чувствовала на своей разгоряченной плоти прикосновение его прохладной, сильной, твердой и очень мужественной руки. Неожиданно граф потянулся куда-то в сторону.
     - Я подстелю полотенце, - пояснил он, а Абигайль на секунду повернулась на бок и тут же снова оказалась на спине. Он навис над ней, лаская ее щеки и лоб.
     - Расслабься, - посоветовал он. - Если и будет больно, Эбби, то только на мгновение.
     - Да, - ответила она, недоумевая, почему у нее так дрожит голос.
     Он был очень тяжелым. Абигайль почувствовала, как он поднял и свою сорочку. Горячая волна окатила все ее тело, когда он коленом широко развел ее ноги и опустил руки, чтобы подхватить ее.
     И это случилось... но там не могло быть для него места, просто не могло!
     - О нет, - взмолилась она, - пожалуйста, нет. Но он продолжал двигаться, пока не погрузился в нее настолько глубоко, что боль стала просто невыносимой.
     - Все хорошо, - сказал он, - расслабься.
     Расслабься! Абигайль с минуты на минуту ждала смерти. Хотя, подумала она, когда боль начала угасать, это все же было возможно. Ему хватило места. Она была его женой. Главное событие брачной ночи было уже не в далеком будущем, а в прошлом, Абигайль почувствовала огромное облегчение.
     - Нет, нет! - воскликнула она, когда он начал отодвигаться. Ей не хотелось терять охватившее ее чувство торжества.
     И он послушался, он вернулся.
     - Тише, - прошептал он, - расслабься и почувствуй что происходит.
     Это происходило в течение нескольких минут и несказанно удивило Абигайль. Она замерла на постели, боясь, что, если двинется, он покинет ее, но нарастающий ритм его движений подсказал ей, что все еще далеко не закончилось. Она приняла влагу их соития как благословение после мучительного соприкосновения двух душ.
     И боль - боль, которая одновременно была и мукой, и наслаждением, - родилась внизу ее живота, поднялась к груди, застряла в горле, так что Абигайль захотелось стонать и плакать вместе с этим мужчиной. Впервые g жизни она не могла подобрать нужных слов. Она прикусила губу и сосредоточилась на слиянии их тел.
     Он почти все время держался на руках, но в какой-то момент тяжело опустился на нее, приподнял ее бедра и глубоко вошел в нее раз, другой и третий, откинув голову и тяжело дыша.
     Граф замер, под тяжестью его тела Эбби вжалась в матрас. Она безмолвно молила о продолжении, но он не двигался.
     - Вот так, - проговорил он через пару минут, поднимаясь и вытаскивая из-под нее полотенце. Его голос снова зазвучал нежно, как будто он обращался к ребенку. - Все позади. Тебе было очень больно?
     - Нет, совсем нет.
     - Лгунишка, - укорил он, обнимая ее, опуская ее голову к себе на плечо и поглаживая ее руку. - Больше тебе не будет больно, Эбби, я обещаю. И ты привыкнешь к этому. Я уйду к себе в спальню через несколько минут, и ты сможешь поспать, хорошо?
     - Да, милорд, - сказала она, - если вы настаиваете. Он поцеловал ее в губы, и через минуту она услышала его мерное дыхание. Он спал.
     Как можно спать после такого неземного блаженства? Абигайль боялась, что никогда не сможет заснуть.
     Между ног у нее слегка саднило, а ночная рубашка все еще была спущена с плеч и поднята до талии.
     В его объятиях было тепло и уютно. От него приятно пахло теплом и потом с чуть различимым ароматом одеколона, исходившим от его сорочки.

Глава 5

     Я поступил нечестно, подумал граф Северн, проснувшись посреди ночи в кровати жены. После того, что ей пришлось перенести этой ночью, она нуждалась в уединении и отдыхе. Он обещал, что уйдет. Сколько времени прошло с тех пор?
     Абигайль спокойно спала, прислонив к плечу мужа шелковистую головку, обдавая его теплым дыханием и легким ароматом душистого мыла. Граф чувствовал, что ее рука покоилась у него на талии под сорочкой.
     Эта ночь и для него стала откровением. С девятнадцати лет он привык выбирать себе любовниц из числа опытных куртизанок. Поначалу ему все казалось новым, но скоро Майлз обучился самым изысканным плотским утехам. Он не подозревал, что занятия любовью с девственницей, которая тихо лежит под тобой и честно признается, что ничего не знает, могут доставить небывалое эротическое наслаждение. Граф улыбнулся, вспомнив, как после первого поцелуя Абигайль сказала, что совершенно несведуща в делах любовных.
     Свободной рукой он откинул волосы у нее со лба. Сквозь просвет между шторами пробивалась полоска света, поделившая кровать почти пополам.
     В Эбби не было ничего необычного, за исключением глаз и волос. У нее была небольшая грудь, упругая и женственная. Про эту женщину нельзя было сказать, что у нее очень тонкая талия или изящные бедра. Ее ноги, хотя и тонкие, были не слишком длинными. В ней не было ничего, что можно было бы назвать действительно красивым.
     Но, несмотря на все это, Майлз чувствовал себя с ней в постели отлично. Возможно, это происходило от сознания того, что с ней такого никто еще не делал. Или от еще более странного ощущения, что эта женщина - его жена, и он мог позволить себе излить в нее свое семя, не опасаясь, что она забеременеет. Или, может быть, потому что ему удалось заняться с ней любовью в привычной домашней обстановке. Майлз не знал, что это было за чувство, но зато твердо понимал, что пора удалиться в свою комнату. Абигайль принадлежит ему навсегда, и незачем требовать от нее исполнения супружеского долга чаще, чем один раз за ночь.
     Он приподнялся на локте и попытался вытащить ладонь у нее из-под головы, как вдруг Абигайль открыла глаза и сонно взглянула на него в темноте.
     - Я спала? - спросила она. - Я думала, что никогда не смогу заснуть.
     - Я причинил тебе боль?
     - Нет, - ее рука все еще лежала у него на талии, - но все это было очень странно. Меня поразило то, как быстро вы заснули после этого.
     - Тебе надо было меня разбудить, - с улыбкой проговорил он, - я обещал дать тебе возможность отдохнуть и расслабиться.
     - Должно быть, я заснула прежде, чем подумала о вашем обещании, - ответила Абигайль.
     Он усмехнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее. Ее рот был мягким и теплым после сна. Он прижался к ее губам, раздвигая их своими.
     Он должен уйти. Она не любовница, которая должна быть к услугам мужчины в любое время дня и ночи. Она его жена. Но это была их брачная ночь, которая должна остаться в памяти как нечто особенное. Может быть, с завтрашнего дня легче будет следовать правилам семейной жизни, которые граф сам же и установил.
     - Тебе больно? - спросил он жену.
     - Больно?
     - Вот здесь. - Его рука скользнула вниз и дотронулась до ткани у нее между ног.
     - О-о, - с трудом выдохнула она, - нет.
     Он снова завладел ее губами, а рукой убрал ткань. Эбби была теплой и слегка влажной. Его рука касалась ее, играла с ней, проникала в нее.
     На этот раз, когда граф опустился на нее, Эбби сама раздвинула ноги и, приподнявшись, обвила его ноги своими. Когда он вошел в нее, она не издала ни звука, только глубоко прерывисто вздохнула.
     Эбби спокойно лежала под мужем, чувствуя себя невероятно комфортно. Одной рукой она запуталась в его волосах, другой поглаживала его спину. Он прижался щекой к ее виску, одновременно ощущая ее мягкую теплую влажность. Боже, только бы это мгновение никогда не кончалось, мысленно взмолился граф, начиная медленно, осторожно двигаться внутри ее. Он знал, что желание вот-вот возьмет верх над разумом и тогда его движения станут быстрее и глубже.
     Все это время она лежала без звука и движения, но именно сейчас Майлз понимал, что не только жажда собственного наслаждения горячила его кровь и затуманивала сознание. Раньше секс был для него только развлечением. Как бы ни восхищался красотой и очарованием своих любовниц, как бы высоко ни ценил их искусство любви, граф всегда думал исключительно о себе. Но теперь, занимаясь любовью со своей женой в их первую брачную ночь, он остро ощущал настроение женщины, своей жены. Он откликался на малейшее движение ее теплого податливого тела, наслаждаясь ее тихой покорностью. Майлз хотел не только получить удовольствие, но и дать что-то взамен.
     - Эбби, - прошептал он, не отрываясь от ее губ, - я хочу сделать тебя счастливой. Я хочу, чтобы ты забыла о годах одиночества и тяжелого труда.
     В этот момент он резко содрогнулся, оказавшись на пике блаженства. Майлз корил себя за то, что поддался соблазну и взял ее во второй раз.
     - У тебя очень жадный муж, моя дорогая, - сказал он, с трудом отрываясь от нее и садясь на край постели. Он опустил ее ночную рубашку до колен. - Простишь меня? - Граф нежно потрепал ее по щеке. - Постарайся заснуть. Я не собираюсь будить тебя до полудня. Скажу слугам, чтобы они тебя не беспокоили.
     Она не возражала, когда он укрыл ее одеялом до плеч, поднял с пола свой халат и прошел через ее будуар в свою спальню, бесшумно закрывая за собой двери. Семейная жизнь обещает быть просто замечательной, подумал граф, зевая и забираясь в пустую холодную постель. Ему уже было хорошо.
     Абигайль была именно той женщиной, которая ему нужна. И даже больше, гораздо больше.
     К счастью, Абигайль догадалась послать накануне на Гросвенор-сквер небольшой чемодан с одеждой. Иначе, думала она, спускаясь по лестнице и оглядываясь в поисках столовой, пришлось бы снова надевать свадебное платье, а бледно-голубой муслин с оборками вряд ли подходит для завтрака.
     - Сюда, миледи, - кланяясь, сказал лакей.
     - О, Алкстер, - с широкой улыбкой обратилась она к нему, - неужели так очевидно, что я заблудилась?
     Лакей улыбнулся и распахнул двери. Абигайль было очень удобно в простом коричневом платье, отделанном белыми кружевами, и с заколотыми на затылке волосами, Ну, почти удобно, подумала она, замедляя шаг, чтобы поздороваться с дворецким, который стоял около стола. Ее муж уже сидел за столом, разложив перед собой газету. У Эбби перехватило дыхание, когда он резко поднялся со своего места.
     - Доброе утро, мистер Уотсон, - поздоровалась она, - Доброе утро, Майлз. - Она вложила ладонь в его протянутую руку и позволила ему усадить себя за стол.
     - Не думал, что ты так рано встанешь, - удивился граф. - Ты не могла заснуть?
     Абигайль вспыхнула, остро ощущая присутствие дворецкого за спиной.
     - Я заснула как убитая, после того как вы ушли, - сказала она, покраснев еще сильнее.
     - Уотсон, - вскинув на дворецкого глаза, отчеканил граф, - обслужите ее сиятельство и можете быть свободны. Я позвоню, когда мы закончим.
     Абигайль уткнулась носом в тарелку с яйцами, ветчиной и тостами, отказавшись от жареных почек и кофе с пирожными.
     - Я всегда рано встаю, - пояснила она мужу. - Мне иногда кажется, что у меня внутри есть часы с кукушкой, которые кричат "ку-ку" в одно и то же время каждое утро, независимо от того, во сколько я легла накануне. Кроме того, я считаю, что утро - самое прекрасное время суток, хотя в городе из-за высоких домов и движения это не так заметно. За городом нет ничего, что могло бы сравниться с утром. Разве что вечер после трудового дня - когда ветер уже стих и начинают сгущаться сумерки. Интересно, почему ветер с наступлением вечера каждый раз прекращается? Вы этого не замечали?
     Муж свернул газету и отложил ее в сторону. Он был странно оживлен и приветливо улыбался ей.
     - Тебе нравится за городом? - спросил он. - В таком случае летом я отвезу тебя в Северн-Парк в Уилтшире. Думаю, тебе там понравится.
     - Мне нужно кое-что вам сказать, - с жаром подхватила она. - Надо было сказать этого с самого начала, пока вы еще не женились на мне. На самом деле мне вообще не надо было приходить к вам. Я все время притворялась.
     - О, - воскликнул он, опершись подбородком на согнутую в локте руку и устремив на нее прямой взгляд синих глаз. - Момент истины?
     - Не смейтесь, Майлз, - с упреком сказала она. - Вам будет не до смеха, когда я все расскажу. Может быть, вы даже меня выгоните. Уверена, что вам захочется это сделать.
     Он промолчал, но его глаза продолжали улыбаться.
     - Я вам никакая не родственница, - выпалила она, чувствуя, как бешено заколотилось сердце. Она не собиралась говорить этого, не сейчас по крайней мере. Абигайль набрала воздуха, чтобы продолжать.
     - Вот тут вы не правы, - спокойно проговорил он. - Вы моя жена.
     - Кроме этого, - ответила Эбби. Боже, какие же синие были у него глаза! Как бы ей хотелось, чтобы он смотрел на нее! Слава Богу, было темно в ту ночь, когда он... Она ощутила, как краска заливает лицо. - Так вот, - неуклюже продолжила она, - мы состоим в очень дальнем родстве, Майлз. Я не имела права называться вашей кузиной.
     - Это твой самый тяжкий грех? - улыбаясь, осведомился он.
     Нет, это еще не все, совсем не все. Но она струсила. Может быть, лучше совсем ничего не говорить? Никто ничего не знает. Когда умер отец, она стала единственной хранительницей тайны. Наверное, ему не обязательно знать? А что, если бы и ей никто ничего не рассказал? Ведь тогда на ней не могло быть греха? Она ведь не знала бы, что обманывает мужа?
     - Нет, - возразила она, - есть еще кое-что. Нас гораздо больше..
     - Больше таких, как ты? - спросил он, перегнувшись через стол, чтобы взять ее за руку. Пока он не дотронулся до нее, Эбби не подозревала, что ее ладони холодны как лед. - У твоих родителей была тройня или даже четыре ребенка-близнеца?
     - Боже упаси, - воскликнула она, - нет, но есть еще Борис, Би и Клара.
     - Расскажи мне о них, - попросил граф. Он снова говорил с ней, как с ребенком, отеческим тоном. Он поудобнее устроился на стуле, сложив руки под подбородком.
     - Борис - это мой брат, - начала она, сглотнув. Это было не совсем правдой, но у нее не хватило смелости во всем признаться. Надо было все рассказать, как она вообще и собиралась это сделать, как только села за стол, как только взглянула на него. - Беатрис и Клара - мои сводные сестры. Они еще совсем крошки. Это дети моего отца от второго брака, моя мачеха... - Она взяла со стола вилку и начала бездумно вертеть ее в руках. - Она ушла. - Это не ложь, это полуправда, подумала Эбби.
     - Где теперь эти дети? - поинтересовался граф.
     - Би и Клара? - переспросила Эбби. - Они у своей двоюродной бабушки в Бате. Она взяла их только потому, что не было другого выхода. Эта женщина придерживается твердого убеждения, что дети должны вести себя так, чтобы их было видно, но не слышно.
     - Ты любишь их? - спросил Майлз.
     Она опустила глаза на свои руки и отложила вилку. К ее удивлению, на тарелке не осталось ничего, кроме крошек.
     - Они как будто мои собственные дети, - призналась она. - Когда их мать сбе... ушла, забота о них легла на мои плечи, потому что отец был... ну, нездоров. Во мне что-то оборвалось, когда я посадила их на поезд в Бат. У них не было счастливого детства, но я хотя бы любила их, позволяла им пачкаться, кричать и бегать, когда им вздумается.
     - Твой брат получил наследство, - нахмурился Майлз, - и не стал заботиться о тебе и сестрах?
     - О, у него не было толком никакого наследства, кроме долгов. Отец был... болен, как я уже говорила. Он болел очень долго и не мог расплатиться с кредиторами. Мы продали все, но и этого оказалось недостаточно. Борис живет где-то в Лондоне, но я редко его вижу. Он преисполнен желания быстро разбогатеть.
     - Он игрок? - осведомился граф.
     - Он хочет выплатить наши долги, - пояснила она. - Он всегда хотел быть лучше отца... Так вот, отец болел, и у Бориса не было возможности заниматься любимым делом.
     Граф молча взирал на нее.
     - Майлз, - проговорила она, снова берясь за вилку, - я подумала... когда вы сделали мне предложение, я решила... Господи, все знают, что вы богаты, как Крез. - Она в смятении взглянула на него и покраснела. - Вот то, что вы должны обо мне знать. Иногда я говорю не подумав. Я не хотела этого говорить, ваше материальное положение меня не касается.
     - Касается, - возразил Майлз, - ты стала женой человека, о котором все говорят, что он богат, как Крез. Что ты хочешь, чтобы я сделал для твоих сестер и брата, Эбби?
     - OI - Она подняла, на него умоляющий взгляд. - Я хочу, чтобы они жили со мной, Майлз, Я имею в виду девочек. Я мечтаю, чтобы они вернулись ко мне. В Северн-Парке у вас большой дом? Бьюсь об заклад, это так и есть. Вам не придется с ними встречаться, я сделаю так, что вы не будете их видеть. И обещаю, что их содержание не обойдется слишком дорого. Они не привыкли к богатству и не будут требовать много. И я не жду, что вы отправите их в дорогую школу. Я, честно говоря, вообще не хочу отправлять их в пансион, лучше я сама буду их учить.
     - Эбби. - Он снова накрыл ее руку своей, поглаживая ладонь теплыми пальцами. - Прекрати спорить сама с собой. Естественно, мы должны взять твоих сестер к себе. Твоя тетушка не будет возражать?
     - Нет-нет, - быстро ответила она. - Она ясно дала понять, что берет их только из сострадания. Они могут приехать, Майлз? Вы не будете возражать?
     Он улыбнулся и крепко сжал ее руку.
     - О Боже! - воскликнула она, глядя на мужа, но не видя его. - Да, конечно, конечно. Странно, как я раньше до этого не додумалась. Лучше и быть не может. Если бы у этой идеи были руки, она давно уже щелкнула бы меня по носу.
     Граф развеселился.
     - Этот угорь, - проговорила она, - эта жаба, эта змея. Вы ведь понимаете, что это к ней, а не ко мне он приставал. Он знал, что меня лучше не трогать. Как только он впервые попытался игриво мне улыбнуться, я сказала, что, если это повторится, я выбью ему зубы.
     Граф запрокинул голову и разразился смехом.
     - Эбби, - с трудом выговорил он, - ты этого не делала. Ты просто не способна на такой неучтивый поступок. Но о чем, если не секрет, о чем ты говоришь?
     - О мистере Гилле, - пояснила она. - Он приставал к Лоре, потому что она очень хорошенькая и так боится потерять место, что не осмелилась дать ему отпор.
     - А тебя все-таки уволили?
     - Я сказала ему, что если... - Она запнулась и покраснела. - Я потребовала отстать от нее, и на следующий же день меня обвинили в том, что я строго глазки их сыну, и выгнали. Если бы вы хоть раз увидели Хэмфри Гилла, Майлз, вы бы поняли, как я возмутилась, услышав подобное заявление. Сама мысль об этом невозможна! Это было бы смешно, если бы не было так грустно!
     - А что ты имела в виду под "лучше и быть не может"? - поинтересовался граф. - Что же должно было щелкнуть тебя по носу невидимым кулаком?
     - Лора, гувернантка, - начала Эбби. - Она может закончить обучение детей и уйти из этого ужасного дома и его похотливого хозяина. Вам не кажется, Майлз, что это прекрасная идея? Можно я попрошу ее?
     Она думала, что он откажет. Майлз некоторое время задумчиво рассматривал ее. И эта тишина была гораздо красноречивее любых слов. О Боже, подумала Абигайль, ведь она дала себе слово вести себя скромно хотя бы несколько дней. Но она уже начала болтать вовсю!
     Майлз выглядел так, как в тот первый раз - неужели с тех пор прошло всего три дня? - и так, как он выглядел в тот день, когда повел ее за покупками: он был красив, безупречен и недоступен. Трудно было поверить в то, что это тот же самый мужчина, который проделывал с ней ночью такие удивительные вещи! Абигайль почувствовала, как краска заливает шею.
     - Ты уверена, что это мудрое решение? - наконец проговорил он. - Если ее оскорбляют, мы действительно должны забрать ее оттуда или хотя бы серьезно поговорить с мистером Гиллом. Но согласится ли она стать твоей служанкой, когда еще недавно была твоей подругой, ровней тебе?
     - Она и будет моей подругой, - возразила Абигайль, - а еще поможет мне учить девочек, ведь я не умею этого делать.
     - И жить на твою милостыню? - осведомился граф. - Понравится ли ей это, Эбби?
     - Милостыню! Она не будет считать это милостыней. Неужели и я тоже живу на ваши подачки, раз вы взяли меня из того дома и приютили у себя? - У нее на щеках выступили пунцовые пятна. - Это так?
     - Ты моя жена, - парировал граф, - а это другое