и неделю. В чужой стране в чужие
разборки не ввяжется.
    - А если при повальном обыске соседних дач его все же обнаружат? - не
отставал жандарм.
    - Если, если... Русского языка он не знает, но знает законы. Предъявит паспорт
и будет требовать переводчика и британского консула. Пусть это вас пока не
волнует. Поговорим о другом - откуда здесь вдруг взялись полицейские? Все же
профессор выдал, или?..
    Славский снова начал закипать. Наглая настырность собеседника надоела ему
хуже горькой редьки. И он разразился тирадой в том смысле, что профессор сам по
себе, а вот совершенно дурацкая выходка господина Мэллони (сэром его на этот раз
Славский не назвал), который ни с того ни с сего поперся шляться в одиночку по
незнакомому городу, вполне могла привести к подобному итогу. Подцепил при своей
вызывающе нездешней внешности "хвост", какого-нибудь скучающего филера, и
пожалуйста.
    - Оставьте, господин Славский. Я полмира обошел и объехал, и никаких
"хвостов" не цеплял. Значит, страна у вас такая, и вы все здесь...
    Азартный межнациональный спор, в меру сил поддержанный и немцем, угас после
того, как Шульгин налил всем еще по второй и по третьей. Запас еды и напитков у
него в сумках был небольшой, но для троих на пару дней достаточный, поэтому он
соорудил каждому по доброму сандвичу с колбасой и сыром. После чего сошлись на
том, что искать виноватых несвоевременно, а лучше поспать.
    Тем более что Шульгин наконец сообразил выключить фонарь. Он хоть и был
аккумуляторный, рассчитанный на сутки непрерывной работы, но кто знает, как оно
повернется еще.
    Впрочем, "как" - Шульгин имел соображения.
    Одно шерстяное одеяло, сложенное втрое, постелили на землю, вторым закутали
фон Мюкке, как младенца в пеленку, подмостили ему под голову сумку, и,
согревшись, капитан быстро уснул.
    - А нам-то как? Холодновато здесь, оказывается, - сказал Славский.
    - Да, пожалуй, - согласился Шульгин, хотя сам был одет куда теплее его.
    Сашка под плотным твидовым костюмом имел еще и шерстяное егерское белье, и
крупной вязки пуловер.
    - Могу вот предложить походную печку с сухим спиртом. Пещеру не нагреет, а
руки над огнем подержать тоже неплохо. И свет, хоть какой-нибудь.
    Действительно, голубоватый дрожащий огонь четырех крупных таблеток сразу
создал ощущение походного уюта.
    - До утра не так уж долго, уважаемый. Каминчик вот, полфляжки виски у нас
еще есть, в крайнем случае побегать-попрыгать можно. Не пропадем. И не такое
бывало. А расскажите мне лучше, откуда такие пещеры под этим городом, кто их
прорубил и какой в них смысл, - обратился Сашка к невольному товарищу по
несчастью.
    Славский об истории катакомб знал крайне мало, однако сказал, что на
протяжении не то двухсот, не то всей тысячи лет таким образом здесь добывали
белый ракушечник, из которого и выстроен город Одесса, а до него, возможно,
безымянные греческие и готские колонии. И что тянутся они якобы на десятки и
десятки верст.
    - Не слишком понятно. Отчего же не добывали камень открытым способом?
Сделали бы нормальные каменоломни на площади в один-два гектара и работали бы
как люди... А здесь? Пилить камень в темноте и духоте, таскать его ползком за
километры... Абсурд какой-то.
    - Насколько я помню, аналогичные катакомбы имели место во всех
городах-государствах древности. Нам этого и вправду не понять. Иная психология,
или иные экономические условия. Допустим, труд рабов в катакомбах стоил дешевле,
чем пахотная земля на поверхности...
    Мысль Славского показалась Шульгину здравой. Нет, явно не дурак был этот
мужчина.
    - Может быть, может быть. А еще можно предположить, что камень начинали
добывать, так сказать, по месту строительства. Углублялись под землю, сразу
выпиливали блоки нужного размера и укладывали в стены, пока не заканчивали
здание. И тут же начинали следующее, - продолжил он мысль. - Но в этом случае
массив под городом на самом деле изгрызен, как трухлявый пень древоточцами. И
почти каждый дом, следовательно, может иметь с катакомбами сообщение. Интересно
бы исследовать эти подземелья систематически...
    - Как повезет, - зевнул Славский. - Но давайте все же попробуем уснуть. Хоть
ненадолго. Сядем спина к спине, пока спирт горит, и вздремнем. Устал я за
минувший день.
    Но тут же снова вдруг оживился.
    - Не покажете ваше оружие поближе? Еще с Севастополя любопытствую, а все
случая не было...
    Шульгин охотно протянул ему "ППСШ". Вынув предварительно сдвоенный магазин и
проверив патронник. Не потому, что не доверял, а по привычке, въевшейся в кровь
и спинной мозг.
    - Интересно... Я до этого видел только автомат Федорова и немецкий
"рейнметалл". Этот куда проще будет. И где делают?
    - По слухам - в Екатеринославле. Но лично я купил у похожего на "махновца"
(это слово он с трудом произнес по-русски) человека на станции Батайск.
Недорого, а в употреблении удобен, и бой хороший. Главное - патроны всегда
доступны. Что для "кольта", что для "маузера", что для этого...
    - Любите оружие? - со странной подначкой спросил Славский, довольно грамотно
разбирая автомат на детали. Ничего сложного в этом, кстати, не было.
Конструкция, рассчитанная на солдата с начальным образованием. А то и на
неграмотного бойца из стран "третьего мира".
    - Думаете, задали умный вопрос? Можно провести двадцать лет в походах по
Африке и Азии, не считая оружие частью своего тела? Однажды в Бирме я оказался
на вершине пагоды с хорошим "снайдером" и сотней патронов в поясе. Вокруг -
почти столько же туземцев. Правда - с луками. Но на двести метров их стрелы
дюймовую доску пробивали...
    - И что? - Ротмистр выказал неприкрытый интерес.
    - Пришлось двое суток держать их на вдвое большем расстоянии. Всего лишь.
Пока мне на помощь не пришел эскадрон сипаев. Патроны у меня еще оставались, а
вот воды и виски - уже нет.
    Поговорив еще с полчаса на разные интересные темы, они все же легли, с двух
сторон прижавшись к тихо похрапывающему немцу, и действительно сумели заснуть.
    Военные все-таки люди.
    Но проснулись окончательно замерзшие, с затекшими руками и ногами, когда
светящиеся стрелки шульгинского "Лонжина" показывали без четверти три.
    Глухая ночь или раннее утро. Как кому нравится. Один только капитан
продолжал мирно посапывать в своем теплом коконе.
    - Черт, пить как хочется, - пробормотал Славский, хлопая себя по щекам. - У
вас вода есть?
    - Вот чего нет, того нет, не обессудьте. Водой не запасся. Да и не беда.
Сейчас я проберусь обратно, к подвалу, послушаю. Если все тихо - наверх выгляну.
Там и напьемся. Не в Сахаре мы, слава богу, в этом климате от жажды не умирают.
Посветите мне...
    При свете фонаря Шульгин тщательно осмотрел свой автомат, не напортил ли
чего Славский, проверил, как ходит затвор, дослал патрон в патронник.
    - Ну, я пошел. Если задержусь - покормите Гельмута, продукты здесь, - он
указал на меньшую из сумок. - Только придется на ощупь, фонарь я с собой возьму.
    - Ничего, у меня спичек полный коробок, и можно еще вашу таблетку зажечь...
    - Правильно. А с оружием у вас как? Славский показал свой револьвер.
    - А кого здесь бояться?
    - Вам виднее. А вдруг меня наверху схватят и за вами направятся?
    - Много тут восемь патронов помогут... Так что лучше не попадайтесь.
    - Сделаю все, что в моих силах...
    Удалившись от бивуака на полсотни метров, Шульгин включил фонарь. В одиночку
он почувствовал себя гораздо увереннее.
    Естественно, пока он будет проводить свою рекогносцировку, Славский
непременно тщательнейшим образом обыщет его багаж. И пусть его. По крайней мере
окончательно успокоится. Вещи там подобраны с умом, чтобы создать именно то
впечатление, которое требуется.
    Сашка шел по штреку уверенно, обдумывая, что именно собирается сделать
наверху и каким образом будет держать себя по возвращении, потому что именно
тогда игра вступит в решающую фазу - или ему удастся без каких-либо эксцессов
разговорить этих ребят и убедить их в неизбежной необходимости принять искателя
приключений в свою компанию на равных, или...
    Но коридор тянулся и тянулся, вышло разумное время, за которое он должен был
подойти к нужному проходу, но его не было. Шульгин остановился, поглядел на
циферблат часов, осмотрелся по сторонам.
    Все так - шел он уже целых девять минут, а прошлый раз, с грузом, этот путь
занял вдвое меньше. Вокруг - те же самые тесаные стенки с явно видимыми следами
пиливших некогда камень инструментов. Только на полу - ни единого следа
человеческих ног. А ведь они точно были, он специально обратил внимание и даже
мельком вспомнил известную песню насчет пыльных тропинок далеких планет.
    Значит - он элементарным образом заблудился? Неужели проскочил нужный лаз
еще в то время, когда не включил фонарь?
    Забавно.
    Собирался напугать своих партнеров именно этой опасностью и шантажировать
ею, а на крючок попался сам? И где - на полукилометровом отрезке практически
прямого штрека?
    Так не бывает.
    И Сашка сразу почувствовал себя в своей тарелке. Вот и началось. Вернее -
проявилось окончательно и безусловно. Он с самого начала ждал, что никакой
новой, самостоятельной, независимой от прошлого жизни ему начать не удастся. Не
позволят.
    Кто? Это уже другой вопрос. Кто-нибудь. Начиная от Держателей, Антона, той
же Сильвии, если ей заблагорассудится.
    Он все время готовился и ловил признаки чужого вмешательства в свои планы?
    Вот сейчас вроде бы нашел. И сразу стало легко и понятно.
    Именно в этом режиме они жили последние годы, отрезок времени относительной
независимости воспринимался Даже с некоторым удивлением...
    Теперь нужно подумать.
    Когда он бежал с фонарем от виллы в глубину катакомб, то отлично помнил все,
до них касающееся. В том числе и слова экскурсоводши, что даже партизаны
Отечественной войны старательно отмечали, обозначали, огораживали все окрестные
ходы и штреки, поскольку заблудиться в катакомбах мог любой, как угодно хорошо
их знающий человек.
    Действительно, то, что он успел увидеть за двухчасовую экскурсию, внушило
ему должное почтение, но чтобы заблудиться вот так, как он сейчас...
    Зрительная память у него была если не абсолютная, то очень хорошая. Все
четыре поворота, которые ему пришлось сделать, он запомнил. Как и то, что по
сторонам главного хода он видел пять или шесть боковых ответвлений. Обратно он
шел известным маршрутом, ни в один из этих ходов не сворачивал, и тем не менее...
    Был бы с собой компас... А что компас, что бы он показал? Дача стояла на
берегу моря. Флигель смотрел на него окнами задней комнаты. Значит - строго на
юг. Соответственно, вход в катакомбы из подвала был ориентирован примерно на
восток. И что из этого?
    Шульгин попытался сосредоточиться. Против желания, несмотря на достаточно
отчетливое понимание ситуации, им овладел неожиданный, пока еще не
соответствующий обстоятельствам страх.
    Иррациональный.
    Клаустрофобия, можно сказать.
    С иррациональной, а значит, скорее всего со стороны наведенной эмоцией можно
и должно бороться.
    Из точки, в которой он сейчас находится, следует неторопливо, без паники
вернуться задним ходом к месту поворота, к развилке, где он ухитрился уйти с
собственного следа.
    Сейчас ему казалось невероятным, как он мог так увлечься, что перестал
смотреть под ноги.
    Сашка опять взглянул на часы. С момента начала его экспедиции прошло уже
сорок минут. Время идет неестественно быстро. Все предыдущие мысли и переживания
в нормальном режиме не могли занять больше пяти-семи минут.
    Теперь - спокойствие. Только эксперимент и точный расчет. Он извлек из-за
голенища ботинка универсальный десантный нож, несколькими ударами высек на
мягком ракушечнике стены косой крест, рядом нацарапал дату, час и текущую
минуту.
    Посмотрим, как у нас дальше получится.
    Усмехнулся, опять вспомнив Смока Белью. "Рулетка - сама по себе система, и
любая другая система против нее бессильна".
    Откуда он пришел, сомнений не вызывало. Не спеша, придерживаясь левой рукой
стены, он вернулся назад на метров пятьдесят, до первого ответвления, которого,
ей-богу, на своем пути сюда не заметил.
    Пусть так.
    Шульгин подобрал несколько небольших камней, положил их поперек прохода,
вроде шлагбаума, нанес очередные кресты перед боковым штреком и за ним, двинулся
дальше.
    Аналогичную операцию проделал еще возле двух коридоров и вот, кажется, вышел
к основному стволу.
    По крайней мере, здесь он увидел отпечатки собственных ботинок-вездеходов.
Значит, нужный выход просто-напросто перекрыт каменным монолитом, как это
делалось в египетских пирамидах для грабителей.
    Или, если исходить из привычных невероятностей, искривлена метрика
пространства. Специально для него.
    - Славский, эге-гей! - закричал он, сложив ладони рупором. Эха мягкие
пористые стены не отражали, но через несколько секунд из тоннеля донесся хотя и
искаженный, но знакомый голос.
    Делая отметки на стенах каждые пятнадцать-двадцать шагов, Шульгин добрался
до бивуака.
    Поначалу Славский не поверил.
    - Вы что, хотите сказать, что заблудились на расстоянии трехсот шагов от
входа?
    - Трехсот, пятисот - не суть важно. Выхода я не нашел. Сколько на ваших
часах?
    Золотой брегет Славского показывал шесть.
    - Шесть - чего? - ядовито поинтересовался Шульгин.
    - Как чего, утра, конечно.
    - Я бы не был так категоричен. Но - ваше счастье, у меня хронометр более
подходящий к данной ситуации, - Сашка показал Славскому часы с двадцатью
четырьмя делениями циферблата и календарем. - Пока да, шесть утра 2 ноября 1921
года. Но вас не удивляет, что я бродил почти три часа, хотя тоже вполне уверен,
что прошел не более километра в ту и в другую сторону? И вы согласитесь, не
слишком похоже, что с момента нашего погружения "ин профундис"* прошло более 12
часов...
    Славского это и в самом деле удивило. Но тут подал голос и фон Мюкке,
положение которого и без того было самым невыгодным из всех присутствующих, а
теперь как бы и совсем осложнилось.
    - Не удивляйтесь, господа. В море такое случается сплошь и рядом - компас
врет, карты врут, в тумане черт водит, тайфун несет неизвестно куда, и в
результате оказываешься в Патагонии вместо Камеруна.
    - Так то же в море, - сказал Шульгин, испытывая очередной приступ симпатии к
этому моряку, явно не своей волей оказавшемуся в центре совсем не нужной ему
интриги.
    - Я и говорю - в море. А уж под землей... Простите, любезнейший, не оставите
ли вы меня с сэром Ричардом наедине?
    Славский, нечто невразумительно-недовольное пробурчав, выбрался из пещерки.
    - Только не отходите за пределы видимости фонаря, - крикнул ему вслед
Шульгин. - А то ведь, сами понимаете... Что у вас? - спросил он немца, когда они
остались вдвоем.
    - Прошу прощения, конечно, - засмущался капитан, - но вы вроде мой врач. Мне
бы по нужде как-то организовать... У этого господина просить неудобно.
    Проблема действительно была не такой уж простой по нынешней обстановке, но
Шульгин ее благополучно разрешил.
    После чего, поправив постель, поудобнее устроил раненого и еще на полчаса
застегнул на его запястье браслет. По его расчетам, примерно через сутки фон
Мюкке сможет попробовать встать на ноги. Для начала.
    Услышав хруст щебня под ногами Славского, немец шепнул:
    - Пошлите теперь его на разведку, а мы поговорим...
    - Ну и что мы теперь будем делать? - спросил Станислав Викентьевич, который
по запаху понял, что никакого заговора не имело места. - Как кому, а мне пить
хочется все сильнее.
    Шульгин с ним согласился. У него в сумке был крошечный НЗ - две пол-литровых
алюминиевых банки газированного тоника и одна банка "Алказельцера", то есть
содовой воды с аспирином, припасенные совсем на другой случай, но расходовать их
без крайней необходимости он не собирался. Как минимум сутки жажду терпеть
можно. А уж тогда...
    - Знаете, коллега, у меня есть моток шелкового шнура - триста метров. Нить
Ариадны, если угодно. Привязав его здесь, можно спокойно исследовать окрестные
ходы на указанный радиус. Отметив засечками или копотью на стенах крайнюю точку,
перевязать веревку и продвинуться еще на столько же. Не займетесь? Как мне
кажется, судя по геологии данной местности, здесь должна быть вода. Хотя бы
просачивающаяся с поверхности в виде капели со сталактитов. Или ручьи, или
колодцы... Попробуйте. Не найдете - будем думать дальше.
    Не скрывая недовольства, Славский тем не менее взял протянутую Шульгиным
бухточку не шелкового, конечно, а кевларового крученого шнура, толщиной в
карандаш, но выдерживающего на разрыв нагрузку более двух тонн.
    - Сразу б вы его у входа привязали, и никаких проблем бы не было...
    - А что ж вы мне не сказали, куда нас направляете? - парировал Шульгин. -
Роман Жюля Верна "Черная Индия" не приходилось читать?
    - Увы, нет. А если воду найду, куда ее собирать прикажете?
    Шульгин задумался лишь на секунду.
    - Вот, пожалуй складной стакан. Вмещает полпинты. А вот - резиновый чехол от
медицинской аптечки. Сюда можно налить литра три воды. Если сумеете наполнить -
покроете себя бессмертной славой. Вперед, мой капитан, сорок веков смотрят на
вас из этих подземелий...
    Выматерившись сквозь зубы, Славский удалился в глубь штрека, разматывая
шнур.
    - Зачем вы его злите? - поинтересовался фон Мюкке, которому после оправки
стало совсем хорошо, а действующий браслет, нормализуя внутреннюю среду,
приглушил и чувство жажды.
    Здесь, кстати, крылся сильно интересующий Шульгина вопрос: ну вот защищает
эта машинка постоянство гомеостазиса, способна даже почти разорванного на куски
человека вылечить, а если вот просто так, как сейчас, - ничего особенного не
происходит, просто воды нет и не будет, и ты готовишься подыхать от жажды? Что
браслет может сделать при достаточно строго поставленном эксперименте? Ну,
какое-то время он будет оптимизировать расходование тканевой жидкости,
производить гидролиз жиров, как у верблюда, а дальше? Все же допустит
постепенное усыхание или переведет меня на усвоение атмосферной влаги через кожу
и легкие? Интересно бы исследовать этот вопрос вплотную... Впрочем, тьфу-тьфу, -
Шульгин натурально сплюнул, не жалея драгоценной влаги.
    - Из принципа. Он мне не нравится.
    - А я?
    - А вы нравитесь. Несмотря на то, что он мой соотечественник, а вы -
исторический враг.
    Здесь Шульгин, что называется, пальнул в темноте и навскидку. Просто ему
давно начало казаться, что Славский все-таки не русский по происхождению.
    Сначала он перебирал разные варианты, примеривал на него и польскую личину,
и немецкую (из хорошо обрусевших остзейцев), а потом вдруг сообразил, что
все-таки Славский - англичанин.
    Или американец, пусть даже сильно обрусевший. Возможно - много лет
изображавший русского. Как "японец" - штабс-капитан Рыбников, или "араб" -
полковник Лоуренс.
    Сашка даже восхитился и своей догадливостью, и изяществом ситуации: он,
косящий под британского потомственного рыцаря, и противник (не враг пока, а
просто противник в игре), англичанин, талантливо изображающий русского.
    Нет, это прямо здорово. Может завязаться такая комбинация... Даже на
филологическом уровне. Он, правда, с помощью Сильвии и всей мощи аггрианской
обучающей техники сейчас знает наизусть восьмисоттысячный словарь Вебстера со
всеми фразеологизмами плюс несколько словарей сленгов. Смог бы, при
необходимости, писать стихи в стиле Киплинга, где одновременно используется
оксфордский английский, жаргон лондонских доков XIX века и пиджин-инглиш Южных
морей.
    А знает ли господин Славский наизусть словарь господина Даля, язык палубы
балтийских броненосцев и изысканный стиль пересыпских биндюжников, раз уж мы в
Одессе? Знает, нет - не суть важно, но за дни их знакомства пока не допустил ни
одного прокола...
    - Что? Славский, по