слаждалась  происходящим,  пока  оно
происходило,  наслаждалась  не  меньше,  чем  он  сам.  Потом  сразу  же
заплакала.
   Ее плач что-то убил в нем. Он ликовал среди их ласк,  ликовал,  слыша
свое имя, когда она молила взять ее  и  закричала,  когда  они  достигли
высшей точки. Он губами нашел ее ухо, чтобы прошептать ее имя.
   И тут послышались рыдания,  раздирающие  ей  грудь,  надрывающие  ему
сердце. Говорящие о том, в кого он превратился.
   В того, кто способен принудить свою жену против ее воли. В того,  кто
счел необходимым сделать это. "Я ненавижу вас  и  презираю",  -  сказала
она.
   Пришпорив коня, Джеймс пустил его в легкий галоп.
   Но почему все это произошло? Неужели он на самом  деле  поверил,  что
она отдалась Бисли? Он не поверил, что она способна  на  такое,  не  мог
поверить. Только не Мэдлин. Она не принадлежит к  тому  разряду  женщин,
которые нарушают супружескую верность, как бы они  ни  ненавидели  и  ни
презирали своих мужей.
   А если бы она была уличена в неверности, тогда она реагировала бы  на
это слезами либо как-то иначе выдала свои мучения, но  не  смехом  и  не
вызывающим поведением.
   Она не изменяла ему.  Она  встречалась  с  Бисли,  потому  что  могла
поговорить с  ним  и  опереться  на  него.  Больше  ей  было  не  с  кем
разговаривать.
   И кто же в этом виноват? Конечно, не она. Он отчетливо помнил, что  в
начале их семейной жизни она делала  попытки  завести  с  ним  разговор,
подружиться с ним. А он оказался не в состоянии ответить ей тем же.
   Если она и завела любовника, виноват в этом больше он, Джеймс,  а  не
она.
   Он огляделся несколько удивленно и увидел, что уже совсем рассвело  и
что солнце встало, судя по всему, довольно давно. Время завтрака он  уже
пропустил. Он провел рукой по жесткой щетине на подбородке и скривился.
   Нужно вернуться к ней. Поговорить с ней. Но что сказать той, кого  ты
изнасиловал минувшей ночью? "Прошу  прощения?  Я  больше  не  буду?  Это
случилось потому, что я испугался, что потеряю вас из-за другого? Это не
было настоящим насилием, потому что  вы  им  наслаждались?"  Что  он  ей
скажет?
   Но он наконец свободен. Свободен  любить  ее.  Он  не  погубил  жизнь
другой женщины. У него нет сына.
   Он свободен  и  целиком  принадлежит  Мэдлин.  Именно  это  он  хотел
отпраздновать с ней минувшей  ночью.  Если  он  еще  способен  любить  в
открытую. Может статься, уже поздно.
   Может статься, события минувшей ночи доказали это. Может статься,  он
не способен давать любовь. Может статься, он способен  только  брать  ее
насильственным путем, разрушая то, что он любит больше всего на свете.
   Но он должен попытаться. Не попытавшись, он никогда не узнает правды.
   Может статься, еще не поздно.
   "Я ненавижу вас и презираю вас за то, что  вы  сделали  со  мной",  -
сказала она.
   Он нахмурился. Что он сделал с ней? Отгородил ее от своей жизни? Убил
горение, которое всегда было основным источником ее красоты?
   "Мне тоже нужен любовник",  -  сказала  она.  Тоже?  Как  кому?  Ему?
Неужели она считает, что у пего есть любовница? Или точнее, неужели  она
видела, как он ушел из зала вместе с Дорой? И знает ли  она  о  Доре?  О
Джонатане? Она дружит с Карлом Бисли. Когда-то Карл  поклялся  отомстить
ему за то, что он сделал с Дорой. А что, собственно, он  с  ней  сделал?
Переспал, когда она уже была беременна? И Карл это знал. Тогда зачем эта
угроза отомстить? Карл сделал так, что все годы он верил в то, что  было
ложью. Ясное дело, ему следует забыть об этих глупых угрозах.  Но  вчера
вечером Карл улыбался. И улыбка была не из приятных.  Что  он  наговорил
Мэдлин?
   Остается только одно. То есть если у него действительно хватит на это
смелости. Нужно вернуться домой, к ней и как-то  уговорить  ее  сесть  и
поговорить с ним. Нужно рассказать ей все - все свое прошлое и все  свое
настоящее. О Доре и о Мэдлин.
   Мэдлин. Вот его настоящее и все его будущее, если  она  простит  его.
Нужно заставить ее понять. Нужцр как-то найти слова.
   Добравшись до дому, он так и не решил, следует ли ему сначала  пройти
к себе, переодеться и побриться, а потом отправляться на поиски Мэдлин -
или отыскать ее немедленно. Но если  он  станет  откладывать,  решимость
покинет его. И он растеряет все слова, готовые сорваться с его губ.
   Мэдлин ведь знает, что он уехал верхом, и поймет, почему у него такой
осунувшийся и неряшливый вид.
   - Где ее милость? - спросил он у Кокинза,  протягивая  тому  шляпу  и
хлыст.
   Дворецкий кашлянул.
   - Нет дома, милорд, - ответил он. - Кажется, миледи оставила для  вас
записку у вашего камердинера.
   Джеймс замер и внимательно посмотрел на дворецкого.
   - В таком случае пошлите его ко мне  безотлагательно,  -  сказал  он,
направляясь большими шагами в сторону библиотеки.
   Она даже не взяла экипаж из каретного сарая. Она добралась до городка
в двуколке, а там, наверное, села в дилижанс или в почтовую карету. Она,
без сомнения, держала путь на Лондон, хотя и не сообщила об этом.  Ни  в
Йорке, ни в Хэррогейте, ни в  одном  из  городов  севера  она  не  знает
никого.
   "Если вы последуете за мной и вернете меня обратно, - писала  она,  -
вам придется держать меня под замком. При первой же возможности я  опять
убегу".
   Наверное, она поехала к матери. И к брату-близнецу.  Они  оба  должны
быть в Лондоне. Она будет в безопасности.
   "Я не желаю быть вашей вещью, - писала она,  -  не  желаю,  чтобы  вы
обращались со мной как с игрушкой, которой можно потешиться. Если вы все
еще любите миссис Драммонд, мне вас жаль. А если вы тоскуете  по  вашему
сыну, я вам сочувствую. Но вам не следовало  жениться  на  мне,  Джеймс,
учитывая все эти обстоятельства. Я человек, и  у  меня  есть  чувства  и
потребности, и я не из тех жен, кто станет закрывать глаза на похождения
мужа и храбро улыбаться перед всем светом".
   Боже!
   "Ступайте к черту,  скатертью  дорога",  -  написала  она  над  своей
подписью.
   Джеймс закрыл глаза и смял письмо в руке.
   Прошел почти месяц, прежде чем он отправился за ней.
 
*** 
 
   На протяжении всей дороги до Лондона Мэдлин сидела в почтовой  карете
молча.
   Она будет жить с матерью. Конечно, какое-то время. А  Домми  и  Эллен
проводят в Лондоне сезон. Потом она найдет себе какое-нибудь жилье. Пока
она плохо представляла это себе. Но Эдмунд не увидит, что она нуждается.
Оставшуюся часть своей жизни она проживет крайне скромно.
   А если за ней явится Джеймс, она будет сопротивляться  всю  дорогу  в
Йоркшир и убежит от него при первой  же  возможности.  И  будет  убегать
снова и снова, если понадобится, пока он не перестанет приезжать за ней.
   Наверное, она и вполовину не презирает его, как самое себя. Но за то,
что он с ней сделал, она его ненавидит.
   Женщина,   которая   задыхалась,   умоляла   и   рыдала   из-за   его
благосклонности лишь через несколько часов после того, как  узнала,  что
сердце его - а может быть, и тело - принадлежит другой.
   Женщина, которая позволила взять себя  против  собственной  воли,  не
пустив в ход ногти, без малейшего сопротивления.
   Женщина, которая наслаждалась, когда ее насиловали.
   Что же это за женщина? В кого она превратилась?
   "Я покончила с вами, Джеймс Парнелл, лорд Бэкворт, - сказала она ему,
не сводя глаз с  окрестностей,  видимых  из  окна  кареты,  едва  шевеля
губами. - Пять лет - вполне достаточно. Я покончила с вами.  Теперь  мне
нужно собрать мою жизнь воедино, и для вас там нет места".
   Мэдлин медленно, не отрывая глаз  от  живой  изгороди,  мимо  которой
ехала карета, стянула перчатку с левой руки и сняла с пальца обручальное
кольцо. Потом, заработав недовольный  взгляд  от  джентльмена  духовного
звания, сидевшего в противоположном углу кареты, опустила  окно,  словно
желая подышать свежим воздухом.
   Ее правая рука, лежащая на окне, метнула кольцо на дорогу.
 
Глава 21 
 
   В одной из гостиных лондонского особняка лорда Хэрроуби лорд  и  леди
Иден только что опустились рядом на софу. Они смеялись.
   - Я только сейчас по-настоящему оценил свою мать, - сказал лорд Иден,
кладя руку на спинку софы за плечами жены. - Как  она  может  оставаться
нормальной и безмятежной после того, как вырастила  Мэдлин  и  меня?  Я,
наверное, окажусь в Бедламе задолго до того, как Чарльз и Оливия  станут
взрослыми. Эллен засмеялась.
   - Я слышала, что когда дети достигают четырех или пяти лет,  тогда-то
они наконец и начинают ходить, а не бегать.
   Он посмотрел на нее насмешливо-угрюмо.
   - То есть нам остается подождать всего лишь три-четыре года?
   - Конечно, - сказала она,  -  сейчас  мы  могли  бы  оставить  их  на
попечение няни и просто входить на цыпочках в детскую, когда  они  спят,
чтобы бросить на  них  обожающий  взгляд.  Ведь  вовсе  не  обязательно,
Доминик, каждый день брать детей на прогулку в Гайд-парк.
   - Тогда меня обвинили бы в том, что я жестоко поступаю по отношению к
слугам, - отозвался с усмешкой лорд Иден. - Почему, Эллен, Чарльз должен
не просто бежать бегом, но  неизменно  двигаться  в  направлении,  прямо
противоположном тому, в котором двигаются все остальные? Не уродился  ли
он в кого-либо из членов вашей семьи?
   Она повернула голову и легко коснулась его губ.
   - Нам еще повезло, что  в  парке  хватает  маргариток,  чтобы  занять
Оливию, - весело проговорила она. - Пока девочка собирает цветы, она,  в
общем, остается на одном месте. И кроме того, Доминик, вы же знаете, что
вы просто раздуваетесь от отцовской гордости, когда  какая-либо  знатная
вдовица останавливается, чтобы восхититься близнецами.
   - Хм! - отозвался он, кладя свободную руку ей под  подбородок,  чтобы
вернуть ей поцелуй и продлить его. - Вы собираетесь  пробыть  здесь  еще
какое-то время, любовь моя, или мы поедем домой?
   - Я скучаю по дому, - улыбнулась она. - Я всегда говорила,  что  буду
счастлива, если  смогу  жить  в  деревне,  и  теперь,  когда  мои  мечты
осуществились, мои намерения не изменились. Просто мне хочется  устроить
Дженнифер. Она не счастлива теперь.
   - Ей всего лишь двадцать  лет,  -  сказал  он,  -  и  у  нее  столько
поклонников, что голова  пойдет  кругом,  если  станешь  припоминать  их
имена. Но я понимаю, что вы имеете в  виду.  Вы  думаете,  она  все  еще
вздыхает по Пенворту?
   - Да, конечно, в этом не может быть  никакого  сомнения,  -  ответила
Эллен. - Но он слишком горд, чтобы просить ее руки  у  ее  деда,  а  она
слишком  горда,  чтобы  просить  его  сделать  это.   Положение   просто
безвыходное. Может быть, в этом году  он  вернется.  Но  ведь  не  имеет
смысла ждать его приезда, верно? Наверное, нам нужно ехать домой.
   - Поживем здесь еще недельку, - предложил он. -  Поцелуйте  меня  еще
раз, Эллен. В эти дни мы могли так мало быть вместе.
   - М-м, - сказала она, откидывая голову на его руку и подставляя  губы
для поцелуя.
   Но прежде чем они успели как  следует  обнять  друг  друга,  в  дверь
постучали. Доминик тихонько выругался, прежде  чем  дворецкий  растворил
дверь.
   - От мамы, - сказал он, хмуро глядя на поданное письмо.  -  Наверное,
она все-таки хочет, чтобы мы отвезли ее сегодня вечером в своей карете.
   - Что случилось? - спросила Эллен спустя некоторое  время,  глядя  на
его лицо, пока он читал письмо.
   - Мэдлин приехала, - ответил он.
   Эллен с сияющим видом прижала руки к груди.
   - Ах, они приехали! Как я рада за вас, Доминик. Я же знаю, что вы  по
ней соскучились. Ах, как чудесно! Когда мы с ними увидимся?
   - Не с ними, - ответил он, все еще глядя на письмо. - С  Мэдлин.  Она
одна. Она приехала сегодня в почтовой карете. И тут  же  легла  спать  и
спит до сих пор.
   - В почтовой карете? - переспросила Эллен. - И без Джеймса?
   Доминик сглотнул и посмотрел на жену.
   - Она оставила его, - сказал он.
   - Ах, Доминик... - Эллен шагнула к нему и поднесла к своей  щеке  его
свободную руку.
 
*** 
 
   - Я действительно не могу встать, мама.  -  Мэдлин  перевернулась  на
живот и зарылась лицом в подушку. - Я очень устала. Мне хочется спать.
   - Сойдите по крайней мере вниз к обеду, - убеждала ее мать. - А потом
пораньше ляжете спать.
   - Я не голодна, - ответила Мэдлин. - Я хочу лежать. Я хочу умереть.
   Мать присела на краешек кровати и вздохнула. Потом  ласково  положила
руку на голову дочери.
   - Понятно, - сказала она. - Я не  знаю,  что  именно  вы  чувствуете,
Мэдлин. Я ведь не теряла мужа именно таким способом.  Но  я  помню,  что
чувствовала,  когда  умер  ваш  отец.   Ужаснее   ничего   нельзя   даже
представить. Плохо то, что  жизнь  при  этом  продолжается.  Хорошее  же
заключается в том, что боль проходит.
   - Она  никогда  не  пройдет,  -  отозвалась  Мэдлин,  чей  голос  был
приглушен подушкой.
   - Сойдите вниз, поговорите со мной,  -  сказала  леди  Эмберли.  -  Я
послала предупредить Седрика, чтобы он не приходил сегодня.  Мы  побудем
одни. Пойдемте, вы расскажете мне, что произошло. Иногда  поговоришь,  и
станет легче.
   - Я его ненавижу, и я оставила его навсегда, - сказала Мэдлин.
   - Да, дорогая. - Мать ласково взъерошила ей волосы. - Это вы мне  уже
сообщили, когда приехали. Но наверное, можно рассказать и побольше. Я не
собираюсь тянуть из вас слова насильно. Если хотите,  можете  спать  всю
ночь и весь завтрашний день. Но если вам захочется поговорить со мной  -
сегодня я обедаю одна. Обед будет подан меньше чем через час.
   Она встала и вышла.
   Как  ни  странно,  но  Мэдлин  показалось,  будто  ее  бросили.   Она
перевернулась на спину и уставилась в потолок. Ей было страшно  одиноко.
Она в Лондоне, мама внизу, Домми тоже  в  Лондоне.  А  впереди  ее  ждут
визиты к многочисленным друзьям.
   Скоро все изменится. Вокруг люди, с которыми можно  разговаривать  не
замолкая, если ей того  захочется.  Люди,  которые  любят  ее  и  станут
слушать ее и  принимать  участие  в  разговоре.  Одиночество  кончилось.
Больше не будет молчания Джеймса и его угрюмого настроения.
   Но ей так одиноко, что у  нее  болит  живот,  и  горло  болит,  и  ее
охватила такая вялость, что она даже пошевелиться не может. Пока она  не
сняла обручальное кольцо, она не сознавала, до чего привыкла вертеть его
на пальце. Палец казался теперь просто голым.
   И хотя после того, как он завершал свое дело с ней,  они  никогда  не
прикасались друг к яругу  в  постели,  сейчас  кровать,  в  которой  она
лежала,  казалась  ей  без  него  огромной,  холодной  и   пустой.   Она
повернулась на бок и положила руку на несмятую подушку подле себя.
   Его здесь нет. Его не было здесь никогда  и  никогда  не  будет.  Она
вернулась домой, где прожила вместе с матерью  столько  лет.  Она  снова
дома. Где ее любят, где она нужна. И наверное, завтра придет Домми - или
она пойдет повидаться с ним. И с Эллен, и с младенцами. Нет,  какие  там
младенцы!
   Им уже больше годика.
   Она снова дома. Можно забыть о кошмаре  этих  восьми  месяцев.  Можно
расслабиться и начать выздоравливать.
   Но постель такая пустая. Она сделала бы что угодно, подумала  Мэдлин,
крепко зажмурив глаза и сжав руку, лежащую на пустой подушке, в кулак  -
что угодно! - лишь бы открыть глаза и увидеть его рядом с собой,  с  его
угрюмым лицом, непроницаемым  взглядом  и  всем  остальным.  И  завитком
темных волос, который обязательно упадет ему на  лоб,  чтобы  она  могла
откинуть его назад.
   Боже! О Боже, ей действительно хочется умереть. Ей не для чего больше
жить. На соседней подушке лежит ее рука. Левая рука, на  которой  больше
нет кольца.
   Джеймс.
   - Джеймс, Джеймс, - шептала она снова и снова.
   Джеймс и Дора Драммонд. И их сын Джонатан.
   Она резко откинула одеяло и села на краю кровати.  Господи,  что  это
она делает? Мучиться из-за неверного мужа? Купаться в  жалости  к  самой
себе, потому что оказалась настолько глупой, что стала его женой?
   Хватит!  Она  -  леди  Мэдлин  Рейни,   а   не   какая-то   плаксивая
меланхоличная особа, которая гибнет при первом же ударе судьбы.
   Нет. Она принялась снимать ночную сорочку, но  остановилась.  Она  не
леди Мэдлин Рейни. Она леди Мэдлин Парнелл, леди Бэкворт. Но как  бы  ее
ни звали, она не принадлежит к тем, кто покоряется судьбе. Если  Джеймсу
когда-нибудь захочется расспросить кого-то о ней, он не услышит рассказа
о бедном покорном создании, которое погибло из-за его неверности.
   Ни  в  коем  случае.  Она  накинула  пеньюар  и  позвонила,   вызывая
горничную.
   Ее матери пришлось провести  обед  в  обществе  веселой  дочери,  без
умолку болтающей на всевозможные темы, из которых ни одна не носила даже
отдаленно личного характера.
   Когда прибыли лорд и леди  Идеи,  вдовствующая  графиня  вздохнула  с
огромным облегчением, потому что монолог дочери на время прервался.
   - Эллен! - Мэдлин бросилась через всю комнату, чтобы обнять невестку.
- Как я рада снова видеть вас! Вы прекрасно выглядите. А что,  Чарльз  и
Оливия сильно выросли с тех  пор,  как  я  видела  их?  Они  уже  ходят?
Наверное, ходят. Им ведь уже больше года?
   И, не дожидаясь ответа ни на один  из  вопросов,  она  повернулась  к
брату.
   - Домми, - сказала она, - Домми. - И прижалась к высокому,  сильному,
надежному телу брата-близнеца, чувствуя при этом, что вся  ее  решимость
тает.
   - Мы не были уверены, что вы встанете, - улыбнулся он, целуя сестру в
макушку. - Вы что же, проделали всю дорогу в почтовой карете и  даже  не
остановились, чтобы поспать?
   Она посмотрела на него несколько ошеломленно.
   - Нет, мне кажется, я не останавливалась, -  ответила  она.  -  Я  не
помню никаких постоялых дворов.  Кажется,  я  проделала  весь  путь  без
остановки.
   - Вы даже не помните наверняка? - спросил он.
   Она отодвинулась от него и весело улыбнулась остальным находившимся в
комнате.
   - Во время такого путешествия видишь столько разных вещей, -  сказала
она. - И столько разных характеров. Когда едешь в своем экипаже,  многое
пропускаешь.
   И она  пустилась  в  описание  своего  путешествия,  сама  удивляясь,
сколько всего  она  запомнила.  Единственная  подробность,  которую  она
помнила, начиная свой рассказ, было кольцо, выброшенное за окно  кареты,
а час спустя -  попытка  преодолеть  желание  во  что  бы  то  ни  стало
остановить карету и выпрыгнуть из нее.
   - Мама, - сказала Эллен, вставая после того, как прошел  час  и  было
выпито множество чашек чаю, - вы хотели показать мне ваше новое  бальное
платье. Вчера, как вы помните, времени на это не было.
   - Совершенно верно, - отозвалась  вдовствующая  графиня,  улыбнувшись
невестке и также вставая. - Как хорошо, что вы мне  напомнили,  милочка.
Если бы я вспомнила после вашего ухода, это было бы досадно.
   И леди отправились наверх посмотреть на несуществующее платье.
   - Мне тоже понадобятся новые бальные платья, - сказала Мэдлин  брату.
- Те, что у меня есть, конечно, совсем уже немодны в этом сезоне. Завтра
я поеду за покупками. Интересно, будет ли мама свободна,  чтобы  поехать
сонной? Или, может быть, Эллен захочется поехать? То есть  если  она  не
занята. Если у вас с ней нет других планов.  У  вас  ведь  много  всяких
приглашений. Верно?
   - Эй! - тихо окликнул ее Доминик, вынуждая посмотреть себе в глаза  -
впервые за весь вечер. - Я ведь ваш близнец, Мэдлин.
   - Не надо, - ответила она, коротко засмеявшись и вытянув руки, словно
защищаясь. - Я еще не готова к этому, Домми.
   - Это просто ссора? - спросил он. - Вы действовали, как это  часто  с
вами бывает, под влиянием момента?
   Она посмотрела на него широко открытыми глазами. И покачала головой.
   - Что-то поважнее? - спросил он.
   - Я никогда его не любила, -  проговорила  она  почти  шепотом.  -  Я
всегда его ненавидела. Это была просто одержимость. Теперь все прошло.
   Он откинулся на спинку стула и испытующе посмотрел на нее.
   - Вы любили его, - сказал он. - И сейчас любите.
   - Не будьте чересчур  умным,  Домми!  -  Он