ро вы будете мечтать об отъезде. Вы - повеса и сноб и не сможете прожить здесь больше недели.
     Вы просто погибнете здесь от скуки. Я потерплю вас эту неделю. Но вам не стоит угрожать мне насилием, так как я смогу постоять за себя. И я не позволю вам выгнать меня из дома, который принадлежит мне по праву. - Она еще раз ткнула пальцем его в грудь. - А теперь, если позволите, я вас покину, так как отправляюсь на прогулку, которая была так неожиданно прервана.
     Какое-то время Фердинанд ошеломленно смотрел на нее с сердитым выражением на лице, затем отошел в сторону, распахнул перед ней дверь гостиной и широким жестом указал на площадку за ней, в то же время шутливо отвешивая поклон.
     - В мои намерения не входит задерживать вас против вашей воли, - заявил он, - но, в свою очередь, я гарантирую вам, что в течение недели, от силы двух, вам придется отказаться от вашего опрометчивого намерения делить жилище с лондонским волокитой. Я немедленно пошлю за тем чертовым завещанием!
     Виола с холодной вежливостью проигнорировала грубое слово и быстро покинула гостиную. У него на руках документ на владение "Сосновым бором", думала она, поднимаясь по ступеням в свою комнату. Чудовищная несправедливость, у нее не было письменного доказательства своей правоты - только слово давно умершего человека. Но, как ни странно, больше всего ее ранила мысль о том, что лорд Фердинанд Дадли не знал, что она жила здесь. Он не делал попыток узнать, кто она, его это не заботило. Вчерашний день ничего для него не значил.
     Что ж, в таком случае он не имел значения и для нее тоже!

Глава 4

     В конце концов Виола так и не отправилась на прогулку. Она долго сидела на подоконнике в своей комнате. К счастью, она не была той спальней, о которой говорил лорд Фердинанд, - по крайней мере они не будут сражаться из-за нее или решать, как делить постель. Виола всегда предпочитала именно свою комнату, с веселыми китайскими обоями и шторами, с окнами не на парадной, а на тыльной стороне дома - с видом на огород и теплицы, на длинную дорогу за ними, в конце которой в полумиле от имения виднелся холм с разбросанными по нему деревьями. "Сосновый бор" принадлежал ей. Никто никогда не интересовался им, пока он не стал ставкой в карточной игре. Лорд Фердинанд Дадли тоже скоро потеряет к нему интерес. Он был городским человеком, франтом, игроком, повесой - и, возможно, обладал массой других недостатков. Вернувшись в Лондон, он навсегда позабудет о "Сосновом боре".
     Когда он вернется в Лондон...
     Виола поднялась с подоконника, разгладила платье, расправила плечи и направилась на кухню.
     - Да, это правда, - сказала она в ответ на взволнованные, вопросительные взгляды слуг. Собрались все - мистер Джарви; мистер Пакстон, управляющий; Джеб Хардинг, старший конюх; Сэмюел Дей, лакей; Ханна; миссис Уолш, кухарка; Роза, горничная; Том Эббот, старший садовник. У них, должно быть, проходило совещание. - Я в это не верю, однако лорд Фердинанд Дадли заявляет, что он теперь новый владелец "Соснового бора".
     Но я не намерена уезжать отсюда. Наоборот, я собираюсь вынудить лорда Фердинанда покинуть имение, - Каким образом, мисс Ви? - поинтересовалась Ханна. - О, как только я увидела его, я сразу поняла, что от этого мужчины надо ждать неприятностей. Он слишком красив, что не идет ему во благо.
     - Трудно ли убедить городского повесу, что жизнь сквайра не для него? - спросила Виола, обращаясь к собравшимся.
     - Я могу придумать несколько способов, даже не напрягаясь, мисс Торнхилл, - сказал Джеб Хардинг.
     - И я тоже, - мрачно заметила миссис Уолш.
     - Тогда давайте выслушаем все имеющиеся соображения, - предложил мистер Пакстон, - и посмотрим, не сложится ли у нас какой-нибудь план.
     Виола села за кухонный стол и пригласила всех последовать ее примеру. Чуть позже она отправилась в деревню.
     Виола была слишком взволнована, чтобы спокойно восседать в экипаже, и предпочла пройтись пешком, пытаясь поспевать за своими мыслями.
     Какими разными могут быть два дня, следующие один за другим. Вчерашний день был словно приятный сон. Она полночи пролежала без сна, вновь и вновь переживая танец вокруг майского дерева. Она уже забыла, когда чувствовала себя такой оживленной и веселой. Виола вспоминала ощущение, возникшее после его поцелуя, и тепло его сильного мужского тела.
     Ругая себя за то, что позволила себе размечтаться, она ускорила шаги. Возможно, та цыганка-провидица в конце концов права. Ей следовало быть более осторожной и осмотрительной.
     Сначала она зашла в дом священника и застала там обоих обитателей - преподобного Прюэтта и его супругу, - Моя дорогая мисс Торнхилл, - сказала миссис Прюэтт, когда ее экономка ввела Виолу в скромную гостиную. - Какой приятный сюрприз. Я ожидала, что сегодня вы останетесь дома после праздничных хлопот.
     Священник засиял при виде ее.
     - Мисс Торнхилл, я только что окончил подсчет средств, полученных от праздника. Вам будет приятно узнать, - сообщил он, - что мы получили ровно на двадцать фунтов больше, чем в прошлом году. Разве это не замечательно? Видите, моя дорогая, ваши ромашки сослужили хорошую службу. - Он и его жена рассмеялись его шутке.
     Виола опустилась в кресло.
     - Это было очень щедрое пожертвование, - заметила миссис Прюэтт, - особенно если принять во внимание, что джентльмен был посторонним.
     - Он нанес мне визит сегодня, - сообщила им Виола.
     - Ах, - священник потер руки, - неужели?
     - Он утверждает, что является законным владельцем "Соснового бора". - Виола крепко сжала руки, лежащие на коленях. - Очень неприятно, не правда ли?
     Какое-то время оба слушателя в недоумении смотрели на нее.
     - Но я была уверена, что "Сосновый бор" принадлежит вам, - сказала миссис Прюэтт.
     - Это так, - уверила их Виола. - Когда покойный граф Бамбер отправил меня сюда два года назад, он изменил завещание так, чтобы это имение стало моим пожизненно.
     Однако у молодого графа имелся документ на владение, и недавно он предпочел поставить имение вместо денег в карточной игре в игорном притоне и проиграл его. - Она не знала, где проходила карточная игра, но предпочла предположить, что это был самый убогий, самый печально известный игорный дом.
     - О Боже! - воскликнул священник, обеспокоенно глядя на гостью. - Но его светлость не мог проиграть собственность, которая ему не принадлежала, мисс Торнхилл.
     Надеюсь, джентльмен был не слишком разочарован, узнав, что его обманули? Он выглядел весьма респектабельным человеком.
     - В карточной игре? - Миссис Прюэтт, к удовольствию Виолы, была шокирована сильнее, чем ее муж. - Тогда вчера мы все ошиблись в нем. Должна признаться, я подумала, что с его стороны было наглостью танцевать с вами вокруг майского дерева, так как он не был представлен вам официально. Представляю, как ужасно вы должны были чувствовать себя, когда он нанес вам визит сегодня утром.
     - О, я не позволила ему слишком огорчить меня, - заверила их Виола, - у меня даже появился план, как добиться, чтобы жизнь в "Сосновом бору" показалась ему крайне неблагоприятной. Вы оба можете мне помочь, если пожелаете...
     Некоторое время спустя Виола покинула дом священника и продолжила запланированные визиты. К счастью, все оказались дома, что было легко объяснить вчерашним напряженным днем.
     Последним она посетила коттедж сестер Мерриуэзср, которые выслушали ее рассказ с нарастающим изумлением и негодованием. Мисс Фейт Мерриуэзер заявила, что лорд Фердинанд Дадли не понравился ей с первого же взгляда. Его манеры были слишком вольными, и настоящий джентльмен никогда бы не снял пиджак перед леди, даже если бы занимался каким-либо видом спорта в жаркий день.
     - Он необычайно хорош собой, - соизволила признать, покраснев, мисс Пруденс Мерриуэзер, - у него такая обаятельная улыбка!..
     Но общеизвестно, что ничего хорошего от красивых, обворожительных джентльменов ждать не приходится. Это относится и к лорду Фердинанду Дадли, ведь в его намерения входит выгнать дорогую мисс Торнхилл из "Соснового бора".
     - О нет, ему не удастся меня выселить, - уверила сестер Виола. - Все будет как раз наоборот. Это я намерена избавиться от него.
     - Я уверена, что священник и мистер Клейпол придумают, как помочь вам, - предположила одна из сестер. - Между тем, мисс Торнхилл, вы должны переехать к нам.
     Вы нас ничуть не стесните.
     - Это очень любезно с вашей стороны, но я не намерена уезжать из "Соснового бора", - заявила Виола, - в действительности мой план...
     Но дальнейшее обсуждение пришлось перенести на более подходящий момент, ибо мисс Пруденс была так шокирована тем, что Виола намеревалась вернуться в дом, где находился одинокий мужчина, что мисс Фейт, обладавшая более крепкими нервами, чем ее сестра, была вынуждена немедленно послать за горничной, чтобы та принесла обожженные птичьи перья и нюхательную соль - предотвратить обморок у этого нежного создания. Тем временем Виола растирала ей запястья.
     - Невозможно даже представить, на что способен этот распутник, - высказала свое мнение мисс Фейт, когда кризис благополучно миновал и все еще бледная мисс Пруденс, откинувшись на подушки, потягивала слабый сладкий чай. - Если вы останетесь наедине, без слуг, он даже может попытаться поцеловать вас. Нет-нет, Пруденс, ты не должна снова падать в обморок; мисс Торнхилл не вернется в "Сосновый бор". Она останется здесь. Мы пошлем за ее вещами. Отныне мы будем запирать двери на задвижки даже днем.
     - Я буду в полной безопасности в "Сосновом бору", - заверила сестер Виола. - Не забывайте, что я окружена преданными слугами и Ханна всегда рядом со мной. К тому же лорд Фердинанд скоро уедет. Он обнаружит, что просто не создан для жизни в деревне. Вы обе можете помочь мне, если у вас есть такое желание...
     Направляясь домой, Виола размышляла о том, что в целом она преуспела. По крайней мере все обитатели деревни, с которыми она была близко знакома, выслушали ее версию о положении дел, прежде чем у лорда Дадли появится возможность рассказать свою. А те, с кем она не поговорила, скоро узнают все сами, так как новости и сплетни в их маленькой общине разносятся мгновенно.
     Что же касается семей, проживавших в окрестностях, она сможет поговорить с ними сегодня вечером, когда будет обедать с Клейполами в Кроссингсе.
     Лорду Фердинанду Дадли придется обедать в одиночестве в "Сосновом бору". Виола злорадно улыбнулась. Но воспоминание об этом человеке тотчас напомнило ей, что она больше не сможет приблизиться к своему дому в привычно приподнятом настроении. Она оглядела лужайку и дом, раздумывая, не стоит ли он у одного из окон, наблюдая за ней. Встретит ли она его, войдя в дом, в холле, на ступеньках лестницы, в коридоре второго этажа?
     Невыносимо было думать, что в; ее личные владения вторгся посторонний. Однако уже ничего нельзя изменить, во всяком случае, сейчас. Она не могла позволить себе замедлить шаг. Вечером у нее была назначена встреча, и ей нужно было подготовиться к ней.
     Через несколько минут Виола решительно шагала вдоль террасы со стороны конюшни, не желая боязливо озираться в собственном доме. Неожиданно она увидела, что Фердинанд идет ей навстречу. Они оба резко остановились.
     Он все еще был в костюме для верховой езды, но без шляпы. Его образ настоящего мужчины, каким он сложился в ее представлении, мог сбить с толку кого угодно. И он явно чувствовал себя в поместье абсолютно уверенно. Должно быть, он спускался к реке или обследовал огород и теплицы.
     Дадли сухо поклонился.
     Виола присела в ответ и заспешила к дому, даже не взглянув на него.
     - Мистер Джарви, - сказала она, увидев дворецкого, шагавшего по холлу с непривычно потерянным видом, - пришлите ко мне, пожалуйста, Ханну.
     Она поднялась наверх, убеждая себя, что торопится только потому, что у нее осталось мало времени перед выходом в Кроссинге. Если бы только он не был так красив, думала она, и так молод. Если бы она не флиртовала с ним вчера. Конечно, она сделала это не нарочно. Ее долг, как члена комитета по проведению праздника, быть любезной с каждым, как с жителями деревни, так и с незнакомцами.
     Но сейчас ей хотелось, чтобы этого не было.
     Она не позволит себе вспоминать о том поцелуе! Но Виола чувствовала твердость его бедер, прижатых к ее телу, и его теплые мягкие губы, раскрывшиеся навстречу ее губам. И еще Виола никак не могла забыть запах его одеколона.

***

     - Каждый со своей красоткой!..
     Фердинанд решительно сжал зубы, пропев только эту строчку, и наугад взял с полки книгу в кожаном переплете.
     Он с удовольствием пел песню, когда впервые приближался к дому много часов назад. Но она застряла у него в голове, как случается с некоторыми мелодиями, и он поймал себя на том, что продолжал насвистывать, пока она ему не опротивела. Это была смешная песенка, с бесконечно повторяющимися трелями.
     У него явно было неподходящее настроение для музыки.
     Он был смущен и раздражен, даже сердит на себя, потому что позволил мисс Торнхилл испортить себе настроение, из-за чего и впал в уныние. И он был в гневе на Бамбера - нет, на обоих Бамберов, на отца и сына. Что за главы семей, черт побери! Один отсылает девчонку сюда с обещаниями, которые забывает выполнить - или же вообще не намеревался оформить их юридически, - а другой и вовсе не знает о ее существовании.
     Он сам позволил ей проявить упрямство и поставил себя в неловкое положение, решив остановиться в доме одинокой молодой леди. И чертовски роскошной леди, хотя это не имело к делу никакого отношения. Ему следовало бы выгнать ее или самому остаться в "Голове кабана", ожидая прибытия завещания, которое убедит ее, что она не может претендовать на имение.
     Фердинанд взъерошил волосы и остановил взгляд на запечатанных и готовых к отправке на следующее утро письмах, лежавших на конторке. Возможно, ему стоило самому отправиться за завещанием. А еще лучше отправить ей бумаги через адвоката, с официальным уведомлением, что она должна покинуть дом. Он поселится в нем, как только она уедет.
     Однако это было бы проявлением слабости с его стороны - поджать хвост, убежать и позволить кому-то проделать за него грязную работу. Это было не в его духе.
     Семейство Дадли никогда так не поступало. Если она проявляет упрямство, то он в десятки раз упрямее ее.
     Если она собирается рисковать своей репутацией, живя здесь с ним без компаньонки, пусть это будет ее головной болью. Он не намерен беспокоиться по этому поводу.
     Ему лучше лечь спать до того, как она вернется со званого обеда. У него не было никакого желания еще раз встречаться с ней сегодня, да и, честно говоря, вообще когда-нибудь еще. Но, черт побери, часы еще не пробили полночь. Он оглядел со вкусом обставленную библиотеку, с удобными креслами возле камина, изящным письменным столом, с небольшой, но великолепно подобранной коллекцией книг. На них не было и следов пыли, означало ли это, что она любит читать? Это его, собственно, и не очень-то интересовало, но библиотека ему понравилась. Он чувствовал себя здесь как дома.
     Как только она уедет...
     Он ведь не хотел играть на эту проклятую собственность, вспомнил Фердинанд и поставил книгу на полку, поняв, что сегодня он не в состоянии сосредоточиться на чтении. Карточная игра никогда особенно не привлекала его. Он предпочитал спорт. Но ему нравились книги с записями самых экстравагантных пари, которыми изобиловали различные клубы для джентльменов, - особенно опасные или требовавшие большой физической силы и ловкости.
     В тот вечер в "Бруксе" он играл до предела, который заранее установил для себя, затем поднялся и собрался уходить, поскольку обещал заглянуть на один прием. Но Ливеринг, с которым они пришли в клуб, неожиданно получил известие, что у его жены начались схватки и она в любой момент может родить. Однако Вамбер, черт бы его побрал, начал громко кричать - после выпитого он вел себя вызывающе - и обвинять будущего отца в том, что тот придумал нелепое оправдание, чтобы уйти с выигрышем и не дать ему отыграться. Удача должна улыбнуться ему, заявил Бамбер. Он был абсолютно в этом уверен.
     Запахло скандалом, поэтому Фердинанд предложил занять место Ливеринга и поставил на кон пятьсот фунтов.
     Он выразил недовольство, когда Бамбер вместо денег бросил на стол закладную. Она представляла собой документ на право собственности, о которой в игорной комнате никто не слышал. Это не было его родовым поместьем и ни одной из его более или менее известных второстепенных недвижимостей - имение "Сосновый бор" где-то в Сомерсетшире. И, как предостерег один из игроков, оно могло стоить гораздо меньше пятисот фунтов, которые выставил Фердинанд.
     Дадли, как человек чести, никогда бы не стал играть с человеком на его родовой дом. Но "Сосновый бор" скорее был плохоньким заброшенным имением, поэтому он играл - и выиграл, а на следующий день обнаружил со слов поверенных в делах Бамбера и Трешема, его брата, что "Сосновый бор" действительно существует и на деле принадлежит ему.
     Когда в порыве угрызения совести он на следующий день зашел к Бамберу и предложил вернуть имение в обмен на какую-то сумму за карточный долг, граф, пребывая в состоянии похмелья после предыдущей ночной оргии, заявил, что от разговоров его голова готова лопнуть. И пусть Фердинанд отправляется в "Сосновый бор", о котором Бамбер и не собирается тужить, так как никогда не видел его и не получил ни пенса в счет ренты, насколько ему известно.
     Итак, Фердинанд с чистой совестью отправился получать и обследовать свою новую собственность. Он никогда не владел землей и не ожидал, что ему когда-нибудь доведется приобрести ее. Правда, он был сыном герцога и к тому же очень богатым: его отец оставил ему крупное наследство, а мать и ее сестра завещали ему после своей смерти внушительное состояние.
     Но он был младшим сыном. Старший же, Трешем, унаследовал Актон-Парк и все остальные поместья вместе с герцогским титулом.
     Черт! Фредерик встрепенулся, подняв голову и прислушиваясь. Послышался стук молотка у входной двери, ее открыли, и в холле раздались голоса. Два - нет, три. Или слуги поднялись, чтобы приветствовать ее возвращение, или же она привела с собой гостей. Но сейчас почти полночь!
     Его первым побуждением было оставаться в библиотеке, пока они не уйдут. Но дворецкий знал, где он находится, и Дадли не мог допустить, чтобы подумали, будто он испугался и спрятался вместо того, чтобы вести себя как подобает хозяину. Он пересек библиотеку и открыл дверь.
     В холле стояли пять человек: Джарви, невысокая пухлая женщина, напоминавшая горничную, Виола Торнхилл и двое незнакомцев - мужчина и женщина. Хотя мужчина не был полным незнакомцем. Это был тот самый тупица, который вчера заявлял, что неприлично заключать пари на церковном празднике.
     Все они смотрели в его сторону. Виола Торнхилл смотрела на него через плечо, ее брови были подняты, а губы слегка приоткрыты. Она была одета в зеленую шелковую накидку, широкий капюшон который красиво лежал у нее на плечах, а голову украшала корона из кос цвета меди.
     Черт побери! Где же он все-таки видел ее до этого путешествия на край света?
     - Добрый вечер. - Фердинанд вышел в холл. - Вы представите меня, мисс Торнхилл?
     Горничная сразу исчезла, дворецкий словно растворился в воздухе. Оставшаяся троица смотрела на него с нескрываемой враждебностью.
     - Это мисс Клейпол, - сказала Виола, указывая на высокую худую женщину неопределенного возраста, - а это ее брат, мистер Клейпол.
     Его она не представила. Но в конце концов в этом не было необходимости. Он, бесспорно, был основной темой разговора в тот вечер. Фердинанд поклонился.
     Никто из гостей не изменил позы.
     - Так не годится, сэр, - заявил Клейпол с помпезной суровостью. - Это крайне неприлично - вам, одинокому джентльмену, находиться в доме одинокой добродетельной леди.
     Правая рука Фердинанда нашла позолоченную ручку лорнета, и он п