любленными, но в любом случае они были помолвлены. Он ревновал ее  и  был
раздражен   -  она  пыталась  защищаться,  оправдываясь.  А   теперь   все
`  'joa-(+.al.  За ссорой следует примирение. Наверное, это  не  последняя
ссора в их жизни. Сейчас она сталкивалась с реалиями настоящей жизни, а не
той, что рисовалась в мечтах. Но волноваться решительно не о чем.
      -  Мне  он  вовсе  не нравится, - сказала она.  -  Он  дерзкий  и...
невоспитанный.  Я  танцевала с ним на балу только  потому,  что  не  могла
подыскать  причину, чтобы отказать ему. Сегодня я бы предпочла погулять  с
вами,  но  вы  обещали Саманте покатать ее в лодке. Мне не  нравится  этот
человек,  а  после  того, что я о нем узнала, я с ним  никогда  больше  не
заговорю.
     - Рад это слышать.
      Дженнифер вращала зонтик. На душе у нее стало неожиданно легко.  Так
всегда бывает, когда разрешается недоразумение.
     - Не смотрите на меня так, будто все еще на меня сердитесь, - сказала
она. - Лучше улыбнитесь мне. Вокруг так красиво, и я так мечтала разделить
всю эту красоту с вами.
      Дженнифер порозовела от собственной дерзости, но душа ее опять  была
полна  любви к нему. Он ревновал ее, и она была этим тронута, хотя никогда
больше не даст ему ни малейшего повода для ревности.
     - А я - с вами, - несколько неуверенно проговорил Керзи.
      Но  Дженнифер  уже вся была во власти своей вновь обретенной  любви.
Сердце  ее  заходилось от счастья. Она протянула ему руку  и  поняла,  что
сделала,  только  когда он поднес ее к губам. Она  хотела  бы,  чтобы  они
оказались в укромном уголке сада, к примеру, чтобы он мог поцеловать ее  в
губы. Сейчас выдался чудесный момент для их первого поцелуя. Такой теплоты
и непринужденности еще никогда не возникало между ними.
      -  Завтра  вечер в "Олмаке", потом костюмированный бал, а через  два
вечера  после  маскарада  бал в доме вашего отца,  -  щебетала  Дженнифер,
продолжая улыбаться ему.
     - Не знаю, как дождаться, - сказал он и поцеловал ее руку.
      Дженнифер  от  кого-то слышала, что ссоры между  влюбленными  бывают
полезны.  После примирения отношения становятся даже лучше, чем до  ссоры.
Теперь она знала, что это так. Она чувствовала тепло его руки сквозь ткань
рукава. Они шли по лужайке к дому, и она была так счастлива, что выражение
"сердце  готово  лопнуть  от радости" не казалось ей  преувеличением.  Все
плохое  осталось  позади:  неловкое, мучительное  начало  их  с  Лайонелом
общения, мысли, которые вдруг явились к ней сегодня, эти сомнения - с ними
тоже было покончено.
     Она станет намеренно избегать графа Торнхилла до конца сезона. Сейчас
Дженнифер  уже  не  могла без стыда вспоминать то, с  какой  граничащей  с
развязностью непринужденностью общалась с ним. Как она могла  решить,  что
Торнхилл  - ее друг?! Если бы тогда она знала о нем то, что знает  сейчас,
ей  бы  не  составило никакого труда публично дать ему отповедь. Со  своей
мачехой! Подумать только! Он сделал это с женой родного отца!
     Дженнифер напрочь запретила себе думать о том, что любой грех достоин
прощения, если человек искренне раскаивается в содеянном. Нельзя  сказать,
что  она не замечала некоторой предвзятости в своем отношении к Торнхиллу.
Если  бы речь шла о постороннем человеке, она, со свойственным ей чувством
справедливости,  могла бы заметить, что он остепенился  и  готов  искупить
вину.  Но  к  Торнхиллу  это не относится. Если бы он  действительно  стал
другим,  не оставил бы мать своего ребенка вместе с собственным  отпрыском
за  границей  одних. Нет, он вовсе не собирался искупать  грехи.  Торнхилл
достоин лишь презрения.

                                    ***

      -  Так что, как видишь, я оказался в ловушке. Теперь у меня осталось
только прошлое. Ни настоящего, ни будущего.
      Альберт  Бойл  и граф Торнхилл обедали в клубе. Бойл  изливал  другу
душу.
      -  Но  ты ведь еще не объяснился? - пристально взглянув на приятеля,
спросил граф.
     - Слава Богу, нет.
      Бойл  с  мрачным  видом крутил в руках бокал, не  поднимая  глаз  на
Rорнхилла.
      -  Я  знал, что так и будет, Гейб. Стоит потанцевать с одной  особой
чаще, чем с другими, и она уже вобьет себе в голову, что дело в шляпе, что
ты уже покупатель. Розали Огден, черт побери!
      -  Я  думал,  что ты если и падешь жертвой, то только к  ногам  мисс
Ньюмен.
      -  Мисс Ньюмен, - протянул Бойл, - маленькая блондинка, мечта любого
мужчины.  -  Он  насупился и уставился в бокал. -  А  на  ее  месте  вдруг
оказалась мисс Огден. Серая мышка, сама заурядность. Ни лица, ни  ума,  ни
приданого. Мисс Огден, с которой я танцевал и ездил кататься лишь  потому,
что  Фрэнк  попросил меня об этом, намекая, что иначе бедняга  весь  сезон
простоит у стенки.
      - А она надеется получить руку и сердце? Мать ее ждет этого от тебя?
Ты  не обязан на ней жениться, Берти. Ты ведь не скомпрометировал девушку?
Я правильно понимаю?
      -  Да  нет,  конечно! Избави Бог. Но Розали не из  тех,  кого  можно
свернуть  с пути истинного. Знаешь, Гейб, я решил завтра утром  поехать  к
ней и сделать предложение, пока совсем не извелся.
      Граф  Торнхилл промокнул салфеткой губы. Что-то в этой истории  было
ему  совершено  непонятно. Как это случилось? Когда он  перестал  понимать
своего  лучшего друга? Они с Берти были почти неразлучны еще  со  школьной
скамьи.
      - Зачем тебе это? Ты не влюбился, случаем? Не могу поверить, что это
так.
      Торнхилл  представить себе не мог, как вообще можно полюбить  Розали
Огден.  В  ней,  казалось  бы, напрочь отсутствовали  качества,  способные
сделать  женщину привлекательной. Берти же, напротив, был  молод  и  хорош
собой, богат и умен и без труда мог добиться благосклонности любой девушки
по своему выбору.
     Сэр Альберт надул щеки и с шумом выдохнул.
      - Вот так бывает, Гейб, - сказал он. - Ты танцуешь с девицей потому,
что тебе ее жалко. Ты пытаешься представить, каково это - ложиться спать с
мыслью,  что за весь вечер тебя никто не пригласил. А потом ты приглашаешь
ее  покататься в парке по той же причине. А затем на лодке. А потом  снова
приглашаешь  танцевать. И вдруг постепенно начинаешь  осознавать,  что  за
невзрачной  внешностью  кроется что-то другое. Что  она  молчалива  не  от
глупости,  а  от застенчивости. Что внутри она нежное и кроткое  создание.
Что  она  любит  котят  до  беспамятства и готова заплакать,  когда  видит
мальчишку-трубочиста,  карабкающегося по крутой  крыше.  Что  она  норовит
проскользнуть  в  детскую  сестры  и  с  удовольствием  играет  со  своими
маленькими  племянниками  и  племянницами,  вместо  того  чтобы  сидеть  в
гостиной и слушать взрослые разговоры. И вот тогда она перестает быть  для
тебя невзрачной тихоней.
      -  Так  ты и в самом деле ее любишь! - сказал граф, как завороженный
глядя на друга.
      -  Ну, не могу сказать, что у меня голова кругом идет от чувств, так
что,  наверное,  это  не  любовь. Так ведь,  Гейб?  Скорее  я...  она  мне
нравится.  Это  чувство... наступает постепенно, накатывает,  как  морской
прилив.  Ты  не  замечаешь  его и не особенно хочешь  замечать.  А  потом,
обнаружив его в себе, не чувствуешь радости. Но оно уже есть. И тогда тебе
не остается ничего другого, как только... Нет, выхода всегда два. Я мог бы
завтра уехать из Лондона, поехать, например, навестить тетю в Брайтон  или
что-то вроде этого. Но тогда я всегда буду думать о том, не выдали  ли  ее
замуж  за  какого-нибудь остолопа, который станет звать в  дом  мальчишек-
трубочистов и гонять из дома котят. И даст ли он ей возможность  нянчиться
с  собственными  детьми.  Знаешь, Гейб,  мне  кажется,  со  мной  случился
солнечный удар. Ты не замечал, последнее время в Лондоне не слишком жарко?
Я  знаю ее меньше недели. Я даже не в состоянии дать определение тому, что
на меня накатило. Скорее даже окатило: слишком все быстро произошло. Ты не
знаешь, Гейб, что это со мной?
     - Ты любишь ее, - сказал Торнхилл.
      - Ну что ж, Гейб. Пусть будет так. Каким именем ни назови то, что со
мной  случилось,  завтра я пойду сдаваться. Бригем -  ее  дядя  и  опекун.
Qначала  я  переговорю с ним. А потом и с ее матерью.  Я  все  сделаю  как
положено.  Может,  даже  опущусь на одно колено в самый  решающий  момент.
Альберт  поморщился, как от боли. - Ты мог представить, что я способен  на
нечто до такой степени унизительное, Гейб?
     Граф усмехнулся.
      - Кстати, приданого за ней почти никакого, - продолжал Альберт. - По
крайней  мере  Фрэнк так говорит, а он должен знать, поскольку  ее  сестра
дружит  с сестрой Фрэнка. Так что меня нельзя обвинить в том, что  я  хочу
жениться на ней ради денег, правда? Кроме того, все, наверное, знают,  что
я достаточно обеспечен, чтобы не охотиться за богатыми невестами.
     - У вас будет брак по любви, Берти.
     Альберт с несчастным лицом допил вино.
      - Мне пора, - сказал он. - Сегодня мне еще предстоит катать Розали и
ее  мать.  Я  обещал  отвезти  их в Тауэр. Посмотрим,  может,  после  этой
прогулки  что-то во мне переменится. Может, я передумаю и буду спасен.  Ты
как считаешь, Гейб?
     Граф в ответ только улыбнулся.
     - Ты идешь? - Сэр Альберт встал.
      - Нет, - ответил граф. - Я думаю остаться выпить еще вина, Берти.  Я
выпью за твое здоровье и счастье. Иди почисти перышки перед свиданием.
      Сэр Альберт невесело усмехнулся и пошел прочь. Граф Торнхилл не стал
заказывать еще вина. Поигрывая пустым бокалом, он смотрел в никуда, и что-
то  в  его  взгляде  отпугивало потенциальных  собеседников  и  удерживало
официанта от того, чтобы подойти и убрать со стола.
     И вдруг постепенно начинаешь осознавать, что за невзрачной внешностью
кроется что-то другое... Что там, внутри, она нежное и кроткое создание...
Это чувство накатывает, как морской прилив.
     Граф думал о том, что их с Керзи дела на самом деле только их двоих и
касаются.  Ему,  Торнхиллу, действительно пришлось  нелегко  из-за  Керзи.
Близкий человек, жена его отца, Кэтрин, страдала куда сильнее, чем он,  по
вине  ненавистного  виконта Лайонела. Торнхилл долго мечтал  отомстить,  и
когда  такая  возможность представилась, жажда мести целиком овладела  его
сознанием.  Керзи  в  ответ повел свою игру. Их  было  только  двое,  и  в
результате один должен был победить, другой - проиграть.
      Все  было бы так, если бы между ними не оказалась Дженнифер  Уинвуд.
Она  была  пешкой  в игре Торнхилла, заключавшейся в том, чтобы  испортить
жизнь  Керзи. Опорочить и унизить его в глазах общества. Лучшего поля  для
сражения, чем Лондон в разгар сезона, и придумать нельзя было.
      Итак,  Дженнифер Уинвуд была всего лишь пешкой. В конце  концов  она
могла  найти кого-то более достойного, чем Керзи. Как Торнхилл уже говорил
себе  не  раз, он делает ей одолжение. Если он сможет расстроить помолвку,
он  окажет  ей  великую услугу, даже если она пока не  в  состоянии  этого
оценить.
      Если  только...  не  кто-то, кому легко  сделать  больно.  Когда  он
извинился  перед  ней за свой поцелуй во время бала, она  призналась,  что
была расстроена.
       ...Начинаешь  осознавать,  что  за  невзрачной  внешностью   что-то
другое...  Что там, внутри, она нежное и кроткое создание...  Ей  нравятся
сентиментальные  романы, она понимает и тонкий юмор, и едкую  сатиру.  Она
скучает  по своей собаке, оставшейся в деревне. У нее была собака, которой
ей  недоставало в Лондоне, собака, которая прыгала и веселилась, зная, что
ее  ведут  гулять.  У  нее  никогда  не  было  друга  мужского  пола.  Она
дотронулась  до  его щеки, когда он притворился, будто ее скорая  помолвка
делает невозможной их дружбу.
     Кто-то, кому легко сделать больно.
      Проклятие! Ему вовсе не хотелось причинять девушке боль. Ни  ей,  ни
кому-либо другому. Он не собирался ее предавать. И в то же время он только
то и делал, что предавал ее, изображая дружеские и даже нежные чувства, не
испытывал ни тех ни других.
     Если только...
      Это  чувство накатывает, как морской прилив. Ты не замечаешь его,  а
обнаружив, не чувствуешь радости...
      Граф Торнхилл встал так резко, что чуть не опрокинул стул. Надо было
a`.g-. подышать свежим воздухом и пройтись быстрым шагом, чтобы проветрить
голову.
      До победы осталось совсем чуть-чуть. "Помни о мести!" - повторял про
себя граф Торнхилл.

                                    ***

     - Ты думаешь, сегодня будут играть вальсы? - спросила Дженнифер.
      Несмотря  на то что день выдался теплым, Дженнифер предпочла  сушить
волосы  возле  камина, усевшись на полу в гостиной.  Саманта  смотрела  на
двоюродную  сестру  и невольно любовалась ею. Дженнифер обладала  красотой
того  типа,  которому  Саманта всегда завидовала. Такими,  наверное,  были
легендарные амазонки или греческие богини. Сегодня на костюмированном балу
Дженнифер должна была появиться в костюме королевы Елизаветы. Саманта  же,
глядя на себя в зеркало, видела перед собой субтильную барышню, без намека
на  какую-либо страсть - разбавленное сладкой водицей молоко, и ни искорки
огня. На бал Саманта приготовила костюм феи - белый и серебристый были  ее
цветами.
     - Конечно, будут. Вальсы бывают на всех балах, если это только не бал
в честь первого выхода девушки в свет.
      -  Надеюсь, - мечтательно проговорила Дженнифер, прижавшись щекой  к
коленям.  - Я так счастлива, что нам вчера позволили танцевать вальс!  Это
был  самый  замечательный момент в моей жизни. Ну, скажем, один  из  самых
чудесных.
       -  А  мне  пришлось  танцевать  с  мистером  Пайпером,  -  ворчливо
проговорила  Саманта.  - Сказать, что у него обе  ноги  левые,  -  значит,
незаслуженно обидеть левые ноги, Дженни.
      Дженнифер  засмеялась.  Она  выглядела сказочно  счастливой,  и  так
продолжалось уже несколько дней. Саманта и Дженнифер, казалось, поменялись
ролями.  Дженни  сияла как солнышко, радость переполняла ее.  Саманте  же,
наоборот,  все  время  приходилось  притворяться,  что  у  нее  прекрасное
настроение и ничто не омрачает праздников сезона.
      -  Обидно,  - посочувствовала Дженнифер. - А с кем бы ты хотела  его
танцевать? С кем, если бы могла выбирать?
      "С  Лайонелом", - подумала Саманта и сразу отругала себя за  это.  В
саду  леди  Бромли лорд Керзи извинился перед ней за то, что произошло  на
балу. Он заявил, что не совладал с собой и забыл о том, что он джентльмен.
И  когда он катал ее в лодке, глаза его то и дело ловили ее взгляд.  Когда
он  помогал ей сойти на берег, он задержал ее руку в своей на пару  секунд
дольше положенного, а потом пожал так, что Саманте стало больно.
     - Хотел бы я, - сказал он тогда, - хотел бы я вновь забыть о том, что
я  джентльмен.  Как бы я хотел, Саманта... - Голос его сошел  на  нет,  но
глаза смотрели с отчаянием безнадежности.
     - Не знаю даже, - пожав плечами, ответила на вопрос сестры Саманта. -
Может,  я  бы  выбрала  сэра Альберта Бойла? Или  мистера  Максвелла.  Или
мистера  Симонса.  Любого, у которого не обе ноги  левые  и  есть  чувство
ритма.
      Саманта  беззаботно  рассмеялась, но Дженнифер  смотрела  на  кузину
серьезно, без улыбки.
      -  Так  значит,  ты  пока  не определилась? Странно.  Мне  отчего-то
казалось,  что  ты  влюбишься  без памяти в какого-нибудь  необыкновенного
красавца  с  доходом не меньше сорока тысяч фунтов в год после первого  же
бала.  У  тебя пруд пруди поклонников. И число их растет день ото дня.  Но
тебе, кажется, никто из них не пришелся по сердцу.
      -  Дай мне время, Дженнифер. Я найду себе жениха не хуже, чем  Ла...
лорд Керзи.
      -  Или  граф Торнхилл, - сказала Дженнифер и покраснела. Опустив  на
колени другую щеку, она, полуотвернувшись от Саманты, добавила:
     - Я имею в виду внешность.
      Если  бы  только у этого Торнхилла не была такая ужасная  репутация,
вновь  задумалась  о своем Саманта. И если бы не было обручения.  Кажется,
Дженни ему нравится не меньше, чем он ей. Она же была с ним несколько  раз
наедине.  Если  бы Лайонел был свободен. Если бы только...  Но  пора  было
".'"` i blao к реальности.
     - Вчера в "Олмаке" его не было. Не знаю, придет ли он на бал сегодня.
      -  Надеюсь, нет, - отрезала Дженнифер. - Знаешь ли, то,  что  о  нем
сообщила  эта дурочка Клодия Симонс, - правда! Он действительно  убежал  с
мачехой. Она была в положении, Сэм. А потом он бросил ее и ребенка в чужой
стране. Можешь представить, он вернулся в Англию без них!
      -  Он...  с  женой  собственного отца? -  В  голосе  Саманты  звучал
неподдельный  ужас. - О, Дженни, мы с тобой раскусили его тогда.  Помнишь,
мы назвали его Люцифером? Он и вправду сам дьявол, не так ли?
      -  Хотя,  когда с ним разговариваешь, ничего дьявольского в  нем  не
заметно,  - сказала Дженнифер. - Он кажется приветливым и милым.  Но  ведь
дьявол  на то и дьявол, чтобы казаться праведником? Впрочем, я не  хочу  о
нем говорить, Сэм. Сегодня будут вальсы, и я хочу танцевать с лордом Керзи
и  чувствовать  его руку у себя на талии. Я хочу танцевать только  с  ним,
танцевать  целый  час,  без  передышки. - Дженнифер  закрыла  глаза.  -  Я
дождаться не могу вечера.
     Саманте казалось, будто к ногам ее привязали чугунные гири и на спину
взвалили   мешок  неимоверной  тяжести.  Она  чувствовала  это  физически.
"Лайонел, - мечтала она, - как я хочу танцевать с тобой сегодня!"
      Внезапно Саманта возненавидела свою кузину. А затем и себя. А  затем
Лайонела. Если он испытывал к ней чувства - а Саманта не сомневалась,  что
так  оно  и было, - как мог он планировать брак с Дженни? Но он  сам  стал
невинной  жертвой  уговора, совершенного пять лет назад,  когда  ему  было
всего двадцать лет.
      Только Дженни могла разорвать эту помолвку. Но даже для нее этот шаг
был  бы  весьма рискован. Ее отказ, несомненно, вызвал бы скандал, но  для
него  это  было  бы равносильно подписанию приговора. Ни  один  порядочный
джентльмен не нарушает такого рода обещаний. Но Дженни ни к чему разрывать
помолвку. Она никогда не пойдет на это, если только... если только она  не
почувствует, что любит другого.
     Саманта тряхнула головой, словно разрывая паутину мыслей.
      -  Саманта, - задушевно улыбаясь, сказала Дженни, - тебе  непременно
надо сделать выбор поскорее. Тогда ты узнаешь, что такое счастье.
     Саманта закрыла глаза. Ее мутило, и голова предательски кружилась.

                                  Глава 9

      Лицо  ее частично закрывала золотая маска, но при этом ее невозможно
было  не  узнать.  Хотя  такой  задачи и не  ставилось.  Маска  была  лишь
условностью   костюмированного  бала.  Дженнифер  являла  собой   королеву
Елизавету.  Тяжелая  белая с золотом парча ее платья  ниспадала  глубокими
складками.  Высокий плоеный воротник возвышался до макушки. Ее темно-рыжие
волосы  были  тщательно убраны со лба, подняты наверх и ниспадали  мелкими
изящными   локонами.   В  таком  наряде  Дженнифер  была   полна   истинно
королевского величия.
     Подле нее стоял придворный елизаветинской поры, чья одежда сочеталась
с  ее  собственной и по цвету, и по великолепию отделки. На  фоне  светлых
волос мужчины золотая маска на его лице отливала платиной. Несомненно, это
был виконт Керзи.
     Они были самой красивой парой на балу.
      Граф  Торнхилл, наблюдавший за ними с того момента,  как  придворный
подошел  к  своей  королеве, нисколько не сожалел  о  том,  что  эти  двое
привлекают  к  себе  всеобщее  внимание в  ущерб  тем  обладателям  весьма
изобретательных  и  смелых  костюмов,  которых  на  балу  у  леди  Велгард
собралось  немало. Как не сожалел он и о том, что они были легкоузнаваемы.
Все это как нельзя лучше отвечало его устремлениям.
      - Берти сегодня не будет, - сказал лорд Фрэнсис Неллер, обращаясь  к
Торнхиллу. - И знаешь почему, Гейб?
      Графу  казалось,  что  она  излучала сияние.  В  посадке