думаю, - сказал Клод. - Это было бы глупо. Я никогда не  простил
бы себе этого. И вы бы никогда меня  не  простили.  Между  нами  выросла  бы
непреодолимая преграда.
   -  Значит,  преграда,  которая  сейчас  возникла  между   нами,   -   она
преодолима?
   - Не знаю, - ответил он после долгого молчания. - Я думаю, должно  пройти
какое-то время, Кларисса.
   - Какое время?
   Он медленно покачал головой.
   - Клод, прошу вас... - Она смотрела на листву деревьев. -  Я  сожалею.  Я
очень сожалею.
   - О том, что наш брак не удался? - спросил он. - Или о том, что  вы  чуть
было не опозорили невинную женщину? Если бы Рекс не вернулся и если бы Дафна
не предприняла таких решительных действий, Кэтрин действительно оказалась бы
в ужасном положении. Пожалели бы вы ее в таком случае? Если бы я  согласился
с вами и не послал за Рексом, сожалели бы вы о содеянном? Или  торжествовали
бы вместе с пастором и его женой?
   - Я надеялась, что Роули женится на Эллен, - сказала она. - Мне казалось,
что миссис.., что Кэтрин разрушила мои планы. И она действительно  завлекала
его и вела себя нескромно.
   - Итак, - заметил Клод, - вернулись к тому же, с  чего  начали.  Вот  моя
рука. Тропка здесь слишком уж неровная...
   Кларисса прижалась лбом к его плечу.
   - Я не вынесу этой холодности, - сказала она. - Разве вы не  видите,  как
мне трудно смирить себя и умолять вас о прощении? Очень трудно.  Прошу  вас,
простите меня.
   Клод порывисто прижал ее к себе.
   - Кларисса, - сказал он, еще крепче прижимая жену к  груди,  -  мне  тоже
этого не вынести. И все мы.., все живые люди..,  мы  виноваты  во  множестве
жестоких поступков по отношению друг к другу. Я перегнул палку в  стремлении
к справедливости. Простите и вы меня.
   Она вздрогнула.
   - Я по вас соскучился, - прошептал он. Она подняла голову. Лицо  ее  было
бледным и осунувшимся. Он улыбнулся и поцеловал ее.
   Потом они пошли дальше, и она опиралась на его руку.  В  последнее  время
супруги узнали друг о друге нечто новое. Клод узнал, что жена может быть  не
только себялюбивой и надменной -  черты  характера,  которые  он  много  лет
терпел, к которым относился даже с юмором, -  оказалось,  что  она  способна
совершить  злое  деяние.  Кларисса  же  узнала,   что,   кроме   доброты   и
снисходительности, муж обладает еще и твердостью.
   Счастья до конца дней не получилось.  Если  раньше  такая  мысль  изредка
приходила им в голову, то теперь они уже в этом не сомневались. Но брак  их,
конечно же, уцелеет. Потому что оба они кое-чему научились и, возможно,  кое
в чем изменились.
   Наконец-то они поговорили. И простили друг друга.
   - Будут ли они счастливы? - спросила Кларисса, когда они вышли  из  парка
на нижнюю лужайку.
   - Если захотят. - Клод посмотрел на нее и улыбнулся своей доброй улыбкой.
- Если оба захотят. И если оба будут каждый день добиваться счастья.
   Она с грустью посмотрела на него:
   - Это ведь нелегко, да?
   - Совсем нелегко, - ответил Клод. - Но выбора у них нет.
   - Нет, - согласилась Кларисса.

Глава 16

   В дни, предшествовавшие свадьбе,  виконт  то  впадал  в  уныние,  то  его
охватывал страх. Он не хотел жениться, тем  более  на  женщине,  которую  не
любил, на той, которая упорно его отвергала. После его первого возвращения в
Боудли, когда он предложил ей стать его  женой,  она  совершенно  ясно  дала
понять, что согласна на все - только бы не выходить за него замуж. Она  даже
предпочла бы стать его любовницей, потому что в этом случае ей  не  пришлось
бы оставаться с ним всю жизнь.
   Такое отношение нанесло серьезный удар по его самолюбию.
   И конечно, их брачная ночь  оказалась  полным  провалом.  Виконт  не  мог
вспоминать об этом без внутреннего содрогания - ведь своими ласками он довел
ее до слез.
   Однако он с удивлением обнаружил, что присутствие Кэтрин, сидевшей  рядом
с ним во время возвращения в Стрэттон,  каким-то  образом  успокаивает  его.
Конечно, кое-что его разочаровывало, но в ней было и нечто интригующее...  И
вызывающее. А ведь именно этого не хватало в его жизни с  тех  пор,  как  он
продал офицерский патент,  -  не  хватало  вызова,  который  избавил  бы  от
житейской скуки. И конечно же, ему не пришлось скучать, когда он ехал с  ней
в Стрэттон.
   Она носила все те же простенькие немодные платья, которые он видел на ней
прежде. Впрочем, с его стороны глупо было бы ожидать,  что,  едва  лишь  они
обвенчаются, она превратится в виконтессу с ног до головы.
   - Придется отвезти вас в Лондон, к модистке, которая оденет  вас  во  все
самое лучшее, - сказал он как-то раз.
   - Мне  не  нужны  новые  туалеты,  -  ответила  Кэтрин,  бросив  на  него
негодующий взгляд. - Я вполне счастлива в том, что у меня есть.
   Ему всегда казалось весьма забавным - и даже очаровательным, - когда  она
сердилась, негодовала.
   - Вам нужны новые туалеты. - возразил он. - И я вовсе не счастлив  видеть
вас в том, что у вас есть. - Виконт кривил душой: простота ее туалетов  лишь
подчеркивала ее красоту. - Придется считаться с моими желаниями. Вы  обещали
повиноваться мне, помните?
   Подбородок Кэтрин словно окаменел; спина же, и без того прямая, сделалась
еще более прямой.
   - Да, милорд.
   Она быстро все усваивает -  уже  поняла:  слово  "милорд",  произнесенное
слабым и покорным голосом, неизменно приводит  мужа  в  раздражение.  Но  по
имени она его никогда не называла. Виконт поджал губы.
   - Мы поедем в Лондон, - сказал он. На самом деле ему  вовсе  не  хотелось
туда ехать. Модистку можно с таким же успехом привезти  в  Стрэттон.  Но  он
смотрел ей в лицо. Он желал знать: действительно ли ей не  хочется  ехать  в
Лондон?
   - Нет. - Она побледнела. - Нет, только не в Лондон. Он понял, что  должен
настоять на своем, должен узнать все. Когда Кэтрин сказала ему, что  она  не
вдова и что ее фамилия Уинсмор, а не Уинтерс, -  еще  тогда  он  должен  был
расспросить ее. Смешно: жениться на женщине, у  которой  есть  тайны.  И  не
очень-то приятные тайны, если его предположения  верны.  Что,  например,  за
страх перед Лондоном? Она боится ехать туда лишь потому, что никогда не была
там? Или там с ней что-то случилось? Скорее всего второе.
   - Почему же? - спросил он. Взгляд его упал на ее колени, где, как всегда,
расположилась эта нахальная собачонка.
   - Потому что, - ответила она. На редкость красноречивый  и  исчерпывающий
ответ. Он не настаивал. Почему? - спрашивал себя виконт. Хочет ли он,  чтобы
его жена имела от него  секреты?  Разумно  ли  позволять  ей  уклоняться  от
ответа? Наверное, неразумно, решил он. Но забавно.
   Они часто беседовали. Для женщины - особенно для женщины,  несколько  лет
прожившей в деревне, -  Кэтрин  проявляла  удивительную  осведомленность  по
многим вопросам. И она не стеснялась отстаивать свою точку зрения,  если  та
не совпадала с его мнением.  Кэтрин  много  читала.  И  обменивалась  с  ним
впечатлениями о прочитанном. Она часто рассказывала и о себе -  о  последних
пяти годах своей жизни. Но на любой вопрос о ее  жизни  до  Боудли  отвечала
уклончиво.
   Виконт размышлял о ее фамилии. Уинсмор. Что-то эта фамилия  означает  для
него. О чем-то напоминает. А может, и нет. Может, это просто потому, что  он
слишком часто размышляет о ее прошлом - вот фамилия Уинсмор  и  кажется  ему
знакомой. Возможно, она родилась и выросла где-нибудь далеко от Лондона и от
Кента.
   Интересно,  как  она  приживется  в  Стрэттоне?  В  трактирах,  где   они
останавливались,  Кэтрин  держалась  очень  непринужденно,  но  ведь   и   в
Боудли-Хаусе она держалась так же. Она,  безусловно,  леди.  Но  Стрэттон  -
особое место. Во время путешествия он часто заговаривал  об  этом.  Описывал
величественную архитектуру Стрэттона - дом был выстроен в стиле итальянского
архитектора Андреа Палладио, - описывал  и  великолепие  просторных  комнат,
обставленных  прекрасной  мебелью  и   украшенных   редкими   произведениями
искусства.
   Где бы они ни останавливались во  время  путешествия,  Кэтрин  тотчас  же
отправлялась на прогулку с Тоби, чтобы дать ему возможность побегать. Причем
непременно хотела идти с Тоби сама, даже если  шел  дождь  или  дорога  была
грязной, хотя муж говорил, что это  может  сделать  грум.  Поэтому  виконту,
разумеется, приходилось гулять вместе с ней. Впрочем, ему даже нравились эти
прогулки - ведь после них на щеках его жены появлялся румянец, а в глазах  -
блеск.
   С собакой она была бесконечно терпелива. Если Тоби в течение десяти минут
обнюхивал то или иное дерево, она стояла и  ждала,  пока  он  закончит  свое
занятие. Так было  даже  в  тот  день,  когда  резкий  ветер  пронизывал  их
насквозь, к тому же моросил дождь.
   Если Кэтрин так снисходительна и терпелива с какой-то  псиной,  размышлял
виконт, то как же она будет обращаться с ребенком?  Он  не  задал  ей  этого
вопроса, вспомнив, что уже как-то раз затронул подобную тему и реакция  была
крайне болезненная. Наверное, она из тех женщин, которые во  что  бы  то  ни
стало хотят нянчить своих младенцев сами, вместо того чтобы  нанять  няньку,
как должна поступить  каждая  приличная  леди.  При  мысли  об  этом  виконт
почувствовал какое-то странное беспокойство.
   Действительно, нечего думать о младенцах, если в их отношениях ничего  не
изменится. Он ни разу не прикасался к  ней  после  той  злополучной  брачной
ночи. У него не было ни малейшего желания снова обнаружить,  что  лицо  жены
залито слезами - ведь именно так она отреагировала на его ласки.
   Дважды им повезло, и они смогли снять в трактире две комнаты, так  что  у
него была отдельная кровать. В другой раз, когда  у  них  была  только  одна
комната и одна кровать, он всю ночь провел в пивной, слушая рассказы старого
солдата, так и не сообразившего, что перед ним ветеран, участвовавший в  тех
же  сражениях,  о  которых  солдат  рассказывал  с  такими  жуткими   и   не
правдоподобными подробностями. Накачав солдата пивом, виконт обеспечил  себе
целую  ночь  развлечений.  Наверху  он  не  получил  бы  ничего   подобного,
подумалось ему.
   Но как-то раз им не повезло. Супругам  смогли  предоставить  только  одну
кровать и одну комнату, а все, кто находился  в  пивной,  разошлись  еще  до
полуночи. Поэтому лорд Роули провел ночь  на  полу,  рядом  с  кроватью,  на
которой спала его жена. Впрочем, она тоже не спала, как он  обнаружил  после
того, как тихонько разделся в темноте и соорудил  себе  постель  из  старого
коврика и своего пальто. Когда спустя две минуты он улегся,  на  голову  ему
опустилась подушка.
   - Благодарю! - рявкнул он. Она могла бы как-то дать ему  понять,  что  не
спит, когда он вошел, и ему не пришлось бы возиться в темноте, он не ушиб бы
большой палец о ножку кровати.
   Виконт услышал, как жена повернулась на другой  бок.  И  вдруг  с  особой
остротой ощутил, что она тут, рядом, над ним. Наверное, на ней  ничего  нет,
кроме тонкой ночной сорочки. Наверное, она теплая. Его жена.
   Он все-таки получил достаточно красноречивый  ответ  на  вопрос,  который
часто задавал  себе,  размышлял  помрачневший  виконт.  Почувствовал  ли  он
удовлетворение после первого обладания  ею?  Обычно  так  бывало  у  него  с
женщинами, за которыми он ухлестывал. Но не на этот раз. Он обладал ею  один
раз - и вспоминать об этом было не очень-то приятно. Но он  все  еще  пылал.
Виконт скрипнул зубами и сжал кулаки. Он был возбужден, словно мальчишка.
   Она его жена, черт возьми! Это ее обязанность и его право. Ему  только  и
нужно, что встать на ноги, сделать один шаг и нырнуть к ней под одеяло...
   Он считал овец, солдат, терьеров, пока не успокоился. Терьеры! Он слышал,
как Тоби сладко посапывает наверху, где-то там,  где  должны  находиться  ее
ноги.
   Проклятая псина!
   Наверное, он уснул, хотя на полу было не очень-то удобно. Разбудил же его
какой-то шум. Кто-то разговаривал. Проснувшись окончательно,  виконт  понял,
что никто не разговаривает, а просто, наверное, кто-то прошел  по  коридору.
Он так и не избавился  от  привычки,  приобретенной  в  армии,  -  мгновенно
просыпался при малейшем шорохе. Вздохнув, он подумал: каково ему будет, если
он ляжет на бок? Наверное, будет еще неудобнее, чем на спине.
   - Брюс! - вскрикнула Кэтрин. Виконт уставился  в  темный  потолок  широко
раскрытыми глазами. Тоби тихонько тявкнул.
   - Брюс... - проговорила Кэтрин, на сей раз жалобно. - Не бросай меня.  Не
уходи. Мне так одиноко. Мои руки.., так пусты. Не уходи. Брю-ю-юс...
   Он  рывком  приподнялся  и  повернулся  к  кровати.  Следовало  встать  и
попытаться успокоить  ее.  Он  хорошо  знал,  что  такое  кошмары.  Знал  по
собственному  опыту.  Странно,  конечно,  но  он,  имея  репутацию  довольно
сурового офицера, часто вставал по ночам, чтобы успокоить тех, кого  терзали
ночные демоны, в особенности новобранцев - юношей, которым следовало бы  еще
сидеть дома.
   Но на этот раз виконт не поднялся. Ведь  она  назвала  мужское  имя.  Имя
того, кого любила. Того, кто бросил се. Брюс... Виконт стиснул зубы.
   Судя по шороху, она снова перевернулась. Да, теперь Кэтрин лежала лицом к
нему. Одеяло сползло с нее, и волосы  рассыпались  по  плечам  и  по  рукам,
свисавшим с кровати, почти касавшимся его. Она не проснулась.  И  больше  не
говорила.
   "Боже, - подумал он, - Боже, зачем я на ней  женился?  Куда  меня  завели
необузданная похоть и беспечность?"
   Брюс.
   С каждой минутой пол казался ему все более жестким.
   Но это последняя ночь, которую они проводят в дороге. Завтра,  во  второй
половине дня, они будут в Стрэттоне. При мысли об этом виконт  приободрился,
хотя и провел бессонную и тревожную ночь. Более того, он был даже рад:  ведь
теперь ему не придется скучать.

***

   Недели, предшествовавшие свадьбе, превратились  в  кошмар  наяву.  Кэтрин
боролась с этими кошмарами, убивая в себе все чувства и  отдаваясь  на  волю
судьбы. День венчания,  напротив,  оказался,  как  ни  странно,  исполненным
глубокого смысла. А брачная ночь была чудесной и удивительной, пока она сама
ее не испортила, вспомнив, что все случившееся всего лишь следствие похоти и
никаких иных чувств в этом нет. Потом он встал и вышел из спальни, не сказав
ни слова. Отъезд из дома на другое утро оказался  сплошным  мучением.  Опять
начинать все сначала, начинать новую жизнь - это представлялось невозможным.
   Но время залечивает душевные  раны,  возвращая  человека  к  жизни.  Хотя
когда-то она полагала, что подобное  невозможно.  Становясь  старше,  Кэтрин
обнаружила, что многое в жизни лишь кажется невозможным.
   Сидя в карете рядом с мужем,  Кэтрин  прощалась  с  той  жизнью,  которую
создала себе пять лет назад. И вдруг оказалось, что она - нет, не  то  чтобы
получала удовольствие от новой жизни, но эта жизнь  казалась  ей  все  более
интересной, все более заманчивой. Она уже забыла, что новые впечатления тоже
могут радовать. Ей даже казалось, что она стала моложе,  словно  и  не  было
прошедших пяти лет.
   Странно,  что  она  не  хотела  выходить  замуж,  что  все  связанное   с
замужеством страшило ее. После первой брачной ночи он не прикасался  к  ней.
Это была, конечно, и ее вина. Но ей стало так одиноко, стало так жалко  себя
- вот она и расплакалась. Муж же находился совсем рядом и не  мог  этого  не
заметить.
   И вообще он держался слишком надменно и был очень уж настойчив,  оказывая
ей знаки внимания, хотя и  понимал,  что  ей  они  не  нужны.  Но  за  время
путешествия она убедилась,  что  он  очень  интересный  собеседник,  человек
весьма эрудированный. И  при  этом  не  настолько  самодовольный,  чтобы  не
слушать ее. Более того, он оказывал ей честь, вступая с ней в спор в  случае
несогласия, не пропускал ее слова мимо ушей - а  ведь  она  женщина,  низшее
существо. Кэтрин соскучилась по беседам, и не только за последние пять лет.
   И еще он был заботлив. Так странно, когда тебе помогают  сесть  в  экипаж
или выбраться из него, когда в трактире тебя провожают из комнаты в комнату,
когда тебя сопровождают на прогулку  с  Тоби.  Подобное  внимание  могло  бы
раздражать - как если бы при тебе постоянно находился страж, не  оставляющий
тебя ни на минуту. Но это, как  ни  странно,  не  раздражало.  Она  привыкла
ценить свою независимость и с презрением относилась к попыткам видеть в себе
слабую и хрупкую женщину, но все же ей было приятно, что ее опекают.  Иногда
даже казалось, что муж любит  ее.  Однако  она  решительно  отбрасывала  эту
мысль: ничего, кроме боли, такая мысль не приносила.
   Конечно, муж ее не любит. Когда они получали две комнаты, он  спал  один.
Где виконт спал в одну из ночей, когда им не  повезло  с  ночлегом,  она  не
знала.  Конечно,  он  не  провел  ту  ночь  с  ней.  Однажды  он  подошел  к
единственной кровати, на которой она лежала,  притворяясь  спящей,  надеясь,
что он ляжет с ней... Но виконт провел ночь на полу. Какое унижение! Неужели
одной ночи оказалось достаточно,  чтобы  охладить  тот  пыл,  с  которым  он
преследовал ее до  бала  и  во  время  бала?  Может  быть,  все  дело  в  ее
неопытности? Или в том, что она не девственница?  А  может,  все  это  из-за
того, что она, охваченная чувством одиночества, отвернулась от него?
   Он так хорош собой, так  привлекателен!  Жаль,  что  она  его  не  любит.
Конечно,  глупо:  так  сильно  его  желать,  так  волноваться  при  мысли  о
супружеской жизни с ним, - и не любить его. В этом есть что-то.., низменное.
Но не стоит начинать новую жизнь в таком мрачном настроении, уговаривала она
себя. Это ни к чему не приведет.
   Кэтрин очень волновалась, думая о том, как приедет в  Стрэттон-Парк.  Она
уже слышала об этом поместье, как об одном из самых величественных в Англии.
А после рассказов мужа ее любопытство еще более возросло. Неужели она  будет
там  жить,  станет  там  хозяйкой?  И  не   являются   ли   подобные   мысли
предательством по отношению к ее дорогому коттеджу?  Но  что  толку  хранить
верность неодушевленному предмету?
   Они прибыли в Стрэттон в солнечный день, под вечер.  Кэтрин  решила,  что
видит поместье во всей его красе. Сидя  у  окна  кареты,  она  старалась  не
ерзать на сиденье и не выказывать  охватившего  ее  волнения.  Виконт  же  с
невозмутимым видом сидел в углу экипажа и смотрел больше  на  жену,  чем  на
окрестные виды. Во  время  путешествия  он  часто  на  нее  смотрел,  и  это
приводило ее в замешательство. Она  едва  удерживалась,  чтобы  не  провести
рукой по волосам. Может, какая-то прядь выбилась из прически?
   - Ну как? - спросил он.
   Все здесь было массивное,  монументальное,  величественное.  Классических
пропорций особняк  из  серого  камня,  с  портиком,  обрамленным  колоннами.
Огромный парк с лужайками, затененными старыми дубами, вязами  и  буками,  с
нарциссами и другими  цветами.  К  дому  вела  довольно  короткая  и  прямая
подъездная аллея, усыпанная гравием; имелся и мост, также в стиле Палладио.
   - Как красиво! - сказала Кэтрин, чувствуя, что просто не  может  выразить
свои чувства. Неужели здесь будет ее дом? Неужели ей предстоит здесь жить?
   Виконт негромко рассмеялся.
   Тоби, сообразивший, что  путешествие  заканчивается,  с  тревожным  видом
встрепенулся на противоположном сиденье.
   - Нас ждут, - сказал виконт. - Наш экипаж уже  узнали.  Миссис  Кич,  моя
экономка, без  сомнения,  выстроит  всех  в  холле,  чтобы  встретить  новую
хозяйку.
   Виконт помолчал, улыбнулся.
   - Все, что вы должны делать, - продолжал он, -  это  милостиво  кивать  и
улыбаться, если захочется. На том ваши испытания закончатся.
   Все... Мужчины просто невозможны, подумала она. Конечно, виконт  оказался
прав. Он помог жене выйти из экипажа, провел ее по мраморной лестнице, а она
даже не сумела как следует рассмотреть холл с колоннами, потому что по обеим
его сторонам выстроились слуги: с одной стороны мужчины, с другой - женщины.
В центре, отдельно от всех, стояли двое пож