  работу,  как  правило,  с  выражением
привычной скуки на лицах. Что же еще можно испытывать,  в  тысячный  раз
задавая одни  и  те  же  вопросы,  включая  и  выключая  диагностические
устройства и с высокой степенью достоверности  предполагая,  что  ничего
нового и интересного они не услышат от заведомо здоровых пациентов и  не
увидят на экранах своих приборов.
   Ляхов с внутренней  усмешкой  вспомнил,  с  каким  волнением  и  даже
трепетом  на  третьем  курсе  шел  на  первые  практические  занятия   в
гинекологическую клинику и что испытывал к концу этого же дня. Тогда ему
"повезло",  на  профилактический  осмотр  как  раз  привели  целый  курс
женского педагогического училища. Человек пятьдесят. Так он потом недели
две и на одетых девушек не мог смотреть без содрогания.
   Только  один  врач,  невропатолог,  на  нагрудной  нашивке   которого
значилось  только  "Максим  Николаевич",  без  фамилии,  как  и  у  всех
остальных здешних докторов, его несколько удивил.
   Не только  своей  молодостью  на  фоне  почтенных  коллег  (было  ему
немногим за тридцать) и не тем неприкрытым радушием, с которым врач  его
встретил, а странным несоответствием между заявленной  специальностью  и
тем, чем он занимался на самом деле.
   Что делает  невропатолог  на  обычном  диспансерном  осмотре?  Задает
несколько рутинных вопросов, стучит молоточком по коленке, царапает кожу
на ладонях и стопах тупыми иглами, заставляет постоять на одной  ноге  с
закрытыми глазами и попасть пальцем себе в нос.
   И все, как правило, если пациент не высказывает конкретных  жалоб  по
профилю.
   Этот же, проделав положенное, дальше повел себя нестандартно.
   Он усадил Ляхова в кресло типа  зубоврачебного,  на  голову  водрузил
нечто  вроде  диадемы,  обтянутой  черным  пластиком,  на  запястьях   и
щиколотках  защелкнул  блестящие   браслеты,   опутал   его   проводами,
подсоединенными к многочисленным резиновым присоскам. Присоски эти  врач
разместил на теле Ляхова  вроде  бы  бессистемно.  По  крайней  мере,  с
топографией внутренних органов эти точки не соотносились.
   Что бы это значило?
   Одни провода скрывались в массивной тумбе кресла, другие  тянулись  к
нескольким ящикам, покрытым  молотковой  эмалью,  похожим  на  системные
блоки транзисторной вычислительной машины...
   Максим Николаевич крутил верньеры, щелкал клавишами,  всматривался  в
экраны и при этом почти без пауз задавал вопросы, больше  подходящие  не
невропатологу, а скорее психоаналитику.
   Некоторое время Вадим пытался  уловить  систему  в  этих  вопросах  и
соотнести их с действиями врача, а также его мимикой и интонациями.
   "Похоже, ради этого вот паренька весь медосмотр  и  затеян,  -  думал
Ляхов, - остальные врачи - статисты по преимуществу".
   Выбрав момент, когда закончилась очередная серия вопросов, касавшихся
его предыдущих болезней, травм, навязчивых состояний, вредных привычек и
сексуальных   предпочтений,   Вадим   с   долей   тревоги    в    голосе
поинтересовался, что это вообще за процедура, мол, раньше,  сколько  лет
служил, а подобным допросам не подвергался, и не  в  космонавты  ли  его
готовят?
   А  может  быть,  в  разведчики-нелегалы,  а  машинка  эта  -   просто
новомодный детектор лжи?
   -  Так  в  этом  случае,  согласно  закону,  следует  получить   мое,
полковника Половцева, письменное согласие  -  Он  специально  подчеркнул
свой чин, чтобы создать у врача нужное представление о себе, а заодно  и
посмотреть на его реакцию.
   Максим Николаевич поднял голову  и  впервые  посмотрел  на  Ляхова  с
нормальным интересом. Как к человеку, а не объекту изучения.
   -  Нет,  это  совсем  не   детектор   лжи.   Мне   сложно   объяснить
неспециалисту,  но  если   в   двух   словах...   Я   уточняю   основные
характеристики типа вашей нервной  деятельности.  Мы  тут,  в  академии,
стараемся  поспевать  за  научным  прогрессом.  То,  что  физически   вы
совершенно здоровы, мои коллеги уже выяснили...
   - А вы выясняете, здоров ли я психически? Здоров,  в  армии  за  этим
следят строго.
   - Я и не сомневаюсь. Но,  видите  ли,  в  нашей  академии  слушателей
готовят для разных видов деятельности, в разных  условиях,  языкам  учат
очень хорошо... Вот и требуется знать, к чему вы более  предрасположены.
Вам не приходило  в  голову,  что,  допустим,  изучение  в  совершенстве
японского языка требует иных черт личности, чем, скажем, голландского?
   - Вот так, специально, я над этим не задумывался,  -  честно  ответил
Ляхов, - но ход вашей мысли улавливаю.  В  самом  деле,  если  требуется
изучить язык так, чтобы не отличаться от природного иностранца, нужно  и
по остальным параметрам соответствовать.
   А участвовать в чайной церемонии  и  читать  наизусть  хокку  Басе  в
оригинале, но одновременно мечтать "бо выпить  рюмку  водки  и  бо  дать
кому-то из присутствующих по морде" - что-то не то получится...
   - Я рад, что вы поняли. Вот я и  должен  подготовить  предварительные
рекомендации,  к  чему  вы  более  всего  предрасположены.  А  что,  вам
действительно в Японии бывать приходилось?
   - Увы. Но книжки на досуге почитывал разные. В том числе и про Японию
тоже. А так я больше насчет Латинской Америки специалист.
   - Ну-ну, посмотрим...
   Невропатолог продолжал терзать  Ляхова  своими  вопросами  еще  около
получаса,  и  Вадим  старался  по  возможности   думать   о   чем-нибудь
постороннем,  не  сосредотачиваясь  на  действительно  интересующих  его
темах.
   Наконец Максим Николаевич смилостивился,  хотя,  как  выяснилось,  не
насовсем. На прощание он вручил Ляхову довольно толстую брошюру.
   - Не сочтите за труд, Вадим Петрович, полистайте это. И  ответьте  на
все пункты. Надеюсь, до завтрашнего утра  управитесь.  А  в  одиннадцать
ноль-ноль прошу нанести мне очередной визит. И еще  -  сегодня  спиртных
напитков не употребляйте. В том числе и пива. Договорились?
   - А куда от вас денешься? Честь имею кланяться.
   По пути в общежитие Ляхов продолжал размышлять.
   Врачу он  не  очень-то  поверил.  Потому  что  имел  представление  о
достижениях медицинских наук, в том числе и  касающихся  высшей  нервной
деятельности. Все-таки на детектор лжи это больше похоже. Не может  быть
методик, позволяющих определить те параметры личности, о которых говорит
Максим. И, значит, он старается выяснить что-то другое.
   Допустим - нестыковки в биографии и  послужном  списке  новоявленного
полковника Половцева.
   Так ведь этим делом занимались  специалисты,  и  легенду  проработали
тщательно. Да и начальник Особого отдела академии непременно должен быть
в курсе. Вряд ли  врач  по  собственной  инициативе  такую  проверку  бы
затеял.
   А, кстати, почему бы и нет?
   Хотя Ляхов и согласился на все предложенные  ему  меры  безопасности,
сам он  относился  к  угрозе  довольно  скептически.  Просто,  весь  его
жизненный опыт протестовал против мысли, что какие-то там бандиты, пусть
и идейные, бросят все свои дела и кинутся искать неприятного им человека
на  территории  в  полсотни  миллионов  квадратных   километров,   среди
миллиарда с  лишним  проживающих  там  людей,  и  все  это  в  чуждой  и
враждебной культурной среде.
   Но сейчас вдруг изменил свое мнение. Если  взглянуть  по-другому,  не
так все и сложно.
   Допустим, средствами его враги обладают достаточными.  Тогда  не  так
трудно  нанять  несколько  бывших  сотрудников  спецслужб,  хотя  бы   и
российских, а тем уже вообще  не  составит  проблем  пройтись  по  следу
Ляхова от Хайфы  и  до  момента  исчезновения,  а  потом  уже  выдвигать
гипотезы и отрабатывать их по нескольким направлениям.
   Возможно это практически,  Бог  весть,  но  Розенцвейг  говорил,  что
еврейской разведке такие штуки удавались.
   Так отчего не предположить, что Максим Николаевич вольно или невольно
и является одним из членов одной из таких поисковых групп? Возник в поле
зрения новый человек с неясной биографией, чего бы его и не проверить?
   Тогда самое время обратиться в тот же Особый отдел и доложить о своих
подозрениях. Или сразу позвонить Лисафьеву.
   Можно, конечно, но неохота выглядеть дураком, да еще и  перепуганным,
если подозрение не подтвердится.
   Лучше  сначала  самому  разобраться,  что  за  исследования  проводит
коллега.
   Благо предоставленная ему техника позволяла просмотреть и медицинские
каталоги Государственной публичной библиотеки.
   В своей комнате Вадим переоделся в домашнее, с  сожалением  посмотрел
на запотевшие бутылки пива в холодильнике, поставил на огонь кофейник  и
улегся на диван с брошюркой в руках.
   Как  он  и  предполагал,  это  оказался  сборник  интеллектуальных  и
психологических тестов, с подобными  ему  уже  приходилось  иметь  дело,
только этот был что-то уж слишком большой. Двенадцать  разделов,  больше
полутысячи позиций.
   Прежде чем отвечать. Ляхов  наскоро  проанализировал  текст,  пытаясь
угадать  сверхзадачу  автора-составителя.  Чего   он   добиться   хотел,
предлагая именно эти вопросы пациенту?
   Кое-какой опыт в этом деле у Вадима имелся, и с карандашом в руках он
приступил к работе.
   Первым делом - раскидать вопросы по тематике, не так, как в книжечке,
а реально, поскольку известно, что форма вопроса не всегда  совпадает  с
его истинным содержанием, которое подчас очень хитро маскируется.
   Часа через три он с этой задачей справился.  Картинка  вырисовывалась
интересная.
   Примерно четверть тестов были чисто интеллектуальные -  на  эрудицию,
сообразительность, умение нестандартно мыслить, находить просто аналогии
и аналогии к  аналогиям.  С  ними  он  разделался  быстро  и  перешел  к
следующему блоку.
   Здесь тоже было все понятно -  проверка  основных  черт  характера  и
темперамента, причем чуть ли не каждый  пятый  вопрос  был  своеобразным
"детектором",  предназначенным  для  проверки  искренности  отвечающего.
Зная, об их устройстве и  принципе  деятельности,  Ляхову  не  составило
труда подкорректировать ответы в желательном для него направлении.
   А вот остальные поставили Ляхова в тупик. Это  был  большущий  массив
парадоксов,  апорий  и  антиномий,  в  которых   человек,   не   имеющий
специального философского образования, просто не мог разобраться.  Лично
он - мог, поскольку еще в позднем детстве отец почти силой навязывал ему
для прочтения и Платона, и Зенона, и аналогичные труды более современных
любомудров.
   Да, забавлялись они со столь же склонными  к  умственным  упражнениям
друзьями разбирательством проблем, кто бреет цирюльника и сколько  зерен
составят кучу, но откуда же доктору это знать?
   В итоге Вадим решил отвечать не так, как ответил бы сам, а как мог бы
это сделать еще плохо ему самому знакомый полковник Половцев.  Но  тогда
придется потратить дополнительные усилия, чтобы лично для себя исключить
слишком кричащее раздвоение личности.
   Ровно в положенное время он предстал перед врачом, вручил ему  книжку
тестов с ответами и вновь устроился в давешнем кресле.
   Теперь Максим щелкал кнопками  и  вертел  ручки  приборов,  поминутно
заглядывая в ответы, причем делал это  не  подряд,  а  выборочно,  то  с
конца, то с начала, а то долго листал страницы где-то в середине.
   Иногда он удивленно приподнимал правую бровь, иногда поджимал губы  и
бросал на Ляхова короткие взгляды исподлобья и  повторял  тот  или  иной
вопрос вслух,. предлагая Ляхову ответить  на  него  еще  раз.  Память  у
Вадима была великолепная, и он ни разу не сбился.
   Что-то у "невропата" не сходилось.
   Да и неудивительно. Если машина действительно подобие детектора  лжи,
так сейчас она должна немного запутаться.
   Закончив сегодняшний  сеанс  и  сворачивая  свою  аппаратуру,  Максим
Николаевич неожиданно предложил Ляхову вместе пообедать.
   - Если, конечно, у вас нет других планов...
   Планов у Вадима не было, да если бы и были...
   Коллега  явно  хотел  продолжить  свои  эксперименты  в  неформальной
обстановке. Этого же добивался и Ляхов, только пока не придумал, как это
осуществить. Врач сам облегчал ему задачу.
   Причем обедать они пошли не в академическую столовую, а  в  город.  У
Максима была небольшая красная  "Даугава",  полуспортивное  купе,  и  он
повез Ляхова в ресторан-поплавок, пришвартованный к  берегу  Москвы-реки
напротив Большого Каменного моста.
   По зимнему времени там было почти пусто, отчего  официанты  проявляли
особую предупредительность, и кухня здесь оказалась совсем не плоха.
   Они сидели у широкого окна в зале первого  класса  на  верхнем  этаже
надстройки, после  рюмки  холодной  "Смирновской"  с  удовольствием  ели
суп-харчо и неторопливо беседовали.
   Слякотный и теплый в своих первых  двух  третях  январь  вдруг  будто
опомнился и показал свой норов. Ударил довольно  крепкий  мороз,  густо,
словно прорвались небесные закрома, повалил снег.  Через  день,  как  по
расписанию, завывали метели.
   Вот  и  сейчас  по  стеклам  квадратных   иллюминаторов   приглушенно
шелестели жесткие снежинки, а в вентиляционных  трубах  заунывно  скулил
северный ветер.
   Стены и башни Кремля смотрелись неотчетливо, как сквозь густую кисею.
   Хорошо, уютно.
   Вел разговор Максим, который носил точно такой же  китель  военврача,
как недавно Ляхов. Правда, сидела на нем военная форма без изящества,  и
мятые погоны давно бы следовало поменять.
   Но неопрятность первого в новой жизни приятеля  отчего-то  Вадима  не
раздражала. Очевидно, потому, что сам он вызывал интерес.
   - Вы какое образование имеете, господин полковник? -  поинтересовался
Максим, наливая по второй.
   - Знаете, капитан, давайте без церемоний. Я к этому  не  привык.  Раз
выпиваем вместе и вне службы, так лучше попросту, по имени и на "ты".
   Согласны?
   Врач развел руками, мол, что ж тут спорить,  раз  старший  по  званию
предлагает.
   - Ну и славно. Значит - на брудершафт. Вернемся к твоему вопросу.  Ты
что же, моего личного дела не видел?
   -  Отнюдь.  Для  чистоты  эксперимента   я   никогда   предварительно
документов не смотрю.
   - Ну и как, к какому выводу пришел?
   - Сначала ответь, а я свое мнение потом скажу.
   - Да ради Бога. Образование у меня довольно бессистемное.  Нормальная
гимназия.  Потом  в  армии  полугодичная  школа  унтер-офицеров.  Потом,
экстерном, экзамен на чин подпоручика. Еще - высшие курсы  войск  ООН  в
Монреале. И, наконец, тоже  экстерном  -  экзамен  на  степень  магистра
военной истории.
   Теперь - академия.
   Вся эта легенда Ляхова-Половцева была тщательно задокументирована,  у
Вадима имелись совершенно подлинные аттестаты и  свидетельства,  и,  как
ему сообщил референт Лисафьева,  в  соответствующих  учебных  заведениях
тоже вписана в нужные бумаги его фамилия.
   Конечно,  тщательной  проверки  на   уровне   государственных   служб
безопасности эта легенда все равно не выдержала бы, но не для  них  ведь
она и делалась.
   А  вот  если  подкупленный   писарь   или   столоначальник   вздумает
поинтересоваться - пожалуйста. В списках выпускников  названных  учебных
заведений,  в  архивах  воинских  частей,   в   приказах   по   военному
министерству фамилия Половцева значилась.
   - Интересная биография. И учиться успевал, и воевал  так,  что  и  до
полковника за десять лет дослужился, и вон... - Максим указал  на  белый
Георгиевский крестик на груди Ляхова.
   - Не жалуюсь, нормально сложилось, - не стал скромничать  Вадим  -  А
война - это такое дело, стоит только начать. Если не  убьют,  за  чинами
дело не станет, тем более  что  я,  сч