эдлин,  -  продолжил  он  после  минутного  молчания,  -  вы
попались в мои сети. - Он повернул голову и взглянул на нее; лицо у него
было напряженное и жесткое, глаза - насмешливые. - В сети дьявола.
   Мэдлин тоже посмотрела на него, но ничего не ответили.
   - Кажется, у вас  не  осталось  выбора,  кроме  как  выйти  замуж  за
дьявола, - усмехнулся Джеймс. - Вы, без сомнения, будете в  восторге.  Я
уверен, что  стать  леди  Бэкворт  -  это  ваша  мечта,  которая  теперь
осуществится. Глупо было не взять с собой сопровождающую даму.
   Мэдлин резко села и обхватила колени.
   - Я не жалею о том, что случилось. И ни в какие сети я  не  попалась.
Это не  было  насилием.  И  вам  вовсе  нет  надобности  предлагать  мне
обвенчаться.
   - Храбрая речь, - заметил он. - Вы решитесь выносить моего бастарда?
   Она подняла лицо к небу.
   - Вам нет надобности предлагать мне венчаться, - повторила она.
   - Боюсь, у вас нет выбора, - раздался его спокойный голос. - Я  отнял
у вас девственность, Мэдлин. Теперь мы  обязаны  сыграть  роли,  которых
ждет от нас общество. В конце  концов,  мы  ведь  не  свободны  в  своих
поступках. Вы леди Мэдлин Рейни, сестра графа Эмберли. Я Джеймс Парнелл,
лорд Бэкворт. Люди вроде нас не могут поваляться на  сене,  пожать  друг
другу руки и разойтись в разные стороны. Они вступают в брак.
   - Мы не можем вступить в брак, - сказала она. -  Мы  будем  несчастны
вместе.
   - Мне кажется, - возразил он, - что мы достаточно несчастны и  врозь.
Если мы должны решиться на одно  из  двух  несчастий,  это  с  таким  же
успехом может быть брак. Все равно у нас нет выбора.  Выбор  мы  сделали
час тому назад. Мы оба знали, уходя из дома, что должно случиться и  что
должно последовать потом. Больше говорить не о чем.
   Он резко вскочил на ноги и ушел от нее. Она быстро оделась; пальцы  у
нее дрожали. Потом она пошла следом за ним.  Но  он  ушел  недалеко.  Он
стоял и смотрел вниз, на долину, лицо у него снова стало жестким,  глаза
суровыми. Она молча встала рядом.
   Зубы  его  были  стиснуты  так  крепко,  что  казалось,  они   начнут
крошиться. Но он не мог разжать челюсти. Он  смотрел  вниз,  на  долину,
так, словно был день и он решил пересчитать там каждую травинку.  Но  он
не мог оторвать от нее взгляда. Руки его, опущенные по бокам, были сжаты
в кулаки, и ногти больно впились в  ладони.  Но  он  не  мог  распрямить
пальцы.
   Потому что если бы шевельнул хотя бы одним мускулом, он бы совершенно
потерял самообладание. Он схватил бы Мэдлин, стоявшую молча рядом с ним,
и выплакал бы всю свою боль и отчаяние.
   Джеймс  не  мог  так  уронить  себя.  Воспитание   приучило   его   к
самодисциплине. Для него было почти невозможно показать свои глубочайшие
чувства другому человеку.
   В особенности подобные чувства. Мучительное горе из-за отца, которого
он любил и с которым не мог  сблизиться.  Грызущее  чувство  вины  из-за
сознания, что он разочаровал своего отца и испортил ему последние десять
лет жизни. Пустоту отчаяния из-за того, что он так и не знал, любили  ли
его, простили ли. И теперь он уже никогда этого не узнает.
   Мэдлин. Все в нем жаждало повернуться к ней и выплакать свое  горе  в
ее объятиях. Чтобы он снова мог  искать  любви,  мог  рискнуть  еще  раз
полюбить. Чтобы он смог сказать ей: то,  что  произошло  сейчас,  -  это
любовь, это инстинктивный порыв человека к тому,  кто  значит  для  него
больше, чем весь мир.
   Любовь! Как же  он  сможет  теперь  уверить  ее  в  своей  любви?  Он
просто-напросто грубо взял ее. Он сделал ей больно.
   Он не сказал и не сделал ничего,  что  могло  хотя  бы  намекнуть  на
нежность. Он не ласкал ее. Он взял ее,  использовал  для  удовлетворения
своей потребности.
   Но он любит ее. Господи, он ее любит! Он отдал бы жизнь, если бы  мог
сделать ее счастливой.
   Но что он может ей сказать? Что может сделать?
   Он изнасиловал ее. Господи! Он  изнасиловал  единственную  женщину  в
мире, ради которой способен умереть.
   Он словно окаменел.
   - Видите ли, он не любил  меня,  -  проговорил  он  спустя  несколько
минут. - Ни Алекс. Ни мою мать. Он был холоден и бесстрастен.  Я  просил
его о любви, прежде чем уехать отсюда. Я просил его  благословить  меня.
Получил же только рукопожатие и ни одного слова.
   - Он придерживался очень твердых правил, - сказала Мэдлин. -  Но  кто
знает, каковы были его глубинные чувства?
   - Он не  умел  любить,  -  упрямо  повторил  Джеймс.  Он  повернулся,
посмотрел на нее и понял, что его внутреннее  напряжение  совершенно  не
ослабло. Глаза его были холодны и непроницаемы. - Каков  отец,  таков  и
сын, наверное. Вы не можете ожидать, что кто-то из  членов  такой  семьи
будет исходить любовью.
   - Ваша мать любила его, -  возразила  Мэдлин,  -  и  вас  она  любит.
Александра способна на большую любовь.
   - Тогда, возможно, эта болезнь присуща только мужчинам в нашей семье,
- пришел он к неутешительному выводу. - Лучше, если вы будете  приносить
мне только детей женского пола. Нам лучше вернуться  в  дом.  Нам  нужно
объявить о помолвке. Вам не кажется, что это бестактно - в один и тот же
день устраивать и похороны, и помолвку?
   - Лучше подождем, -  согласилась  она.  -  И  может  быть,  не  нужно
никакого венчания. Джеймс, мы должны обдумать это, обговорить.
   Но он не мог ни обдумывать, ни обговаривать. Не мог - речь шла о  его
самых сокровенных чувствах. И теперь он не может ее потерять. Он  скорее
умрет, чем потеряет ее.
   - Утром я поеду в Лондон, - решительно произнес он, -  и  вернусь  со
специальным разрешением. Мы сможем обвенчаться в течение недели, Мэдлин,
-  в  часовне  Эмберли,  а  потом  я  отвезу  вас  в  Йоркшир.   Незачем
откладывать. Мне очень хочется начать  новую  жизнь,  вернуться  в  дом,
который я поклялся никогда больше не видеть.
   - Джеймс, - проговорила она, - это безумие. Вы... Он притянул к  себе
ее голову и еще раз поцеловал;  губы  его  были  такими  же  жесткими  и
грубыми, как и в предыдущий раз.
   Мэдлин задрожала, но прикусила губу и не сказала ему, хотя  ей  очень
хотелось это сделать, что он рассуждает в точности как его отец.  И  она
не сказала ему, как могла бы  сказать  и  как  ей  подсказывало  чувство
собственного достоинства, что она не выйдет за него,  что  он  не  может
заставить ее сделать это.
   Молча она взяла его под руку и вернулась с ним в дом. По  дороге  они
не сказали друг другу ни слова.
 
*** 
 
   Следующую неделю Мэдлин прожила в каком-то оцепенении. Она  не  могла
трезво рассуждать, да и не хотела  этого.  Она  оставит  размышления  на
следующую неделю, после того как выйдет замуж.
   Джеймс не смог объявить об их помолвке сразу же по возвращении в дом.
Его матушка, рыдая, упала в его  объятия,  и  понадобились  объединенные
усилия Джеймса, Эллен и миссис  Хардинг-Смайзи,  чтобы  успокоить  ее  и
уговорить сесть и выпить чаю.
   Но объявление было сделано. И Мэдлин удивилась,  когда  леди  Бэкворт
обвила руками шею  Джеймса  и  поцеловала  его,  назвав  своим  дорогим,
любимым сыночком. И свою будущую невестку она тоже обняла и  облобызала.
Только позже она снова начала плакать и сетовать на то, что  ее  дорогой
Бэкворт никогда об этом не узнает.
   Кажется, против столь поспешного венчания возражений также  не  было.
Леди Бэкворт истолковала решение Джеймса как признак того, что  он  взял
на себя обязательства, соответствующие его новому положению.
   Итак, на следующее утро он отправился в Лондон. С  тех  пор  как  они
гуляли по холмам, они не перекинулись наедине ни словом.
   - Вы уверены, Мэдлин? - спросил Эдмунд в тот вечер, когда объявили  о
помолвке. Они остались в  гостиной  одни;  он  взял  сестру  за  руки  и
посмотрел ей прямо в глаза. Александра ушла спать задолго  до  этого.  -
Такие события, как похороны, сопровождаются всплеском эмоций. И я  знаю,
что вы уважаете Джеймса и сочувствуете ему в его утрате. Но вы  уверены,
что хотите выйти за него замуж?
   - Да, -  ответила  она,  -  именно  этого  я  и  хочу,  Эдмунд.  Граф
нахмурился.
   - Что-то здесь не так, - проговорил он. - Вы не улыбаетесь.  И  глядя
на Джеймса, нельзя сказать, что он переполнен радостью,  хотя,  конечно,
нельзя ожидать, что он забудет, какой сегодня день. Вы не сидели  вместе
и не проговорили друг с другом весь вечер. Успокойте меня. Я хочу, чтобы
вы были счастливы.
   - Я обязательно буду счастлива, - сказала  она,  высвобождая  руки  и
обнимая брата за шею. - Он именно то, что мне нужно, Эдмунд. И не  стоит
проявлять  такую  заботу  обо  мне,  когда  вы  должны  беспокоиться  об
Александре. Я не стану вас задерживать.
   Она обняла брата, улыбнулась, а потом вышла из гостиной впереди него.
   Когда  она  поднялась  наверх,  оказалось,  что  Доминик  ждет  ее  в
туалетной комнате. Он сидел у туалетного столика и  рассеянно  поигрывал
щеткой для волос.
   - Ну что, - сказал он, отбрасывая щетку и вставая, - обнимемся?
   Она позволила ему крепко обнять себя и на мгновение  положила  голову
ему на плечо. Там было уютно и спокойно.
   - Вы могли бы выглядеть повеселее, - сказал он, отстраняя  сестру  на
расстояние вытянутой руки.
   - Сегодня похоронили лорда Бэкворта, - ответила та. - Сейчас не время
веселиться.
   - Я ведь ваш близнец, дорогая, - заметил он. - Так что же произошло?
   Она посмотрела на него, а потом опустила глаза под его взглядом.
   - Я выхожу замуж  за  того,  кого  люблю  больше  всех  на  свете,  -
проговорила она. - За того, без кого я была бы несчастна до  конца  дней
своих. И все-таки я знаю, Домми, что не буду с ним счастлива.
   - Он вас не любит? - спросил брат. Она покачала головой.
   - Тогда почему он женится на вас?
   Она пожала плечами и бессознательно протянула руку, чтобы  застегнуть
пуговицу на его жилете.
   - Вы в положении? - спросил он. Встрепенувшись, она посмотрела ему  в
лицо и вспыхнула.
   - Нет! - бросила она.
   - Но ведь такая возможность не исключена, не так ли, Мэд? - настаивал
он. - Вы были с ним?
   - Только сегодня вечером, - ответила она. - Я была  ему  нужна.  И  я
люблю его. Ничто не имеет значения, кроме того, что я люблю его.
   Доминик кивнул.
   - Лучше бы это была взаимная потребность и взаимная любовь.  А  может
быть, так оно и есть. Я не делаю вид,  что  понимаю  Парнелла,  Мэд.  Он
такой отчужденный, лицо у него всегда  такое  бесстрастное,  что  просто
невозможно понять этого человека. Но что-то явно притягивает его к  вам.
Возможно, вы сумеете проникнуть за эту личину. И возможно,  вы  узнаете,
что под ней скрывается любовь. Надеюсь, что это так.
   - Я должна выйти за него,  -  сказала  Мэдлин.  -  Я  не  смогла  ему
отказать, да он все равно и не позволил бы.
   - Да, - согласился Доминик, - я знаю, что у вас не было выбора. И еще
я знаю, что для вас, Мэд, это так и есть в  действительности.  Со  всеми
остальными выбор всегда оставался за вами. Я знаю, что вы  должны  выйти
за него, поэтому не стану давать братских наставлений. А я  мог  бы  это
сделать, как вы понимаете,  потому  что  со  стороны  все  это  выглядит
нехорошо, не правильно. Я же только обниму вас еще разок и  пожелаю  вам
быть такой же счастливой в семейной жизни, как и я. Вы ведь знаете,  что
я  всегда  здесь  и  рад  вам,  правда?  В  любое  время,  когда  я  вам
понадоблюсь.
   - Да, Домми, я знаю. Мать обрадовалась за нее.
   - Это упорный молодой человек, -  поделилась  она  своими  мыслями  с
Мэдлин на следующее утро, когда  Джеймс  уже  уехал,  -  и  он  серьезно
относится к своим обязанностям. Он несколько  молчалив,  это  правда,  и
немного суров в обращении, но ведь и Александра была такой же, когда они
познакомились с Эдмундом. Любовь, брак, дети проявили в  ней  обаяние  и
нежность, спрятанные внутри. Вы знаете, их воспитывали в  строгости.  Вы
сделаете для Джеймса то же, что Эдмунд сделал для Александры. У  вас,  с
вашей радостной натурой, не может этого не получиться. Вы его любите?
   - Да, мама, - ответила Мэдлин. - В нем для меня вся жизнь.
   Мать улыбнулась и поцеловала ее в щеку.
   - Тогда что же еще можно сказать? Ваши мать и отец,  оба  ваши  брата
вступили в брак именно по этой же причине. Я бы сказала, что вы в  очень
хорошей компании. Джеймс - славный молодой человек.  Я  горжусь,  что  у
меня будет такой зять.
   Александра разыскала ее в то же утро еще до завтрака.
   - Я чувствую себя виноватой, - сказала она, беря будущую невестку  за
руки, - что в такой день испытываю радость. Но я рада, Мэдлин. У Джеймса
теперь есть дом. И что гораздо ценнее, он венчается с вами на  следующей
неделе. - И она крепко обняла Мэдлин. -  Если  из  ухода  папы  и  могло
получиться что-то хорошее, - продолжала она, - так это  то,  что  Джеймс
останется в Англии и снова вернется домой в Йоркшир. И что он возьмет  с
собой вас в качестве жены. Он будет с вами счастлив.  А  одно  из  самых
моих больших желаний - чтобы Джеймс был счастлив.
   Задолго до конца недели новость распространилась по округе, и  каждый
день появлялись визитеры, желающие выразить свое уважение леди Бэкворт и
пожелать Мэдлин счастливой свадьбы.
   К счастью, то было  время,  когда  нетрудно  сохранять  оцепенение  в
голове. Нетрудно и весьма желательно. Потому что  хотя  она  знала,  что
должна выйти за Джеймса - по самым разным причинам, - она  также  знала,
что по другую сторону алтаря ее не ждет ничего, кроме страданий.
   Живо было воспоминание о том, как Джеймс насмешливо  улыбнулся  ей  и
сказал, что она попалась в сети к дьяволу. О том, как Джеймс заявил, что
не способен любить, как и его отец. О том, как  Джеймс  поцеловал  ее  и
взял без какого-либо намека на нежность. И о том, как  Джеймс  велел  ей
замолчать, потому  что  теперь  она  его  собственность  и  все  решения
касательно их жизни будет принимать он.
   И о ней самой, не пытающейся возражать против того,  что  он  говорил
или делал. О ней, прожившей все детство и юность с требованием, чтобы  с
ней обращались с уважением. О ней, неизменно верховодившей во всех своих
романах.
   Она позволила Джеймсу взять ее девственность там,  на  склоне  холма,
хотя и знала, что он сделал это, не любя ее. Позволила ему запугать себя
и согласилась на помолвку и поспешное венчание. Покорно замолчала, ни  в
чем не упрекнула и не набросилась на него с кулаками.
   Мэдлин вздрогнула. После венчания ей придется научиться, как бороться
с этим человеком,  который  всегда  страшил  ее,  иначе  она  совершенно
потеряет себя. Она может превратиться во вторую  леди  Бэкворт  -  и  не
только в отношении имени.
 
Глава 14 
 
   Вдовствующая леди Бэкворт рыдала в объятиях Джеймса. Она  была  очень
рада за него. Она сказала, что ее жизнь кончена. Теперь, когда его  отца
больше нет, для нее в мире не осталось радости. Но Джеймс снова показал,
что он их сын. Он не вернется в эту языческую страну; он едет в Йоркшир,
в Данстейбл-Холл. И он сделал достойную партию. Она  не  могла  выразить
словами испытываемую ею гордость. Сегодня, в день  своего  венчания,  он
выглядел таким красивым.
   Мать обхватила его лицо ладонями и крепко поцеловала.
   Потом его обняла Алекс, засмеялась и сказала, как это замечательно  -
провожать его не дальше чем в Йоркшир.
   - Счастливого пути, - сказала она ему на  ухо.  -  Будьте  счастливы,
Джеймс. Много лет вы хотели только одного - чтобы я  была  счастлива,  и
ваше желание осуществилось. Теперь я хочу счастья для вас. И я знаю,  вы
будете счастливы. Вы с Мэдлин предназначены друг для друга.
   Эдмунд с улыбкой протянул ему руку.
   - Ну что же, Джеймс, - сказал он, - кажется,  мы  так  пришлись  друг
другу по душе в качестве зятьев, что решили стать зятьями дважды.
   Джеймс пожал ему руку.
   - Счастливого пути, - сказал  Эдмунд.  -  И  присматривайте  за  моей
сестрицей.
   -  Как  вы  будете  присматривать  за  моей,  надеюсь,  -  с   полной
серьезностью ответил Джеймс.
   Его тетка Дебора ждала своей очереди, чтобы  обнять  его  и  пожелать
благополучного путешествия.
   Мэдлин же  находилась  в  объятиях  своей  матери,  как  заметил  он,
взглянув в ее сторону. Иден с женой стояли  рядом  с  ними,  обняв  друг
друга за талию. Мэдлин повернулась и обвила руками их обоих за шею.
   - Лучше бы вам отправиться своим путем как можно быстрее,  -  заметил
Уильям Кэррингтон, крепко схватив его за  руку.  -  Не  то  леди  просто
утопят друг дружку. В свадьбах есть нечто такое,  отчего  они  неизменно
превращаются в водопады.
   - Ну как же иначе, Уильям, - возразила его жена,  -  ведь  свадьба  -
серьезная вещь. Вы такой красивый, Джеймс, дорогой, -  я  могу  называть
вас так теперь, когда вы стали моим племянником,  не  правда  ли?  Но  я
вижу, что вам хочется одного - подхватить свою молодую жену и  пуститься
в путь. - И она легко поцеловала его в щеку.
   На заднем плане медлил Эльберт.
   Мэдлин обнимала Анну и Уолтера. Она не была  одета  в  траур.  Джеймс
запретил ей  это,  когда  она  заговорила  об  этом  накануне,  при  его
возвращении из Лондона. Ей не полагается носить траур.  Когда  его  отец
умер, она ни с какой стороны не была ему родней.
   Мэдлин была в слезах, но улыбалась. Теща Джеймса обняла его.
   - Джеймс, - сказала она, - я так горжусь,  что  вы  мой  зять.  Добро
пожаловать в нашу семью, дорогой. Добавлю только,  что  по  собственному
опыту я знаю - такие прощания могут продолжаться до бесконечности. Лучше
вам вырвать Мэдлин из объятий Уильяма и удрать с ней. - Она  улыбнулась.
- Я вижу, что весь этот поток эмоций вам не по душе.
   К тому моменту, когда он преодолел расстояние между собой и женой, та
держала в обеих руках руку Эллен и говорила что-то Доминику очень быстро
и страстно. Джеймс взял ее за плечо.
   - Нам пора ехать, Мэдлин, - сказал он. Ему  следовало  бы  улыбнуться
ей. Новобрачный должен  улыбаться  своей  жене,  особенно  если  на  них
смотрят все ее и его родственники, улыбаясь при этом.  Но  он  не  сумел
подчинить своей воле мышцы лица.
   - Ах да, - еле слышно отозвалась она, - конечно.
   Она сразу же пошла рядом с ним и позволила ему усадить себя в  карету
его отца, отныне его карету,  в  которой  они  будут  находиться  вдвоем
целыми днями в течение недели или более того, пока  не  приедут  к  нему
домой.
   Кругом раздавались шум и смех. Опять полились  слезы.  Эдмунд  закрыл
дверцу кареты, улыбнулся и поднял руку в прощальном приветствии.  И  они
пустились в путь.
   Обвенчавшись два часа тому назад,  став  мужем  и  женой,  они  ехали
вместе навстречу своему будущему.
   - Вы, конечно же, предпочли бы грандиозную свадьбу, - сказал  Джеймс.
- В Лондоне, в церкви Святого Георгия  или  что-нибудь  вроде  этого.  -
Парнелл полагал, что говорит с сочувствием. На самом же деле он выглядел
чопорным и надутым.
   - Я всегда мечтала о том, чтобы обвенчаться  в  часовне,  -  ответила
Мэдлин, - и чтобы присутствовали только члены моей семьи. Так в  прошлом
году венчались Домми и Эллен, потому что она тоже  была  в  то  время  в
трауре.
   Карета  поднималась  по  склону  холма  напротив   дома,   и   Мэдлин
наклонилась вперед и смотрела в окно до тех пор, пока они  не  поднялись
на вершину и  долину  уже  не  было  видно.  Но  даже  когда  она  снова
откинулась назад, голова ее оставалась повернутой набок. Джеймс  слышал,
как она несколько раз судорожно сглотнула.
   Ему захотелось протянуть к ней  руку.  Ему  захотелось  сесть  с  ней
рядом, вытереть ее слезы своим платком, дать ей выплакаться  у  него  на
плече. Ему хотелось убедить ее, что она не  утратила  дом,  а  приобрела
новый, что сколько бы любви она ни покинула, уезжая,  еще  больше  любви
едет вместе с ней и ждет ее впереди.
   Джеймс тоже сглотнул и повернул голову, чтобы выглянуть в окошко.
   - Я думала, что ваша матушка поедет с  нами,  -  проговорила  молодая
женщина после нескольких минут молчания.
   - Для нее будет лучше остаться подле Алекс на месяц или около тог