ившегося? - заметил мистер Гаскон. - Всего лишь через неделю, Кен! И ты ей поверил?
     - С каких это пор ты стал знатоком женщин?
     - С тех пор как у меня появилось пятеро сестер и у нас поселилась еще и моя кузина. Когда задеты их чувства, Кен, они ни за что не скажут то, что думают на самом деле. В этом отношении они совершенно такие же, как мужчины. Я ухожу. Видишь ли, с моей стороны было вполне нормально, побывав под ножом хирурга, отрицать, что мне было больно, и ругать тебя за то, что ты предложил мне утешения словами и опий, - я быстрее поправился. Я вовсе не уверен в твоем выздоровлении, если ты будешь отрицать, что тебе больно. А теперь, поделившись с тобой этими перлами мудрости, я действительно откланяюсь. Увидимся утром в "Уайт-клубе".
     Проводив друга, Кеннет лег. Но и час спустя, когда начало светать, он еще не спал. Он лежал глядя перед собой. Сон все не приходил. Наконец Кеннет встал с постели, накинул халат и спустился вниз, в библиотеку, где и написал письмо.
     Письмо он оставил на подносе, чтобы его отправили с утренней почтой, затем снова лег и уснул.

***

     К Майре действительно вернулось здоровье, а с ним вместе и ее неиссякаемая энергия. Пенвит был небольшим имением, и ее мать следила за тем, чтобы все в нем шло гладко, и теперь Майра отважно поставила перед собой задачу научиться быть хозяйкой Данбертона - несмотря на те неодобрительные взгляды, которыми домоправительница время от времени награждала ее, ссылаясь на то, как вела хозяйство графиня Хэверфорд, мать Кеннета. Пришлось Майре напомнить миссис Уайтмен, что теперь графиня Хэверфорд - это она, Майра.
     Много времени молодая женщина проводила вне дома, советуясь с главным садовником, предлагая кое-что переменить во дворе и в парке. И вскоре фонтан перед домом, многие годы исполнявший лишь декоративную функцию, начал извергать прозрачные струи воды, а пустые газоны, окружающие его, превратились в пестрые цветочные клумбы.
     Майра почти каждый день наносила визиты и принимала участие в развлечениях, не желая трусливо прятаться из опасений пересудов в свой адрес. Она не знала, что думают ее друзья и соседи по поводу ее расторгнутой помолвки с сэром Эдвином Бейли, ее поспешного замужества, болезни, а также о причинах, по которым она живет одна. Сама Майра никому ничего не объясняла, а все ее приятельницы - даже Хэрриет - были слишком хорошо воспитаны, чтобы задавать вопросы. Но конечно, ее везде принимали. В конце концов, в ее жизни все было вполне пристойно. Очень скоро она поняла, что положение мисс Майры Хейз отличается от положения графинн Хэверфорд не меньше, чем ночь от дня. Ее обществ искали, равно как и ее приглашений.
     Она много гуляла, почти всегда в одиночестве. Как бы ни был обширен парк в Данбертоне, для ее энергии не хватало его пространства. Майра гуляла по утесам над морем, по берегу, по холмам и долине. Она наблюдала, как цветет весна, как на смену ей приходит лето.
     Наверное, ей повезло. Майра избавилась от брака по расчету, который представлялся ей почти отвратительным. Она избавилась от бедности, грозившей ей в случае отказа от этого брака. У нее есть дом, с великолепием которого могут сравниться немногие дома в Англии, а денег, которые она получала "на булавки", хватало, чтобы купить все чего хочется. После выздоровления она заказала себе новые туалеты и ожидала счета, чтобы оплатить его. В конце концов Майра спросила о нем у мистера Уоткинса, но он удивленно посмотрел на нее и ответил, что его сиятельство уже позаботился о счете. Она обеспечена на всю жизнь, равно как и ее мать. Если когда-нибудь сэр Эдвин решит, чтомама должна покинуть Пенвит, она сможет переехать жить в Данбертон. Это было гораздо больше того, о чем Майра осмеливалась мечтать еще несколько месяцев назад. И ей не нужно бояться, что благополучное течение ее жизни будет чем-то омрачено. Он уехал навсегда. Он никогда не вернется. Она радовалась, что все это, наконец, кончилось. Она даже утешилась, что не доносила дитя и что теперь Кеннету, не понадобится приезжать домой, когда ребенок родится. Без него ей гораздо лучше. Ей действительно хотелось никогда больше не видеть графа.
     И поэтому она удивилась, что почта, которую подал ей дворецкий, произвела на нее такое впечатление. Она только что вернулась после ранней утренней прогулки по утесам сам и, стоя в холле, перебирала письма. Увидев одно, Майра помедлила, побледнела, покачнулась, а потом взбежала по лестнице и скрылась в своей гостиной. Там она прислонилась спиной к двери, закрыв глаза, словно намеревалась отбиться от целой армии врагов.
     Наверное, это будут сухие расспросы о ее здоровье, упреки по поводу расходов на туалеты, укоры за ненужные траты на ремонт фонтана и сооружение цветочных клумб. Или же... Она открыла глаза и с опаской взглянула на письмо, заметив при этом, что рука у нее дрожит. Почему? Что с ней? Почему его письмо производит на нее такое впечатление?
     Она уселась в кресло и распечатала конверт. Сразу же увидела, что оно очень короткое. Стало быть, письмо деловое. А чего она ожидала? Чего-то личного? В конце стояла отчетливая подпись - "Хэверфорд".
     "Сударыня, - писал он, - я буду рад, если вы отправитесь в Лондон через два дня после получения этого письма. Управляющий позаботится о деталях. Когда вы приедете, до окончания сезона еще останется несколько недель. Ваш покорный слуга Хэверфорд".
     Она долго смотрела на письмо. Это ультиматум. "Я буду рад... Ваш покорный слуга"... Все это ничего не значащие любезности. Это - приказание, ультиматум. Но с какой стати? С какой стати должна она радовать его? С какой стати ему захотелось, чтобы она развлекалась в Лондоне? С какой стати ему захотелось опять ее видеть?
     Она не поедет! Она напишет ему такое же короткое письмо, в котором сообщит, что она отнюдь не обрадовалась возможности отправиться в Лондон и что никакого удовольствия от пребывания там она не получит.
     Она может поехать в Лондон! Однажды, когда ей было шестнадцать лет, она побывала в Бате. Больше она нигде не бывала за всю свою жизнь. Она может приехать в Лондон во время сезона! Балы, рауты, концерты, театры, сады Воксхолла, Гайд-парк! Обо всем этом она слышала, мечтала, но никогда не надеялась, что увидит это, что испытает все сама.
     Она может поехать туда послезавтра.
     И снова увидит его. Ее пронзила такая резкая боль, что она наклонила голову и поднесла письмо к лицу. Она снова увидит его... она снова увидит его!..
     Она может снова наказать себя и еще раз нарушить безмятежную тишину своей жизни.
     Майра подняла голову и посмотрела куда-то в пространство. Он вызывает ее! Он отдал распоряжения мистеру Уопкинсу. Она дала обет покоряться ему. Вот и прекрасно. Она покорится ему и на сей раз.
     Она поедет в Лондон.
     И снова увидит его...

Глава 17

     Уже больше недели Кеннет производил в уме подсчеты, и неизменно с одним и тем же результатом. Если его посланец добрался до Данбертона в самые короткие сроки и если Уоткинс сумел сделать все необходимое за два отведенных ему дня, и если его экипаж домчит до Лондона максимальной скоростью, значит, ее можно ожидать завтра - это самое раннее. Но, скорее всего, она приедет после завтра или даже через два дня, особенно если поездка затянется из-за дождя. Пожалуй, не стоит ждать ее завтра
     А еще разумнее вообще не ждать ее. У него ушел целый час, чтобы написать и переписать то короткое письмо. Oн поступил осторожно, не приказав ей приехать, но просто сообщив, что будет рад, если она приедет. Приказ произвел бы на Майру меньшее впечатление, чем просьба. Если ей не захочется приехать или если она решит, что противостояние важнее всего, тогда она попросту не приедет.
     И что делать в таком случае? Ехать за ней? Конечно, нет. Если она откажется приехать, на этом он вес и покончит - забудет о Данбертоне, забудет о том, что женат. Он будет путешествовать по всему свету. Может быть, обзаведется содержанкой и возьмет ее с собой. Он не станет тосковать по жене, которой не нужен. Что же до возможного сына и наследника - да к черту все это!
     Самое раннее, когда можно ее ожидать, - завтра.
     Он понимал, что если останется дома, то будет похож на медведя в клетке. Поэтому он отправился в Ричмонд, на вечеринку в саду, и провел там приятный вечер. Пообщался с гостями, прошелся с леди Роули, поболтал с мисс Уишерт и ее женихом - серьезным молодым человеком, к которому девушка явно питала глубокую привязанность; поиграл в крокет с миссис Херрингтон, дерзкой вдовушкой, которая сообщила ему за неделю до этого, что она подыскивает нового любовника и предпочитает высоких белокурых мужчин; упорно избегал мисс Уилкокс.
     Потом отправился в "Уайт-клуб" и пообедал в обществе приятелей, среди которых были Нэт и Идеи. Он решил, что после обеда не поедет ни в театр, ни на вечер к миссис Соумертон. Может быть, заглянет в Олмак позже, сказал он друзьям, отправлявшимся в оперу.
     - Ты похож на медведя в клетке, Кен! - заметил лорд Пелем.
     Кеннет улыбнулся и перестал барабанить пальцами по столу.
     - Полагаю, - сказал лорд Пелем, - ты решаешь, принять или не принять заманчивое предложение вдовушки. Видишь ли, она сказала мне о твоих планах, когда ей показалось, что я собираюсь сделать ей подобное предложение.
     - Ей это показалось, Ид? - спросил мистер Гаскон, фыркнув. - Или ты действительно собирался?
     - Ты ведь только что хвастался своей маленькой танцовщицей! - отбрил его Кеннет.
     Лорд Пелем усмехнулся:
     - А также прекрасными и темпераментными представлениями, которые она дает на сцене и вне ее. Я просто держался галантно с миссис Херрипгтон.
     - Ха! - бросил мистер Гаскон.
     - Вдовушка, что и говорить, весьма многообещающая, - сказал лорд Пелем. - Она сообщила мне, что белокурые мужчины доводят ее до неистовства, особенно если они обладают военной выправкой и холодными серебряными глазами. Как Бог свят!.. - И он поднял правую руку, а его друзья разразились хохотом. Он тоже рассмеялся.
     - В настоящее время я не посещаю рынок любовниц, проговорил Кеннет, вставая. - Заедемте в Хэверфорд-Хаус выпить портеру? А потом в Олмак? Ну так как?
     - Нам нельзя опаздывать ни на секунду, - сказал ми стер Гаскон. - Иначе эти драконы не пропустят нас даже если мы выставим вперед вас, Кен, чтобы вы очаровали их вашими белокурыми локонами, военной выправкой и холодными серебряными глазами.
     Друзья расхохотались.
     Они все еще смеялись, когда приехали в Хэверфорд Хаус на Гросвенор-сквер. По дороге они разыгрывали "битву при Ватерлоо" - разумеется, шутя, а не ту кровавую бойню, которую переживали на самом деле. Они представляли ее в виде поединка между французским и британским борцами. Победил врага белокурый красавец, отличавшийся безукоризненной военной выправкой и серо-стальными глазами - холодными, как лед, и острыми, как пики. Эта способность смеяться, доводя серьезное до абсурдного, поддерживала их все годы, когда их жизнь была не слишком веселой.
     - Подайте в гостиную портеру и бренди, - сказал Кеннет дворецкому.
     - Да, милорд, - ответил тот. - Милорд...
     - Можно было бы послать Ида вместе с тобой как твоего оруженосца, - говорил меж тем мистер Гаскон.
     - Известно, что его синие глаза производили сокрушительное впечатление на некоторых особ, которые имели несчастье заглянуть в них.
     - Если бы старину Бони можно было победить, выставив против него в качестве борца женщину... - вздохнул лорд Пелем.
     - Она, наверное, предпочла бы смуглых латиноамериканских кавалеров, - парировал Кеннет, - с черными напомаженными волосами и завитыми усами.
     Все засмеялись. Кеннет открыл дверь в гостиную, приглашая своих друзей.
     Но, сделав всего несколько шагов, остановился как вкопанный. С кресла, стоявшего у камина, поднялась женщина - высокая, изящная, гибкая, как ива. В модном бледно-голубом платье, простом и элегантном. Ее темные и блестящие волосы мягко вились, обрамляя лицо, сзади они были высоко заколоты. Овальное лицо дамы напоминало лица мадонн на картинах итальянцев эпохи Ренессанса. На щеках ее горел румянец, глаза светились. Выглядела она совершенно здоровой. И была красавицей.
     Кеннет сделал несколько быстрых шагов, затем остановился и низко поклонился. Она присела, не сводя с него темных глаз.
     - Сударыня, - произнес он, - вы добрались очень быстро. Надеюсь, у вас все в порядке?
     - Да, милорд, благодарю вас, - ответила она.
     - Надеюсь также, что ваше путешествие было не слишком утомительным?
     - Оно было очень приятным, благодарю вас...
     У него захватило дух, он потерял дар речи. Это казалось совершенно нереальным - что она, Майра, здесь, в Лондоне. Приехала. Не стала ему противоречить. Он сделал еще два шага к ней.
     - Честь имею представить вам своих друзей. Мистер Гаскон. Лорд Пелем. - Обернувшись, он заметил их любопытные и восхищенные взгляды. - Графиня Хэверфорд, джентльмены!
     - Мистер Гаскон. Лорд Пелем. - Она присела.
     - Миледи.
     - Сударыня.
     Они поклонились.
     Все было чопорно и официально.
     - Ну конечно же, - сказал Кеннет, вы ведь уже знакомы.
     Сначала узнавание забрезжило в глазах Нэта.
     - Когда мы гостили в Данбертоне, - проговорил он, как-то вечером вы играли на фортепьяно для танцующих! Весьма рад снова видеть вас, сударыня.
     Лицо Идена напоминало непроницаемую маску, за которой скрывалось крайнее смущение.
     - Вы продемонстрировали тогда замечательный талант пианиста, сударыня, - сказал он.
     Она улыбнулась.
     - Прошу вас, дорогая, садитесь, - проговорил Кенн и тут же выругал себя за то, что назвал ее "дорогая", - это прозвучало так неестественно. - Я просил принести сюда портвейн. Не велеть ли подать также и чаю?
     - Да, прошу вас. - Она уселась в кресло, в котором сидела до их прихода, и улыбнулась гостям мужа, в то время как он дернул за сонетку, а потом встал у ее кресла.
     - Моя жена приехала из Корнуолла, чтобы вместе со мной провести остаток сезона, - объяснил он. Все было бы куда проще, если бы он сказал раньше, что ждет ее. Но он побоялся показаться своим друзьям слабым глупцом, если она откажется приехать.
     - Вы найдете Лондон более оживленным, чем обычно, сударыня, - заговорил лорд Пелем, - поскольку гостиницы переполнены бывшими офицерами вроде нас.
     - Я никогда еще не бывала в Лондоне, милорд, - отвечала она. - Я не бывала нигде, кроме Корнуолла, за исключением поездки в Бат, когда была еще девочкой.
     Кеннет взглянул на нее не без удивления. Он и не знал этого. Он полагал, что Хейз привозил ее в Лондон по крайней мере на один сезон.
     - В таком случае вы должны быть готовы к самым бурным впечатлениям, к изумлению, сударыня, - сказал мистер Гаскон. - Оказаться в Лондоне во время сезона - это восхитительно!
     - Я с нетерпением жду всего этого, сэр! - Она снова улыбнулась. - Вы знали моего мужа, когда были в армии?
     Внезапно Кеннет понял, что видел ее только в обществе сэра Эдвина Бейли, натянутой и чопорной, а также сердитой, вызывающей и враждебной, когда она общалась с ним - до и после их рокового и неразумного поступка. И теперь он стоял подле ее кресла, понимая, что в каком-то смысле видит ее впервые. Она была приветлива и обаятельна, выказывала интерес к людям и вызывала интерес к себе. Он видел, что его друзья обезоружены ее обаянием. Он был очарован ею. Но через полчаса Нэт, а потом и Идеи решительно поднялись, откланялись и ушли.
     - Мы сами себя проводим, Кен, - сказал лорд Пелем, поднимая руку останавливающим жестом, поскольку Кеннет собрался их проводить. - Леди Хэверфорд, я счастлив иметь честь познакомиться с вами, - сказал он на прощание.
     Они ушли, а Кеннет все стоял, глядя на закрывшуюся за ними дверь.
     - Итак, миледи, - проговорил он наконец, поворачиваясь, чтобы взглянуть на нее. Она стояла у камина. Ее лицо было уже не таким ясным и приветливым, но румянец оживления на щеках остался. Он просто не верил своим глазам - как она изменилась за два месяца! И конечно, на лице ее не было никаких следов тоски по нему. Смешная мысль!..
     - Итак, милорд, - спокойно отозвалась она и снова села в кресло. Он заметил, что она не касается спинки кресла и при этом поза ее исполнена непринужденного изящества.
     Он подошел к камину, положил руку на высокую каминную полку, ногу поставил на каменную плиту в основании очага. Взгляд его был устремлен на еще не зажженный уголь. Он чувствовал неловкость, оставшись вдруг наедине с ней, и выругал себя за порыв, который заставил его послать за Майрой.
     - Я не был уверен... Я думал, что вы можете и не приехать.
     - Выходя за вас замуж, я дала обет слушаться вас, милорд.
     Он повернул голову и с минуту смотрел на нее, потом опять уставился, на холодный уголь. Он едва не улыбнулся. Не верилось ему в такую податливость Майры.
     - Вы прекрасно выглядите, - коротко сказал он.
     - Благодарю. - Она не делала никаких попыток поддерживать разговор теперь, когда его друзья ушли. И не выказала удовольствия от его комплимента. Настало долгое молчание.
     - Почему вы приехали? - спросил он. - Если отбросить тот вариант, что сочли необходимым послушаться меня?
     - Мне захотелось приехать. Захотелось увидеть Лондон. Захотелось увидеть его во время сезона. Принять участие в развлечениях. Ведь это так понятно!
     - А видеть меня - такого желания у вас не появилось?
     Она едва заметно улыбнулась и промолчала. Глупо было задавать такой вопрос. Снова воцарилось молчание.
     - Дело в том, - сказал Кеннет, - что мы женаты.
     - Да...
     - И мы оба этого не хотели, - сказал он. - Было б гораздо легче, будь мы равнодушны друг к другу при вступлении в брак. Но мы относились друг к другу неприязненно, даже враждебно на протяжении стольких лет, что на оказалось не так-то просто, находясь вместе, сохранить при этом благожелательность..
     - Да, - сказала она.
     - Два месяца назад вы сказали по двум разным поводам, что хотели бы никогда больше не видеть меня. Я пошел навстречу вашему желанию, поскольку оно вполне соответствовало моему. Однако я понял потом, что тогда мы говорили под влиянием чувств, охвативших нас после несчастного случая. И я понял еще, что теперь это несчастье осталось позади и, может быть, стоит пересмотреть наше решение прожить всю жизнь отдельно.
     - Да, - отозвалась она снова.
     Как странно: говорить с Майрой, которая ни в чем тебе не перечит! Что это - только холодное послушание? Безразличие? Или она сама, поразмыслив, пришла к тому же выводу? Не считает ли она свое положение невыносимым?
     - Вы графиня Хэверфорд, и будет только справедливо, если в качестве таковой предстанете перед светским обществом. Кроме того, во время сезона можно найти множество увеселений. Я не стану упрекать вас за то, что вы приехали сюда поразвлечься, пусть даже у вашего приезда нет иной причины. Надеюсь, вы окажете мне честь и позволите иногда сопровождать вас и представлять обществу как графиню и мою супругу.
     - Это звучит вполне резонно, - сказала она.
     - И вероятно, - сказал он, - мы с вами посмотрим, возможно ли что-то сделать с нашей семейной жизнью?
     Настало продолжительное молчание. Но когда он повернул голову, чтобы еще раз посмотреть на нее, оказалось, что она тоже смотрит на него. Она вполне владела собой.
     - Это тоже звучит вполне разумно, - сказала она.
     - Я не стану ни на чем настаивать до конца сезона, - продолжал он. - Каждый из нас что-то решит. Мы оба еще не знаем, не окажется ли совместная жизнь невыносимой для каждого из нас. Если же окажется, что это так, то будем надеяться, что мы сможем заключить какое-то приемлемое для обоих соглашение. Вы всегда сможете вернуться в Данбертон и жить там самостоятельно. Моим же домом станет весь остальной мир. И более приказаний, как вы изволите выражаться, присоединиться ко мне не последует. Хотя это был не столько приказ, сколько просьба.
     Она почувствовала, что в голосе его прозвучала обида.
     "Хорошо бы она этого не замети