ться  во всем происходящем. А там и определиться - следует  ли
употребить власть для  пресечения  зреющего противоправительственного умысла
или, напротив, вовремя оказаться на стороне, которая способна предложить ему
нечто большее, чем не слишком уже далекий и не очень жирный пенсион.
     А  тут кандидат  в зятья вдруг  исчез  на  два месяца  из поля  зрения,
оставив после  себя недоумение и  тревогу.  Потерял,  похоже,  темп господин
Бельский  за время  отсутствия  Ляхова, любопытство его томит, и  не  только
любопытство, наверное, раз его доченька так гонит лошадей.
     В интуиции прокурору, конечно,  не откажешь. Аппаратик доктора  Максима
Николаевича,  названный  "верископом",  долженствующий обеспечить проведение
придуманной  лично  Ляховым  "кадровой  революции",  уже  в  апреле  работал
достаточно убедительно, а с тех пор  был значительно усовершенствован. И мог
быть запущен в серию хоть завтра.
     Но,  тем не менее, понимая причины поведения  подруги, Вадим так просто
прощать  не хотел. Хоть из приличия могла бы  посвятить сегодняшний  вечер и
ночь исключительно интимному общению.
     Как любили говорить в полку - война войной, а  обед по расписанию.  Так
сейчас все происходит с точностью до наоборот.
     Окликать Майю или подходить к ней, чтобы погладить  по  плечику, он  не
стал.  Пусть полюбуется кильватерной струей. Не вредно. Не океан  за бортом,
но все же приятное для глаз и успокаивающее нервы зрелище...
     Разумеется, через несколько минут она вернулась. А куда деваться?
     Села за стол как ни в чем не бывало.
     - Извиняться будешь?
     - Буду,  - с готовностью кивнул Ляхов. - И даже - уже. Простите дурака.
Одик-с  в казармах, тонкое обращение стал забывать. Примите уверения  и  все
такое прочее...
     Со снисходительной улыбкой она  досмотрела до  конца  процесс посыпания
головы пеплом. Положила тонкую ладошку поверх его руки.
     И, в полном  соответствии с уже  проведенным Вадимом  анализом  партии,
начала объяснять, что  отец очень ответственно относится  к своей должности,
но  в то же время считает, что служит не какому-то конкретному правительству
и  даже не  существующему  государственному устройству, а России  в  широком
смысле.
     Что нынешнее положение полковника Половцева  (его настоящей фамилии она
так до сих  пор и не знала), круг его  общения, личное знакомство с  князем,
как бы  он  от него  ни  открещивался, и  другие привходящие  обстоятельства
заставляют  предположить,  что  тогдашние  слова отнюдь не случайность  и не
шутка даже.
     Что  при  определенных   обстоятельствах  Василий  Кириллович  мог   бы
взглянуть на вещи несколько шире, чем предполагает должность и даже нынешние
убеждения. Но хотел бы принимать решения с большим знанием дела.
     -  Что ты  имел в виду,  говоря об иной схеме власти? Если еще  точнее,
каким  таким  секретом ты владеешь, чтобы заявлять,  что иная система власти
возможна и будет намного эффективнее, чем любая другая.  Отец так понял, что
это дело уже чуть ли не в стадии практической реализации.
     - Поверили, значит? - осведомился Вадим,  подливая в бокалы вино. Рюмка
водки поверх хереса принесла как раз нужное состояние духа. Еще не  пьян, но
кураж поднялся значительно.
     - Не набивайся на комплименты. Что ты мужчина и собой недурен,  и  умом
не обделен, сам  знаешь,  не хуже  меня. В одночасье задурил бедной  девушке
голову и сорвал цветок невинности! Ладно, ладно, не буду больше! Нет, Вадим,
если без шуток... Кто бы стал с тобой дружить и общаться, если бы... Дураков
и болтунов не  награждают крестами и не берут из провинциальных гарнизонов в
Гвардию и в Академию. Так что...
     - Спасибо, тронут. Ну, если предположить, что мы сейчас продолжаем тему
одного из наших академических семинаров...  Только  не смешно ли  выйдет?  С
девушкой за  ресторанным столиком, на фоне изумительной природы - и доклад о
грядущих судьбах государства Российского?
     - Отчего  бы и нет? Если  девушка не столь глупа, чтобы  интересоваться
только светскими сплетнями, сравнительными достоинствами и статями возможных
женихов,  ценами  на тряпки. А о чем ты предпочел бы  со  мной  говорить?  О
неясных чувствах, которые я в  тебе  пробуждаю? О размерах  моего приданого?
Можем и об этом поговорить, только несколько позже. Согласен?
     - Нет,  ну можно еще о литературе, о живописи. Я  даже несколько стихов
наизусть помню.  Как  это там? "Я пригвожден к  трактирной  стойке,  я  пьян
давно, мне все равно, а счастие мое на тройке в сребристый дым унесено..."
     -  Великолепно.  Блок. В кружке  чтецов-декламаторов  занимался?  Потом
выгнали или сам бросил?
     Ляхов изобразил смущение.
     - Так  что, милый,  давай все-таки поговорим  о  том, что у тебя  лучше
получается.
     - Ну,  если ты так  считаешь... А то я  еще  про живопись знаю. Недавно
каталог выставки "Адольф Гитлер  и его время" пролистал.  Очень впечатляющие
батальные полотна времен мировой  войны.  Не первого ряда художник, конечно,
но есть в нем некая талантливая сумасшедшинка. Навроде Чюрлениса...
     Майя слушала  его, наклонив  голову, совершенно с  тем выражением,  что
подходит для иллюстрации поговорки "Мели, Емеля... ". И не перебивала.
     Пришлось  ему  таки смолкнуть  на  полуслове,  чтобы  не  заиграться  в
очередной  раз. Ссориться  с девушкой  он решительно не  хотел. И перейти  к
вполне серьезному тону.
     Предварительно   попросив  Майю,  чтобы  она  его  какое-то  время   не
перебивала, даже если возникнут вопросы. Лекция так лекция.
     "Ты этого хотел, Жорж Данден!"
     И  начал вкратце  пересказывать ей  тезисы доклада одного из аналитиков
"Пересвета", доктора философии и одновременно полковника Ивана Зернова.
     -   Как  известно,  в  последние  два  века  в  цивилизованных  странах
конкурируют между собой только демократия и монархия. После  мировой войны и
большевистского  переворота на  монархию навесили  массу  ярлыков:  отжившая
форма власти,  отсутствие свободы,  произвол,  мракобесие  и  тому подобное.
Причем  подлинной критики монархии, в  нашем  случае - русского самодержавия
как  такового, нигде  и  никогда не  было.  На  самом  же деле...  Начнем  с
общеизвестного, но замалчиваемого.
     Что есть  монарх?  Он обладает всей полнотой  власти  в  государстве  и
осуществляет ее по  единоличному усмотрению. Он принимает решающее участие в
законодательстве,  управлении и правосудии. Права его наследственны и длятся
пожизненно.  Царю  не  нужно думать, что его могут свергнуть. В этом отличие
монархии от тирании.
     Царя   с   раннего  детства  воспитывают  лучшие   учителя,  готовя   к
государственному  правлению.  За  его  спиной -  опыт  отцов  и  дедов  с их
достижениями и ошибками.  Монарх  последователен, ибо продолжает  дела своих
предшественников,  не претендуя на сиюминутный успех в предвидении  грядущих
через четыре года  выборов. Царя не заботят деньги и награды. Деньги ему  не
нужны,  а наградами распоряжается он сам. Для  государства монархия  дешевле
демократии, хотя бы за счет экономии на бесконечных и бессмысленных выборах.
По идее, царь всегда мудрее, опытнее, дальновиднее любого выборного  лидера,
поскольку мыслит категориями эпох, а не парламентских сроков.
     Монарх не имеет над собой высшего властного  органа  и не  отвечает  ни
перед  кем из  подданных за свои  действия,  он повинуется  только  правовым
нормам, которые сам утвердил. Значит, ему  нет нужды  их нарушать. В  случае
необходимости  он  может   их   изменить  в   том  же  узаконенном  порядке.
Следовательно, монархия  царствует лишь тогда, когда все  жизненные  явления
подчинены этике.
     Далее, в отличие от демократии, монархическое сознание исходит из того,
что   люди  от   природы  не  равны  между   собой  по  причине  воспитания,
способностей,  наследственности, отсюда вывод: высшая справедливость требует
различного  к  ним отношения.  И далее  - примат индивидуального  подхода  к
каждому человеку, а не обезличивающее "равенство".
     Еще одна деталь - власть  монарха есть не право, а обязанность, которая
и наделяет его верховными правами. Соответственно, это распространяется и на
подданных.  Подданный в  монархии имеет больше, чем  политические права,  он
имеет политические обязанности.
     Кроме  того, очевидно,  что в "правовом  государстве"  закон никогда не
может   предусмотреть   всех   ухищрений   человеческого  поведения,   а   в
монархическом государстве воля государя, вера  в него подданных поддерживает
сознание, что высшая  правда выше закона. Народ обращается к государю, когда
требования законов расходятся с жизненными реалиями  и царская прерогатива -
решать дела по закону нравственному.
     И в то же  время царь, как  единоличный представитель верховной власти,
не в состоянии исполнять государственные функции в полном  объеме. Он должен
привлекать   к  управлению   людей  наиболее  способных   и  подготовленных,
отличающихся обостренными чувствами чести и долга. Перед народом и монархом.
Их  принято  называть  аристократией.  Аристократия  в  случае необходимости
призвана компенсировать личные недостатки  монарха, ибо в  ее составе всегда
можно найти людей способнее  самого царя, но отнюдь не претендующих, на этом
основании, на право сменить его на престоле.
     В   монархии  человек   обладает  обостренным   чувством   собственного
достоинства и чести, легко принимает идею  ранга, так как и  ранг монарха, и
ранг других людей измеряются одинаковыми критериями...
     Верность монарху,  исходящая из основ монархического сознания, принятая
добровольно и невынуждаемо, и есть истинная свобода...
     Майе  хватило терпения  и выдержки дослушать Вадима до  конца. Только с
мимикой ей не всегда удавалось совладать.
     Ляхов замолчал, промочил горло вином.
     - Спасибо за интересную лекцию. Вижу, тема тебя  волнует и  продумал ты
ее глубоко. И, наверное, свой  выбор сделал. Так? - спросила Майя совершенно
серьезно.
     Он пожал плечами.
     -  Чисто теоретически мне на  данные  положения нечего возразить. Кроме
того,  нарисованная картинка выглядит привлекательно и в эстетическом плане.
А  что  касается  практики...  Я уже говорил твоему отцу, переворотов мы  не
затеваем.
     - Но  теория отработана, чего уж  скромничать. Из одной только  любви к
философии десятки серьезных людей не  стали  бы время  тратить.  Считай, что
меня ты тоже  убедил. Только вот хотелось бы узнать одно-единственное.  Если
Великого князя я еще  могу представить себе рыцарем  без страха и упрека,  в
духе твоего учения, где  ты собираешься взять аристократов? Таких, как ты их
тут разрисовал?
     - А чем плохи хотя бы мы  с Неверовым? - сказано было явно с  эпатажной
интонацией,  но Майя и это  приняла  серьезно.  Она  вообще  была  настроена
сегодня на серьезный разговор.
     -  Вы -  неплохи.  На  роль  верных величеству  мелких  баронов  вполне
годитесь.  Замок  или  поместье в награду  за  труды,  дружинка  не  слишком
большая, с которой всегда явитесь по первому зову. Но ведь ни министрами, ни
командующими  армиями  вас  не сделают.  Все  равно таким,  как  ты,  дорогу
перебегут и более наглые, и более беспринципные...
     - А вдруг да нет? Вдруг на те посты попадут как раз те, кто нужен, и по
способностям, и  по вере? Знаешь  девиз ордена  Святого Владимира - "Польза,
честь и слава!"?
     Умная Майя, которая все больше и больше ассоциировалась у него с миледи
де Винтер в исполнении Милен Демонжо, из памятного только истинным любителям
кино фильма шестидесятых годов прошлого века, ответила, мило улыбаясь:
     - Опять к тому же и вернулись. Осталось выяснить, есть ли такой  способ
на самом деле, в чем он заключается и знаешь ли его ты?
     Ляхов, медленно  дотянув сигарету  до  середины,  положил  ее  на  край
пепельницы. И сказал, практически не двигая губами:
     - Вон там, сзади, справа от тебя, сидит парень. Что-то мне он сильно не
нравится. Не оборачивайся. И громко:
     - Пойдем потанцуем. Музыка уж больно...
     Музыка и вправду была хорошая.
     Не  нынешняя,  атональная и  неприятно  рвущаяся  в самых  неподходящих
местах,  а  грамотно  аранжированное  для  исполнения  скрипками,  альтом  и
виолончелью  танго  в  аргентинском стиле. Снова, совсем не к  месту, Вадиму
вспомнилась Елена.
     На площадке между кормовой рубкой и капитанским  мостиком уже танцевали
до десятка  пар. Среди них очень легко было затеряться от враждебных глаз, а
том более - ушей.
     - О чем ты? - спросила Майя, исполняя положенные танцем движения. - Что
тебя так взволновало? Или - напугало?
     -  Парень,  -  повторил   Ляхов.  -  С  двумя  девицами.  За  столиком,
единственным, откуда можно  наблюдать за нашим. Я слегка повернулся и поймал
его  взгляд. Смотрел  он до  чрезвычайности  неприятно. Я  только  не  успел
уловить,  на тебя или на меня. Если это не твой бывший  любовник,  то как бы
не...
     Сказать  -  "наемный  убийца"   он   воздержался.  Чтобы  не  выглядеть
параноиком. Скоро уже исполнится год, как уехали они из Израиля, однако слов
Розенцвейга о врагах,  которые  могут  идти по следу годами,  чтобы  в конце
концов отомстить,  забыть  не  получалось. Да  и  зачем их  забывать?  Не  в
Израиле, а в Москве весной пытались их захватить или убить лжеполицейские.
     И даже  не один раз. Лицо,  а особенно глаза,  парня ему  и вправду  не
понравилось. Ну не смотрят так на незнакомых людей, случайно оказавшихся  за
соседним   столиком.   Чтобы   оценить   его   взгляд,   хватало   Вадиму  и
профессионального, и жизненного опыта.
     Непонимающему  так  с  ходу  не объяснишь,  но  взгляд, на  который  он
наткнулся мельком, был взглядом  человека,  уже готового на преступление, но
колеблющегося на  некоей неуловимой грани. Чтобы  сделать решающий  шаг, ему
недостает только толчка. Внутреннего или внешнего.
     С  подаренным  Розенцвейгом  пистолетом  Вадим   не  расставался  почти
никогда.  С  одной стороны,  как со средством самообороны, с другой - как  с
сувениром  и  наградой,  с  третьей  же  -  как  со  своеобразной  "пайцзой"
батыевских времен. Если что, сказал ему в Хайфе майор, найди хоть в Израиле,
хоть где любого авторитетного еврея, покажи  табличку на рукоятке, и он тебе
поможет. Проверить, так  ли это,  пока не довелось, но  сама надежда на шанс
успокаивала. Как наличие в полете парашюта.
     Но  сейчас-то чем  пистолет ему  поможет? Стрелять первым  нет  никаких
оснований,  а вторым  -  можно  и  не успеть.  Вот  если бы этот парень хоть
немного походил на авторитетного еврея...

     - Да  что  ты, Вадим? У меня - и вдруг  такой  любовник? Пусть  даже  и
бывший. Но мне кажется, я его раньше видела... Дай-ка еще взгляну.
     Майя  легко взлетела  по трапу на мостик,  где стоял,  облокотившись  о
леера, один из  настоящих офицеров парохода. Ресторан-то он ресторан, но раз
плывет  по реке своим ходом, значит, кроме поваров и официантов, нуждается и
в судоводителях с соответствующим дипломом.
     - Простите, капитан,  -  нежно помурлыкала Майя, -  не одолжите ли  мне
буквально на минутку ваш бинокль.
     Отказать такой девушке штурман не мог.
     Мельком поднеся к глазам окуляры, она еще раз улыбнулась.
     -  Спасибо,  капитан.  Премного  вам  обязана.  -  И так  же  грациозно
спустилась вниз, оставив речника очарованным и слегка недоумевающим.
     - Точно. Это же  один из отцовских сотрудников. Сидит  в общем кабинете
на втором этаже. Аналитический сектор, кажется.
     - Не мог отец послать его присматривать за тобой или прикрывать?
     -  От  чего?  От  тебя? Смешно.  Да  и  другие  люди  для  таких  целей
используются. Ты там у себя не переучился? Ну, взгляд... Может,  ему одна из
девушек  что-то такое сказала...  Вот  он  и  готов  всех вокруг  поубивать,
фигурально выражаясь.
     Умом  Вадим понимал, что  объяснение  Майи  ближе  к  истине,  чем  его
ощущение опасности. Маловероятно также,  чтобы на роль  убийцы  или простого
филера  выбрали  сотрудника  государственного  прокурора  и   чтобы  сел  он
буквально за соседний столик. И сам по себе пароход-ресторан не лучшее место
для убийства или похищения...
     Хотя это еще как сказать!
     Как раз потенциальной жертве сбежать  отсюда некуда, даже  если  почует
опасность,  разве  только  действительно  за  борт.  Кстати,  за  борт можно
отправить и тело, сунув в укромном уголке шило под ребро. А если не убивать,
так оглушить, связать и переправить на вовремя  подошедший катер. А укромных
уголков на корабле сколько угодно...
     И  что  теперь делать?  Жаль, что Тарханова рядом  нет, этот бы помог и
советом, и делом.
     На  мгновение   отвернувшись,  он  сунул  руку  под  пиджак  и  сдвинул
предохранитель "адлера".
     - Слушай, а вдруг он просто в тебя тайно влюблен или даже не влюблен, а
имел виды на дочку начальника, а тут застал тебя  с кавалером, к которому ты
явно относишься  с обожанием, и  воспылали в нем  эмоции Яго? Имеется  масса
подобных примеров.
     За наглость  Ляхов был  наказан чувствительным  щипком. Однако для всех
окружающих держалась Майя  по-прежнему как и положено воспитанной и скромной
девушке.
     - Это было бы лучше всего, да?
     - Пожалуй...
     Тьфу ты, черт! Действительно, что с ним? Простейшие вещи стал забывать.
У него же в кармане  лежит замаскированный под пачку сигарет "Дюбек крепкий"
радиотелефон  оперативной  связи,  выданный  ему  в  штабе  Тарханова  перед
операцией "Клинок"*. По делу пользоваться им  пока  не пришлось ни  разу, но
согласно инструкции, выходя из дома, всегда брал аппарат с собой.
     * См. : Звягинцев В. "Дырка для ордена".
     Музыка  смолкла, Вадим потянул Майю  за  руку  в тень высокой и толстой
трубы. Здесь вдоль планширя стояли деревянные скамейки, по-морскому - банки,
на которых танцующие могли передохнуть.
     - Твой отец где сейчас может находиться?
     - Скорее всего - дома, в смысле - на даче. Обычно он на службе допоздна
не засиживается.
     - Номер телефона помнишь?
     - Конечно, а в чем дело? Ты ему звонить собрался? Откуда, интересно?
     - Говори номер...
     Он нажал на пачку два раза в известном  месте, поднес ее к  лицу, будто
пытаясь прочесть название при слабом свете.
     - "Печенег три, дежурный, -  услышал он  тихий, но отчетливый  голос. -
Говорите, семнадцатый".
     "Семнадцатый" - это был присвоенный "Половцеву" позывной.
     - Мое место вы фиксируете? - спросил Вадим.
     -  Минутку,  -  очевидно,  дежурный  сверялся   с  каким-то  справочным
устройством или пеленгатором. - Да, место установлено. Требуется помощь?
     -  Пока  нет,  но  вскоре, возможно.  Вы  можете  переключить  меня  на
городской номер телефона?
     - Конечно, называйте.
     Он  продиктовал номер  прокурора Бельского, понимая, что на той стороне
немедленно  выяснят,  кому  он  принадлежит.  Беды в  этом Ляхов  не  видел,
поскольку  давно уже сообщил Тарханову о своем знакомстве. А значит, об этом
наверняка знали  все, кому  положено. Внутри  пачки щелкнуло, и  без всякого
гудка через  несколько  секунд  раздался  узнаваемый, густой  голос  Василия
Кирилловича:
     - Я вас слушаю...
     Он  протянул прибор Майе, которая наблюдала за происходящим с искренним
недоумением. Да и сам Вадим  удивлялся, до чего далеко  шагнула спецтехника.
Простым  смертным,  даже   таким  высокопоставленным,  как   государственный
прокурор,  чтобы  переговорить,  требуются  массивные  телефонные  аппараты,
связанные друг с другом через  станции тысячами проводов, или  радиостанции,
нуждающиеся  в  батареях,  антеннах,  настройке,  постоянно  включенные   на
прием-передачу или работающие по согласованным графикам связи.
     А  тут нажал  неприметную кнопочку на помещающейся в  ладони сигаретной
пачке - и говори!
     - Скажи, где ты и что происходит... Спроси...
     Майя отмахнулась, мол, сама знаю.
     - Папа, это я, мы с Милой,