ла готова бороться за право быть хозяйкой в своем  доме
и развлекать своих гостей. Она могла доказать, что способна делать и  то
и другое. Лорд Пауэлл наилучшим  образом  подходил  для  этой  цели.  Не
напрасно Люк выбрал его.
   - Леди Эмили! - Он с нетерпением заглянул ей в  глаза  в  сгущающейся
темноте. - Вы окажете мне эту честь?
   Вы поняли, что я сказал? Или здесь слишком темно?
   Для человека, добровольно принявшего решение, которое обдумывал целых
пять дней, она слишком долго колебалась. Причины для колебаний не  было.
Ей незачем было чувствовать себя виноватой. Ее сердце  так  же  было  не
свободно, как и пять дней назад. Лорд  Пауэлл  не  предложил  ей  своего
сердца и не  потребовал  ее  сердца  взамен.  Он  всего  лишь  предложил
устроить жизнь так, как было бы удобно для них обоих. Да, он не знал  ее
как человека, но она к этому привыкла: ее никто и никогда как следует не
знал. "Эшли почти знал", - непрошено подсказал внутренний голос.
   Она едва заметно кивнула.
   - Вы согласны? - обрадовался лорд Пауэлл.  -  Видит  Бог,  я  не  был
уверен. Значит, вы выйдете за меня замуж?
   Она снова кивнула, на этот раз решительнее.
   Он взял ее другую руку и, поцеловав обе, приложил их к своей груди.
   - Вы сделали меня счастливейшим из людей,  леди  Эмили.  Моя  матушка
будет рада, и вся моя семья тоже. Последние годы они без  конца  внушали
мне, что мой долг - найти себе молодую жену  и  завести  детей.  Вот,  -
смущенно закончил он.
   Эмили перестала следить за его быстро двигающимися губами, но  он  не
умолкал.
   - Как только Харндон завел со мной разговор, я сразу  понял,  что  вы
для меня -  идеальный  вариант.  Вы  дочь  и  сестра  графа,  свояченица
герцога, за  вами  дают  внушительное  приданое.  Вы  подходите  мне  по
возрасту. - Он улыбнулся. - Извините, но  я  не  хотел  бы  жениться  на
девочке только что со школьной скамьи. Я хотел  выбрать  такую,  которая
умеет вести себя в обществе.  У  меня  положение  в  обществе,  мне  еще
предстоит женить братьев и выдать замуж сестер. Мне  нужен  человек,  на
которого я мог бы положиться. - Улыбка его стала немного  озорной.  -  И
мне хотелось найти молчаливого человека. Все подходит, лучшего  варианта
не придумаешь, не так ли?
   С этой минуты ей придется еще круче изменить свою жизнь. Но сможет ли
она жить каждый день так, как прожила последние пять дней? Сможет ли она
жить постоянно в утомительном мире других людей?
   - Помимо всего прочего, - сказал он, когда она снова стала следить за
его губами, - я, кажется, успел искренне к вам привязаться.
   Ага! Этого-то ей как раз не хотелось. А следовало бы, потому что  без
привязанности никакие отношения невозможны. Она  заставила  себя  пожать
ему руку.
   - Могу ли я просить вашего брата объявить сегодня о нашей помолвке? -
спросил он. - Сейчас?
   Она судорожно глотнула воздух. Как только объявят о  помолвке,  назад
дороги не будет. Это все равно что вступить  в  брак.  После  публичного
объявления отступать нельзя.
   Она будет связана с ним до конца жизни. Но ведь этого она  и  хотела.
Она сама решила так устроить свое будущее.
   Хорошее  будущее.  Лучше,  чем   могла   ожидать.   Люк   помог   все
организовать, а на Люка можно  положиться.  Кроме  того,  она  уже  дала
согласие.
   Но когда она собралась кивнуть, то, к своему удивлению,  отрицательно
покачала головой.
   - Леди Эмили! - Он нахмурил лоб, недоумевая.  -  Не  сегодня?  -  Она
снова покачала головой. - Значит, завтра?
   Завтра? Да, завтра, когда останутся только члены семьи... "И Эшли", -
подсказал ей коварный внутренний голос. Усилием воли она  заставила  его
замолчать, кивнула и улыбнулась. Да, завтра.  Она  успокоится,  забудет,
что танцевала с Эшли.
   Нет, она никогда не забудет, как танцевала с Эшли.
   Это останется в ее памяти, как и день его отъезда в Индию.
   Как и тот день, когда она впервые увидела его. Но к  завтрашнему  дню
ей придется запрятать эти воспоминания в самый дальний уголок  сознания,
где они не станут мешать ее повседневной жизни или  причинять  страдания
кому-нибудь, кроме нее самой.
   - Значит, завтра, - сказал он. - Возможно, это  даже  лучше.  Мне  не
очень хотелось бы  возвращаться  в  бальный  зал  и  привлекать  к  себе
всеобщее внимание Вам, наверное, холодно? - Она дрожала, хотя совсем  не
чувствовала  холода.  -  Позвольте,  я  провожу  вас  в   помещение.   С
нетерпением жду завтрашнего дня, чтобы написать матушке и сообщить,  что
моя судьба решилась.
   Она попробовала представить его губы на своих губах,  но  была  рада,
что он не поцеловал ее. По крайней мере сегодня. Скоро  она  узнает  его
поцелуи и многое другое.
   Она подумает об этом завтра и начнет готовиться.
   А сегодня она устала, очень устала.

***

   Наверное, зря она отложила объявление о помолвке, думала Эмили,  лежа
без сна в кровати. Было еще очень рано. Она легла в постель недавно. Бал
закончился под утро, а она заставила себя остаться до конца. Теперь  уже
рассвело, и она наверняка не заснет.
   Когда они вернулись в бальный зал,  там  царила  атмосфера  всеобщего
оживления. Она боялась, что, настояв на переносе объявления о  помолвке,
поставила  лорда  Пауэлла  в  крайне  неловкое  положение.  Гости   Люка
наверняка подумали, что она ему отказала. Ей снова вспомнилось, что  она
так и не знает его имени. Однако они были  помолвлены.  И  дороги  назад
нет.
   Эмили откинула одеяло и подошла к окну. Было  чудесное  время  суток,
когда никто еще не встал.  Она  любила  этот  час,  когда  ощущала  себя
абсолютно свободной.
   Ее тоскующий взгляд скользнул по газону, на который выходило окно  ее
комнаты, и остановился на деревьях вдали. Отсюда не было видно ни  реки,
ни водопада, но она-то знала, что они там. Это было ее любимое  место  в
мире. Ее  земной  рай.  В  отличие  от  других  людей  она  нуждалась  в
уединении, ей нужно  было  время  от  времени  побыть  наедине  с  живой
природой, которая, как и она сама,  умела  отдавать,  не  требуя  ничего
взамен. Давать и получать без обязательств. Душевный покой. Счастье.
   Она пообещала себе не ходить к водопаду,  пока  в  доме  гостит  лорд
Пауэлл. Но сейчас было еще очень рано. Никто не встанет  до  полудня.  К
тому же у нее едва ли будет много  возможностей  почувствовать  свободу.
Как только она выйдет замуж, ей  придется  постараться  вести  себя  как
положено респектабельной женщине. Это она обязана для него сделать.
   Но сейчас, один-единственный, последний раз...
   Не прошло и десяти минут,  как  Эмили,  накинув  на  себя  старенькое
мешковатое платье и проведя разок щеткой по волосам, выбежала из дома  и
повернула в сторону деревьев и водопада. Хотя в  этот  ранний  час  было
прохладно и еще не просохла роса,  она  не  надела  обуви.  Ей  хотелось
чувствовать землю под босыми ногами,  ощущать  свою  связь  с  ней.  Под
мышкой она несла  мольберт,  в  руке  -  бумагу,  краски  и  кисти.  Она
прокралась за ними в классную комнату,  стараясь  не  шуметь,  чтобы  не
разбудить детей, спящих в детской.
   Живописью она увлеклась сравнительно недавно. Конечно, в  свое  время
ее учили писать хорошенькие акварели, но ее утомляли уроки и  упражнения
Зачем изображать на картине, пусть даже очень красивой, то, что  никогда
не сможет соперничать с оригиналом? Зачем пытаться воспроизвести то, что
мог сотворить лишь Господь? Но когда она обнаружила, что может с помощью
красок переносить на  бумагу  свои  ощущения,  живопись  превратилась  в
страстное увлечение. Она с грустью думала о том, что от  этого  придется
отказаться, когда она выйдет замуж за лорда Пауэлла.
   Но это утро принадлежало ей. Сегодня днем  она  скажет  Виктору,  что
дала согласие, и о  помолвке  будет  объявлено  всем,  кто  находится  в
Боудене. Сегодня ее свободе  придет  конец.  Она  променяет  свободу  на
подчинение правилам поведения и на большую независимость, которой  будет
пользоваться как замужняя женщина. Но  в  это  утро  она  была  все  еще
свободна.
   Придя к водопаду, она разложила свои принадлежности  и,  как  обычно,
долго стояла, наблюдая, прислушиваясь телом, принюхиваясь, чувствуя. Она
впитывала в себя красоту, чудо, великолепие природы. Под босыми  ногами,
холодными и мокрыми от росы, она ощущала пульс жизни.
   Праздность часто считается пороком. Считается, что каждый миг  должен
быть  заполнен   какой-то   деятельностью,   бесконечными   разговорами.
Праздность часто презирают. Но она знала, что  именно  в  такие  моменты
человек постигает смысл жизни и обретает покой.
   Простояв так больше четверти часа, она разложила мольберт и принялась
писать. Она работала медленно, сначала даже нерешительно, не  зная,  что
преподнесут ей сегодня холст, краски и кисть в ее руке. Но вскоре работа
поглотила ее внимание, и она забыла обо всем,  найдя  способ  излить  на
холсте бушевавшие в ней чувства, которые не могла выразить словами.

Глава 5

   Эшли проспал около двух часов, а проснувшись, не сразу сообразил, где
находится. Ему показалось, что он все еще в Индии. Его удивило,  что  он
вообще смог заснуть.
   Ложась в постель, он все еще был полон энергии и пребывал  в  нервном
возбуждении.
   Он с наслаждением вдохнул прохладный воздух.  За  окном,  которое  он
открыл, ложась  в  постель,  слышалось  пение  птиц.  Откуда-то  издали,
наверняка из конюшни  или  каретного  сарая,  доносились  звонкие  удары
молота.
   Он в Англии,  дома.  Набрав  полную  грудь  прохладного  воздуха,  он
медленно выдохнул его через рот. Потом откинул одеяло и вскочил.
   Из окна были видны цветники, радующие глаз яркими весенними  цветами.
За ними до каменного моста и деревьев вдали простирались зеленые газоны.
Деревья зеленели свежей весенней листвой.
   Он находился  там,  где  давно  мечтал  оказаться.  Мысль  о  Боудене
помогала ему перенести длительное утомительное плавание по морю.  Только
бы добраться до дома, думал он. Сам не зная почему, он надеялся  обрести
здесь покой, забыть все, что с ним  было.  Нет,  пожалуй,  не  надеялся.
Потому что знал: покоя ему не найти нигде.
   Надо, пожалуй, одеться и прокатиться верхом, подумал  он.  Ему  вдруг
безумно  захотелось  ощутить  под  собой  хорошего  коня  и  насладиться
отчаянной скачкой. Было раннее  утро.  Едва  ли  кто-нибудь  встретится,
особенно сегодня, после бала.
   Он направился в гардеробную, но не стал звонить  своему  камердинеру.
Бедняга Бевинс лег так же поздно, как он, хотя Эшли распорядился,  чтобы
он его не дожидался.
   Для прогулки он выбрал мощного норовистого жеребца. Между ними  сразу
же начался поединок характеров. К концу часа они  хорошо  понимали  друг
друга, и он потрепал жеребца по крупу, возвращая его попечениям грума.
   Выйдя из конюшни, он постоял немного, рассеянно похлопывая хлыстом по
голенищу сапога. Возвращаться в дом ему не хотелось, не хотелось  никого
видеть. Сегодня ему предстояло кое-что им сказать. Он глубоко вздохнул.
   Ему  вдруг  вспомнилось  место,  о  котором  он  до  этой  минуты  не
вспоминал, будто намеренно вычеркнув из памяти. Странно. Ведь  это  было
его любимое место в Боудене, место, где он провел  немало  времени,  ища
уединения.
   Место,  где  мог  найти  покой.  Особенно  в  последний   год   перед
отъездом...
   Водопад... Как ни странно, ему не хотелось туда идти.
   Сознательно вычеркнутое из памяти, это место, как  он  теперь  понял,
было средоточием его тоски по дому. С ним были связаны все  его  надежды
на обретение покоя  и  забвения.  Нелепая  мысль.  Нелепые  надежды.  Он
стиснул зубы.
   Похоже, его ждало еще большее  разочарование:  когда,  пройдя  сквозь
заросли, он приблизился к этому месту, там уже кто-то  был.  Он  услышал
чьи-то голоса. Может, Люк?
   Эшли не хотелось ни с кем встречаться и разговаривать.
   Даже с Люком.
   Сначала он увидел Пауэлла. Несмотря на столь ранний час,  тот  был  в
безукоризненном темно-синем камзоле, бриджах и вышитом кремовом  жилете.
Парик был тщательно уложен и только что  напудрен.  Пауэлл  молча  стоял
перед мольбертом, сцепив за спиной руки. Брови его были нахмурены.
   Эшли спрятался за деревом. У  него  не  было  желания  встречаться  с
человеком, с которым он довольно гадко  обошелся  вчера  вечером.  Жених
Эмми. Он только сейчас вспомнил, что ни о какой  помолвке  объявлено  не
было, хотя Люк ожидал этого.
   Потом он увидел Эмми. Она стояла чуть поодаль у водопада, на  плоском
камне, который нависал над водой.
   Стояла, не двигаясь, и смотрела на воду.  Под  порывом  ветра  платье
облепило ее фигуру спереди и вздулось сзади.
   Волосы разметались на ветру.
   Боже мой, Эмми... В мешковатом, очень свободном, бесформенном платье.
Похоже, когда-то  оно  было  ярко-синим,  но  теперь  выгорело  и  стало
серо-голубым. Должно быть, оно село от частых стирок и  не  доходило  до
щиколоток. Она была босой. Белокурые волосы свободно ниспадали по  спине
до пояса.
   Воспоминание пронзило его словно кинжалом.  Его  маленький  олененок.
Уже не ребенок, но еще и не женщина.
   Она скорее походила на эльфа, чем на ребенка или на женщину. На некое
грациозное и прекрасное создание природы.
   Сколько раз он видел Эмми стоящей  или  сидящей  на  этом  камне?  Он
забыл. Как забыл водопад; как забыл и ее.
   Как он мог забыть то, что так много значило в его жизни?
   Почему подавлял в себе воспоминания?
   Наверное,  у  них  любовное  свидание.  Он   на   мгновение   испытал
раздражение из-за того, что его первая  встреча  с  водопадом  испорчена
таким образом. Но возможно, это даже к лучшему. Ведь  это  всего-навсего
место, и никакой магической силы в нем нет. А эта  парочка  имеет  право
встречаться,   где   им   вздумается.   Они   скоро   поженятся.    Эмми
совершеннолетняя. С тех дней, которые остались в его памяти, прошло семь
лет. Ей, кажется, было пятнадцать, когда он уехал?
   Он знал, что следовало бы немедленно уйти, но вместо этого  продолжал
стоять, наблюдая, как Пауэлл достал из кармана носовой платок, промокнул
вспотевший лоб и подошел ближе.
   - Леди Эмили! - окликнул он.
   Конечно, она не могла его услышать, хотя, должно быть,  видела  краем
глаза и сознавала, что он что-то говорит.
   Несколько мгновений длилось молчание. Эшли повернул прочь. У него  не
было  желания  подслушивать  любовников,  тем  более  стать   свидетелем
любовных объятий.
   - Леди Эмили! - снова произнес  лорд  Пауэлл.  Он  говорил  громко  и
отчетливо, как будто полагал, что она  всего  лишь  плохо  слышит.  -  Я
возвращаюсь в дом. Мы увидимся за завтраком? Возможно, мы продолжим  наш
разговор?
   Сам того не желая, Эшли замедлил шаг и оглянулся.
   Она так и не повернулась к нему. Пауэлл  постоял  в  нерешительности,
потом зашагал сквозь заросли  к  дому.  Лицо  его  было  хмурым,  голова
опущена. Эшли он не заметил.
   Неужели произошла любовная ссора? Но как можно ссориться с Эмили? Что
она может сказать, чтобы рассердить  собеседника?  Она,  конечно,  умела
игнорировать человека, который с ней разговаривал. У нее это  получалось
гораздо выразительнее, чем у прочих женщин. Ей  всего  лишь  нужно  было
отказаться  смотреть  на  говорящего.  Это  по  меньшей  мере   вызывало
раздражение.
   Эшли усмехнулся и прислонился плечом к стволу дерева.
   Молодчина, Эмми! Значит, она все-таки не позволяет командовать собой,
несмотря на глухоту. Он стал наблюдать за ней.
   Она не двигалась, только сжала в  кулачки  опущенные  руки,  откинула
назад голову и закрыла глаза. Белокурые  волосы  каскадом  падали  вдоль
спины. На взгляд Эшли, она была сейчас в сто раз красивее, чем на  балу.
Но и вчера она была самой красивой женщиной в бальном зале.
   Его маленький олененок действительно повзрослел, с сожалением подумал
он. Не странно ли, что  человек,  вернувшийся  домой  после  семилетнего
отсутствия в корне изменившимся, причем в  худшую  сторону,  воображает,
что места и люди, покинутые им, остались такими же, как были, как  будто
они не подвластны времени? Если он и вспоминал Эмми за все эти годы,  то
лишь как худенькую угловатую девочку.
   Он старался не шуметь, хотя она все равно не услышала  бы.  А  видеть
его со своего места она не могла.
   Однако не прошло и пары минут, как она открыла глаза, подняла  голову
и,  оглянувшись,  посмотрела  прямо  на  него.  Эмми   чувствовала   его
присутствие. Она знала, что он  здесь,  знала,  что  это  не  Пауэлл,  в
сторону которого она отказалась повернуть голову.

***

   Обычно Эмили чувствовала, когда кто-нибудь приближался к  ней  сзади,
особенно если была одна. Но иногда интуиция ее подводила. Это чаще всего
случалось, когда она была чем-нибудь поглощена настолько,  что  время  и
окружающая обстановка переставали существовать для нее.
   За последний год так случалось, когда она рисовала.
   Вздрогнув от неожиданности, она оборачивалась, только  когда  человек
подходил совсем близко. Она ожидала увидеть Анну или Люка.  Анна  обычно
улыбалась, обнимала ее и говорила  что-нибудь  приятное  о  ее  картине,
делая вид, что  не  замечает,  как  Эмми  выглядит.  Люк,  как  правило,
поднимал  брови  и,  скорчив  гримасу,  разглядывал  картину,   отпуская
насмешливые замечания о лесных ведьмах.
   Но на сей раз за ее спиной стоял лорд Пауэлл, безукоризненно одетый и
причесанный. Если бы она почувствовала его приближение, то  спрятала  бы
картину или, еще лучше, спряталась бы сама. Ей казалось, что  ее  словно
раздели донага. Не  физически,  а  эмоционально.  Он  неожиданно  застал
врасплох ее второе "я", существование которого она  не  могла  объяснить
никому.
   В то утро он выглядел красивее, чем обычно, несмотря  на  нахмуренный
лоб и изумление в глазах. Он обвел ее взглядом с копны волос до  пальцев
босых ног. В глазах его отразился неприкрытый ужас.
   - Боже мой, неужели это вы? - произнес он.
   Эмили взглянула на себя его глазами: бесформенное потрепанное платье,
ни корсета, ни кринолина; босые ноги,  обнаженные  до  щиколоток;  копна
неприбранных волос.
   Несмотря на смущение, ей захотелось рассмеяться. Если бы  она  могла,
то сказала бы ему: "Это мой мир. Он во  многом  отличается  от  твоего".
Почему он считает, что приспосабливаться должна только она?
   Однако в течение пяти дней Эмили старалась вести  себя  осторожно.  И
она улыбнулась.
   К нему вернулись  изысканные  манеры,  и  он  отвесил  ей  элегантный
поклон.
   Она попыталась представить себе его без парика,  с  темными,  коротко
подстриженными волосами. Наверное, он выглядел бы еще красивее. Хотя  по
канонам современной  моды  считался  бы  все  равно  что  раздетым.  Она
ненавидела моду и правила приличия. Прошлой ночью  она,  подчиняясь  им,
блистала, и они ее утомили. Сегодня утром она их ненавидела.
   - Уже встали слуги, грумы, садовники. Дворецкий его светлости  сказал
мне, в какую сторону вы направились,  выйдя  из  дома.  Он  сообщил  мне
также, что уже встали его светлость  и  лорд  Эшли  Кендрик.  Вас  могут
увидеть, леди Эмили!
   Он уже увидел. Эмили не была уверена,  то  ли  он  предупреждает  ее,
чтобы она не попала в неудобное положение, то ли делает  ей  выговор  за
неподобающее поведение.
   Она снова улыбнулась и пожала плечами, признавая, что он застал ее на
месте преступления и что она, возможно, сожалеет. Да, она сожалела.  Это
утро было чем-то вроде лебединой песни ее свободы. Она так и сказала  бы
ему, если бы могла. Надо было научить его жестам для  общения,  подумала
она. Вроде тех, которыми пользовались когда-то они  с  Эшли.  Но  ей  не
хотелось, чтобы кто-нибудь  другой  знал  их.  Возможно,  она  умышленно
пряталась за глухотой и немотой. Возможно, не хотела впускать в свой мир
того, кто не сможет понять и принять ее.
   - Черт побери! Но это имеет значение! - Он снова нахмурился,  сердито
сведя густые брови к переносице. - И нечего небрежно  пожимать  плечами.
Внешний вид имеет большое значение, особенно для дочери