иться в
вас  и  объявить о том, что свадьбы не будет, Тогда Лайонел был бы  унижен
как  мужчина, - продолжала она. - Или, что одно и то же, вынудить Лайонела
разорвать помолвку в связи с тем, что невеста не отвечает на его  чувства.
Вашей целью было вызвать скандал, чтобы выставить Лайонела дураком. Так?
     - Так.
       -   Я  для  вас  ничего  не  значила.  Я  просто  служила  орудием.
Инструментом. Инструмент не имеет чувств. Вам было безразлично, буду ли  я
опозорена. Вам было безразлично, останусь ли я с разбитым сердцем или нет.
     - Вначале, - заговорил Торнхилл, - я убедил себя в том, что вам будет
лучше без него. Ваша жизнь с ним превратилась бы в ад.
      -  А сейчас, - спросила она, - моя жизнь похожа на рай? Вы с тем  же
успехом  могли  написать это письмо, Габриэль. Это ничего  не  меняет.  Вы
играли  в  ту  же  игру.  Игру  под названием "Дженни-не-в-счет".  Он  вас
обставил. Он додумался написать письмо раньше, чем это сделали вы.
      -  Возможно,  я  мог  бы  написать это письмо,  -  тихо  откликнулся
Cабриэль, - но я этого не сделал. Не смог.
     - Почему?
      -  Потому что после того... поцелуя на костюмированном балу  чувство
вины  не  позволило мне использовать вас и дальше. Я понял,  что  женщина,
которую я использую в качестве пешки, - личность. Я осознал, что я  делаю,
как поступаю по отношению к вам... и к себе.
      -  Ах,  - сказала она, - это все отговорки проигравшего. Благородное
объяснение.  Чтобы  добиться  полного прощения.  В  последнюю  минуту  вас
загрызла  совесть и вы отложили выполнение плана. Вы решили  пощадить  мою
репутацию.
      -  То, что я делал, - непростительно, - сказал он. - Этот грех будет
до самой смерти лежать на моей совести, если для вас, Дженнифер, это будет
утешением. Я не имею права просить у вас прощения. Мне нечего вам сказать.
Я бессилен что-либо сделать.
     - Вы женились на мне.
      Она вновь засмеялась и наконец подняла на него глаза. Ее взгляд  был
как удар хлыстом.
      -  Теперь вы можете всю жизнь носиться со своей виной, Габриэль.  Вы
будете  чувствовать себя виноватым всякий раз, как бросите на меня взгляд.
Как вы думаете, сумеете вы когда-нибудь искупить свою вину передо мной?
      -  Нет,  - сказал он, - никогда. Поэтому вы должны сказать, чего  вы
хотите,  Дженнифер. Если вы желаете моей защиты или, возможно,  детей,  мы
будем  жить  под одной крышей. Я дам вам ту свободу, которую вы  захотите.
Если  же вы предпочтете никогда больше не видеть меня, я куплю вам дом  со
всем  необходимым  и  направлю вам управляющего, который  избавит  вас  от
обращения ко мне. Подумайте об этом. Сколько времени дать вам на раздумья?
День, два? Решайте сами. Я сделаю так, как вы скажете.
      Он  повернулся лицом к двери и взялся за ручку. Ему хотелось,  чтобы
она  потребовала развода, с тем чтобы ей не пришлось носить всю оставшуюся
жизнь  его  имя,  чтобы она могла найти себе мужа по любви.  Особенно  ему
хотелось этого сейчас, когда она вновь была чиста в глазах света.
      Но  перед  тем  как уйти, он должен был сказать ей еще  кое-что.  Он
обернулся к ней.
      - Полагаю, что всю оставшуюся жизнь вы будете гадать, кого из нас вы
ненавидите  больше: Керзи или меня. Или в равной степени будете  презирать
нас  обоих.  Но  я  должен  сказать это,  Дженнифер.  Вы  чувствуете  себя
нежеланной и нелюбимой. Вы чувствуете так, будто мы оба использовали  вас,
не  питая  к  вам никаких чувств. Вы ошибаетесь. Ты и желанна,  и  любима,
Дженнифер. Я этого не осознавал, пока не женился. Я думал, что  женюсь  на
тебе,  чтобы спасти тебя от полного позора, от краха, отчасти потому,  что
сам  этому способствовал. Но только отчасти. Я полюбил тебя. Я люблю  тебя
больше, чем саму жизнь.
     Он вышел из комнаты, приказал дворецкому подать коня как можно скорее
и бросился переодеваться.

                                    ***

      Саманта  появилась  на  Гросвенор-сквер после обеда,  сопровождаемая
служанкой.  Захлебываясь от нетерпения, она рассказала о  визите  графа  и
графини  Рашфорд,  пришедших к ним с виконтом Керзи,  и  о  том,  что  они
говорили  с  дядей Джеральдом целых полчаса, запершись в библиотеке.  Тетя
Агата  дала  понять,  что  теперь  Дженнифер  и  граф  Торнхилл  полностью
оправданы  в глазах общества и что скоро будет сделано какое-то заявление,
снимающее все подозрения.
      Новость должна была поднять настроение Дженнифер, но сама Саманта не
выглядела  счастливой. И наконец, она сказала то, что собиралась  сказать.
Она рассказала, что Лайонел делал вид, будто увлечен ею, что она влюбилась
в него и только потом поняла, что он ее использует.
     Она не знала, сможет ли Дженни простить ее. Но Дженни уже была за тем
пределом,  когда можно обидеть еще сильнее. Хуже, чем сейчас,  ей  уже  не
могло  быть,  и  лишнее свидетельство очередного предательства  ничего  не
меняло.  Она не винила Саманту, которая была ей лучшей подругой  несколько
лет.  Мужчины  в  ее глазах были куда более вероломными существами:  в  их
`c* e была и сила, и власть, и опыт.
      Кузины  отправились в парк и гуляли рука об руку, вспоминая то,  что
успели  пережить за несколько недель в городе и как эти несколько  недель,
проведенных  в  столице, изменили их жизнь. Увы, совсем не так,  как  того
ожидали девушки.
      Дженнифер пообедала одна, поскольку получила записку о том,  что  ее
муж  намерен  обедать  в  клубе. Она сидела в столовой,  чувствуя  тишину,
чувствуя присутствие слуг, но не чувствуя вкуса. Она заставила себя съесть
понемногу от каждого блюда лишь для того, чтобы поддержать силы.
      Вечер  она  провела  в своей маленькой гостиной за  рукоделием.  Она
понимала,  что должна назначить время для разговора с мужем, поскольку  он
будет стараться избегать видеться с ней, пока она не примет решения.
     Так чего же ей хотелось?
     Я люблю тебя больше, чем саму жизнь. Нет, она ему не верила.
      Она  не  знала, чего хочет. Она не хотела об этом думать. Сейчас  на
душе  у  нее  было слишком тяжело, чтобы взваливать на себя дополнительный
груз решения. Пусть он подождет.
      Дженнифер рано пошла спать. Она чувствовала себя смертельно усталой.
Она  лежала  и смотрела в окно, на звездное небо, гадая, когда  он  придет
домой  и  придет  ли вообще. Но вот она услышала звук отпираемой  двери  в
комнате,  смежной  с  ее гардеробной. Дверь в свою  комнату  она  оставила
открытой. И вдруг все стихло. Возможно, то был всего лишь его слуга.
      Она  не могла спать. Двадцать лет она спала одна. Всего две ночи  он
делил  с  ней  постель. Теперь она уже и не знала, сможет ли  когда-нибудь
спать  одна.  Во  всяком случае, сегодня она уснуть не могла.  Прошло  уже
несколько часов, как она легла, а сон все не шел.
      Она  зажгла  свечу.  Сев на кровати и обхватив  руками  колени,  она
смотрела,  как  она горит, как тает воск. Сон все не шел.  Взять  с  полки
какую-нибудь книгу и начать читать у нее не хватало сил.
      Оставалось сделать только одно. Вздохнув, она опустила ноги на  пол.
Свеча осталась догорать на ночном столике.

                                    ***

      Она не стала стучать. Просто тихо открыла дверь и вошла. Она даже не
вполне была уверена в том, что он вернулся домой. Он мог вернуться и  уйти
вновь  или  пойти  спать на диван в гостиной. Шторы не были  задернуты,  и
лунный  свет освещал комнату достаточно ярко. Он стоял у одного из окон  в
халате и смотрел на нее через плечо. Она подошла к нему и стала рядом.
      Она  могла говорить только о том, что было у нее на душе. Она ничего
не  решила,  не  придумала никакого плана. Но иногда слова говорятся  сами
собой.
     - Я хочу, чтобы мы были мужем и женой. Чтобы все оставалось как есть.
      -  Хорошо,  -  очень осторожно ответил он. - Много  времени  это  не
займет.  Всего  несколько минут. Мы сделаем это  здесь?  Потом  вы  можете
вернуться в свою постель. Если повезет, скоро вы забеременеете. Тогда  вам
не придется видеться со мной так часто.
     - Я не это имела в виду, - сказала она.
     Он молча смотрел на нее и ждал пояснений.
      -  Ты  действительно говорил правду? Габриэль, прошу тебя, я  должна
знать правду. Если ты сказал так лишь потому, что я хотела это слышать,  и
повторишь  вновь  по  той же причине, я все равно скоро  почувствую  ложь.
Честнее  сказать,  что ты желаешь мне добра и готов выработать  вместе  со
мной  взаимоприемлемое  соглашение. Так ты действительно  сказал  то,  что
чувствуешь?
     - Я люблю тебя больше, чем жизнь, - повторил он.
     - Правда?
      Она  склонила голову набок и пристально вгляделась в его  лицо.  Она
дала ему шанс выйти из затруднительного положения, не будучи жестоким.  Но
он снова повторил свои слова.
      - Тогда, Габриэль, у нас может кое-что получиться, потому что я тоже
тебя  люблю. Ты устроил так, чтобы я могла жить с тобой вместе  и  все  же
отдельно от тебя, но меня это не радует. Я хочу жить с тобой.
     Он отвернулся. Она не сразу поняла, что он плачет.
      -  Габриэль, - испуганно проговорила она, тронув его за плечо, -  не
надо.
      -  Не  может  быть, чтобы ты действительно захотела  простить  меня,
Дженнифер. Этот мой грех будет стоять между нами до конца наших дней.
      -  Вот  тут  ты  не прав, - сказала она и, подойдя к нему  вплотную,
отважно  обняла  его  обеими  руками. -  Мы  повторяем  эти  слова  каждое
воскресенье, когда молимся в церкви. "И остави нам долги наша, якоже и  мы
оставляем  должником нашим". Разве нет? Но мы редко отдаем  себе  отчет  в
том,  что  говорим. Каждый из нас бывает эгоистичен. Каждый из  нас  порой
забывает  о  том, как его поступки отражаются на чувствах  других.  И  что
греха таить, мы порой используем людей. Человек грешен. Мы все нуждаемся в
том,  чтобы  нас  прощали, и должны уметь прощать.  Мы  хороши  настолько,
насколько  крепка наша совесть. А у тебя с этим все в порядке.  И  знаешь,
если  не  брать в расчет, что ты сейчас страдаешь и исполнен  презрения  к
себе, я рада, что так случилось, Габриэль. Если бы не ты, я могла бы выйти
за  Лайонела и страдать всю жизнь. И я никогда не узнала бы и не  полюбила
тебя.  Когда я говорила, что хочу сохранить наш брак, я имела в виду  брак
полноценный, все, что его составляет.
      Он обнял ее за плечи и, наклонившись вперед, коснулся своим лбом  ее
лба. Глаза его были закрыты.
     - Если... - с трудом переведя дыхание, сказал он и осекся. - Я провел
день  с мыслью, что я тебя потерял. Я смел лишь надеяться, что ты захочешь
от меня ребенка, прежде чем покинешь навек.
      - Десять, Габриэль, - сказала она, приподнимаясь на носки так, чтобы
встретиться с ним губами.
      -  Смотри,  чтобы  я не поймал тебя на слове, - сказал  он  и  вдруг
засмеялся.  - И я надеюсь, Дженнифер. Должен признаться, что нам  придется
трудиться не одну ночь, чтобы зачать ребенка.
      -  Бесстыдник,  -  прошептала  она, покрывая  поцелуями  его  шею  и
подбородок. Должно быть, вчера и позавчера, перед тем как пойти к ней,  он
побрился, а сегодня - нет.
      -  Я  пыталась уснуть и не смогла, - шепотом продолжала  она.  -  Ты
сотворил  со  мной ужасную вещь, Габриэль. Ты провел в моей постели  всего
две ночи, и теперь я не могу спать без тебя.
      -  Ты  уверена, что думаешь лишь о том, как уснуть?  -  спросил  он,
расстегивая ее ночную рубашку.
     - Ну, может быть, после и перед тем, как...
     - После и перед... чем?
      -  После того, как ты будешь любить меня, и перед тем, как ты  снова
станешь заниматься со мной любовью, и так далее, и так далее.
     - Господи, ты хочешь сделать из меня инвалида?
     И вдруг оба они рассмеялись. От души. И обняли друг друга так крепко,
будто век не хотели отпускать.
     - Боже!.. - пробормотал он хрипло. - Великий Боже!
     - Аминь, - сказала она, улыбнувшись. - Это, наверное, была молитва?
     - Да, - ответил он, - все верно.
     Она потерлась щекой о его щеку.
      -  Я думаю, - сказал он, - нам пора начинать, любовь моя. Заниматься
любовью, и любить друг друга, и жить друг с другом и друг в друге,  делать
все  то,  что  делают счастливые семейные пары. Моя кровать  подойдет  для
начала?
     Она кивнула и, глядя ему в лицо, ждала, пока он снимет с нее рубашку,
а затем просунула руки под его халат.
     - Подойдет, если ты будешь там вместе со мной.
     Они легли рядом, и он обнял ее за плечи и повернул к себе лицом.
     - Вот это действительно хорошая мысль, любовь моя.
      Она чувствовала тепло его тела, тепло его губ и нарастающую страсть.
Она  знала,  что  обрела дом и себя, что находится там,  где  хотела  быть
всегда и где ее никогда бы не было, если бы не довольно грязная игра.
     Жизнь - странная штука.
     Но там, где бал правит страсть, для философии не остается места.



   Мэри БЭЛОУ
   ЗНАМЕНИТАЯ ГЕРОИНЯ





Анонс

     Вступление очаровательной Коры Даунс в лондонский высший свет состоялось при обстоятельствах славных и совершенно невероятных. Нетитулованная дочь купца в одночасье стала любимицей роскошных салонов и бальных зал... Однако смела ли она, простолюдинка, даже мечтать о том, что покорит сердце самого ветреного, самого пресыщенного и самого неотразимого из "светских львов", лорда Фрэнсиса Неллера? Но явь иногда превосходит самые безумные мечты, а подлинная страсть не считается с условностями...

Глава 1

     Герцогиня Бриджуотер, непередаваемо элегантная в своем пурпурном вечернем платье и тюрбане с высоким плюмажем, сияя всеми фамильными драгоценностями, неторопливо и методично разглядывала мисс Кору Даунс - с головы до ног, от тщательно продуманной прически до туфель, уже начинавших немилосердно жать.
     Эти тесные туфли Кора неосмотрительно надела, послушавшись совета леди Элизабет Монро, старшей дочери герцогини. Та настояла, чтобы мисс Даунс купила туфли на два размера меньше нужного, так как, по ее словам, мужчинам нравятся только маленькие ножки. Сидя на кровати и разглядывая свои босые ноги, Кора решила, что они не такие уж и большие. Конечно, немного больше, чем у Элизабет, и гораздо больше ножек Джейн, ее младшей сестры. Но ведь Джейн необыкновенно миниатюрна и хрупка. Вообще-то Коре было все равно, какие ножки предпочитают джентльмены. Вряд ли кто-нибудь из них стал бы ползать по бальному залу на четвереньках в поисках ног нужного размера, чтобы, основываясь на этом, решить, годится ли та или иная леди в подруги жизни.
     Но было уже поздно. В конце концов Кора все же купила туфли на размер меньше, чем обычно. Должно быть, от волнения. "Что ж, придется терпеть последствия собственной глупости", - решила она. Правда, пока ноги еще не болели, но впереди бал, целый вечер нужно будет танцевать - если, конечно, кто-нибудь соизволит пригласить ее. Кора скривила было губы в предчувствии этой весьма реальной опасности, но вовремя заметила, что ее светлость все еще изучающе разглядывает ее.
     "Только бы она не пустила в ход лорнет! - безмолвно, неизвестно к кому обращаясь, взмолилась девушка. - Я умру от унижения".
     Хотя Коре уже исполнился двадцать один год, на ее щеках все еще цвели розы юности, и ей предстоял первый настоящий выход в свет. Восемнадцатилетняя Джейн уже год назад была представлена королеве. Сейчас она в платье, которое Кора назвала про себя "униформой". И если учесть, что Джейн вообще была намного меньше Коры, а не только в отношении ножек, - картина получалась малоутешительная.
     Девятнадцатилетняя Элизабет в дополнение к розовому туалету надела сегодня маску безразличия и скуки, приличествующую в этом сезоне леди высшего света. Ее судьба была уже очень хорошо устроена: она помолвлена с невероятно богатым и невероятно старым - ему было тридцать три! - маркизом, вынужденным провести этот год в Вене, в силу чего свадьба отложена на неопределенный срок.
     Герцогиня наконец вынесла свой вердикт в отношении Коры. Она наклонила голову, и плюмаж ее тюрбана несколько раз приветливо кивнул девушке.
     - Неплохо, моя дорогая, - произнесла герцогиня.
     Это было все, что она изволила сказать, но Элизабет тут же мило заулыбалась, почти комически копируя царственную манеру матери, Джейн же принялась с выражением искреннего ликования жать Коре руку.
     - Я говорила, что ты выглядишь великолепно, - сказала Джейн, и это было явным преувеличением по сравнению с тем, что на самом деле произнесла герцогиня.
     Кора постаралась не выглядеть букой и захихикала в ответ. Удивительно, но в присутствии герцогини Бриджуотер, взявшей ее под свое титулованное крыло, смех Коры, обычно такой непринужденный, превращался в противное хихиканье. А такое поведение, конечно же, не пристало леди и должно было быть изжито любой ценой. Самое большее, что могла себе позволить леди, находясь в обществе, - легкий смешок. Но когда она единственный раз попробовала так рассмеяться, ей пришлось уткнуться лицом в подушку, чтобы заглушить всхлипы и рыдания, - так она расхохоталась.
     - Ну вот мы и на месте, - сказала герцогиня, улыбаясь всем трем молодым леди, когда они привели себя в порядок после дороги. "Она действительно великолепна, когда улыбается, - подумала Кора и отметила про себя с некоторой долей зависти:
     - И когда не улыбается, тоже. Хорошо, наверное, быть такой уравновешенной, грациозной и уверенной в себе". Трудно поверить, что ее светлость вырастила стольких детей - и Элизабет, и Джейн, и лорда Джорджа Монро. И еще самого герцога, которому Кору в первый раз герцогиня представила только вчера. И его светлость, так же как и мать, был сама элегантность, галантность и высокомерие.
     Коре казалось, что его светлость не был доволен ее присутствием в их доме. И хотя он склонился к ее руке и даже поднес руку к своим губам, Кора чувствовала какую-то неловкость. Она буквально приросла к полу гостиной, оглушенная сознанием того, что перед ней настоящий, живой герцог. И даже его уверения в том, что он рад познакомиться с ней, не вывели ее из шока. Он, разумеется, поблагодарил ее за то, что она помогла маленькому Генри. Маленький Генри был племянником и наследником герцога. И тем не менее Кора была изумлена, что сам герцог Бриджуотер слышал об этом происшествии. Он даже выразил восхищение ее героизмом, и она едва не оглянулась, чтобы посмотреть, кому он все это говорит.
     Впрочем, ведь он, должно быть, поинтересовался, почему его мать пригласила погостить какую-то мисс Кору Даунс, дочь бристольского купца - правда, преуспевающего, приобретшего недавно значительную недвижимость и вложившего огромные суммы в восстановление древнего аббатства, превратившегося почти в руины, но все же купца. Она, помимо этого, собиралась ввести ее в свет наравне со своими родными дочерьми, его сестрами. С его точки зрения, все это должно было выглядеть очень странно. И, отвечая на его недоуменные вопросы, ему, разумеется, рассказали, что случилось с маленьким Генри.
     А маленького Генри, когда он упал с моста "Палтни" в Бате и начал тонуть, спасла мисс Кора Даунс. Именно поэтому, хотя Коре иногда хотелось верить, что не только поэтому, герцогиня, бабушка Генри, в знак признательности пригласила, ее погостить, познакомила с дочерьми и намеревалась ввести в высший свет, чтобы найти ей там хорошую партию.
     Разумеется, герцогиня Бриджуотер собиралась найти Коре мужа не из баронов, маркизов и герцогов, среди которых она уже "выловила" подходящую "рыбку" для Элизабет и собиралась столь же благополучным образом устроить Джейн. Но все же это должен был быть джентльмен с положением. Удачливый, титулованный и богатый. Человек, не запачкавший рук торговлей и не набивший сундуки при помощи деловых махинаций. Несмотря на богатство отца, Кора, если бы не случай с Генри, не могла бы и мечтать о такой судьбе и о неожиданно свалившейся на нее милости герцогини.
     Ее светлость с дочерьми даже и не появились бы в таком не слишком престижном месте, как Бат, да еще в такое время года, как весна, если бы накануне леди Джордж не перенесла т