все равно произойдет, - ответил ей брат. - Я заметил, что даже самые очаровательные и воспитанные леди рано или поздно становятся жертвами Купидона. А ты и очаровательна, и воспитанна, Дор.
     Она покраснела от удовольствия и потупилась.
     - Коутс, - обратился Люк к своему невозмутимому дворецкому, который стоял рядом с лакеем у сервировочного столика. - К следующему обеду открой для слуг три бутылки вина, чтобы вы все смогли выпить за здоровье леди Джой Кендрик. И сообщи слугам, что сегодня праздник в честь ее рождения. Если я завтра увижу у кого-нибудь унылое лицо, я его тотчас же выставлю вон. Понятно?
     - Да, ваша светлость, - ответил дворецкий с почтительным поклоном.
     Люк поднялся из-за стола вместе с остальными членами семьи - он не разрешал женщинам выходить из-за стола первыми.
     Итак, он дал им понять, что не позволит долгу управлять его жизнью и лишить его радости - как раз подходящее слово. Джой - значит радость. Это слово значит больше, чем наслаждение или удовольствие. Радость приносит... все. Да, все - любовь и счастье, и страх, и боль, и возможность чувствовать.
     Он ясно понял, что любовь пробилась через все преграды, которые он так тщательно возводил вокруг своего сердца целых десять лет. Уже почти одиннадцать. И всего одно мгновение - тот миг, когда он впервые взглянул на свою дочь, - разрушило усилия стольких лет. Он любил ее - маленькую Радость-Джой, любил так сильно, что это почти пугало его.
     Да, это пугало его - потому что он стал чувствовать непривычную потребность поделиться с кем-нибудь своими эмоциями. Ему надо было, чтобы звонили колокола, - хотя он и близко не подходил к церкви со времени своего возвращения в Баден. Он поссорился с семьей из-за того, что они холодно приняли появление на свет Джой. Он уже запланировал крещение и праздничный обед по этому поводу. И он почувствовал нежность к Эшли и Дорис, с которыми он почти не разговаривал все это время, и ему захотелось наладить с ними отношения.
     А Анна... Он так отстранился от нее в последние три месяца. Они были только вежливы, но холодны друг с другом. Долг оставался, удовольствия не было. Он захотел, чтобы удовольствие вернулось, а с ним, может, и немного... радости. Их отношения должны быть чем-то большим, чем долг и удовольствие.
     Маленький ребенок этим утром нашел прореху в его броне и разрушил ее. Без нее он чувствовал себя теперь незащищенным, почти обнаженным. Ему было страшно. И он не был уверен, что снова не захочет облачиться в нее и скрыть вдруг проявившуюся у него способность любить - любить своего новорожденного ребенка.
     После семейного чаепития Люк пошел в комнату жены. Из-под двери пробивалась тонкая полоска света. Он тихонько постучал и подождал, пока горничная откроет дверь.
     - Ты можешь пойти пообедать, Пенни, - сказал он.
     Она сделала книксен и вышла из комнаты. Он тихо прошел внутрь, чтобы не разбудить жену и дочь. Но Анна полулежала, опираясь на высоко взбитые подушки, и кормила ребенка грудью. Она покраснела и улыбнулась ему, когда он подошел к ней и осторожно присел на кровать. Он перевел взгляд с ее лица вниз.
     И снова от любви и нежности у него перехватило дыхание.
     - Она забеспокоилась, - объяснила Анна, - и я подумала, может, она проголодалась. Хотя сейчас мне так не кажется.
     Малышка обхватила губами сосок Анны, но не сосала.
     - Она затихла, - сказала Анна. - Наверно, ей просто нравится так лежать. Люк, мне жаль, ты пришел в такой момент. А ты так одет. Ты так великолепен. На тебе тот же наряд, что и тогда, когда я впервые увидела тебя.
     Хотя никто за обедом и не прокомментировал его внешний вид, он заметил, как домочадцы украдкой разглядывают его: он вышел к семейному обеду, надев самое красивое вечернее платье. Возможно, они и не поняли, почему он решил надеть самый лучший наряд. Он ведь еле удержался, чтобы не нанести косметику. Пришлось, однако, уступить традициям провинциальной жизни. Увы.
     - А я выгляжу... так, - с извиняющимся смехом закончила Анна.
     - Ты показалась мне прекрасной в зеленом с золотом бальном платье в тот вечер, - ответил он, - а сегодня ты кажешься мне в десять раз красивее.
     Она снова засмеялась, и на этот раз в ее смехе прозвучала радость.
     - Откуда такая галантность, ваша светлость? Джой, ты слышала, как твой папа льстит твоей маме?
     Дочь ничем не показала, что она что-нибудь слышала. Казалось, она была и так вполне довольна своим положением.
     - Сегодня церковный колокол звонил целых полчаса, - сказал он. - А слуги за обедом по моему приказу пьют вино. Завтра отсутствующим членам семьи и твоей крестной будут разосланы приглашения на крестины. И, как видишь, я надел золотой камзол и алый жилет. Не каждый же день человек впервые становится отцом.
     Анна откинулась на подушки и улыбнулась ему.
     - Люк, - произнесла она, переведя дыхание. Она хотела сказать еще что-то, но только слегка покачала головой и снова улыбнулась.
     - Можно? - Он протянул руки, которые, как ни странно, именно теперь слегка дрожали, и взял девочку. Держа ее на руках, он с улыбкой смотрел на нее.
     - У нее уже меньше красных пятен, - сказала Анна.
     - Правда? - Он говорил, не переставая улыбаться. - А мне она кажется такой же красивой, как и в первый раз.
     Анна, не поднимаясь с подушек, перевела взгляд с девочки на мужа. Она внимательно и удивленно смотрела на него. А он все улыбался.

***

     Лоренс Колби не особенно был рад приезду Люка в Баденское аббатство. Он почти самостоятельно управлял имением целых пять лет, из которых первые три года Джордж, погруженный в свои несчастья, мало интересовался унаследованным им аббатством, а в последние два Лукас, герцог Гарндонский, жил в Париже и совсем не интересовался делами в родительском поместье.
     Трудно было приспособиться к так неожиданно появившемуся герцогу, который начал пристально интересоваться всеми делами в Бадене и имел собственные непоколебимые представления о том, как следует вести дела. Его идеи требовали денег, которые так бережно откладывались в течение последних лет, и заключались во множестве улучшений, которые должны принести пользу в первую очередь арендаторам и крестьянам, и в меньшей степени - герцогству.
     Колби был честным человеком, но вот уже год он чувствовал, что им пренебрегают. И когда ему предложили место в пятидесяти милях от Бадена, он согласился, хотя ему и не обещали более высокого жалованья. Деньги для управляющего значали далеко не все. Главное для него было иметь возможность все держать в своих руках. И он ушел из Бадена всего с недельным предварительным уведомлением в середине марта, когда весна была уже на пороге и во всех фермерских хозяйствах началась горячая пора.
     Люк пребывал в растерянности. Он пытался было разобраться в делах поместья, но оказалось, что он совсем не знает делопроизводства. Однажды утром, войдя к себе в кабинет, он поморщился - на столе лежали все книги и записи, перенесенные от Колби. Он даже не представлял, с чего начать. Ему был нужен опытный управляющий. Но где такого найдешь, и к тому же так быстро? Надо, пожалуй, съездить в Уичерли и спросить, не предложит ли Вильям кого-нибудь, ведь он знает почти все. что касается фермерства.
     Тут его мысли прервала жена, вошедшая в кабинет.
     - Она спит? - спросила Анна.
     - Что? - ответил он, а затем взглянул на ребенка, которого баюкал, держа на руках. Семья и слуги были удивлены тем, что он часто носил девочку на руках. Отцу не положено было проводить с ребенком более чем несколько минут в день. Это ему объяснила мать, после того как он как-то принимал гостей с Джой на руках.
     - Ах да, - сказал он, - она, должно быть, задремала от скуки, когда я задумался и перестал говорить с ней. Анна, видела ли ты когда-нибудь такой беспорядок?
     Нахмурившись, он указал на книги, валявшиеся на столе на полу.
     Она взяла у него девочку.
     - Я отнесу ее наверх, в детскую, - сказала она. - Знаешь, что говорит мама: можно избаловать и испортить ребенка, если его все время носить на руках. - Она улыбнулась. - Бедный Люк. Как нехорошо было со стороны мистера Колби уехать так внезапно. А ты не думал об Эшли?
     - Эшли? - Он взглянул на нее, не понимая, и нахмурил лоб.
     - Дорис рассказывала мне, что на каникулах он всегда ходил хвостом за мистером Колби, - сказала она, - и ты сам знаешь, как много времени он проводит с Вильямом.
     Он сам ничего такого не знал. Как она добилась того, что Дорис ей это рассказала?
     - Ты предлагаешь мне обратиться за помощью к брату?
     - А для чего же еще семья? - ответила она.
     Но у них необычная семья. Не такая, как у нее. Как он может попросить Эшли помочь? Но в то же время это, вероятно, было решением вопроса. В течение трех недель, прошедших с появления Джой, они с Эшли кружили друг возле друг и выражались исключительно фигурально. Люк не мог забыть, как его младший брат улыбнулся ему в вечер рождения Джой и напомнил, что у него есть наследник. А на следующий день Эшли пожал ему руку теплее, чем обычно, и сказал, что он искренне рад за него.
     - Он не станет ни в чем помогать мне, - сказал он Анне.
     - Может быть и так, - сказала она, устроив девочку на плече и поглаживая ее спинку свободной рукой. - Но ведь пока не спросишь, не узнаешь. Люк, попроси его. Пожалуиста.
     Ему следовало догадаться, что она будет вести себя именно так - брать на себя роль его совести и заставлять делать то, что он не особенно хочет. Она не лучше Тео.
     Он нашел Эшли на улице: они с Эмили шли через лужайку, возвращаясь домой после лесной прогулки. Эшли держал девочку за руку. В свободной руке Эмили несла букет нарциссов. Оба смеялись. Смех Эмили звучал как всегда странно, но привлекательно.
     - Я хотел бы поговорить с Эшли, - сказал он, когда Эмили была уже достаточно близко, чтобы читать по губам. - А ты, если хочешь, можешь пойти наверх и посмотреть на малышку, пока Анна не уложила ее.
     Эмили широко и счастливо улыбнулась ему и побежала к дому.
     Эшли неприветливо взглянул на Люка.
     - Я что-нибудь сделал не так? - спросил он. - Ты выглядишь довольно мрачно. Может, лучше поговорим в кабинете - ты по одну сторону письменного стола, а я по другую?
     - Там я тебя там даже не смогу разглядеть из-за кучи книг, оставленных Колби, - ответил Люк. - Мне нужна твоя помощь, Эш.
     Его брат удивленно приподнял брови.
     - Надо же, - сказал он, - давно меня уже никто так не называл. - Затем нахмурился. - Что за помощь тебе нужна?
     - Ты когда-нибудь представлял себя в роли управляющего? - спросил Люк.
     - Ты хочешь, чтобы я занял место Колби? - с удивлением спросил Эшли.
     - Если ты считаешь, что ты мог бы это сделать, - сказал Люк, - и если ты, конечно, хочешь этого. Ты ничего не обязан делать для меня.
     - Это беда всей моей жизни, - сказал Эшли. - Я никому ничего не обязан. Наоборот, все обязаны заботиться обо мне. Иногда мне приходит в голову, что лучше уж прямо дуло к виску.
     - Не стоит, - коротко бросил Люк.
     - Я полагаю, - продолжал Эшли, - мне следовало стать священником или уйти в армию, когда мне это предлагали.
     - Вовсе нет, если тебе это не нравится, - ответил Люк. - нам надо поговорить об этом, Эш, и найти что-нибудь, что тебе подойдет и придаст смысл твоей жизни. А сейчас, не сможешь ли ты помочь мне, покуда я не найду кого-нибудь на место Колби?
     Эшли медленно кивнул.
     - По правде говоря, Люк, - сказал он, - меня всегда интересовала коммерческая деятельность. Я как-то упомянул при папе Вест-Индскую компанию, но он просто взорвался. Ни один из его сыновей... Ну а дальше - сам представляешь остальное. Я мечтал уехать в Индию.
     Люк пристально посмотрел на него.
     - А сейчас тебе это уже неинтересно? - спросил он. Эшли пожал плечами.
     - В таком случае нам надо немедленно заняться осуществлением этой идеи, - сказал Люк. - Если это действительно то, чего ты хотел бы, Эш. Но пока мы будем этим заниматься, не поможешь ли ты мне?
     Эшли улыбнулся.
     - Все у тебя на столе? - спросил он. - Я посмотрю. Я всегда заставлял Колби все мне объяснять. Да, я сделаю это для тебя, Люк.
     Люк протянул вперед правую руку, и, мгновение поколебавшись, его брат протянул в ответ свою. Они обменялись крепким и теплым рукопожатием.
     - Эш, - сказал Люк, - я так запутался. Дашь мне еще один шанс?
     Эшли рассмеялся.
     - Будь на твоем месте папа, - сказал он, - или даже Джордж, меня бы уже разложили на ближайшем столе и от души выпороли. И я могу сказать, что я заслужил каждый удар. Твое презрение было еще хуже, поскольку оно на меня подействовало сильнее, чем любая порка. Дашь ли ты МНЕ еще один шанс?
     Люк хлопнул его рукой по плечу.
     - Да, и прямо сейчас, - сказал он, - у меня в кабинете, мой дорогой. Нет, извини, - у меня в кабинете, мой брат.

Глава 20

Два месяца после рождения ребенка Анна прожила на одном дыхании. Она была все время занята и была очень счастлива.
     И письма больше не приходили. Может быть, он устал мучить ее, думала она. Может, он признал поражение, узнав, что у нее ребенок от Люка. Может, он понял, что потерял ее.
     Ни на минуту она не верила этому. Но изо всех сил старалась поверить. И иногда ей это почти удавалось.
     Через неделю после крестин Джой была назначена свадьба Агнес. Все было продумано заранее, чтобы гости, прибывшие издалека, могли бы отпраздновать и то и другое. Анна с нетерпением ожидала приезда Виктора с Констанцией, и Шарлотты с мужем, и, конечно, тети Маджори. И лорда Куинна, дяди Люка.
     Но не только суматоха, вызванная подготовкой к праздникам, и то, что больше не было писем, делало ее счастливой. Такая долгая и ужасная отстраненность Люка, казалось, была позади. Ребенок объединил их. Часто, входя в детскую, чтобы покормить Джой, Анна находила его там рядом с малышкой: он или играл с ней, или напрасно пытался успокоить дочку, если она начинала плакать от голода. А однажды, как ни сопротивлялась няня, он сам поменял малышке пеленки. И почти всегда он оставался посмотреть на кормление девочки.
     Он любил их дочь. Анна была до боли счастлива, что он ее так полюбил, хотя иногда ей и становилось горько - почему на нее он никогда не смотрел так же, как на Джой!
     И все же это было счастье. Он говорил с ней намного больше и чаще, чем раньше. И говорил он не простые, банальные слова. Иногда она задавалась вопросом, понимает ли он сам, что теперь общается с ней как с женой.
     Он обсуждал с ней планы Дорис и матери поехать после крестин в Лондон, и свои попытки найти нового управляющего, чтобы Эшли смог поступить в Вест-Индскую компанию. А однажды чудесным вечером он пошел с ней и Джой на прогулку к водопадам и там рассказывал о своем детстве.
     - Мы здесь всегда шалили, - говорил он. - Нам строго-настрого запрещали подходить близко к воде, поэтому мы, конечно, всегда переходили водопад вброд, на пари: сможем ли спуститься, устояв на ногах. Я обычно подговаривал Эшли, когда сам подрос и перестал это делать.
     - А Джордж подстрекал тебя? - спросила она. Люк немного помолчал.
     - Да, наверное, - сказал он наконец.
     Она уже заметила, что он никогда не говорит о своем старшем брате.
     - Это были счастливые дни, Анна, - тихо произнес он. - Я бы хотел, чтобы наши дети были так же счастливы.
     Она восприняла эти слова с такой радостью, как будто это было выражением его любви, его гарантией ее будущего, потом он передал малышку Анне и направился к лужайке, чтобы собрать букет нарциссов.
     - Мадам, - сказал он с официальным поклоном, хотя был одет в домашний камзол и бриджи, а волосы его не были напудрены. - Эти цветы так подходят к вашей солнечной улыбке. - Он отдал ей букет и снова взял Джой на руки.
     - Ваша светлость, - Анна прижала руку к сердцу, - вы мне льстите.
     Она легко рассмеялась, хотя в глубине души плакала от счастья.
     Она хотела, чтобы этот день никогда не кончался.
     Люк наслаждался беспорядочной суматохой, сопровождав шей крестины Джой и свадьбу Агнес и Вилла. Брат Анны с женой и ее сестра прибыли одновременно, а на следующие день приехали леди Стерн и его дядя. Дом вдруг наполнился смехом многими голосами.
     К удивлению Люка, он наслаждался всем этим. Да, он много времени проводил в парижском обществе и всегда выбирал самые блестящие, самые шумные развлечения. Но он воспринимал их как бы со стороны, никогда не участвуя в праздниках всей душой.
     Теперь он был со своей семьей и с семьей своей жены и вовсю наслаждался ощущением причастности. Чувством, что он был частью всего этого.
     - Ну, парень, - сказал ему дядя, хлопнув по плечу, как только они остались наедине, - я горжусь тобой. Я всегда знал, что, если тебя чуть-чуть подтолкнуть, ты вернешься сюда и исполнишь свой долг.
     - Есть и такие, дорогой мой, - сказал Люк, взяв понюшку табаку и осторожно вдыхая ее каждой ноздрей, - кто говорит, что это отнюдь не было моим долгом - сделать своим первенцем дочь.
     Лорд Куинн от всего сердца рассмеялся.
     - Но ведь и для этого, как и для всего остального, нужна практика, - сказал он. - В этот раз - девочка, в следующий мальчик. У тебя еще куча времени, приятель.
     Иногда Люку начинало казаться, что его дочь ему не принадлежит. Она все время была у кого-то на руках, и кто-то склонялся над ней, а вокруг толпа женщин ожидала своей очереди. Но только он - и, конечно, Анна - умели вызвать ее улыбку. Это всего лишь каприз, сказала ему его мать, когда он неразумно похвастался этим при ней. Но он твердо знал, и Анна знала, что девочка улыбается папе и маме.
     Иногда Люк вспоминал себя, каким он был в Париже, и сам удивлялся, что он тогда и сейчас - один и тот же человек.
     Как и полагалось отцу семейства - тем более, когда обнаружилось столько теть и бабушек, которые соглашались заняться детьми, - он проводил все время за работой, или с братом, или с зятьями и дядей. И с Виллом, который выглядел последние дни так, словно ему слишком туго завязали галстук.
     За пару дней до крестин он встретился с Генриеттой. Она ждала его на мосту, когда он возвращался домой после деловой поездки в деревню. Генриетта стояла, вглядываясь в струящиеся потоки воды, - очаровательная, хоть и печальная картина. Он почувствовал себя обязанным спешиться и поговорить с ней. Последнее время она казалась подавленной. Люк предполагал, что рождение Джой напомнило ей о ее несостоявшемся материнстве.
     Ему стало жаль Генриетту. Он даже почувствовал себя немного виноватым в том, что вернулся и тем обострил ее страдания. Он постоял, разговаривая с ней, несколько минут, а потом сорвал цветок и подал ей, прежде чем продолжить свой путь.
     Генриетта провожала взглядом Люка. Она смяла цветок, даже не взглянув на него. В ее жизни появилось хоть какое-то светлое пятнышко. Но даже такая малость приносила ей утешение. Она безумно радовалась, что родилась девочка. Анна не оправдала своего предназначения. И возможно, следующего раза уже не будет. Может, прежде чем она снова забеременеет...
     Но разбойник с большой дороги, о котором думала Генриетта, исчез несколько месяцев назад так же внезапно, как и появился. В последний раз они занимались любовью в обычное для их свиданий время и договорились о встрече через неделю. Но он не пришел, хотя она прождала его больше часа. С тех пор она его не видела и ничего о нем не слышала.
     И Анна все еще была здесь. И все еще была хозяйкой Бадена. Люк все так же был холоден и вежлив. Но она отказалась уехать в Лондон к началу сезона вместе с вдовствующей герцогиней и Дорис, хотя Люк предложил ей это. Да, он был бы рад, если бы она снова вышла замуж, с горечью думала она.: Нет, ее дом - это Баден. Он принадлежит ей. Он всегда принадлежал ей. Она никуда отсюда не уедет.
     Люк шел с Анной к церкви, где должны были крестить его; дочь, по извилистой, выложенной гравием дорожке. Он не сводил глаз с ребенка, который был на руках у жены. Девочка была великолепна в одеянии для крещения. Только войдя внутр