ла. Твоя косметика и веер должны были делать тебя немужественным, женственным, но почему-то производили прямо противоположное впечатление. Я была ослеплена. И с того самого момента я потеряла голову. Я пропала. И была достаточно неразумна, чтобы принять твое предложение. После этого я бы пошла на все, чтобы не потерять тебя. Это было глупо.
     Люк вздохнул.
     - А я так деловито рассуждал о долге и наслаждении, - сказал он. - Анна, Анна, каким я был глупцом.
     - Нет. - Она провела рукой по его щеке. В ее глазах светилась вся нежность, которую она сейчас испытывала. - Ты был просто очень несчастным и обиженным, Люк. Ты спрятался за напускным великолепием и репутацией безжалостного и бессердечного человека. Я надеюсь, что сейчас эта боль стала меньше, да?
     Он коснулся губами ее губ.
     - Все прошло, - сказал он. - Вся боль ушла, Анна. Я был мертв целых десять лет, любовь моя, а ты вернула меня к жизни всего за один год.
     Она улыбнулась и положила голову ему на плечо. Вдруг она почувствовала, как сильно устала.
     Когда Люк проснулся, было еще темно. Он понял, что проспал совсем недолго. Экипаж двигался с прежней скоростью. Им повезло, что ночь была ясная и светлая. Кучер уверил его, что видимость вполне хорошая, чтобы управлять лошадьми. И ни кучер, ни Люк не испытывали особого страха перед грабителями на дорогах.
     Джой снова стала засыпать. Он понял, что его разбудили ее движения. Теперь она успокоилась и снова заснула, хотя он внимательно смотрел на нее. Анна тоже спала. Ее голова лежала на его плече.
     За свою жизнь он убил четверых. Двоих из них - в эту самую ночь. Было тяжело сознавать, что он лишил людей жизни, хотя в каждом из этих случаев он понимал, что поступил справедливо, и в каждом из этих случаев убийство казалось единственным выходом. Но в этот момент он жалел только об одном, что не может убить Лоуэлла Блэйкли еще раз.
     Он был рад тому, что Блэйкли не был отцом Анны и что у нее есть подтверждение тому, которое устранит даже тень сомнения. Еще долго, возможно до самого конца, ей придется жить с тяжелыми воспоминаниями. Но, по крайней мере, она не будет думать, что ее родной отец так обращался с ней и что она помогла убить собственного отца.
     Еще не скоро они окажутся дома. Когда они доберутся до Бадена, будет уже день, а сейчас еще даже не начало светать. Люк с нетерпением ожидал возвращения домой.
     Дом! Почти невыносимое чувство нетерпения и любви захлестнуло его. Баденское аббатство - здесь его дом, где он живет с женой и дочерью, где у них родятся и вырастут еще дети. Где он будет жить, окруженный семьей, согретый своей и их любовью - до самой смерти. Где они будут жить с Анной, всегда вместе, до самой старости, если Бог будет милостив.
     Бессознательно он крепче сжал жену в объятиях.
     - Мммм, - пробормотала Анна. Она глубоко вздохнула и прижалась к нему на мгновение, а затем подняла голову и радостно улыбнулась ему немного сонной улыбкой. - Мы уже почти дома? - спросила она.
     - Я вижу мою жену перед собой, - сказал он. - Чувствую ее в своих объятиях. Стоит повернуть голову, и я увижу свою дочь, которая сладко спит рядом с нами. Разве это не дом, любовь моя?
     Она снова улыбнулась ему.
     - Да, - сказала она, - да, конечно, Люк.
     Он вдруг засмеялся.
     - Помнишь, как мы ехали домой из "Рэнела-Гарденс"? - спросил он. - Это, должно быть, не самое приятное воспоминание для тебя, Анна, потому что ты была тогда испугана и обратилась ко мне, как я полагаю, за утешением. Но для меня воспоминание крайне приятное. И несколько мучительное.
     Он улыбнулся еще шире, такой же улыбкой, как у Анны, - словно солнце посреди ночи. И еще в его улыбке была какая-то хитринка.
     - Ты помнишь, как это было? - спросила Анна, неловко вставая в тесном раскачивающемся на ходу экипаже, чтобы пересесть к нему на колени.
     - Ну, начиналось это так, - сказал он и прижался губами к ее рту. Его рука блуждала по ее телу, нащупывая ее грудь под тонкой тканью платья. А затем он засунул руку под платье и начал медленно ласкать мягкую теплую плоть. - Мм, Анна, твоя грудь так прекрасна на ощупь, когда в ней есть молоко! Я не ласкал ее губами с тех пор, как ты родила. Сегодня я это сделаю.
     - Память начала возвращаться ко мне, - шепнула Анна, но пока слишком медленно.
     - А потом было вот так, - сказал Люк. Его рука чувственно гладила ее ноги, забираясь все выше под юбки, пока не достигла своей цели, и он начал ласкать ее, все больше возбуждая, - Хотя моя память тоже начинает подводить меня, любовь моя. Мне кажется, у нас в тот раз был такой ненасытный аппетит, что мы сразу перешли к пиру.
     Она застонала.
     - Я и теперь очень голодна, - произнесла она.
     - И я тоже, любимая, - сказал он, приподнимая ее. Люк отвел ее юбки, одновременно расстегивая бриджи. - Иди ко мне на пир, Анна. Давай насладимся вместе.
     - Да, - выдохнула она со стоном, когда он вошел в нее, медленно опуская ее на себя. Он на несколько мгновений застыл в неподвижности, а затем прижал губы к ее обнажившейся груди, взял губами напрягшийся сосок и начал сосать. Молоко было теплым и сладким... и бесконечно возбуждающим.
     - Ах, Люк, Люк, ты так прекрасен!
     Он засмеялся и поднял голову.
     - Но мужественен тоже. Надеюсь, ты со мной согласна? Скажи мне, что я мужественен так же, как и прекрасен, Анна. Прошу тебя, любовь моя, я не хочу, чтобы страдало мое чувство собственного достоинства.
     Она тихо и беспомощно смеялась, склонившись над его головой.
     - Да, - сказала она. - О да, ты настоящий мужчина. Признаю это, Люк. Такой мужественный, что я даже удивляюсь, как ты там весь помещаешься.
     И начался радостный пир их тел, которым они вместе самозабвенно упивались следующие несколько минут. Они отдались ему со всей страстью - страстью, которая несла радость, исцеление и жизнь. Наслаждение было безграничным и экстаз - всепоглощающим. Но даже не это было главным. Главным было счастье самоотдачи и любви. И обещание вечного праздника и неиссякаемо обильного и радостного пира их душ и тел до конца дней.
     Спать им больше не хотелось. Они просто сидели рядом, обнявшись и тесно прижимаясь друг к другу. Они с любовью смотрели на дочь, спокойно проспавшую всю ночь на противоположном сиденье и ничего не знавшую об опасности, которая угрожала ей в эту ночь.
     А теперь они вместе везли ее домой, чтобы их любовь охраняла ее и служила залогом ее безопасности. Придет время, и она отдаст подаренную ей любовь кому-то еще, и появится новая, ее собственная, семья. Они отвезут ее домой и, если им повезет, подарят ей еше братьев и сестер.
     - Люк, - сказала Анна. - Я всегда умела наслаждаться счастьем, когда представлялась такая возможность. Я никогда не теряла надежды и всегда была способна видеть и ценить те мелочи, которые придают смысл жизни. Но теперь я знаю, что уже долгие годы я не была по-настоящему счастлива. Я счастлива сейчас, в эту минуту. Полностью счастлива. Что бы будущее ни готовило нам, я всегда хочу помнить, что в моей жизни была такая минута. И что уже одной этой минуты, даже если бы ничего не было ни раньше, ни потом, достаточно, чтобы наполнить эту жизнь смыслом.
     Он потерся щекой о ее макушку.
     - Мы будем всегда жить настоящим моментом, - сказал он, - благодаря жизнь за каждую проведенную вместе минуту. Посмотри, Анна, за окнами посерело. Светает.
     - Ах, приходит рассвет, и с ним надежда.
     - И солнечный свет, и радостный смех, - добавил он. - Давай вместе посмотрим на восход солнца. Хорошо?
     Она только с радостью вздохнула в знак согласия. Но слова ему и не требовались.