ется осуществить свою затею. Обе пули были удалены в госпитале в Балаклаве. А потом у Дэвида началась лихорадка, которая принесла смерть гораздо большему числу людей, чем раны или шок от ампутации.
     Из-за высокой температуры Дэвид даже не знал, что его опять перевезли: погрузили на борт корабля и доставили в размещенный в бараках госпиталь в Скутари. Он мог бы умереть - и почти непременно умер бы, - если бы там не оказалась группа дам - сестер милосердия, только что прибывших из Англии. Они настояли на очистке помещений и воздуха в госпитале.
     При всем этом то, что Дэвид остался жив, было чудом. Одна из сестер - их начальница - предупредила его, что он может умереть.
     - Ваши раны, майор, заживают хорошо, - как бы излагая непреложный факт, сказала ему мисс Найтингейл через несколько недель после его прибытия. - Но вы умираете. Вы же понимаете это?
     При всей заботе, которую она проявляла в отношении пациентов, мисс Найтингейл явно не бросалась словами. Майору Тэвистоку стоило больших усилий не послать ее к черту, что он собирался вот-вот сделать. Ведь она все-таки леди.
     - Вылечить себя можете только вы сами, - заявила мисс Найтингейл. - Ваши истинные раны таковы, что ни я, ни хирурги не в состоянии вылечить их. Вы все еще не можете забыть эти смерти? - Ее тон неожиданно стал ласковым, понимающим.
     - Я убил своего брата, - сказал ей Дэвид, закрыв глаза.
     Мисс Найтингейл долго не отвечала ему, а он не открывал глаз, чтобы посмотреть, не ушла ли она.
     - Я не знаю, насколько буквально следует понимать ваши слова, майор, - сказала она. - У вас есть жена? Или мать и отец? Или какие-нибудь другие родственники? Есть ли кто-нибудь, кто станет горевать, если вы умрете? Но разве умереть, если вы можете жить, не значит поддаваться своим собственным слабостям?
     Когда наконец Дэвид открыл глаза, она уже ушла.
     Он убил Джулиана. Джулиана, которого любил, несмотря ни на что. Дэвид мог тогда закричать еще раз и отклонить в сторону устремленное вниз сверкающее лезвие. Или мог выстрелить в руку или ногу. Но вместо этого он прицелился в сердце.
     Он убил мужа Ребекки, мужчину, которого она любила больше всех на свете. Он никогда не сможет вернуться домой и повстречаться с ней. Дэвид старался не представлять себе Ребекку в тот момент, когда ей сообщат эту новость. Он изо всех сил пытался гнать от себя эти образы, но они упрямо преследовали его - и во сне, и наяву. При одной мысли о том, что ему, убийце Джулиана, предстоит встретиться лицом к лицу с его женой, Дэвида вновь и вновь охватывало желание умереть. Он завидовал тем, кого уже настигла смерть - внешне такая легкая.
     Он пытался перестать представлять себе, как его отец встретит известие о смерти Джулиана. Дэвид был единственным сыном у отца, его единственным ребенком. Отец возражал против того, чтобы его сын покупал патент для службы в гвардии, поскольку права Дэвида как землевладельца и наследника графского титула позволяли ему остаться дома. Но он должен был уехать. Уехать от Ребекки. По иронии судьбы случилось так, что его решение поступить на военную службу привело в армию и Джулиана - всего за каких-то несколько месяцев до свадьбы.
     Мог ли Дэвид сознательно умереть и причинить отцу все эти страдания? Мог ли он так поступить?
     В конце концов Дэвид решил выжить - словно полностью контролировал свою судьбу. Это произошло, когда он подслушал, как хирург и мисс Найтингейл обсуждают желательность его эвакуации домой. Меньше всего на свете он хотел бы оказаться дома. Если нужно выжить и выздороветь, чтобы отсрочить возвращение, то майор Тэвисток обязательно выживет и поправится.
     Дэвид вернулся в свой полк в Крыму вскоре после Рождества и смог вместе со своими солдатами и друзьями-офицерами выстрадать все неописуемые ужасы тамошней зимы - без соответствующей одежды, подходящего жилья, нормального питания. Он чуть ли не радовался этим страданиям. В течение последующего года Дэвид вновь и вновь отличался в боях, завоевав хорошую репутацию своей отважной и непреклонной верностью служебному долгу. Он был награжден недавно учрежденным орденом - "Крестом Виктории", присуждаемым за выдающуюся доблесть.
     Капитан сэр Джордж Шерер стал инвалидом после Инкерманской битвы и отбыл на родину. Капитан сэр Джулиан Кардвелл был похоронен вместе со многими другими солдатами и офицерами на Инкерманских высотах. О нем вспоминали как о герое и милом распутнике.
     Дэвид разыскал его могилу. Он посетил ее лишь раз после возвращения из Скутари. Шел он туда с глубокой грустью. Это была братская могила. Кто-то бесстрастно собрал и захоронил всех вместе - офицеров и рядовых. Согласно обычаю, офицеров было принято хоронить в отдельных, аккуратно обозначенных могилах. Но Джулиана захоронили вместе со всеми другими воинами - из всех полков и всех званий, - которые не вернулись живыми с Китспура.
     Похоже, и во время сражений, и после них всюду царила неразбериха. Дэвид горевал, что его не было там чтобы идентифицировать тело Джулиана, чтобы похоронить его пристойно, в соответствии с его званием. Он стоял с окаменевшим лицом и смотрел вниз на большую, занесенную снегом могилу.
     Там лежал Джулиан. Джулиан, его брат. Человек, которого он убил.
     Джулиан никогда не вернется.
     Майор лорд Тэвисток будет один хранить свою тайну и нести бремя своей вины.

Глава 3

Крейборн, Англия, июль 1856 года

     Весной 1856 года был заключен Парижский мирный договор. Он положил конец той полосе испытаний, что вошла в историю под названием Крымской войны, самой тяжелой и кровопролитной из всех войн, в которых до сих пор участвовали британцы. Домой начали возвращаться оставшиеся в живых из числа тех, кто покинул Британию более двух лет назад, в том числе раненые и искалеченные.
     Леди Кардвелл все еще одевалась в черные цвета. По прошествии первого года с момента гибели Джулиана она неохотно отказалась от вуали и нарукавной повязки из толстого крепа, но продолжала носить траур, поскольку печаль не покидала ее.
     Ребекка любила Джулиана. Он так долго привносил любовь и веселье в ее жизнь, что она не могла даже вспомнить то время, когда его не было рядом с ней. Джулиан был ее жизнью. Ребекка все еще не осознала, как жить без него.
     Теперь же боль опять обострилась. А вместе с ней и чувство вины. Ребекка стояла у окна своей личной гостиной в Крейборне, загородном доме графа Хартингтона, и смотрела на подъездную аллею - на то место, где она в полумиле от дома скрывалась за деревьями. В минувшие четыре дня это стало постоянным занятием леди Кардвелл в послеобеденные часы, когда она ждала возвращения с вокзала экипажа. Она решила, что будет делать так до тех пор, пока наконец не приедет Дэвид. Об этом сообщил Ребекке его отец.
     Дэвид...
     Она хотела бы, чтобы из жизни ушел именно Дэвид. Дэвид, а не Джулиан. Она горько плакала от несправедливости случившегося. Оттого, что погиб Джулиан, а Дэвид остался в живых. Ребекка где-то читала, что хорошие люди умирают молодыми, а порочные продолжают жить. Сама эта идея была предельно глупой, но даже если это и так, то все равно: почему должен был умереть именно Джулиан? Он был воплощением жизни, любви, смеха...
     Вскоре, однако, к Ребекке вернулись здравые мысли. И она почувствовала себя виноватой. Как она вообще могла желать смерти другому человеку, чтобы удалось выжить ее мужу? Будто между двумя этими фактами существует прямая зависимость. Она же не хотела этого. Она не хотела, чтобы Дэвид умер. Ей лишь было нужно, чтобы выжил Джулиан. Она страстно желала, чтобы выжили они оба.
     Именно над этим размышляла Ребекка, когда в Крейборн приехал какой-то мрачный, встревоженный солдат и попросил о приватной беседе с графом. Она тогда поняла, что один из двух близких ей людей мертв. Но когда она прохаживалась по холлу перед библиотекой, испытывая сердечную боль и тошноту и отказавшись от компании Луизы, Ребекка отнюдь не думала, что им окажется Дэвид. Такая мысль ей даже не приходила в голову. Она лишь надеялась, упрямо надеялась на то, что речь идет не о Джулиане. Ее хрупкая надежда основывалась на том факте, что солдат не стал говорить с ней лично.
     Но надежда начала испаряться, как только раскрылась дверь в библиотеку и помрачневший, осунувшийся граф попросил Ребекку пройти внутрь. Тут-то она осознала, что погиб Джулиан, а не Дэвид.
     Граф мог бы и не говорить ей об этом. Однако в ней все же теплились остатки надежды, что граф зовет ее, чтобы сообщить о смерти своего сына. Значит, она действительно хотела, чтобы смерть унесла именно Дэвида.
     Но это произошло с Джулианом. Он погиб в Крыму в битве - как называется то место? - у Инкермана. Когда пришло известие, Джулиан был мертв уже несколько недель.
     Ребекка попыталась еще раз осмыслить свои чувства. Она все-таки не хотела смерти Дэвида. Но она и вправду ненавидела его. Если бы не он, то Джулиан никогда не оказался бы в Крыму. Он был бы сейчас жив. А теперь он мертв и похоронен в таком месте, что его жена даже не сможет положить на его могилу цветы.
     Ребекка наклонилась вперед, чтобы прикоснуться лбом к прохладному оконному стеклу. Но при стуке в дверь она выпрямилась. Дверь открылась прежде, чем Ребекка смогла отозваться.
     - Ребекка? - Из-за двери выглянула, улыбаясь, графиня Хартингтон и вошла в комнату. - Я так и думала, что вы здесь. Вам не мешало бы пойти прогуляться с нами. Такой чудесный день.
     - Я знаю, - сказала Ребекка, - что вам с папой очень нравится оставаться наедине.
     Графиня прищелкнула языком.
     - Мы женаты с Уильямом почти год, - сказала она. - Наш медовый месяц уже закончился. Ребекка, почему вы так упорно настаиваете на том, что вы здесь якобы чужая? - Она присела на стул и знаком попросила Ребекку сделать то же самое.
     Ребекка действительно всегда ощущала себя чужой в Крейборне, хотя ей никогда не давали понять, что ей тут не рады. Она приехала в Крейборн, потому что ей так велел Джулиан. И она осталась здесь после его смерти. Ибо ей больше некуда было деться. Она не могла поехать в поместье Джулиана, поскольку тот сам никогда там не жил, а после его смерти оно перешло к его кузине. Ребекка не могла отправиться домой, так как ее собственный отец вскоре после ее замужества умер, а ее мать решила поселиться с одной из младших сестер на севере Англии. Брат Ребекки, лорд Мирчем, сдал дом, в котором они оба выросли (он был расположен в восьми милях от Крейборна), в аренду и переехал вместе со своей семьей в Лондон. К тому же они часто ездили по стране, кочуя с одного званого приема на другой. А наследство, которое досталось Ребекке от Джулиана, было достаточно скромным. С такими средствами весьма затруднительно устроиться где бы то ни было одной.
     - Я этого никогда не говорила. Папа так добр ко мне, - сказала она, усевшись в кресло у камина. - Чрезвычайно добр.
     - Но вам до сих пор очень неуютно в этом доме, а ведь вы живете здесь вот уже два года, - печально улыбнувшись, заметила графиня. - Теперь вы чувствуете себя не у дел. Вы испытываете неловкость и оттого, что поменялись со мной ролями, хотя я никогда даже не намекала на это и никогда не стану этого делать. Я ведь спрашивала вас, не возражаете ли вы против моего брака. Я не уверена, смогла бы я выйти замуж за Уильяма, если бы вы стали решительно противиться этой идее.
     Ребекка посмотрела на свои руки, которые покоились у нее на коленях.
     - Я была рада за вас, Луиза, - ответила она. - И за папу. Так много лет он был один. Полагаю, одиночество его угнетало. И я бы даже не стала пытаться помешать тому, о чем вы с ним договорились. И только когда я вышла замуж, я стала мечтать о доме для нас двоих, а теперь... теперь эта мечта развеялась как дым. Я, однако, предпочла бы не говорить об этом. Люди, жалеющие себя, навевают тоску.
     Ребекка не была до конца правдива, когда говорила о замужестве Луизы и графа. В то время она отнюдь не была счастлива таким поворотом событий. Ее глубоко потрясло, когда она наконец поняла, что происходит между ее компаньонкой и графом Хартингтоном.
     Луиза была на шесть лет старше Ребекки. Она происходила из дворянской семьи, переживавшей не самые лучшие времена. Луиза была тихой, довольно невзрачной женщиной. И вдруг - так по крайней мере поначалу казалось - она внезапно замыслила стать графиней и хозяйкой Крейборна.
     Но теперь Ребекка поняла, что ей не следовало так судить об этом. Не стоило усматривать в происходящем корысть и видеть в Луизе хитроумную авантюристку. Теперь создавалось впечатление, что ее брак можно назвать счастливым. Все стали убеждаться в том, что Луиза и граф по-настоящему любят друг друга. Подтвердилось и то, что Луиза по-прежнему испытывает к Ребекке искренние дружеские чувства.
     Какое-то неудобство, конечно, возникло от перемены ролей. До свадьбы графа и Луизы Ребекка была хозяйкой дома. Теперь же она стала проживающей у родственников бездомной вдовой. Впрочем, даже не совсем так. Ей никогда не давали почувствовать себя посторонней в этом доме. Это надо признать. Все остальное было плодом ее воображения.
     Но конечно, ее чувство одиночества усиливалось тем, что она потеряла сразу и компаньонку, и свое положение в доме. И всего лишь через год после гибели Джулиана.
     - Вскоре вы должны будете снять траур, - мягко сказала графиня. - Уже миновало более года, Ребекка. Вам надо снова появляться на людях. На свете осталось немало замечательных джентльменов, и многие из них - вполне достойные кандидаты на роль мужа. А вы так восхитительны. Я всегда завидовала вашей красоте.
     - Может быть, вскоре ваши слова оправдаются, - сказала Ребекка. - Во всяком случае, в отношении траура. Но я больше никогда не могу выйти замуж.
     С лица графини внезапно исчезла улыбка.
     - О дорогая моя, - сказала она. - Я очень нервничаю. А вы?
     Ребекка в недоумении подняла брови.
     - Вы, естественно, нет, - со смехом заявила графиня. - К чему бы вам нервничать? Вы не сделали ничего, чтобы навлечь на себя гнев Дэвида. А обо мне этого, к сожалению, нельзя сказать. Как вы полагаете, он возненавидит меня? Не кажется ли вам, что он решит, будто я пытаюсь занять его место? Ведь до сих пор граф по-настоящему любил лишь одного человека - своего сына. А может быть, он подумает, что я всего-навсего обычная охотница за богатством?
     - Дэвид? - спросила Ребекка.
     - Я его мачеха, - сказала графиня, и лицо ее исказилось, словно от боли. - Но при этом я только на два года старше его. И он узнает, что я служила у вас, будучи самым презираемым существом - обнищавшей дворянкой. Вы думаете, Ребекка, что он приедет сегодня? В письме он сообщил, что выедет из Лондона в течение недели.
     - Возможно, он приедет сегодня, - ответила Ребекка. - Или завтра. О Дэвиде ничего нельзя сказать наверняка. Может быть, он захочет пожить в Лондоне недельку шальной жизнью. Война ведь окончена, а свой офицерский патент он продал.
     - Слава Богу, что он выжил на этой страшной войне, - сказала графиня. - Я не знаю, выдержал бы Уильям шок, если бы Дэвида убили.
     - Да, - согласилась Ребекка. - Слава Богу.
     Тут графиня в смущении прикусила губу.
     - О, Ребекка, - сказала она, - простите меня. С моей стороны это было так бестактно. - Она прикрыла рукой рот и какое-то время молчала. - Вы будете рады его возвращению домой? Или нет? Вам станет легче, если вы встретитесь с ним и поговорите о вашем муже? Или вам будет больно вспомнить, что они вместе отправились на войну?
     Но Ребекка не успела ответить. Обе дамы вдруг вскочили на ноги и обменялись взглядами.
     - Лошади? - произнесла графиня. - Это Винни возвращается с вокзала? Поезд должен был уже прийти.
     Они встали рядом у окна, наблюдая за тем, повернет ли экипаж к конюшням, как это было все четыре предыдущих раза, или направится к дому. Поворот к конюшням экипаж миновал и поехал прямо к дому.
     - Я должна спуститься к Уильяму, - тяжело дыша, сказала графиня, когда экипаж замедлил движение у террасы под их окном, и дамы увидели, что к нему сзади приторочены чемоданы. - Я предпочла бы сейчас оказаться рядом с ним, нежели потом обрекать себя на торжественный выход. За всю свою жизнь я никогда еще так не нервничала. Вы пойдете со мной, Ребекка?
     - Да, - ответила Ребекка. Ей тоже был не по душе торжественный выход.
     Они поспешно сбежали вниз по лестнице, чтобы присоединиться к графу Хартингтону, который только что вышел из библиотеки в холл.
     Майор лорд Тэвисток был в 1855 году вторично ранен. Страшный удар штыком распорол ему плечо и задел шею. Эту рану Дэвид получил в тот момент, когда спасал жизнь молодому солдату, рядовому, что многие старшие офицеры посчитали бы совершенно излишним. Своим поступком он заслужил "Крест Виктории". Майор Тэвисток потерял много крови, однако выжил. Шрам пока еще оставался лилово-синим. Временами Дэвид ощущал боль в руке или в ноге - особенно в случае усталости или же когда, забыв о необходимой осторожности, вдруг спотыкался. Но если он сравнивал свое нынешнее состояние с состоянием многих других, вернувшихся вместе с ним после заключения мира, то должен был признать, что ему грех жаловаться. По крайней мере у него уцелели руки и ноги и оба глаза.
     А ведь много тысяч офицеров и солдат вообще не вернулись домой. В течение долгого времени Дэвиду Тэвистоку хотелось бы оказаться одним из них, и он однажды даже пытался войти в их число. Однако выжил.
     Со временем его охватило страстное желание вернуться в Англию. Дэвид уже давно решил, что если выживет на этой войне, то уйдет из армии и проведет остаток своих дней в деревне, в собственном поместье, заботясь о благополучии тех, кто зависит от него. Так он искупит свои грехи: то, что ушел в армию и возложил всю ответственность на плечи управляющего.
     Дэвид теперь хотел взять все на себя. Он хотел обо всем забыть. Он хотел излечиться. Но не от последствий ранений: раны на теле зажили настолько, насколько, по его мнению, это вообще было возможно. Речь шла о других, не физических ранах. В излечении нуждалась его душа. Вероятно, если бы он смог начать жить заново и совершить в этой новой жизни нечто достойное, тогда бы он сумел обо всем забыть. Он излечился бы.
     Может быть, излечился бы...
     Прежде всего он должен поехать в Крейборн. Он знал это. Должен повидать отца. Но сама мысль о поездке в Крейборн приводила его в ужас, и Дэвид провел в Лондоне на четыре дня больше, чем ему было нужно для приведения в порядок кое-каких незначительных дел. В Крейборне теперь все по-другому. У его отца появилась новая жена. Дэвид не мог представить своего отца с другой женщиной. Мать Дэвида умерла от родов, когда ему самому было всего два года.
     Новой жене его отца было только тридцать лет. Она оказалась той самой женщиной, которую Джулиан нанял в качестве компаньонки для Ребекки. Дэвид не мог вспомнить, как она выглядит, хотя несколько раз и виделся с ней. Теперь он со страхом думал о встрече с мачехой. А вдруг она окажется пустой и корыстной? Дэвид опасался, что его отец может стать совершенно несчастным, если почти год спустя обнаружит, что совершил ошибку.
     Но может быть, Дэвид боялся самого себя. Может, боялся, что придется заново привыкать к мирной жизни. И больше нельзя будет рассчитывать на покровительство со стороны отца. Но ведь Дэвид уже не маленький мальчик, который нуждается в защите.
     А может быть, он больше всего боялся, что на самом деле отсрочил на четыре дня свое возвращение домой вообще по совсем иной причине. Ребекка все еще жила в Крейборне, куда ее отправил Джулиан, отплывая на Мальту. Ей, конечно, больше некуда было ехать, но даже если бы и было, то отец Дэвида уговорил бы ее остаться. Он всегда относился к Джулиану как к родному сыну. Он и его жену явно любит как родную дочь.
     За два года Дэвиду каким-то образом удалось убедить себя, что в те ужасные мгновения на Китспуре во время битвы при Инкермане у него не было иного выхода. Пришлось выбирать между жизнью Джулиана и жизнью Шерера, и Дэвид при этом не мог оставаться безучастны