жены  все  войны  и  конфликты  XX  века.  На  основе  подлинных
документов. Это тебе не наша самодеятельность.  Я  здесь  могу  не  только
воспроизвести, но и промоделировать любое  сражение,  вплоть  до  действий
отдельных взводов и разведгрупп.
     - Неплохая игрушка, - кивнул Новиков, садясь в кресло. - Чем пасьянсы
раскладывать...  При  случае  позабавимся,  посмотрим,  что  мы  с   тобой
неправильно делали. Как я понимаю, тут предусмотрена такая возможность?
     - Само собой. Иначе и возиться бы  не  стоило.  Более  того,  имеются
абсолютно все документированные данные  о  личностях  полководцев,  в  том
числе и мемуарные, если кто оставил. То есть, если начать играть  за  одну
сторону, вторая будет реагировать примерно так, как прототип.
     - Вернее - как реконструкция, - вставил  Новиков.  -  Если  о  ком-то
писать в основном пакости, как наши историки, допустим, о Куропаткине,  то
он реагировать будет неадекватно...
     - Не совсем так,  -  возразил  Берестин.  Видно  было,  что  разговор
доставляет ему истинное удовольствие. - У меня ведь учтены все подписанные
им приказы, поведение на войне с учетом как общей обстановки, так  и  той,
что была ему известна в конкретный момент. То есть, личность  командующего
оценивается и по правильности предвидения, по умению принимать  решения  в
условиях дефицита информации... Так что идеологические  моменты  в  оценке
профессиональных качеств выносятся за скобки...
     И еще минут  десять  они  говорили  о  всяких  военно-психологических
аспектах берестинского устройства. Пока Новиков не задал  Алексею  тот  же
самый вопрос, что недавно собирался задать Воронцову.
     - Зачем же сразу воевать? - словно бы удивился  Алексей.  -  Так,  на
всякий случай. Мы когда первый раз на Валгаллу выходить собирались, с чего
начали? Автоматом обзавелись. А тут не Валгалла, тут планета  Земля  эпохи
войн и революций... Если только на Новой  Зеландии  поселиться.  По-моему,
только там в двадцатом веке не стреляли. Да и то, японцы и союзники вокруг
маневрировали,  подводные  лодки  крутились,   и   если   на   берегу   не
отсиживаться, так и там без моей машинки не обойтись.
     Новикову  пришлось  согласиться.  Он  мог  бы,  конечно,   попытаться
раскрутить Алексея, добиться от него методом психоанализа более подробного
и откровенного ответа, но не стал этого делать. Достаточно  уже,  особенно
после совместного руководства Великой  Отечественной  войной,  он  знал  и
характер Берестина, и все его склонности. Начав  жизнь  в  роли  кадрового
офицера  ВДВ,  став  впоследствии  достаточно  преуспевающим   художником,
Алексей оставался в  душе  прежде  всего  военным  человеком  и,  попав  в
телесную оболочку Маркова, нашел себя как крупный полководец. Само  собой,
теперь уже смириться с жизнью обывателя, пусть и неограниченно богатого  и
свободного, он не мог. Мысль о том, что он командовал сотнями тысяч людей,
мог принимать и воплощать в жизнь исторические решения, сверлила душу куда
сильнее, чем так называемая "несчастная любовь". Да и была ли она на самом
деле?
     Пересилив себя, Андрей выбрал подходящий момент и спросил:
     -  Не  сочти  за  нескромность,  конечно,  но  в  предвидении   всего
предстоящего, как ты думаешь выходить из положения?
     - Какого положения? - не понял Берестин. А  Новиков  считал,  что  он
среагирует сразу.
     - Из того самого. С Ириной. Мне кажется,  она  себя  чувствует  очень
плохо.
     - Да о чем ты?
     Новиков постарался как можно  деликатнее  объяснить,  что  именно  он
хотел обсудить с Берестиным.
     - Ну, старик... - Алексей изобразил  налицо  подлинное  изумление.  -
Кажется, с комплексами у тебя тоже не  все  в  порядке.  Да,  было  такое,
скрывать не собираюсь, но прошло, прошло... Одно время было трудновато,  я
на самом деле сильно увлекся. Однако - вовремя опомнился. Ты думал,  я  на
самом деле такой сопливый романтик, как получился в собственных  мемуарах?
Нет, не совсем... Друг мой Андрюша, извини, но я чуть постарше  и  повидал
много всякого - разве ты не знаешь, что такое простой  строевой  лейтенант
ВДВ? И я им где-то остаюсь, невзирая на легкий налет интеллигентности.
     Ирина меня околдовала, а она это умеет, но как  только  возник  ты  и
стало понятно, что мне не светит, я без большого труда взял себя  в  руки.
Что ж, ты думал, мужик моих лет будет целый год не  спать  ночами  и  лить
слезы в подушку? Уже в Москве, в  сорок  первом,  я  утешился  с  Леной...
Хорошая была девушка, интересно, как у нее  дальше  все  вышло?  -  взгляд
Берестина стал грустно-мечтательным. -  Одним  словом,  брат,  не  бери  в
голову. Нам с тобой делить нечего. Извини, если по моей вине тебе пришлось
еще и из-за такой ерунды волноваться. Ты у нас  тоже  поклонник  Гумилева,
так вспомни, что он писал:

                   ...И когда женщина с прекрасным лицом,
                   Единственно дорогим во Вселенной,
                   Скажет: - я не люблю вас -
                   Я учу их, как улыбнуться,
                   И уйти, и не возвращаться больше...

     Новиков чувствовал себя крайне неудобно. Нет,  то,  что  они  наконец
поговорили  и,  кажется,  подвели   черту   под   создававшей   постоянную
напряженность проблемой, это хорошо, но у Андрея осталось ощущение,  будто
Берестин очень спокойно над ним посмеялся.
     Мало того, что он дал понять, кто из них пацан, а кто  -  мужик,  так
вдобавок заставил усомниться в своих профессиональных качествах. Какой  же
ты,  мол,  психолог,  если  за  год  не  смог  разобраться  в   пустяковом
треугольнике?
     Но как раз профессионально Андрей был  уверен  в  своей  правоте.  И,
переведя разговор на нейтральную тему, вскоре откланялся. Берестин не стал
его удерживать. Так что осталось не совсем понятно,  в  чем  был  истинный
смысл их встречи. Вряд ли Алексей позвал его,  чтобы  просто  похвастаться
своим "генштабом". Скорее всего, он  собирался  обсудить  нечто  для  себя
важное, но разговор с самого начала пошел не по  тому  руслу.  Жаль,  если
так. Берестин достаточно серьезный человек, и приходящие ему в голову идеи
могут иметь далеко не тривиальные последствия.
     "Глупею я что-то в последнее время, -  думал  Новиков,  спускаясь  по
широкому трапу, больше похожему на парадную лестницу  Эрмитажа,  и  нервно
постукивая пальцами по перилам. - Совсем нюх потерял".
     Если бы он мог видеть,  что  происходит  сейчас  в  каюте  Берестина,
настроение его наверняка бы  улучшилось.  А  Берестин,  закрыв  за  гостем
дверь, прошел  через  короткий  коридор  в  соседний  отсек,  симметричный
первому. Здесь у него  размещалась  настоящая  художественная  мастерская,
куда более просторная и  лучше  оборудованная,  чем  в  Москве.  Переборки
украшали  многочисленные  пейзажи  Валгаллы.  Но   они   его   сейчас   не
интересовали.  Алексей   остановился   перед   почти   готовой   картиной.
Непрописанным оставался лишь правый верхний угол. Видно было,  что  работа
удалась. Физически ощутимо от нее тянуло  холодным  пронзительным  ветром,
выгибающим   черные   голые    ветви    деревьев    Тверского    бульвара.
Лимонно-багровая  полоса  закатного   неба   подсвечивала   снизу   рыхлые
сине-черные тучи. А по лужам центральной аллеи  шла  на  зрителя  стройная
женщина в длинном черном пальто, опустив голову, погруженная в  тревожные,
мрачные мысли. Каким-то необъяснимым ухищрением Берестину удалось передать
именно это - холод, тревогу, тоскливое предчувствие неведомой и неизбежной
опасности.
     Алексей присел на угловой диванчик напротив холста,  вытянул  ноги  и
оперся локтем о спинку, найдя взглядом какую-то, очевидно, важную для него
точку композиции. И сидел так очень долго, не то погрузившись в творческий
процесс, не то просто вспоминая  давний  уже,  роковой  для  очень  многих
вечер...




                           ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИСХОД

                                          Ведь это было так давно
                                          И где-то там, за небесами...
                                          Куда мне плыть, не все ль равно,
                                          И под какими парусами.
                                                                 Н.Гумилев


                                    1

     ...Погода за последние дни как-то  внезапно  и  странно  испортилась.
Новиков и раньше знал, что резкие  климатические  изменения  и  катаклизмы
обычно влекут за собой и жизненные перемены. Просто  до  сих  пор  ему  не
приходило  в  голову  заняться  соответствующими  изысканиями.   Городской
человек, если он не в путешествии и не на  войне,  не  слишком  расположен
придавать вопросам метеорологии большее значение, чем диктуют повседневные
нужды или логика светской беседы.
     А тут так все сразу сошлось... Индейское, оно же бабье лето кончилось
мгновенно. Накануне  еще  светило  и  грело  мягкое  сентябрьское  солнце,
полыхали красками осени окрестные холмы,  и  вдруг  наутро  задул  сильный
порывистый  северный  ветер,  загудели  снасти  "Валгаллы",  загуляли   по
коридорам Замка непонятно откуда  взявшиеся  сквозняки.  Низко  опустилось
мглистое небо.
     То, что  у  них  был  сейчас  пароход,  показалось  подарком  судьбы.
Большой, надежный, с герметически закрывающимися дверями и иллюминаторами,
специально предназначенный для  того,  чтобы  обеспечить  пассажирам  уют,
комфорт и безопасность в любые штормы и ураганы.  С  верхних  застекленных
ярусов надстройки смотреть на разгулявшиеся стихии  и  разверзшиеся  хляби
было  даже  приятно.  Шелестят,  нагнетая  теплый  воздух,   кондиционеры,
плещутся далеко внизу серые, даже на вид холодные волны, глубокие кресла в
каминном зале обещают приятную беседу у живого огня. Хорошо, одним словом,
на берег сходить не хочется, ехать под злыми зарядами дождя  по  раскисшей
дороге в ставший неуютным, словно бы покинутый Замок. Да и почему  "словно
бы"? Они его на самом деле покинули, переселившись на "Валгаллу".
     По поводу названия  корабля  споров  почти  не  было.  Только  Лариса
сказала, что на корабле с таким именем плавать по земным морям будто бы  и
странно русским людям,  да  Шульгин  для  точности  предложил  добавить  к
названию индекс "два", но в конце концов сошлись на том, что усложнять  ни
к  чему,  а  "Валгалла"  там,  или  "Россия",  или   вообще   "Низвержение
самодержавия"  -  никого,  кроме  владельцев,  это   не   касается   и   в
цивилизованном мире воспринимается спокойно.
     Так вот, по всем вышеназванным причинам в Замок этим ненастным  утром
поехали только Новиков с Шульгиным, чтобы закончить не сделанное накануне,
а всем остальным нашлись занятия на корабле.
     А если бы даже и не нашлись? Что может  быть  приятнее  -  никуда  не
торопясь, пронежиться в постели до  полудня,  просыпаясь,  слушая  жесткий
стук дождевых струй по металлу надстройки и мягкое шлепанье  по  палубному
настилу, и снова ненадолго засыпая, а потом,  после  обеда,  устроиться  в
кресле с книгой или перед экраном видеомагнитофона и ждать  общего  ужина,
придумывая попутно меню поэкзотичнее...
     И этим же утром Антон получил ментограмму с  категорическим  приказом
приступить к реализации Инструкции немедленно.
     ...Только тихое  попискивание  компьютера  нарушало  глухую,  давящую
тишину, заполнившую бесконечные галереи библиотеки.
     От мысли, что  на  многие  километры  во  все  стороны  тянутся  едва
освещенные, безлюдные анфилады комнат, до потолка уставленных миллионами и
миллионами томов, анфилады,  в  которых  неизвестно  что  в  данное  время
происходит, становилось немного не по себе.
     Причем такое напряжение и беспокойство Новиков ощущал здесь  впервые.
Ведь  обычно  библиотека  ему  нравилась  именно  тишиной,   безлюдьем   и
рациональностью планировки.
     Три центральные  линии  через  каждые  пятьдесят  метров  соединялись
поперечными   коридорами,   как    проспекты    переулками,    и    внутри
кварталов-блоков располагались обширные  залы  книгохранилища  с  дубовыми
открытыми стеллажами в десять ярусов.
     Для   удобства   посетителей   в   каждом   зале    имелись    уютные
выгородки-кабинеты с письменным столом, глубокими  креслами,  компьютерным
терминалом, подключенным к генеральному каталогу, и даже раздаточным окном
автоматической кухни-бара. Естественно, пол покрывали мягкие длинноворсные
ковры, настольные лампы проливали  на  рабочее  место  свет  регулируемого
спектра и яркости, ароматизаторы-климатизаторы следили за  температурой  и
качеством воздуха...
     В отличие от описанной Борхесом Вавилонской библиотеки,  здесь  любую
когда-либо изданную на Земле книгу можно было разыскать  почти  мгновенно,
вынести ее текст на экран дисплея или затребовать оригинал. Две-три минуты
ожидания и с мелодичным гудочком в  нише  справа  от  кресла  откидывается
дверка: - пожалуйста...
     Конечно, можно ограничиться информацией, в каком секторе, зале  и  на
каком  стеллаже  пребывает   искомая   книга,   и   отправиться   за   ней
самостоятельно.
     Для настоящего книголюба невозможно придумать более сильный наркотик,
и  Андрей,  особенно  поначалу,  проводил  в  галереях  библиотеки   сутки
напролет, выискивая в памяти какой-нибудь совершенно немыслимый раритет  и
немедленно убеждаясь, что да, наличествует, новехонький, словно  вчера  из
типографии.
     Но все равно присутствовал здесь  элемент  очередного  фокуса  Замка.
Как, впрочем, и во всем остальном. Новиков даже не мог понять,  существует
ли библиотека объективно или она возникает в материальном виде, лишь когда
кто-то собирается ею воспользоваться? И существует ли она вся целиком  или
только те ее секторы, которые нужны в данный момент? Однажды он  попытался
это  выяснить  экспериментально,  и  часа  четыре  все  дальше  и   дальше
углублялся в бесконечную перспективу залов, пока не понял  бессмысленности
своей затеи.
     Свернув в боковой коридор, он из области русскоязычия попал  в  такую
же точно анфиладу, заполненную бесчисленными томами на английском. Свернул
наугад еще раз,  прошел  четыре  блока,  увидел  экзотические,  нечитаемые
литеры. Может - хинди, а может - санскрит.
     "На мотоцикле, что ли, поездить? - подумалось тогда ему, -  добраться
однажды до секторов узелкового письма..."
     И еще одно интересное открытие сделал Новиков -  любая  разыскиваемая
книга обязательно оказывалась совсем рядом от того терминала, которым он в
данный  момент   пользовался.   В   одном   из   смежных   блоков.   Такая
демонстративная  предупредительность   библиотеки   тоже   раздражала.   В
очередной раз намекая на то, что его здесь дурачат.
     Работа  близилась  к  финишу.  Сегодня  Андрей   надеялся   завершить
комплектование судовой библиотеки. Теоретически возможно было перенести на
"Валгаллу" содержимое книгохранилища полностью; но даже если отвлечься  от
реальной  вместимости  судна,  девяносто  процентов  здешних   фондов   не
потребуются на практике никому и никогда.
     И, следуя  заданной  программе,  компьютер  отбирал  лишь  безусловно
необходимую литературу на русском и английском, переводил содержание  книг
на специальные, форзейлианские, немыслимой емкости кристаллы, чтобы потом,
на корабле, в случае необходимости вновь придать им первоначальный облик.
     От мелькания по экрану бесконечных строчек с заглавиями сканированных
книг Новиков смертельно устал, вернее отупел. Вяло пережевывая  бутерброд,
он подумывал, что лучше: дождаться конца программы или плюнуть,  разыскать
Шульгина и уехать "домой".
     Настроение к ночи у него совсем испортилось. Такое  впечатление,  что
он заболевает. Еще и симптомы не определились, а как-то нудно,  словно  бы
поламывает, познабливает, и пища приобрела  вкус  старой  ваты.  Воздух  в
помещении неподвижный, а кажется, будто сквозит, мурашки по спине  бегают,
кожа на лице приобрела нездоровую чувствительность.
     А теперь добавился смутный, беспричинный страх. Андрей знал, что  при
некоторых болезнях страх, тоска, депрессия - сопутствующие симптомы, но от
такого знания легче не становилось. Все-таки, наверное,  лучше  уехать.  В
своей каюте,  под  теплым  одеялом,  да  после  чарки  "тройной  перцовой"
наверняка полегчает.
     Прикрыв отказывающиеся читать слишком яркие строчки  глаза,  Новиков,
на  грани  восприятия,  уловил   вдали   посторонний   звук.   Равномерное
потрескивание и поскрипывание, словно  бы  тяжелые  шаги  по  рассохшемуся
паркету.
     Вначале ему  подумалось,  что  это  Шульгин,  закончив  свои  дела  в
оружейной мастерской, сам догадался зайти сюда, потрепаться или пригласить
на вечернюю рюмку.
     Но и темп шагов был совершенно не Сашкин - уж его-то походку он  знал
великолепно, и паркет в библиотеке лежал мертво, какие там скрипы...
     И вдруг ему стало по-настоящему жутко. Как не было, пожалуй,  никогда
в жизни. Уже не мурашки - сильнейший ледяной озноб прокатился по  телу,  и
спазм сжал горло. А с чего бы? Кроме Шульгина и Антона, в Замке не было  и
быть не могло ни единой души. Новиков прикусил губу и встал. Сделал шаг  к
арочному проему - чего проще, выйти  и  посмотреть.  Несмотря  на  волевое
усилие, страх не отпустил - совершенно детский страх,  будто  в  пять  лет
очутился один в холодном и темном подвале.
     А каково тут было Воронцову,  действительно  одному  в  самый  первый
день?
     За спиной часто запищал  компьютер.  Программа  наконец  закончилась.
Машинально он взял из гнезда длинную  и  тяжелую,  чуть  теплую  на  ощупь
кассету с кристаллами, сунул в карман. И на него  обрушилась  новая  волна
страха. В этом кармане он всегда носил пистолет. И секунду назад собирался
его достать. А теперь его не было. Почти тут же  он  вспомнил,  что  утром
надел новую куртку, а "Вальтер" оставил в джинсовой...
     "Надо бы, как на Валгалле, в кобуре носить..." - запоздало  посетовал
Новиков, не слишком понимая, чем бы ему сейчас помог  пистолет.  Но  помог
бы, нет - второй вопрос, сейчас же его вообще не было.
     Сам себя  презирая  за  омерзительную  трусость,  Андрей  выглянул  в
коридор. Чтобы убедиться, что звук  шагов  -  а  теперь  в  этом  не  было
сомнения - имеет вполне рациональное объяснение.
     Выглянул... Как раз в тот момент,  когда  из-за  ближайшего  поворота
возникло кошмарное видение.
     Материализованный монстр  из  американского  фильма  ужасов,  похожий
одновременно  на  двухметровую,  покрытую  зеленовато-серой  жабьей  кожей
гориллу и на распухший, многодневный уже труп утопленника. Перед чудовищем
катилась волна ледяной, тошнотворно-удушающей вони.
     Секундного ступора оказалось достаточно, чтобы омерзительное существо
тоже увидело Новикова, зафиксировало на нем свои мертвые, как  у  вареного
осетра, глаза - каждый глаз размером с крупное куриное яйцо - чуть присело
и метнулось вперед!
     Какой-то частью сознания понимая, что в реальности такого  просто  не
может быть, что явление это совсем из другого логического ряда, куда ближе
к галлюцинации, чем к  невероятной,  но  рационально  объяснимой  сущности
Замка, Андрей отнюдь не готов был проверить это на себе.
     Он не помнил, вскрикнул ли сам, издало ли какой-нибудь звук чудовище,
или все происходило в тишине. Подчиняясь атавистическому инстинкту: видишь
незнакомое и страшное - беги, Новиков метнулся в  свой  отсек.  Монстр,  с
места взяв спринтерское ускорение, - следом.
     Проносясь вдоль книжных полок, Андрей  тщетно  пытался  увидеть  хоть
что-то, похожее на оружие. Увы! Здесь  не  было  даже  хорошего,  тяжелого
дубового стула. Добежать до  очередного  отсека  и  швырнуть  в  "гориллу"
креслом? Не успеть - топот, сопенье и  хлюпанье  преследователя  слышались
совсем близко, шагах в десяти-пятнадцати за спиной.
     Но, кажется,  дистанцию  пока  держать  удается.  Спортсменом  Андрей
всегда был неплохим. Километра три такой темп он удержит, если монст