остой узел на затылке. А потом снова присела на край кровати. Теперь она вспомнила, что не имела права спускаться к завтраку. Она была приговорена к заточению в собственной комнате, пока для нее не подадут экипаж.
     Ей не дали сказать ни слова в свое оправдание. Дженнифер только сегодня об этом вспомнила. Впрочем, не важно. Истина при данных обстоятельствах мало кого интересовала. Оставались голые факты: по каким-то одному ему известным причинам граф Торнхилл написал письмо, в котором не было ни слова правды. Затем по каким-то одному ему ведомым соображениям отец Лайонела прочел его, публично выставив на позор невесту своего сына. Он не просто отказал ей от дома, он обрек ее на изгнание из общества. Почему так жестоко? Дженнифер могла лишь пожать плечами. И главный факт - репутация ее навеки погублена и не подлежит восстановлению. Не было никакого смысла пытаться что-то кому-то доказать, заставить кого-то ее выслушать.
     В дверь постучали. За дверью послышались голоса горничной и дворецкого. Возможно, ей принесли завтрак. Дженнифер готова была к тому, что не найдет на подносе ничего, кроме сухого хлеба и воды. А может, все уже подготовлено к ее отъезду. Отец мечтал избавиться от нее как можно скорее.
     - Вас ждут внизу, мисс, - изрядно нервничая, сообщила служанка. Несомненно, прислуге все уже известно. Так всегда бывает. - В розовом салоне. Просили не задерживаться.
     Значит, это не карета. Порка проводилась в библиотеке. Наверное, ее вызывают все же не для экзекуции. Хотя, возможно, снова будут пороть. Может, отец решил все же послать за плеткой? Вчера ей следовало зарыдать, как только она увидела розги, и плакать не переставая. Отец был взбешен тем, что она не проронила ни слезинки. Не потому, что она ничего не чувствовала. Просто от всего пережитого она словно онемела.
     В розовом салоне было пусто. Дженнифер подошла к окну и взглянула на площадь за оградой. Ей нравился Лондон. Город дышал энергией и приятно возбуждал. Будет жаль проститься с ним навсегда, хотя деревню Дженнифер предпочла бы для спокойного, размеренного семейного быта. Хорошо, что она не успела прикипеть душой к городской жизни. Иначе ее участь была бы еще печальнее.
     Интересно, что сейчас делает Лайонел, вдруг подумала Дженнифер и тут же поправила себя: "Виконт Керзи". Теперь даже в мыслях она не имела права называть его по имени.
     Дженнифер смотрела в окно, когда за ее спиной открылась и закрылась дверь. Она не стала оборачиваться. Дженнифер была твердо намерена сохранять достоинство и не молить о пощаде, даже если увидит плеть, но спина все еще ныла после розог и она боялась не выдержать испытаний.
     - Мисс Уинвуд?
     Спасительное бесчувствие как рукой сняло при первых звуках знакомого голоса.
     - Вы! - в гневе воскликнула она. - Убирайтесь!
     Он стоял, чуть расставив ноги. Руки сомкнуты за спиной. Во взгляде и в позе читалась спокойная уверенность. Она так ненавидела его в эту минуту, что, будь у нее пистолет, не задумываясь прикончила бы.
     - Я пришел спасти вас от бесчестья, - сказал он. - Завтра мы поженимся.
     Дженнифер в немой ярости сжимала кулаки. Ногти вонзились в кожу.
     - Вы пришли глумиться надо мной, поиздеваться всласть. Что ж - любуйтесь, милорд! Сегодня утром я еще не смотрела в зеркало, но и без того знаю, что выгляжу отвратительно. Посмотрите, что вы со мной сделали, получите удовольствие сполна, а затем убирайтесь!
     - Вы неестественно бледны, - сказал он, - и под глазами у вас тени. Выражение ваших глаз самое несчастное, но, если не считать этих мелочей, вы так же красивы, как и тогда, когда я увидел вас впервые. Сегодня я получу специальное разрешение. Завтра мы поженимся.
     Дженнифер рассмеялась каким-то странным смехом.
     - Ну да, конечно! Чем еще можно объяснить то, что произошло? Отчего-то вы решили, что хотите меня, но получить меня вы не могли, поскольку я была помолвлена с другим. Однако это вас не остановило. Вы выследили меня, как охотник выслеживает дичь, и начали преследовать, пользуясь моей неопытностью и доверчивостью, компрометируя меня все больше и больше. И вот, наконец, финал: это лживое письмо! Вы специально устроили так, чтобы оно попало "не в те руки"! Вы дьявольски изобретательны! Мы правы были с Самантой, когда с первого взгляда окрестили вас Люцифером. Какая злая и жестокая ирония в том, что от рождения вам дано имя ангела!
     Вся ее пылкая речь нисколько не поколебала его спокойствия. Он продолжал стоять, слегка покачиваясь на каблуках, и смотрел прямо на нее. У Дженнифер руки чесались вцепиться в его физиономию.
     - Я не писал это письмо и не отправлял его.
     - Неужели? - с горькой усмешкой переспросила она. - Письмо само себя написало и само себя отправило, я полагаю. Все это верно в той же мере, в которой вы не спали со своей мачехой, не сделали ей ребенка и потом не бросили в другой стране, чтобы без проблем заняться поисками новой добычи здесь, на родине.
     - Нет, - кратко ответил он.
     Дженнифер еще сильнее побледнела от ярости.
     - И вы ничего умышленно не делали, чтобы расстроить мою помолвку!
     Гейб открыл было рот, но в этот раз ничего не сказал.
     - Для того чтобы я вышла за вас, - продолжала Дженнифер, презрительно глядя на Торнхилла. - Вам было безразлично, что я должна была выйти замуж по любви! Отчего вы вообразили, что я с удовольствием откажусь от своего жениха ради вас? Почему вы решили, что я могу испытывать к вам какие-то иные чувства, кроме презрения и ненависти?
     - Я не питаю иллюзий.
     - Вам нет дела до моего счастья. Должно быть, милорд Габриэль, ваш образ, что сложился в общественном мнении, точно соответствует действительности.
     Взгляд его медленно скользнул по ее телу вниз и вверх. Дженнифер внезапно ощутила, что домашнее платье почти не скрывает ее соблазнительных форм.
     - Да, - сказал он.
     - Вам не приходило в голову, что после того, как я навсегда потеряла лорда Керзи и собственное доброе имя, я должна отказать вам?
     - Мы поженимся завтра утром, - сказал он, - а вечером отправимся в театр. На следующий день мы поедем кататься в парк, а вечером пойдем на бал к леди Траскотт. Мы уничтожим поводы для сплетен, а затем отправимся в мое поместье на севере.
     - Вы, наверное, сумасшедший, - прошептала Дженнифер. - Я не выйду за вас. Только безумец мог бы подумать, что я за вас выйду.
     - Подумайте о своем будущем, - предложил он.
     У нее не было выбора, кроме полутюремного существования где-то в глуши. Ни семьи, ни детей, ни развлечений. И так до конца жизни. Дженнифер впервые почувствовала страх перед будущим. Даже не страх - почти животный ужас. У отца не дрогнет рука похоронить ее заживо, на этот счет Дженнифер не питала никаких иллюзий. Безжалостный по натуре, отец в жизни не поддастся ни на какие уговоры и не разрешит ей вернуться домой ни через год, ни через пять лет.
     И еще перед ссылкой он собирался отрезать ей волосы. Внезапно Дженнифер вспомнила об этом. Отец сообщил ей о своем намерении, после того как высек. Отчего-то сейчас это обстоятельство больше всего напугало ее.
     - Он собирается остричь меня наголо.
     Дженнифер не сразу поняла, что произнесла эти слова вслух. Просто взгляд его упал на ее волосы.
     - У вас не будет ни друзей, ни красивых нарядов. Никаких вылазок из дома. Ни гостей, ни даже возможности навестить тех, кому повезло меньше, ибо таких людей просто не будет. И детей у вас тоже не будет.
     Дженнифер сжимала кулаки, борясь с подступающей тошнотой. И еще она пыталась обратить панику в ярость. Она готова была его растерзать.
     - Мы поженимся завтра утром.
     Глядя на своего мучителя - высокого, широкоплечего, с тонкими аристократическими чертами лица и проницательными темными глазами, Дженнифер говорила себе, что он виновен во всех тех ужасных вещах, которые про него рассказывали, и, что самое ужасное, виновен в том несчастье, которое обрушилось на нее. Граф Торнхилл заманил ее в ловушку, навязав свою дружбу, а затем разрушил все, что было для нее дорого. Он добился своего. Она понимала, что, ответив согласием, обрекает себя на жизнь с дьяволом в человеческом обличье. И в то же время Дженнифер почти физически ощущала прикосновение холодного металла к голове и безжалостное клацанье ножниц. Она видела, как ее роскошные волосы прядь за прядью падают на пол.
     Она до боли прикусила губу.
     Рука ее, холодная и влажная, внезапно оказалась зажата в его горячих и крепких ладонях. Он стоял перед ней, опустившись на одно колено. Она смотрела на него в ужасе. Опять на нее напало отупение: она потеряла способность чувствовать, понимать и мыслить.
     - Мисс Уинвуд, - сказал он, - не окажете ли вы мне великую честь, став моей женой?
     Он смотрел на нее снизу вверх, и она, глядя в его глаза, не могла поверить, что такой красивый и романтичный мужчина мог быть виновником всех этих злодейств. Но увы! Теперь уже сомневаться не приходилось.
     Однако она снова увидела ножницы и падающие на пол темно-рыжие тяжелые пряди. Потом их сметут в кучу и сожгут. К горлу подступила тошнота.
     - Да.
     Дженнифер закрыла глаза. Она даже не вполне была уверена в том, что произнесла эти слова вслух.
     Но все-таки они были сказаны. Потому что граф опять был на ногах и, крепко пожав ее руки, дрогнувшим голосом произнес:
     - Вы еще будете рады тому, что ответили "да". Я готов посвятить этому жизнь.
     - Не стоит напрасно тратить силы, - ответила она. - Завтра ночью вы будете владеть моим телом, милорд. Кажется, это для вас важно. Но вы никогда не завоюете ни моего сердца, ни моего уважения. Я буду ненавидеть вас всю оставшуюся жизнь.
     - Как знать. - Он по очереди поцеловал ей обе руки, после чего оживленно произнес:
     - Сегодня у меня очень много дел. Вы останетесь дома. Уверен, что это отвечает и вашим желаниям. Вы... - Вдруг он замолчал и, пристально заглянув ей в глаза, спросил:
     - Когда вы вернулись домой вчера, вам пришлось несладко?
     Дженнифер усмехнулась.
     - Мой отец - суровый человек. Вы навлекли на него большой позор.
     Гейб нахмурился.
     - Он вас... трогал?
     - Рукой - нет, - все с той же усмешкой ответила Дженнифер. - Он использовал розги.
     Торнхилл на миг закрыл глаза.
     - Я оставлю распоряжения, - сказал он, - чтобы с вами обращались как подобает до завтрашнего утра. А завтра вы будете уже под моим покровительством.
     - Вы тоже держите дома розги? Или трость? Очень эффективное орудие для поддержания дисциплины, милорд. У меня до сих пор все тело болит.
     - Даю слово чести, то, что с вами случилось, было в последний раз.
     - Вы меня успокоили, - с горьким смехом ответила она. - Как вы сказали, милорд, - слово чести?
     Гейб несколько секунд кряду пристально смотрел на нее, после чего поклонился с подчеркнутой вежливостью.
     - До завтрашнего утра, - сказал он и вышел, закрыв за собой дверь.
     "Вот так, - повторяла Дженнифер, - вот так". Ни одной мысли в голове. Она продолжала стоять посреди комнаты, тупо уставившись на дверь, когда в комнату вошли тетя Агата, а следом отец.
     - Итак, мисс, - сказал отец, - кажется, всеобщего позора удалось избежать. Хотя как мне сегодня смотреть людям в глаза, я не знаю.
     - Ну, Дженнифер, - довольно натянуто улыбаясь, сказала тетя, - у нас впереди довольно напряженный день. Надо готовиться к свадьбе.
     К свадьбе. Она выходит замуж. Не через месяц, как планировалось, не в соборе Святого Георгия, в присутствии чуть ли hp всего лондонского света. Завтра их обвенчают в какой-нибудь маленькой церквушке. И выходит она не за Лайонела, которому была обещана вот уже пять лет, кого любила пять лет, а за графа Торнхилла.
     Ей предстояло стать графиней Торнхилл.
     Его женой.
     - Да, тетя, - сказала Дженнифер и вслед за леди Брилл вышла из гостиной.

***

     Явившись к Рашфордам, граф Торнхилл встретил примерно такой же "дружественный" прием, что и у Нордала, с той лишь разницей, что, получив отказ, тут же последовал за дворецким наверх и вместе со слугой вошел к хозяину.
     - Нет, - решительно заявил Торнхилл, - вам не удастся меня выставить.
     Керзи, которому случилось в это время находиться в доме отца, и граф Рашфорд, онемевшие от такой наглости, взирали на гостя.
     - Я пришел, - как ни в чем не бывало продолжал Торнхилл, - за тем, что принадлежит мисс Уинвуд.
     - За чем вы пришли? - не веря своим ушам, переспросил лорд Рашфорд.
     - По-моему, - протянул Керзи, - он спрашивает о письме. Но с какой стати вы, Торнхилл, предъявляете права на собственность этой, с позволения сказать, шлюхи?
     - Я имею честь являться женихом дамы, - с каменным лицом заявил Торнхилл, - и, как вам, несомненно, известно, Керзи, мне не хотелось бы вызывать вас на дуэль - в противном случае я бы давно это сделал. Но если вы будете продолжать оскорблять мою даму, и так перенесшую из-за вас немало страданий, вы не оставите мне выбора: придется вас убить. А теперь дайте мне письмо.
     - Письмо, - вступил в разговор граф, шипя от ярости, - уже давно превращено в пепел. Даже зола, оставшаяся после эдакой мерзости, способна осквернить мое жилище.
     - Так значит, вы решили на ней жениться, - с усмешкой констатировал Керзи и прищелкнул языком, но, почувствовав на себе суровый взгляд отца, поспешил принять скорбное выражение.
     - Да-а, - разочарованно протянул Торнхилл, опустив протянутую руку, - именно этого я и боялся. Если бы письмо не было уничтожено, нашлось бы немало людей, которые могли бы под присягой подтвердить, что оно было написано не мной.
     - Вы не так глупы, чтобы не догадаться продиктовать его кому-нибудь из слуг, - сказал лорд Керзи. - Как бы там ни было, отрицать вашу причастность бесполезно. Кому еще понадобилось бы писать это письмо и ставить под ним вашу подпись? Вы разрушили мое счастье, Торнхилл, и чуть было не обесчестили мое имя. Только благородный поступок моего отца вызвал сочувствие к моей персоне, и вместо презрения я получил симпатию общества. Но вы могли бы покрыть позором не только меня, но и моего отца. А этого я уже не могу вам простить.
     - Благородный поступок вашего отца обесчестил имя невинной девушки. Он подставил ее, чтобы выгородить вас. Теперь это у нас называется благородством. Вы не просто испортили ей репутацию - вы сделали это так грубо и жестоко, как, наверное, никто до вас не посмел бы поступить. Трудно поверить, что такой способ защиты собственной чести приемлем для того, кто влюблен. Будь я на вашем месте, я бы подольше выдержал скорбную мину. Слишком уж вы быстро оправились после столь тяжелого потрясения. Должен сказать, что для меня - и, наверное, не для одного меня - очевидно, что вы рады вновь обретенной свободе, и это наводит меня на мысль, что вы сами все и подстроили.
     Глаза Керзи засверкали от праведного гнева.
     - Не стоит применять к другим то, что вы считаете приемлемым для себя, Торнхилл. Видимо, вы именно так и поступили бы. Впрочем, к чему эмоции? Я просто предлагаю вам подумать, чье слово имеет для света больший вес: мое или ваше? Ответ, наверное, очевиден.
     - Я должен попросить вас удалиться, Торнхилл, - сказал лорд Рашфорд. - Мой сын перенес из-за вас глубокое потрясение, так как был тяжко оскорблен женщиной, чье имя я не хочу произносить вслух. Моя жена и я оскорблены и разочарованы. Если вы посмеете вернуться сюда, мне придется выставить вас за дверь в буквальном смысле слова. Надеюсь, я понятно изъяснился?
     - Полагаю, вопрос риторический, - с поклоном ответил Торнхилл, - и посему я оставляю его без ответа. Доброго вам дня.
     Надежда с самого начала была весьма хрупкой, Торнхилл полагал, что, раздобыв письмо, он сможет посеять сомнения в правоте Керзи и, таким образом, облегчит для Дженнифер возвращение в свет. Хотя он все равно не смог бы отрицать, что мужчиной, поцеловавшим мисс Уинвуд на глазах у всего бала, был именно он, Торнхилл, а той женщиной, которую он поцеловал, была мисс Уинвуд.
     Да уж, будь он на месте Рашфорда, он тоже сжег бы письмо. А будь он на месте Керзи, то заодно с письмом и весь дом - так, для пущей предосторожности.
     Собственно, он нанес Рашфорду визит по другой причине. Он хотел, чтобы Керзи знал, что Дженнифер Уинвуд будет его, Торнхилла, женой и что ему придется иметь дело с ним, Торнхиллом, если он задумает очередную кампанию, направленную против Дженнифер. И еще он хотел, чтобы Керзи знал: игра еще не закончена.
     Керзи выиграл. Сомнений в этом не было. Вместо того чтобы страдать от потери своей невесты и уязвленного мужского самолюбия, он все устроил так, чтобы освободиться от тягостных обязательств. Более того, вместо него пострадал его соперник. Пострадал от унижения за себя и за нее. У Торнхилла все еще звучало в голове то бранное слово, которым назвал ее Рашфорд. Она была совершенно невинна: она стала жертвой жестокости Керзи, пешкой в игре, которую вел Керзи и... он сам, Торнхилл.
     Когда он сказал Дженнифер, что намерен посвятить свою жизнь тому, чтобы она смогла наконец сказать, что поступила правильно, решив выйти за него, он действительно так думал. Торнхилл намеревался позаботиться о том, чтобы репутация ее была восстановлена и до конца дней она имела бы все, чего ее душа ни пожелает. Возможно, таким образом он сможет хоть отчасти искупить свою вину перед ней.
     Но с Керзи игра не была закончена. Граф должен был отомстить негодяю. И месть теперь уже не должна ограничиться созерцанием унижения Керзи. Торнхилл собирался его уничтожить.
     А тем временем он должен был получить специальное разрешение на брак и сделать все необходимые приготовления.
     "Господи, - вдруг подумал Торнхилл, остановившись посреди тротуара, - завтра в это время я уже буду женатым человеком?"
     Но в этой мысли было нечто пугающее, и он поскорее отогнал ее прочь.

***

     Саманта осмелилась постучать к кузине лишь после ленча. Несмотря на то что Дженнифер не ела в столовой со всеми, Саманта была в курсе, что ее кузина избавлена от наказания и одиночное заключение отменено. Более того, ей сказали, что Дженнифер готовится к свадьбе с графом Торнхиллом.
     - Можно мне войти? - боязливо озираясь, спросила Саманта. - Или ты предпочла бы, чтоб я ушла?
     - Заходи, Саманта, - с трудом улыбнувшись, ответила Дженнифер. Она сидела, свернувшись клубочком, в кресле, прижимая к груди подушку.
     Саманта вошла в гостиную сестры и взглянула в сторону полуприкрытой двери в гардеробную. Там работа шла полным ходом.
     - Твои вещи все же решили упаковать?
     - Вещи упаковывают, чтобы завтра отправить на Гросвенор-сквер, - объяснила Дженнифер. - Я должна выйти замуж, Сэм. Большая победа, настоящий триумф, не так ли? Мне предстоит стать первой в этом сезоне представленной ко двору замужней дамой. К тому же я стану ни много ни мало графиней.
     Дженнифер склонила голову, уткнувшись лбом в подушку.
     - О, Дженни, - в некоторой растерянности глядя на сестру, сказала Саманта, - так все же лучше, чем если бы все было сделано по воле отца.
     - Именно это он и подчеркивал, - невесело усмехнувшись, сказала Дженнифер. - Ты знаешь, почему я сказала "да", Сэм? О, у меня была на то весьма существенная причина. Папа собирался наголо остричь меня сегодня, перед тем как отправить домой. Я сказала "да", потому что не захотела, чтобы меня обрили.
     Дженнифер снова зарылась лицом в подушку. Саманта не понимала, плачет она или смеется.
     Саманта не знала, что сказать своей кузине. Едва ли чем-нибудь можно было ее утешить. Сидя на диване и глядя на склоненную голову Дженнифер, Саманта терзалась чувством вины за ту радость, что испытала вчера вечером и продолжала испытывать сегодня. Нет, Саманта не была счастлива в полном смысле этого слова. Конечно, нет. Ей было больно видеть страдания Дженнифер и знать о тех обстоятельствах, которые привели к ним. Дженнифер была так неосторожна... Возможно, была. Саманте не давал покоя один вопрос.
     - Дженни, - кусая губу, сказала Саманта, догадываясь, что Дженнифер меньше в