университете. Полагаю, и он и его отец решили,  что  он  слишком  молод,
чтобы взвалить на себя ответственность  мужа  и  от...  -  Он  осекся  и
глубоко вздохнул. - Вы узнали о Джонатане?
   - Я предполагала, - ответила Мэдлин.
   - Я не говорю, что он ее не любил, - продолжал Карл. -  Полагаю,  что
любил. Но, наверное, очень молодые люди впадают в панику,  оказавшись  в
подобном положении. Наверное, он пожалел,  что  наш  родственник  герцог
нашел ей другого мужа. Может статься, он и  теперь  об  этом  жалеет.  И
конечно, Дора... хотя она не совсем несчастна,  но  все-таки  она  вышла
замуж за человека, который ниже ее по рождению. Ей, конечно, тяжело было
узнать, что отец Джонатана получил титул и имение, И нельзя не признать,
что он более привлекателен, чем Джон Драммонд.
   Мэдлин глубоко вздохнула, потом  медленно  выдохнула,  не  говоря  ни
слова.
   - Но все это не извиняет их обоих за то, что  они  делают  сейчас,  -
сказал он. - Плохо ли, хорошо ли, но свой выбор они сделали. И  если  их
любовь вновь вспыхнет, другие будут страдать. Если, - с горечью произнес
он. - Я думаю, что уже поздно говорить "если"...
   - Мы не знаем, - сказала она  дрожащим  голосом.  -  Может  быть,  мы
забегаем вперед.
   Он снял руки с ее плеч и очень крепко сжал ее руки.
   - Мне страшно жаль, - проговорил он. - Я ни единого слова  не  сказал
бы  на  эту  тему,  если  бы  вы  сами  не  оказались   свидетелем   той
отвратительной сцены наверху. Мне бы хотелось, чтобы вы  забыли  о  ней,
хотя, конечно, такое легче сказать, чем  сделать.  Но  может  быть,  еще
ничего не случилось. Может быть, они  просто  тешатся  воспоминаниями  о
прошлом. Как это можно -  иметь  такую  жену,  как  вы,  и  смотреть  на
какую-то другую женщину? Для этого нужно быть безумцем.
   - Мне нужно вернуться в дом, - повторила Мэдлин.
   - Я провожу вас, - предложил он. - Но вы дрожите. Наверное, мне  и  в
самом деле не стоило ничего говорить. Наверное, для вас хуже знать,  чем
воображать. Я бы ни за что на свете  не  хотел  причинить  вам  боль.  Я
восхищаюсь вами больше, чем могу выразить, леди Бэкворт. Если бы я  мог,
я бы утешил вас.
   Он привлек ее руки себе на грудь и склонил лоб к  ее  голове.  Мэдлин
закрыла глаза; смятение, гнев, страдание переполняли ее сердце.
   - Я полагаю, сейчас  мой  танец,  Мэдлин,  -  проговорил  позади  нее
холодный и спокойный голос.
 
*** 
 
   Когда Джеймс подвел  Дору  к  тому  месту,  где  сидел  ее  муж,  тот
добродушно улыбнулся, продолжая беседовать с соседями.
   Судя по всему, он вообще не знал о том, что его  жены  и  братьев  не
было в зале.
   Джеймс отошел и огляделся в  поисках  Мэдлин.  Следующим  танцем  был
вальс, тот самый, который он оставил за собой.
   Ему хотелось смеяться, хотя в голове у него был такой сумбур, что  он
понимал - до завтрашнего дня он ни за что не сумеет привести свои  мысли
в порядок. Но ему хотелось смеяться и плакать одновременно.
   Великая любовь его жизни! Он прервал  свою  университетскую  карьеру,
всю жизнь враждовал с отцом, чуть не убил Карла Бисли, его  самого  чуть
не убили братья Драммонды, он сделал всех троих своими вечными  врагами,
долгие годы после этого страдал и  мучился,  не  приближался  к  Мэдлин,
считая себя морально связанным с другой женщиной и ее ребенком,  устроил
себе ссылку в Канаду и еще дальше на четыре  года,  провел  эти  годы  в
углубленном и зачастую  мучительном  самоанализе  и  вернулся  домой,  к
жизни, которая, по его ощущению, никогда не очистится полностью от пятен
и никогда не станет цельной.
   И все из-за любви к Доре. К Доре.
   А она никогда его не любила. Она  сошлась  с  ним  потому,  что  была
разочарована, потому что герцог  Питерли  бросил  ее  после  того,  как,
побывав дома в начале лета - Джеймс уже  не  помнил  точно,  -  беспечно
обрюхатил ее, как он, без сомнения, поступал  многие  годы  с  десятками
женщин. Он, Джеймс, напоминал ей Питерли! К тому времени она уже  знала,
что у нее будет от Питерли ребенок.
   А он-то любил ее? Впрочем, он знал ответ на этот вопрос. Он задавался
этим вопросом и раньше,  в  последние  месяцы.  Если  оглянуться  назад,
отбросить все, что произошло с тех пор, если быть честным, станет  ясно,
что на самом деле он никогда не любил ее.  Там  не  было  даже  обычного
юношеского пыла. Она была просто-напросто хорошенькой и  привлекательной
девушкой, которой он увлекся во время летних каникул. И она была у  него
первой - а он у нее был не первый. Он был  так  неопытен,  что  даже  не
понял этого!
   Джеймс кивнул и улыбнулся пожилым дамам,  сплетничающим  в  сторонке.
Где же Мэдлин? Пары уже выходили на середину зала, готовые закружиться в
вальсе.
   Конечно, позже, когда до него дошли слухи о том, что Дора  беременна,
выдана за Джона Драммонда и выслана в неизвестном направлении, он решил,
что питает к ней великую страсть. Страсть эта родилась из чувства  вины,
из гнева на то, что другие люди распорядились его жизнью, жизнью Доры  и
их младенца - так думал он в то время, - не спросив у него. Эта  страсть
родилась из отчаяния, когда он узнал, что уже слишком  поздно  и  ничего
нельзя сделать. И из тревоги за Дору  -  она  ведь  была  так  молода  и
беспомощна.
   У него в голове никак не укладывалось, что Джонатан Драммонд - не его
сын, а Питерли. Девять лет он считал, что у него есть ребенок.
   В голове у  него  ничего  не  укладывалось.  Но  чувства  мало-помалу
приходили в себя.  У  него  словно  гора  спала  с  плеч.  Казалось,  он
избавился от тяжелой ноши. У него нет ребенка. И он не  ответственен  за
будущее Джонатана. И больше может не терзаться из-за того, что случилось
с Дорой.
   Он свободен. Свободен любить Мэдлин, как ему всегда  хотелось  любить
ее. Видит Бог, он свободно может любить Мэдлин!
   Их первый ребенок с Мэдлин  будет  его  единственным  ребенком.  Если
только у них могут быть дети. Они женаты уже почти восемь месяцев.
   Где же она? Музыка уже заиграла. Пары закружились перед ним по  залу.
Долго же она отсутствует.
   Осмотрев еще тщательнее бальный зал, выглянув на террасу  и  заглянув
во все комнаты, расположенные вдоль  коридора,  он  заметил,  что  Карла
Бисли тоже нигде нет. Хотелось думать, что это случайное совпадение.
   Но конечно же, совпадение оказалось не случайным. Когда он  спустился
вниз и выглянул за дверь, которая так и осталась открытой, он увидел  их
обоих у фонтана. Они стояли лицом к лицу, взявшись за руки.
   Они были так поглощены друг другом, что не заметили, как он  подошел.
К тому времени, когда он подошел так  близко,  что  мог  заговорить,  не
повышая голоса, они еще больше приблизились друг к другу. Еще немного  -
и они поцелуются.
   - Я полагаю, сейчас  мой  танец,  Мэдлин,  -  сказал  он.  Она  резко
вскинула голову и вырвала руки. Карл же, в свою  очередь,  посмотрел  на
Джеймса с таким выражением, которое можно было назвать полуулыбкой.
   - Ах, - удивилась Мэдлин, - так вальс уже начался? Я не заметила.
   Поклонившись, Джеймс протянул ей руку. Она приняла ее. Но прежде  чем
увести ее, он обратился к Карлу Бисли.
   - На вашем месте, Бисли, - сказал он, - я  бы  не  попадался  мне  на
глаза до конца вечера. И держите руки подальше от  моей  жены  до  конца
дней своих, если вы понимаете, что для вас благо.
   Улыбка Карла стала шире. Он ответил Джеймсу насмешливым полупоклоном.
   Молча они вошли в  дом  и  поднялись  до  середины  лестницы.  Мэдлин
держалась очень прямо. Подбородок у нее был вздернут.
   - Мы войдем в зал вместе и будем танцевать оставшуюся часть вальса, -
проговорил он, не глядя на нее. - И до конца вечера извольте  улыбаться.
Я займусь вами дома, когда мы окажемся наедине в наших комнатах.
   - Вы мной займетесь? - отозвалась она, при этом голос у нее был такой
же ледяной, как и у него. - Как же вы можете, Джеймс,  полагать,  что  я
стану танцевать до конца вечера, если надо мной  будет  висеть  подобная
угроза? У меня коленки стучат друг о друга от ужаса.
   Они были уже наверху, напротив открытых дверей в зал. Музыка  звучала
громко и  весело.  Он  бросил  взгляд  на  Мэдлин.  Лицо  ее  горело  от
оживления, и она улыбалась ослепительной улыбкой.
   Когда он закружил ее в вальсе, она не переставая улыбалась,  устремив
взгляд куда-то за его плечо.
   Через два часа, оказавшись снова  в  карете  рядом  с  мужем,  Мэдлин
смогла освободиться  от  своей  улыбки.  Но  она  не  пожелала  ослабить
решительность, заставлявшую ее в бальном зале  герцога  Питерли  держать
спину прямо, а подбородок - высоко.
   Ехали они молча.
   "Вот ты и повеселилась, - думала она устало, поднимаясь по лестнице и
входя в свою туалетную комнату впереди Джеймса. - Трудновато веселиться,
когда тебе сообщают, что  у  твоего  мужа  роман  с  бывшей  любовницей,
матерью его ребенка".
   Да, трудновато. Она опустилась на табурет перед туалетным столиком  и
велела горничной снять с себя бриллианты и расчесать локоны.
   "А также когда этот самый муж обнаруживает,  что  тебя  утешает  твой
друг, и слышать,  как  муж  угрожает  этому  другу  и  обещает  заняться
тобой..." Без сомнения, всю вину за испорченный  вечер  можно  полностью
возложить на ее плечи.
   Испорченный вечер! Она расхохоталась бы, не  стой  у  нее  за  спиной
горничная, которая расстегивала крючки  платья.  Скорее  уж  испорченное
замужество. Если  еще  оставалось  что-то,  что  можно  было  испортить.
Испорченная жизнь.
   Когда  она  умылась,  надела  ночную  сорочку  и  отпустила  до  утра
горничную, ей захотелось удалиться в свою спальню, в которой она никогда
не спала, и лечь там. Но Джеймс наверняка пришел бы  туда.  Это  так  же
бесспорно, как то, что Земля  вертится.  А  ей  не  хотелось,  чтобы  он
неверно истолковал ее поступок и решил, что она трусит встретиться с ним
лицом к лицу. Она предпочла выйти в коридор, а не  проходить  через  его
туалетную комнату в их общую спальню.
   Она  не  думала,  что  он  придет  туда  быстрее  ее.  Она   еще   не
приготовилась к стычке. Но Джеймс  стоял  у  окна,  спиной  к  ней.  Она
поплотнее затворила за собой дверь.
   - Итак, - сказала Мэдлин, - вот и я, Джеймс.
   - Не смейте превращать все в шутку, - отозвался он, отворачиваясь  от
окна и глядя на нее такими глазами, что у нее мелькнула мысль:  пожалуй,
насчет коленок она была не так уж далека от истины.  -  Сколько  времени
это продолжается, Мэдлин?
   - Вы имеете в виду мой роман с Карлом Бисли? - спросила она, поднимая
подбородок и сверкая глазами.  -  Что  именно  вас  интересует,  Джеймс?
Сколько времени я знаю его? Кажется,  я  поведала  вам  о  своей  первой
встрече с ним.  Сколько  времени  я  ускользаю  из  дома,  чтобы  тайком
повидаться с ним? Не знаю в  точности.  Кажется,  это  началось  еще  до
Рождества. Сколько времени я состою в его любовницах? И этого я не помню
наверняка. Вероятно, это началось вскоре после Рождества.
   Она замолчала и улыбнулась, хотя на самом деле ее охватил ужас.  Лицо
его побелело так, что глаза по контрасту казались еще  более  темными  и
дикими. Несколькими шагами он пересек комнату и подошел к ней.
   - Что вы рассказываете тут? - прошептал  он  так,  что  она  чуть  не
окаменела от страха. - Что вы тут рассказываете, Мэдлин?
   - Вы, кажется, недовольны. Прошу прощения. Я решила,  что  вы  хотите
узнать именно об этом. Вы ведь не поверили бы мне, если  бы  я  сказала,
что между нами ничего не было, не так ли?  Я  всегда  стремлюсь  угодить
своему мужу.
   Он схватил ее руку так, что ей стало  больно,  и  рывком  притянул  к
себе, так что голова ее запрокинулась. Это было больно.
   - Не шутите со мной! - вскричал он. - Вы играете с огнем. Это опасно.
Разве вы  забыли,  что  вышли  замуж  за  дьявола?  Я  хочу  знать,  что
происходит между вами и Бисли.
   - Это мой друг, - ответила  она.  -  Я  с  ним  разговариваю.  Я  ему
доверяюсь. Больше мне не с кем поговорить. - Шею у нее заломило.
   - У вас есть муж. - Он говорил сквозь стиснутые зубы. -  Разве  я  не
велел вам держаться от Карла Бисли подальше?
   - Велели, - кивнула она. - Но я сама выбираю себе друзей,  Джеймс.  А
если вы в  претензии  на  мое  непослушание,  тогда  я  скажу  вот  что.
Возможно, я и послушалась бы вас, если бы уважала. Или если  бы  вы  мне
нравились. Или если бы я вас любила. А так я ничего вам не должна.
   Он отступил на шаг, хотя по-прежнему больно сжимал ее руки. Она могла
теперь поднять голову, которая, как ей казалось, вот-вот отвалится.
   -  Мне  нужно  знать  правду,  -  настаивал  он.  -  Хватит   шутить,
насмешничать и вести себя вызывающе. Вы с Бисли любовники?
   Мэдлин улыбнулась.
   - А что вы сделаете,  если  я  отвечу  "да"?  -  спросила  она.  -  С
презрением отвергнете меня? Побьете? Разведетесь? Говорите же, Джеймс. Я
должна знать, что последует за моим ответом.
   И тут она ухватилась за лацканы его халата, потому что  он  встряхнул
ее с такой силой, что она потеряла равновесие.
   - Отвечайте! - приказал он. - Вы спали с Бисли?
   Она припала к нему; голова у нее кружилась, она задыхалась.
   - Нет, - ответила она, - пока еще мы не наставили вам  рога,  Джеймс.
Пока. Но я подумываю сделать это. Мне тоже нужен  любовник.  И  мне  нет
надобности быть особенно разборчивой. Вряд ли  я  смогу  сделать  худший
выбор, чем уже сделала, верно?
   - Ей-богу, Мэдлин, - не выдержал он, снова рывком притянув ее к  себе
так, что ее руки оказались прижаты к его груди, - у вас злой язык.
   Она мотала головой из стороны в сторону, пытаясь  уклониться  от  его
губ, прижавшихся к ее губам. Когда он обхватил рукой ее  голову,  Мэдлин
обмякла в его объятиях. Он выпрямился.
   - Я хочу уйти в свою спальню, - сказала Мэдлин. -  Если  вы  возьмете
меня  сегодня  ночью,  это  будет  насилие.  Полагаю,   муж   не   может
изнасиловать свою собственную жену, да? Конечно, я ваша собственность, с
которой вы можете делать что заблагорассудится. Но  в  глубине  души  вы
будете знать, что изнасиловали меня, Джеймс. Я ненавижу вас  и  презираю
за то, что вы со мной сделали.
   - За то, что я с вами сделал! - вскричал он, глядя на ее  губы.  -  И
что же это такое, интересно? Заставил вас желать меня против вашей воли?
Вы ведь уже меня хотите. Или вы думаете, я не чувствую, что  вы  горите?
Или вы думаете, что я не могу посмотреть вниз и увидеть, как  затвердели
кончики ваших грудей? Не говорите мне о насилии, Мэдлин. Или вам стыдно,
что вы хотите собственного мужа?  Такая  распущенность  пристала  только
любовникам?
   Когда  его  губы  снова  прижались  к  ее  губам,  она   не   оказала
сопротивления. Она решила,  что  станет  держаться  как  мертвая  в  его
объятиях. Все, что он получит от нее в  эту  ночь,  ему  придется  взять
силой.
   Но она почти сразу же поняла, что это смехотворное  решение.  Он  был
прав. Она уже пылала, охваченная страстным  желанием.  Это  ее  муж,  ее
любовник, ее страсть, и места для размышлений о его  неверности,  о  его
многолетней любви к другой женщине,  об  их  сыне,  -  места  для  таких
размышлений просто не осталось. Не осталось места вообще  ни  для  каких
размышлений. Ни для каких.
   Место оставалось только для чувств. Для того, чтобы  любить.  И  быть
любимой.
   Когда он сорвал с нее сорочку, она повторила  его  действия,  сняв  с
него халат и ночную рубашку с такой  поспешностью,  что  у  нее  в  руке
осталась пуговица.
   Ей никак не удавалось прижаться к нему покрепче. Она обхватила руками
его шею, ее нагое тело выгнулось, рот широко раскрылся, давая дорогу его
языку. Она всхлипывала от желания.
   И все же когда он положил ее на кровать, его руки  и  губы  принялись
возбуждать ее еще сильнее и так же грубо, как  это  делала  она.  Мэдлин
извивалась, стонала, молила его всем телом.
   И если она еще не до конца убедилась в этом,  то  теперь  поняла  это
всем сердцем.
   Джеймс. Он - ее мир.  Единственный  мир.  Только  в  этом  мире  есть
воздух, которым она может дышать,  пища,  которой  она  может  питаться,
вода, которой она может утолить жажду,  и  красота,  которой  она  может
восхищаться. Единственное место, которое  способно  поддерживать  в  ней
жизнь.
   Он - ее вселенная.
   - Джеймс... Пожалуйста! Ах, Джеймс, пожалуйста...
   И тогда он проник в нее. Глубоко. В самую сердцевину ее  страсти.  Он
двигался снова и снова, ударял снова и снова в эту страсть до  тех  пор,
пока Мэдлин не утратила рассудок  и  не  превратилась  в  одно  сплошное
корчащееся страстное желание. Желание, чтобы тебя взяли, не отпускали  и
любили. Желание давать, не отпускать и любить.
   - Джеймс!
   Ей показалось, что это не  ее  голос,  что  звучит  он  где-то  очень
далеко.  Но  все  же  то  был  ее  голос,   потому   что   всхлипывания,
последовавшие за ним, мало-помалу стали ее всхлипываниями. Они  исходили
из ее недр, раздирали грудь, хотя  вся  она,  казалось,  превратилась  в
желе.
   А всхлипывала она у его груди. Он лежал на боку, прижимая ее  к  себе
одной рукой, в то время как другая его рука гладила ее по волосам.
   - Тише! - шептал он. - Тише же, Мэдлин. Бог мой, что  я  вам  сделал?
Тише же.
   Если бы она могла изгнать из своих мыслей все, что там было,  она  не
поверила бы, что когда-либо чувствовала себя такой счастливой. Она лежит
в объятиях Джеймса, и его рука гладит ее по волосам, и слова его  нежны,
и дыхание на ее щеке такое теплое.
   Ей хотелось бы остаться здесь навечно.
   Когда Мэдлин наконец перестала всхлипывать - она  даже  не  могла  бы
объяснить самой себе, почему плачет,  -  она  позволила  себе  полностью
расслабиться  и  притворилась  спящей.  Если  она  будет   бодрствовать,
придется отодвинуться от него  и  сообщить,  что  она  -  совершеннейшая
гусыня, поскольку плачет потому, что он ласкал  ее  снова  после  многих
месяцев  бесстрастных  встреч.  Или,  чего  доброго,  она  принялась  бы
досаждать ему всяческими упреками.
   А ей не хотелось, чтобы их отношения  снова  возвращались  в  обычную
колею. Не сейчас. Завтра будет нужно поразмыслить о многом, о чем теперь
ей даже вспоминать неохота. Но завтра наступит довольно скоро. И  сейчас
она сделает вид, что спит, и возможно, он еще какое-то время не выпустит
ее из своих объятий.
   Но это продолжалось недолго. Она сочла за благо притворяться  спящей,
когда он в конце концов очень медленно вытащил руку из-под ее  головы  и
отодвинулся от нее. Потом  встал  с  постели,  и  она  поняла,  даже  не
открывая глаз, что он долго стоял и смотрел на нее.
   Он опять подошел к окну, и  она  какое-то  время  наблюдала,  как  он
смотрит из темной спальни на темный мир. Он был  по-прежнему  обнажен  и
великолепен в своей наготе.
   Она закрыла глаза, потому что он вдруг обернулся. А  потом  услышала,
как дверь в его туалетную комнату раскрылась и снова затворилась.
   Он так и не вернулся до утра. Не вышел он и к завтраку наутро.  Когда
она осведомилась у Кокинза, он сказал, что милорд уехал верхом. Но тогда
это уже не имело значения. Она не хотела его видеть.
   Никогда больше.
 
*** 
 
   Он ее изнасиловал. Эта мысль билась у него в голове.  Он  изнасиловал
собственную жену.
   Он изнасиловал Мэдлин, женщину, которую любит.
   Если бы он сумел высказать ей хотя бы отчасти, как он ее любит!  Если
бы  сумел  хоть  как-нибудь  высказать  свое   чувство,   которое,   как
предполагается, должно быть безоглядной отдачей себя. А он взял ее самым
худшим из всех способов, которым мужчина может взять женщину.
   Он ее изнасиловал.
   Ах, это правда, она сама отвечала ему с  готовностью,  когда  он  уже
делал это.  Никогда  еще  она  не  отвечала  ему  с  такой  готовностью.
Безумная, распутная в своем желании. Он  до  сих  пор  ощущал  на  спине
царапины, оставленные ее ногтями.
   Но ей не хотелось, чтобы это было. Она сказала ему еще до  того,  как
все началось, что он будет чувствовать потом в глубине своей души. И  он
это чувствует. Не важно, что она  на