не  из
тех, кому можно на каждом шагу перечить.  Я  хорошо  знаю  эти  края,  -
спокойно продолжал он. - Торфяные болота очень опасны, Мэдлин. Там очень
легко сбиться с дороги. Вы должны мне обещать не ездить туда одна.  Если
не в будущем, то по крайней мере сейчас. Прошу вас.
   - Джеймс, - проговорила молодая женщина, с улыбкой прикасаясь  к  его
груди легкой рукой, - я пообещаю вам  это  с  одним  условием  -  что  в
течение недели вы возьмете меня туда с собой.
   - Вы хотите, чтобы я был с вами? - спросил он.
   - Да, я хочу, чтобы вы были со мной, - ответила она, и ее вторая рука
присоединилась к первой. - Ведь вы мой муж, не так ли? Молодой муж, и  у
нас медовый месяц. Да? Обещайте, что возьмете меня на прогулку верхом.
   - И мы будем ссориться на каждом шагу?
   - Пока вы не дадите мне обещания, я тоже его не дам,  -  заупрямилась
она. - Я буду ездить на торфяники каждый Божий день  просто  из  чувства
противоречия, и мы будем ссориться еще больше. Возьмете меня?
   - Да, - кивнул он, - конечно, я вас возьму. Для этого  вам  не  нужно
мое обещание. Но не думайте, что  я  забыл  о  вашем  обещании,  Мэдлин.
Обещайте, прошу вас.
   - Ах, ну ладно. Хотя я уверена, что  это  просто  смешно.  Обещаю  не
ездить на торфяные болота, если рядом со мной не будет вас -  или  того,
кого вы одобрите... сколько времени?
   - Пять лет.
   - Пять лет. Теперь вы довольны? У вас понятливая, послушная жена.
   Она попыталась вызвать у него ответную улыбку, но  он  только  мрачно
смотрел на нее.
   - Обещайте мне не иметь дела с Бисли, - сказал он. Она подняла руку и
положила растопыренные пальцы ему на губы.
   - Давайте на этом закончим. Давайте не будем больше ссориться сегодня
ночью. Я просто смертельно устала от ссор. - Она усмехнулась. - Особенно
когда вы совершенно не правы.
   Он схватил ее за запястье и заглянул в глаза. Глубоко  в  его  глазах
таилась, кажется, боль. Но лицо его ничего не выражало.
   Она слегка потрясла головой.
   - Не нужно больше ничего  говорить,  -  сказала  она.  -  Прошу  вас,
Джеймс, не нужно больше ничего говорить.
   Днем она презирала себя за то, как неизменно отдавалась его  любовной
игре, за то, что научилась принимать участие в этой игре и  получать  от
нее удовольствие. Она презирала себя за то, что так  охотно  соглашалась
утолить его потребность в ней.
   Но ночью не существовало  ничего,  кроме  Джеймса  и  его  неспешной,
умелой любовной игры. И ее желания прикасаться к нему и чтобы он  к  ней
прикасался, желания любить и быть любимой. Она научилась быть в  постели
обнаженной и не смущаться даже при горящих свечах; научилась, где и  как
прикасаться к нему, как возбуждать его,  как  усилить  его  наслаждение,
когда он был в ней. Она научилась двигаться так,  чтобы  увеличить  свое
собственное наслаждение, довести напряжение до  высшей  точки,  а  затем
отпустить, позволяя Джеймсу довести ее до экстаза.
   И вот вместо того чтобы  продолжать  ссору,  они  принялись  медленно
ласкать друг друга и нашли в телах всю гармонию, всю правоту, которой не
было в остальных сторонах их жизни.
   И Мэдлин, лежа под мужем и двигаясь в одном ритме с ним в те  минуты,
когда их желание взметнулось на вершину, как всегда не думала ни о  чем,
кроме как о ласкающем ее мужчине, ей хотелось произносить его имя  снова
и снова.
   Джеймс, Джеймс...
   Но как  всегда,  у  нее  еще  оставалось  немного  рассудка,  немного
гордости, чтобы понимать: если она это сделает - она себя унизит. Потому
что сейчас он знает только, что она испытывает к нему телесную тягу, как
и он к ней. Этого не скроешь, и она не пыталась это скрыть. Но если  она
хотя бы один раз произнесет его имя во время  ласк,  он  все  поймет.  И
поймет, что в его власти превратить ее в рабыню.
   Она скорее умрет, так и не выказав свою любовь, чем станет его рабой.
   И так они кончили свою любовную игру, не произнеся ни слова. И  когда
он лег, устремив взгляд на полог над их  головами  при  мерцающем  свете
одинокой свечи, она лежала, отвернувшись от него, уставившись на тени.
   Оба они были удовлетворены и хотели  спать.  Оба  снова  стали  очень
одиноки и несчастны.
 
*** 
 
   Джеймс в одиночестве ехал по берегу ручья, разделяющего владения  его
и герцога Питерли.  Он  возвращался  после  посещения  одного  из  своих
арендаторов, который все громче и громче  жаловался  -  с  тех  пор  как
понял, что к его жалобам прислушиваются, - на  то,  что  арендная  плата
слишком высока. Джеймс был с этим согласен, хотя еще и не сказал об этом
арендатору. Он хотел поподробнее обсудить это с управляющим.
   Кажется, все платят слишком большую аренду и получают слишком мало за
свою работу.  Первым  порывом  Джеймса  было  признать  несправедливость
заведенного порядка и немедленно все исправить. Но разумеется,  если  ты
владеешь большими земельными наделами и несешь ответственность за  всех,
кто живет на них, непросто распознать, в чем заключается справедливость.
Потому что если он разорит себя, чтобы удовлетворить всех, кто  от  него
зависит, тогда в конце концов для них не будет  никакого  толку  от  его
щедрости и чувства справедливости.
   Дело это непростое, и Джеймс прекрасно это понимал.
   Впереди, на берегу, показались какие-то люди. Дети,  наверное,  ловят
рыбу. Он и сам, будучи мальчишкой,  ходил  сюда  порыбачить,  когда  ему
удавалось вырваться из дома - с Карлом Бисли.
   Трава под лошадиными копытами была сырой. После их визита  к  Хуперам
четыре дня, не переставая, лил дождь. Он никак  не  мог  выполнить  свое
обещание поехать вместе с Мэдлин на торфяные болота. Но она, кажется, не
очень-то огорчалась. Она занималась будущим званым обедом,  который  они
собирались дать на следующей неделе. Как-то к вечеру к ним зашли Пальмер
с сестрой, а потом и молодые Трентоны.
   И еще она писала письма. Теперь Мэдлин взяла за правило сообщать  ему
всякий раз, от кого она получила письмо;  подбородок  ее  при  этом  был
вызывающе  вздернут.  Но  о  содержании  этих  писем   она   ничего   не
рассказывала. От Пенворта писем больше не  было,  и  Джеймс  не  мог  не
почувствовать, как глупо было с его стороны возражать против переписки с
ним. Ее помолвка с Пенвортом была разорвана год тому назад, и,  судя  по
всему, этой весной в Лондоне между  ними  уже  не  существовало  никакой
особенной привязанности.  Мэдлин  получила  письма  от  своей  матери  и
братьев, от Эллен, от Анны  и  от  Дженнифер  Симпсон.  Были  и  письма,
адресованные им обоим -  от  Алекс  и  от  Джин,  свадьба  которой  была
отложена до Рождества, потому что свадьба  ее  будущей  невестки  должна
была состояться в этом месяце.
   Мэдлин проводила много времени по утрам, отвечая на все  эти  письма.
Она никогда не  предлагала  ему  прочесть  их.  Иногда  ему  становилось
интересно - что она пишет в ответ? Что она говорит о своем новом доме? О
нем самом? Пишет ли она все как есть? Или делает вид, что все в порядке?
Как-то трудно было представить,  что  Мэдлин  рассказывает  об  истинном
положении вещей кому-либо - кроме, пожалуй, своего брата-близнеца.
   На берегу оказались трое детей, самый маленький был в слезах, старший
презрительно не замечал его. Средний ребенок, девочка, гладила малыша по
спине, утешая. На всех троих была одна удочка. Ее держал в руках старший
мальчик.
   - Что случилось? - крикнул Джеймс с другого берега. - Что, малышу  не
дают поудить?
   Поняв, что его плач услышал взрослый, малыш захныкал погромче.
   - Просто он уронил мячик в воду, а Джонатан не хочет доставать его, -
объяснила  девочка,  продолжая  свои   бесполезные   попытки   успокоить
маленького.
   - Мячик вон там. Ему не будет даже по  пояс,  -  сказал,  не  отрывая
взгляда от удочки, тот, кого звали Джонатаном. - Пусть сам достает.  Ему
говорили, что нельзя играть так близко от воды.
   - Ты не видишь, что ли, что он боится? - сказала девочка. -  А  я  не
могу лезть в воду. Я - в платье.
   Джеймс с улыбкой соскочил  с  лошади,  хотя  на  самом  деле  ему  не
очень-то хотелось улыбаться.
   - Давайте-ка я попробую, - сказал он. Он посмотрел на ручей, вспухший
от дождей. - Хм, кажется, мои сапоги здесь не годятся. -  И  он  сел  на
землю и принялся стягивать сапоги - сначала один, потом другой.
   Малыш забыл о  плаче.  Старший  мальчик  отвлекся  от  своей  удочки.
Девочка помогала Джеймсу советами.
   - Я бы не полезла в воду на вашем месте, сэр, -  сказала  она.  -  Вы
намочите и носки, и бриджи.
   Джеймс подмигнул в ответ.
   - Но у меня нет дома мамы, которая меня заругает, - сказал он.
   Мальчики засмеялись.
   Мячик было хорошо видно, и достать  его  оказалось  нетрудным  делом.
Джеймс промок до колен; он протянул мяч малышу и вскарабкался  на  берег
со своей стороны. Перед ним встала щекотливая  проблема  -  натянуть  ли
сапоги или ехать домой без сапог, держа их под мышкой? Пожав плечами, он
натянул сапоги - к вящему веселью мальчиков и вопреки советам девочки.
   - А вы чьи? - спросил он, хотя прекрасно знал, что  они  ответят.  Но
ему нужно было услышать этот ответ.
   - Мама гостит у дяди Карла, - сказала девочка.
   - А кто ваша мама? - спросил  он;  скорчив  недовольную  гримасу,  он
натягивал второй сапог.
   - Она миссис Джон Драммонд, - ответила девочка. - Но она родственница
герцога Питерли, и мы все время жили здесь недалеко,  где  мама  и  папа
жили до того, как они переехали в Сомерсет, где все  мы  родились.  Я  -
Сильвия Драммонд, а то - Патрик. Джонатан у  нас  старший.  А  еще  есть
Лестер - он совсем маленький.
   -  Вот  как!  -  сказал  Джеймс,  садясь  в  седло.  -  Рад  с   вами
познакомиться. Меня зовут Бэкворт.
   - Ах, - сказала девочка, - вы тот, у которого молодая жена. Дядя Карл
рассказывал маме о ней. Вам, сэр, лучше поскакать домой галопом, пока вы
не застудились до смерти.
   Джеймс еще раз улыбнулся, тронул  шляпу  хлыстом  и  направил  лошадь
прямиком к дому.
   Двое  младших  детей  светловолосы  и  немного  коренасты,  как  Джон
Драммонд. И конечно, как Дора. Старший же высок и худощав. Густые темные
волосы падают ему на глаза. И глаза эти на тонком лице тоже темные.
   Его сын похож на него.
   Джонатан. Он и не знал, как зовут сына.
   Мальчик  не  вызвал  у  него  никаких  чувств,  кроме  любопытства  и
удивления. Удивления из-за того, что он стал отцом ребенка, которого  не
видел до сегодняшнего дня. Ему было интересно,  испытает  ли  он  наплыв
родительских чувств. Он ничего не испытал.
   Но это его сын! Его плоть и кровь.
   Джеймс пустил коня легким галопом. Не столько  потому,  что  в  ногах
было неприятное ощущение холода и сырости, сколько потому, что дома была
Мэдлин. Ему хотелось быть с ней.
 
*** 
 
   На другой день после полудня Мэдлин ехала верхом вдоль того же  ручья
с Генриеттой и Марком Трентонами. Ей, в общем,  нравилось  их  общество.
Оба они были веселыми, и с ними было о чем поговорить. И  после  четырех
дней непрерывного дождя и вчерашней  мрачной  и  облачной  погоды  выпал
прекрасный денек, какие бывают в конце сентября.
   Она была бы совершенно счастлива, будь Джеймс вместе с ними. Но он не
смог поехать, потому что к нему должен был прийти  какой-то  человек  по
делам.
   И  зачем  ей  нужно,  чтобы  он  был  с  ней,  спрашивала  она  себя,
рассмеявшись в ответ на что-то сказанное Марком  и  принимаясь,  в  свою
очередь, что-то рассказывать. Он ведь  непременно  испортил  бы  им  всю
прогулку своей молчаливостью и полным отсутствием чувства юмора. А  она,
конечно же, в конце концов поссорилась бы  с  ним  из-за  чего-нибудь  -
разумеется, потом, когда они остались бы  наедине.  Лучше  держаться  от
него подальше. Но она почувствовала укол совести и тут же разозлилась на
себя, потому что их окликнул чей-то голос, раздавшийся среди деревьев по
ту сторону ручья, и появилась красивая фигура Карла Бисли, тоже верхом.
   - Приятная встреча, - сказал он, снимая шляпу. - Решили покататься? И
с вами, Трентон, две прекрасные леди. Так не пойдет.
   Мэдлин заметила, что у него очень располагающая  улыбка,  на  которую
она и ответила. Зубы у него были белые и ровные.
   - Сестра не в счет! - крикнула она в ответ. - А я замужняя леди.  Так
что бедному мистеру Трентону нечего завидовать.
   - Почему бы вам не переправиться на эту сторону? - спросил  Бисли.  -
Можно было бы подъехать к дому и саду.
   Генриетта ответила первая, и Мэдлин очень обрадовалась этому.  Она-то
понимала, что сейчас ей придется придумать  какое-то  извинение.  Ей  не
хотелось размышлять о том, почему она должна так поступить.
   - А можно  будет  посмотреть  на  собак?  -  с  нетерпением  спросила
Генриетта. - Сильно выросли щенки? Когда я видела их в прошлый раз,  это
были такие милые существа!
   - Думаю, что их еще можно называть щенками, - ответил Карл,  улыбаясь
и удерживая свою лошадь, в то время  как  Марк  прокладывал  путь  через
ручей.
   По дорожке пришлось ехать цепочкой,  но  когда  показался  дом,  Карл
Бисли подъехал к Мэдлин.
   - Какая счастливая встреча, - обрадовался он.
   - Да, -  улыбнулась  она.  -  Я  обещала  Трентонам  поехать  с  ними
покататься, когда мы были на приеме у Хуперов, но  до  сегодняшнего  дня
погода была неподходящей. К несчастью, муж сегодня занят.
   - Ах да, - сказал Карл. - Бэкворт  никогда  не  интересовался  такими
легкомысленными вещами, как поездка  верхом  ради  поездки  верхом.  Вам
очень скучно в Данстейбл-Холле?
   - Вовсе нет, - поспешно ответила молодая женщина. - Есть много вещей,
которыми я могу заниматься в одиночестве.
   - Вот как? Но конечно же, и окрестности, и семейная жизнь -  все  это
внове для вас. Но все равно, сударыня, Бэкворта нужно держать  в  ежовых
рукавицах и не позволять ему запирать вас  в  четырех  стенах.  -  И  он
улыбнулся, смягчая колкость своих слов.
   - Но муж поощрил меня устроить обед на следующей  неделе,  -  сказала
она. - Вы получили приглашение?
   Он склонил голову.
   - И уже написал о своем согласии, - ответил молодой человек. -  Потом
повернулся к Трентонам:
   - Собаки в конюшнях. Вы, наверное, захотите взглянуть на них, пока  я
буду показывать леди Бэкворт плодовый сад.
   Мэдлин предпочла бы также отправиться на конюшню. Вот  уже  несколько
лет как она перестала избегать оставаться наедине с джентльменами. После
своего двадцатого дня рождения она с насмешкой относилась к самой идее о
сопровождающей даме. И она  не  намерена  -  совершенно  не  намерена  -
потакать смехотворным замечаниям Джеймса о  том,  как  ей  приличествует
вести себя. Мистер Бисли действительно весьма привлекателен, но от этого
ничего не меняется. И она улыбнулась с решительным видом.
   - Дом такой величественный, - сказала она. - Вы живете  здесь  совсем
один?
   - Да, если не считать редких приездов его светлости, - ответил  Карл,
спешиваясь и снимая Мэдлин с лошади, после чего он передал обеих лошадей
поджидающему груму. - Много лет здесь был мой дом. Конечно, со мной жила
сестра, пока не вышла замуж.
   - Я еще не познакомилась с ней, - сказала Мэдлин.
   - Муж у нее болел больше месяца, - пояснил Карл, беря ее под  руку  и
направляясь к плодовому саду. - И все это  время  они  не  ходили  ни  в
церковь, ни в гости. Она была вчера здесь со своими детьми. Ей любопытно
познакомиться с вами.
   - Вот как? - отозвалась Мэдлин. - Тогда я с нетерпением жду встречи с
ней. Ах, какие у вас чудесные яблони!
   - Мы весьма гордимся ими, - сообщил молодой человек. Он  взглянул  на
нее и рассмеялся. - Интересно,  станет  ли  Бэкворт  противиться  вашему
знакомству с Дорой?
   - С вашей сестрой? - удивилась Мэдлин. - Это с какой же стати?
   Его глаза блеснули.
   - Было время, когда он подпал под ее чары, - ответил Карл. - Впрочем,
я не стану сплетничать. Оба они были очень  молоды.  Он,  без  сомнения,
давно забыл о ней.
   - Наверное, - согласилась Мэдлин. - Когда я думаю  о  тех,  кем  была
очарована несколько лет тому назад, я с  трудом  вспоминаю,  какое  лицо
какому имени соответствует.
   - Мы ведь порой совершаем глупости, когда мы молоды,  не  так  ли?  -
проговорил он, открывая дверь в оранжерею и вводя туда Мэдлин. - Бэкворт
совершенно обезумел, когда Дора вышла за Джона Драммонда и уехала с  ним
отсюда. Он, кажется,  решил,  что  против  него  устроили  заговор.  Ему
удалось поставить мне синяк под глазом и сломать мне нос. Он  сделал  бы
то же самое со старшими братьями Джона, если бы у него  хватило  ума  не
подраться сразу с обоими. Юношеская глупость! - И он весело рассмеялся.
   - Боже мой! - воскликнула Мэдлин. - Вы говорите серьезно, сэр?  Зачем
ему это понадобилось?
   - Разве вы  не  знаете,  какая  необузданность  присуща  Бэкворту?  -
осведомился Карл. Голос его звучал насмешливо. - Впрочем, это было много
лет тому назад. Я уверен, что он  давно  уже  научился  обуздывать  свои
порывы. И я думаю, он считал, что его на это спровоцировали. Кажется, он
думал, что... Ну, оставим это. Это старая история, и я должен заботиться
о репутации  своей  сестры.  Кроме  того,  вы  только  что  стали  женой
Бэкворта. Не хочу  сплетничать.  Уверен,  что  его  новая  привязанность
далеко превосходит старую. Рассказал же я вам об этом только потому, что
все это произошло очень давно,  а  вы  кажетесь  мне  дамой,  обладающей
чувством юмора. Давайте переменим тему. У  нас  есть  садовник,  который
вкладывает  в   оранжерею   всю   страсть.   Мне   кажется,   результаты
превосходные, не так ли?
   - Да, действительно, - согласилась Мэдлин.
   В этот момент дверь в оранжерею растворилась,  чтобы  впустить  обоих
Трентонов.
   - Щенки выросли, - сообщила Генриетта, - какая жалость. Я-то  думала,
что они останутся такими крохотными. Когда  мы  шли  мимо  дома,  оттуда
вышел лакей и сказал, что чай подадут к вашему возвращению.
   Карл улыбнулся:
   - Должно быть, домоправительница увидела, что у меня гости. Сударыня!
- Он предложил Мэдлин опереться на свою руку. - Могу я проводить  вас  в
дом?
   - Я, видите ли, не собиралась оставаться здесь  надолго,  -  ответила
Мэдлин. - Муж ждет меня.
   - Ах, - отозвался Карл, -  вы  нетерпеливы,  как  любая  новобрачная.
Может оказаться, что ваш муж так поглощен делами, что  даже  не  заметит
вашего отсутствия. Хотя, если так, это будет очень глупо с его  стороны.
Полчаса, сударыня?
   Она колебалась.
   - Ну ладно, полчаса,  -  сказала  она,  чувствуя  себя  кем-то  вроде
ребенка, которого втянули в какое-то запретное занятие.
   Когда во время чаепития в  разговоре  настала  короткая  пауза,  Карл
сказал, обращаясь к Мэдлин:
   - Кажется, мои племянники и племянница встретили вчера вашего мужа.
   - А, так вот кто это был! -  отозвалась  она.  -  Он  вернулся  домой
совершенно мокрый после того, как достал из ручья детский мячик.
   - У Патрика вместе с мячиком появился новый герой, - продолжал  Карл.
- Сильвия беспокоится  только  о  том,  что  Бэкворт  может  умереть  от
простуды. Могу ли я успокоить ее, что он не умер?
   - Ах, конечно! - засмеялась Мэдлин. - Все потери ограничиваются парой
испорченных сапог.
   - Миссис Драммонд заходила к маме на днях,  -  сказала  Генриетта.  -
Какой у нее очаровательный младенец. У  него  мягкие  белокурые  локоны,
такие же как и у среднего брата, и у  сестры.  Только  старший  брат  не
похож на них. Вы знаете, просто трудно себе представить, что он  родился
от тех же родителей, что и остальные.
   - Генриетта! - тихонько проговорил ее брат.
   - Что такое? - удивилась она, широко раскрыв глаза. Карл улыбнулся.
   - Джонатан, в общем, не похож на  остальных  трех,  -  сказал  он.  -
Высокий, худощавый, темноволосый. Он не похож ни на мать,  ни  на  отца.
Хорошо, что мой отец и отец  Драммонда  были  темноволосыми,  иначе  моя
сестра чувствовала бы себя несколько неудобно.
   - Ах, - Генриетта мучительно  покраснела,  -  я  не  хотела  сказать,
что...
   - Конечно, не хотели! -  Карл  коротко  рассмеял