отанцевав два танца и ни разу не увидев его, она поняла, что он совсем ушел с поляны, где проводились танцы. Она спросила дворецкого у стола с напитками, но деревенский кузнец, который пытался остудить пыл стаканом пунша, случайно услышал и сказал, что видел, как его светлость прошел за деревья. Он показал, в какую именно сторону.
     Он, должно быть, пошел к озеру, догадалась она. Но почему? Вечер еще не закончился. Ему, похоже, все нравилось. Но она знала, почему. Она почти физически почувствовала напряжение, которое возникло между ними, когда они танцевали вальс. Она не могла посмотреть на него или заговорить с ним - хотя они прожили как муж и жена уже целый месяц. Это был самый прекрасный - и самый ужасный - танец в ее жизни.
     Он, должно быть, хочет побыть один. Иначе бы он не ушел, не сказав никому ни слова. Она была последним человеком, которому стоило бы его тревожить. Она должна подождать, пока он вернется. Завтра они поговорят. Время пришло. Но не сегодня.
     - Вы извините меня? - спросила она, тепло улыбаясь их ближайшему соседу, который пригласил ее на кадриль. - Я кое-что должна сделать.
     После этих слов она не могла просто стоять или болтать с теми, кто не танцевал. Мистер Марси решит, что ее слова были предлогом, чтобы не танцевать с ним. Она повернулась и пошла под деревья. После минутного колебания она свернула на дорожку, пытаясь нащупать путь между деревьями. Сверху доходило слишком мало света. Она надеялась, что идет в правильном направлении. До этого она была у озера всего однажды, при свете дня, и рядом шел муж, указывая дорогу.
     И тут она увидела свет - лунную дорожку на глади озера. Когда она дошла до берега, то остановилась на минуту, и у нее перехватило дух от восторга. На земле не было ничего прекраснее этого пейзажа.
     - Очень захватывает, верно? - сказал он откуда-то из-под деревьев справа от нее.
     Она увидела, что он стоит, прислонившись к дереву. Он не сделал ни единого движения навстречу ей.
     - Ты хотел побыть один, - сказала она. Глупое замечание. Если она знала это, то почему не оставила его, уважая его право на одиночество? Он прислонился затылком к стволу дерева. Она решила, что у него закрыты глаза, хотя не могла полностью разглядеть его.
     - Я вспоминал старую мечту, - сказал он.
     - Какую? - спросила она.
     - В детстве я был мечтателем, - сказал он. - Мечтал о самом невозможном. Придумывал приключения, в которых обязательным условием была личная свобода. Наверное, потому что она была отнята у меня с самого рождения. Часть общего бунта, которым было отмечено все мое детство. Но была еще одна мечта, которой я предавался, когда стал юношей. Она не умирала дольше, чем остальные.
     Он замолчал, но она не торопила его. Она просто стояла и смотрела.
     - Я мечтал о том, чтобы жить здесь, - продолжил он. - Ты была права, когда сказала, что я люблю этот дом. Он стал частью меня. Но я мечтал о том, чтобы жить здесь не как герцог Бриджуотер, ответственный за землю и людей, живущих на ней. Я хотел жить здесь как простой человек. С женщиной. И с детьми.
     Она почувствовала, как что-то сжалось у нее в груди и горле. Она никогда не видела его таким уязвимым. За последний месяц он немало рассказал о себе. Но она чувствовала, что он все еще скрывает от нее часть своей души.
     - Я тогда еще был достаточно молод, - снова заговорил он, - чтобы верить, что где - то там меня ждет женщина, которая предназначалась мне еще до того, как мы оба появились на свет. Это была хорошая мечта. Но в то же время наивная и печальная. Ее скоро пришлось забыть.
     - Почему? - спросила она и сделала несколько несмелых шагов навстречу ему. - Ты больше не веришь в любовь?
     Он открыл глаза и улыбнулся ей. Но ничего не сказал.
     - Я думаю, - сказала она и подошла так близко, что могла бы дотронуться до него, хотя не стала делать это, - что ты самый способный на любовь человек, которого я когда-либо знала.
     Эти слова удивили даже ее самое. Но слушая, как они затихают в воздухе, она поняла, что сказала правду. И она знала, что в них - ответ на все те вопросы, которые мучили ее со дня их свадьбы, со дня того мучительного признания, которое он сделал в карете.
     Он усмехнулся.
     - У моего отца было любимое библейское изречение - о том, как человек отдает свою жизнь за жизнь друга, - сказала она. - Ты знаешь его? "И нет любви превыше этой". Ты пожертвовал всем ради меня в тот день после нашей свадьбы, Алистер.
     - Я просто признался в том, в чем нужно было признаться еще месяц назад, - возразил он. - И сделав это, я сделал несчастными и тебя, и себя.
     - Нет. - Она подняла голову и коснулась его груди руками. Она почувствовала, что он вздрогнул. - Я получила дар знания и свободы, Алистер. И ты продолжаешь одаривать меня каждый день. Ты позволил мне узнать тебя и твоих людей. Ты позволил мне войти в свою жизнь. Ты не накладывал на меня никаких уз. Ты знаешь, не правда ли, что я хоть завтра могу попросить у тебя карету, чтобы перевезти свои вещи и уехать самой в Синдон-Парк. И остаться там навсегда.
     - Не уезжай, - сказал он. Он по-прежнему стоял, прислонившись головой к дереву. Его глаза были закрыты.
     - Но ты не остановишь меня, если я решу уехать? - спросила она.
     Она слышала его тяжелое дыхание. Долгое время он не отвечал. Она ждала.
     - Нет, - сказал он наконец.
     - Почему нет? - Она прислонилась головой к его груди.
     - Я не стану удерживать тебя против твоей воли, - сказал он.
     - Почему нет? - Ее глаза были закрыты.
     - Потому что лучше я вообще буду жить без мечты, чем с оскверненной мечтой, - сказал он. И добавил еще тише:
     - Потому, что я люблю тебя.
     После этих слов она расплакалась. Ну почему, именно тогда, когда нужно что-то сказать, она плачет? Она чувствовала, как его руки легко легли на ее затылок и пальцы начали нежно перебирать волосы. Она почувствовала, как он наклонился и поцеловал ее в макушку.
     - Не плачь, - сказал он. - Все хорошо. Все будет хорошо.
     - Алистер... - Она смотрела на него заплаканными глазами, ее голос дрожал. - Эта мечта не станет оскверненной. Я осуществлю ее вместе с тобой. Ты, наверное, никогда не поймешь, как это чудесно - знать, что ты можешь сказать "нет". Как это чудесно для женщины. Потому что я знаю, что если могу сказать тебе "нет", то я свободна и для того, чтобы всем сердцем сказать "да".
     Он крепко обнял ее обеими руками и прижался щекой к ее макушке.
     - Потому что я люблю тебя, - сказала она.
     В глубоком молчании она прижалась к нему, вдыхая знакомый запах. "Это и есть, - думала она, ощущая полный покой и безопасность, - это и есть счастье". Именно этот момент. Она не хотела другого счастья в будущем. Она знала, что ничего другого не может быть, что, несмотря на то, что мечты были прекрасны и необходимы, реальный мир часто оказывался жестоким по отношению к живущим. Но сейчас, в эти мгновения, она была счастлива, и эти мгновения поведут их в будущее, которое они будут создавать друг для друга так долго, как живут - с любовью.
     - Алистер, - произнесла она какое-то время спустя, - я очень счастлива.
     Он неожиданно рассмеялся и еще крепче обнял ее.
     - Стефани, - попросил он, - я хочу, чтобы ты кое-куда со мной пошла.
     - Куда?
     Она подняла голову и посмотрела на него. Даже в темноте она видела, что его улыбка была озорной - такую она редко видела за два месяца их знакомства.
     Он взял ее за руку, но потом отпустил, чтобы обнять за талию и куда-то повести.
     Он лежал, полностью обнаженный, на сене, сложенном в сарае, в самом дальнем углу от двери, чтобы у них было достаточно времени, если их потревожат - чего не хотелось бы. Стефани оседлала его, сжав бока между бедер. Ее голова закинулась назад, волосы разметались по спине. Тусклый свет падал из небольшого окна прямо над ними, освещая ее лицо, обнаженные плечи и грудь.
     Она подчинялась ритму его глубоких толчков, и он видел, как удовольствие смешивается на ее лице со смущением, которое она испытывает от позы, выбранной им из тех соображений, чтобы сено кололо его спину, а не ее.
     Она посмотрела вниз на него, и ее лицо оказалось в тени.
     - Алистер, - прошептал она, - Алистер.
     - Любовь моя, - отозвался он.
     Он понял, о чем она пыталась попросить, произнося его имя, и сменил ритм. Ее тело было напряжено. Она сжимала его какими-то внутренними мускулами, так что его толчки стали еще ощутимее.
     - Не борись с этим, - сказал он.
     Но она по прежнему была напряжена всеми мускулами, когда снова закинула голову и откинулась на его колени. Он ускорил ритм, борясь с напряжением в ней и помогая войти в мир, который им предстояло изучать вместе всю жизнь.
     И тут она закричала. Напряжение не отпускало ее несколько мгновений, пока он все еще был в ней, и она задрожала. Он приподнялся, чтобы обхватить ее руками за плечи и притянуть к себе, чтобы она прижалась к нему, положив голову на плечо. Он обнимал ее, пока напряжение не сменилось постепенным расслаблением, после чего перестал сдерживаться сам, что делал, чтобы она получила больше удовольствия.
     Долгое время они лежали в полном молчании.
     - Это так не по-благородному, - наконец пробормотала она.
     Он тихо рассмеялся.
     - Определенно, - сказал он. - Герцогини так себя не ведут. Это еще хуже, чем вмешиваться в крикетный матч или бегать со связанными ногами или танцевать вокруг майского дерева. Раздеться на сеновале, Стефани! Фу!
     - Да, но это было так чудесно, - сказала она.
     - Определенно, - согласился он. Он осторожно перекатился, так, чтобы его сюртук оказался у нее под спиной. Он все еще не вышел из нее. - Сказать, почему я привел тебя именно сюда?
     - Потому что это так неприлично? - спросила она. Ее голос звучал сонно.
     - Очень, - сказал он.
     "Я потерял здесь невинность на таком же празднике много лет назад".
     Он чуть не произнес эти слова вслух. Он хотел, чтобы она проникла глубоко в его душу, узнала все его тайны. Но, может, тут же подумал он как раз вовремя, кое-какие секреты лучше сохранить.
     - Пора было и мне сделать что-нибудь неприличное. Бросить гостей только ради того, чтобы отвести тебя в спальню, было явно недостаточно. Сегодня ты заслужила того, чтобы как следует покувыркаться на сене. - Он засмеялся.
     - Алистер! - Она сразу проснулась, и в голосе ее прозвучало негодование. - Ты хочешь сказать...
     - М-м-м, - промычал он ей в волосы. - Ты бегала со связанными ногами, болела за мою команду во время крикетного матча, танцевала вокруг майского дерева, выглядела прекраснее, чем любая герцогиня или любая женщина на земле - да, ты заслужила любой скачки, которую получила, или получишь сегодня ночью. Я тебе обещаю устроить еще парочку. Гости могут танцевать, пока не пожелают уйти домой. Сомневаюсь, что они хватятся нас, ну, а если хватятся - пусть дают волю воображению, сколько им того угодно. Ты раскрепостила меня, Стефани, а теперь наслаждайся последствиями.
     Она вздохнула и прикоснулась своим языком к его.
     - Ох, - сказала она.
     - М-м-м, - согласился он.
     Она вдруг захихикала - звук, которого он раньше от нее не слышал.
     - Еще парочку? - переспросила она. - Сегодня? - Она прижалась к нему бедрами. Он знал, что она чувствует, как он твердеет внутри нее. - Это возможно, Алистер? Я думала, это можно сделать один раз...
     - Позволь мне доказать, насколько ты не права, - сказал он. - Любимая. - Он прижал ее ногу к своему бедру и снова поцеловал ее. - В ближайшее время я снова повезу тебя в город. Я должен кое-что купить, и только лондонский портной способен создать такую красоту.
     - А что? - спросила она. Потом вздохнула. - Ох, это и в самом деле возможно. Ох, как хорошо.
     - Новую шляпку, - сказал он. - Розовую. С тремя перьями. Розовым, пурпурным и.., какого цвета было последнее?
     - Фуксии. - сказала она.
     - М-м-м, - снова сказал он. - Да, любимая, и в самом деле хорошо. Как видишь, это можно делать больше одного раза за ночь.
     - И плащ цвета фуксии? - спросила она.
     - М-м-м, - сказал он. - Моя яркая перелетная птичка. Какое счастье, что твой серый плащ украли. Я мог бы не заметить тебя.
     - Негодяй! - возмутилась она. - Разве моя красота сияет не ослепительней, чем яркий плащ и шляпка с перьями? - Она издала вздох, больше похожий на стон. - Я люблю тебя. О да. Еще, пожалуйста.
     Это и была его мечта, подумал он. Разве он не занимался с ней любовью каждую ночь без перерыва? Да, это и вправду была его мечта.
     - Тише, - прошептал он ей на ухо. - Позволь мне ответить тебе таким способом. М-м-м, как замечательно, любовь моя.



   Мэри БЭЛОУ
   СМЯТЕНИЕ ЧУВСТВ

OCR: Iren




Анонс

     Прекрасная Ребекка поклялась всю жизнь ненавидеть лорда Дэвида Тэвистока - за то, что уговорил ее молодого мужа, Джулиана Кардвелла, отправиться на войну, с которой тот не вернулся. Дэвид, многие годы безнадежно обожавший Ребекку, поклялся, что его возлюбленная никогда не узнает, как в действительности умер Джулиан и кем в действительности он был. Теперь, когда Ребекка свободна, она может, должна, обязана понять, кто предназначен ей судьбой...

     О, что за путы мы сплели,
     Шагнув впервые тропкой лжи!
     Сэр Вальтер Скотт

Глава 1

Англия, февраль 1854 года

     Она не собиралась идти на пристань. Она уже предупредила об этом Джулиана. Многие женщины, однако, хотели быть рядом со своими мужчинами до самого горького конца. Она наблюдала за ними из окна своего номера в отеле, стоя спокойно, выпрямившись и со столь холодным выражением лица, что, кто бы сейчас ни увидел ее, решил бы: она не испытывает никаких эмоций и происходящее за стенами отеля к ней не имеет никакого отношения.
     По улицам Саутгемптона щеголевато вышагивали гвардейцы третьего батальона Гренадерского полка, выглядевшие весьма импозантно в своих коротких куртках с фалдами и в высоких черных шапках из медвежьего меха. Вдоль улиц стояли патриотически настроенные люди и просто праздные зеваки. Все они приветствовали солдат, выкрикивали ободряющие слова, размахивали носовыми платками. По тротуару рядом с марширующими колоннами солдат шли женщины - жены, невесты, любовницы. Почти каждая из них неотрывно смотрела печальным взглядом только на своего мужчину. Вскоре им предстояло прощаться с возлюбленными.
     Не исключено, что навсегда.
     Был февраль 1854 года. Скорее всего многим мужчинам, так бодро марширующим по улице, не доведется дожить до конца года.
     Пока их путь лежал только на Мальту. Направление туда войск намечалось, как заявило правительство, лишь в качестве превентивной меры. Возможность, войны была весьма маловероятна. Со стороны русского царя было бы глупо не уступить, коль скоро ему угрожает мощь как Англии, так и Франции. Тем не менее царь продолжал ощутимо наращивать российское военное присутствие на Черном море и в Средиземноморье. Он не оставлял попыток воспользоваться в своих интересах распадом Турецкой империи.
     Почти сорок лет, после битвы под Ватерлоо, Англия не участвовала ни в одной большой войне. Но теперь возникла угроза для ее проходящих по суше торговых путей в Индию и на Восток, и британцы шумно требовали дать бой. Правительство, однако, утверждало, что никакой войны не будет, и продолжало говорить о "превентивной мере".
     Именно это мысленно говорила себе Ребекка, леди Кардвелл, пристально глядя вниз на улицу в ожидании, когда в номер вернется, чтобы попрощаться с ней, Джулиан. Она не пойдет на пристань. Там на виду у всех ее может покинуть самообладание. А допустить этого она не могла. Был момент, когда Ребекка даже не хотела приезжать сюда из Лондона. Мысль о том, что она сможет проводить Джулиана только до Саутгемптона, причиняла ей мучительные страдания. Но с другой стороны, ей было еще тяжелее допустить, что она откажется сопровождать мужа, быть с ним, пока это возможно. И она приехала сюда.
     "Какие бедные женщины - те, что на улице", - думала она, наблюдая за ними. У многих из них были дети. Сопровождать солдат на Мальту разрешили лишь немногим женам. Их имена разыгрывались в лотерее. Большинство из них должно было остаться дома на попечении своих приходских общин. Этим женщинам придется жить за счет благотворительности в то время, когда их мужья готовятся отдать жизни за свою страну.
     Конечно, жены многих офицеров ехали вместе с ними. Для этого им не нужно было участвовать в лотереях. Ребекка поехала бы тоже, но Джулиан не разрешил ей. Всего лишь два месяца назад у нее случился выкидыш - во второй раз за два года брака, - и муж опасался, что она еще недостаточно окрепла для долгого путешествия и жизни в непривычном климате.
     Ребекка умоляла его, спрашивая, как она будет жить без него. Но все было напрасно. Джулиан сознательно воспринял ее вопрос буквально и сказал ей, что сделал все, чтобы она вернулась в Крейборн и жила там во время его отсутствия. Джулиан, несомненно, возвратится в Англию чуть ли не прежде, чем Ребекка осознает, что он действительно уехал.
     Но Крейборн фактически не был их домом. Это был дом графа Хартингтона, которого и Ребекка, и Джулиан называли отцом. Однако в действительности он не был ни отцом Джулиана, ни ее свекром. Он был крестным отцом Джулиана, взявшим его к себе пятилетним сиротой и воспитывавшим вместе со своим сыном. Ребекке на самом деле не хотелось ехать в Крейборн. Но другого выхода у нее не было. Ведь Джулиан сказал, что она должна туда поехать и поселиться там до его возвращения.
     Ребекка прижалась лбом к оконному стеклу. "До его возвращения... А если царь будет по-прежнему упрямиться? А если британцы и французы займут жесткую позицию? А если в конце концов вспыхнет война? А что, если?.." Но когда дверь позади нее внезапно открылась, Ребекка выпрямилась и обернулась с притворно хладнокровным видом и веселой улыбкой.
     - Посмотри, Бекка, кого я с собой привел, - бодро произнес капитан сэр Джулиан Кардвелл. Его красивое лицо было оживлено, а глаза сверкали волнением под стать обстоятельствам. - Он бродил по улице и отказывался подняться со мной сюда. Мне пришлось убеждать его, что ты смертельно обидишься, если он не попрощается с тобой, прежде чем отправится на войну.
     Майор лорд Тэвисток закрыл за собой дверь. Дэвид. Сын графа Хартингтона. Он выглядел виноватым, но, как всегда, казался красивее всех мужчин, которых знала Ребекка, включая и ее мужа. Ростом лорд Тэвисток превосходил Джулиана, его плечи и грудь были шире, талия и бедра - уже, а ноги - длиннее. Он был темнее Джулиана, и по сравнению с прекрасными синими глазами Дэвида серые глаза Кардвелла выглядели совершенно обыкновенными. Но Дэвид не обладал ни жизнерадостным характером Джулиана, ни его очарованием. И Ребекке он совсем не нравился.
     Как раз наоборот: она чувствовала явную антипатию к Дэвиду Тэвистоку. Ребекка не хотела видеть его здесь, в отеле. Для нее он сейчас незваный гость. У нее осталось так мало времени на встречу с Джулианом - вероятно, час или даже менее того. Она дорожила каждой минутой, проведенной наедине с ним. Но Дэвид оказался здесь не по своей воле. Его привел Джулиан, не отдавая, по-видимому, себе отчета в том, как нужно Ребекке в этот последний час побыть наедине с мужем. Или, быть может, Джулиан, как и сама Ребекка, считал предстоящее прощание таким тяжелым, что попытался хоть как-то освободить его от излишних эмоций.
     - Дэвид... - произнесла она.
     - Ты хотела бы послать меня к дьяволу, Ребекка? - сказал Тэвисток, подходя к ней и протягивая правую руку. - Поэтому я говорю тебе "до свидания" и оставляю наедине с Джулианом.
     До свидания... А вдруг она больше никогда не увидит его? Возможно, война все-таки вспыхнет. Может быть, его убьют.
     Дэвид ей не нравился, но Джулиан всегда считал его своим братом. В детстве она играла с ним, воображая его каким-то героем. То было давно. Еще будучи девушкой, она даже некоторое время вздыхала по Дэвиду, отмечая, что он становится все красивее. Однако воспитание и моральные прин