апками.  Терьер  завилял
хвостом. "Наверное, я обрел друга", -  подумал  виконт  с  кривой  усмешкой.
Собака даже не тявкнула.
   - Отстаньте, сэр, - велел он Тоби. - Я не очень люблю следы от лап у себя
на панталонах или на сапогах.
   Собака лизнула ему руку. Он уже и раньше отметил, что этот терьер никогда
не получит награды за послушание. Хозяйка явно испортила Тоби.
   - Тоби, где ты? - услышал  он  голос  Кэтрин.  -  Тоби!  Взяв  собаку  за
передние лапки, виконт пытался поставить ее на землю, но тут показалась она.
Остановившись, посмотрела на него, он тоже взглянул на нее.  "Как  глупо,  -
подумал он, - зачем я это сделал?" Она женщина добропорядочная, иметь дело с
такими не входило в его планы. Во всяком случае, оставаться с ними  наедине.
И куда подевалась его вчерашняя решимость? Кэтрин посмотрела еще раз, словно
ожидая увидеть за его спиной Нэта и Идена, но их не было. Она молчала.
   - Я, между прочим, нахожусь во владениях моего брата, - вдруг сказал  он.
- Что вы можете сказать в свое оправдание?
   Она вздернула подбородок.
   - Мистер Адаме разрешает жителям деревни гулять в парке. И я иду обратно,
к воротам. Нам пора домой.
   - Советую пройти через парк, - сказал он.  -  Так  вы  сможете  дойти  до
задней калитки. Это гораздо более приятный путь. Я покажу вам его.
   - Благодарю вас, я знаю этот путь, - ответила Кэтрин.
   На этом он мог и откланяться. Возвращаться с ней через парк, ведя  лошадь
в поводу  и  останавливаясь  всякий  раз,  когда  Тоби  вздумается  обнюхать
очередное дерево, - все это займет по меньшей мере полчаса. Наедине с ней  в
парке - да Клод ему просто голову оторвет!
   Роули улыбнулся.
   - В таком случае не позволите ли мне просто проводить вас? - спросил  он.
- Вам ничего не грозит: в такую рань я не стану вас соблазнять.
   Кэтрин вспыхнула, а он смотрел на нее не отрывая глаз, все еще улыбаясь и
осторожно натягивая невидимую нить, существующую между ними.
   - Вряд ли я могу запрещать вам что-либо,  -  отозвалась  она,  -  ведь  я
нарушила границы частного владения, а вы здесь по приглашению владельца.
   Но он обратил внимание - она  больше  не  говорит  о  том,  что  вернется
обратно через ворота, выходящие на дорогу.
   Они пошли рядом, не касаясь друг друга. Но у него дух захватывало  от  ее
близости.
   - Первоцветы зацвели, -  заговорил  он,  -  скоро  распустятся  нарциссы.
Возможно, весна и ваше любимое время года, как мое?
   - Да, - ответила она. - Это новая жизнь. Новые надежды. Впереди лето. Да,
я люблю это время года, хотя в моем саду еще и нет такого разноцветия, какое
будет позже.
   Новые надежды... Интересно, на что она надеется,  о  чем  мечтает.  Да  и
мечтает ли вообще о чем-нибудь?  Или  ведет  безмятежное  существование,  не
желая никаких перемен?
   - Надежды? - повторил  он.  -  А  на  что  вы  надеетесь?  На  что-нибудь
определенное?
   Взглянув на нее, он заметил, что ее взгляд устремлен вдаль. Глаза  у  нее
сияли, и Роули понял,  каков  будет  ответ  на  один  из  его  невысказанных
вопросов.
   - На полную удовлетворенность жизнью, - ответила она. - На покой.
   - А разве у вас их нет, если вы только надеетесь?
   - Есть. - Она бросила на  него  быстрый  взгляд.  -  Но  мне  хочется  их
сохранить. Видите ли, это вещи очень хрупкие. Как и вечное счастье. Покой не
может быть каким-то  незыблемым  состоянием,  которое  приходит  и  остается
навсегда. А жаль...
   Он нарушил ее покой. В ее голосе не прозвучало укоризны, но Роули  понял,
что это так. А вечное счастье - не обнаружила ли она со  смертью  мужа,  что
такого вообще не существует? И не обнаружил ли он это же после измены  своей
невесты?
   - А вы? - Взгляд ее требовательно остановился на нем. - На что  надеетесь
вы?
   Роули пожал плечами. На что  он  надеется?  О  чем  мечтает?  Ни  о  чем!
Неутешительно, но, кажется, верно. Управлять своей жизнью может только  тот,
кто ни о чем не мечтает и ни на что не надеется. Ведь когда человек мечтает,
он, как правило, устанавливает связи с другими людьми,  а  от  людей  нельзя
зависеть, если не хочешь, чтобы тебя сбили с ног или поранили.
   - Я не тешу себя мечтами, - ответил он. - Я  живу  и  наслаждаюсь  каждым
новым днем. Когда мечтаешь о будущем, растрачиваешь настоящее.
   - Да, все так думают. - Кэтрин улыбнулась. - Но  мне  кажется,  жить  так
невозможно. Я думаю, все люди мечтают. Иначе жизнь порой была бы невыносима.
   - Значит, иногда ваша жизнь бывает невыносимой? - спросил Роули.
   Действительно ли настоящее удовлетворяет ее? Она живет  здесь  пять  лет.
Живет как  вдова.  Сколько  ей  лет?  Наверное,  где-то  между  двадцатью  и
тридцатью. Значит, начиная примерно с двадцати лет она живет одна. Может  ли
быть, чтобы такая  жизнь  удовлетворяла  ее?  Хотя,  конечно,  брак  ее  мог
оказаться  столь  невыносимым,  что  свобода,  обретенная  во  вдовстве,  по
контрасту выглядит просто раем.
   - У всех жизнь бывает временами невыносима, - ответила она. -  Никому  не
удается полностью избежать ее мрачных сторон, я полагаю.
   Они подошли к реке, протекавшей через парк и дальше, по задам деревни.  В
этом месте река устремлялась вниз, журча среди камней и под каменным арочным
мостом, по краям которого шли перила. По этим перилам они в  детстве  любили
ходить, балансируя раскинутыми вширь руками.
   - Если вам когда-нибудь захочется покоя, - начал Роули, останавливаясь на
середине моста и кладя руки на перила, - вы найдете его  здесь.  Нет  ничего
более успокаивающего, чем слушать и смотреть на бегущую воду, особенно  если
падающий на нее свет  пробивается  сквозь  ветки  деревьев.  -  Он  отпустил
поводья, и его лошадь перешла на другой берег пощипать травы.
   Кэтрин остановилась рядом с ним  и  посмотрела  на  воду.  Тоби  помчался
дальше.
   - Я многое перечувствовала, стоя здесь. Наверное, она не осознавала,  что
тоска, прозвучавшая в ее голосе,  говорила  больше,  чем  слова.  Эта  тоска
сказала ему, что Кэтрин с ним согласна и что в  ее  жизни  часто  приходится
искать успокоения.
   Роули посмотрел на нее. Она стояла  подле  него  -  стройная,  вся  такая
золотистая и красивая. Ее руки, обтянутые лайковыми  перчатками,  лежали  на
перилах моста. Если бы он не ошибся в своих первоначальных расчетах, подумал
виконт, сейчас уже знал бы ее всю - во всех подробностях. Его руки знали бы,
каково ее стройное, крепкое тело. Он знал бы, как нежна,  горяча  и  желанна
она изнутри, знал бы, как она ласкает - со сдержанным умением или  с  пылкой
страстью. И знал бы, возможно ли первое превратить во второе.
   Интересно, хватило бы ему одного или двух раз? Желал бы он ее и после так
же пылко, как сейчас? Или он - как  у  него  обычно  бывало  с  женщинами  -
удовлетворился бы, узнав все, что можно узнать? Потерял бы он к  ней  всякий
интерес и стал бы изобретать причину для этой опасной  утренней  прогулки  в
парке?
   Ничего этого он не знает. И может быть, не узнает никогда.
   Роули не осознавал, что и молча смотрит на нее, пока она  не  подняла  на
него взгляд, и тогда по изменившемуся выражению ее глаз, ее лица  он  понял,
что она прочла его мысли.
   Виконт хотел что-то сказать, но в голову ему ничего не приходило.  Кэтрин
уже открыла  рот,  словно  намереваясь  заговорить,  но  снова  сжала  губы,
устремив взгляд на воду. Позже он удивлялся, почему не оторвался от перил  и
не предложил ей идти дальше. Удивлялся,  почему  и  она  не  подумала  снять
напряжение таким же образом. Нет,  никто  из  них  не  сделал  этого.  Роули
наклонился немного вниз и в сторону, повернул голову и нашел губами ее губы.
Он разжал губы, чтобы узнать вкус ее губ. Они  заметно  задрожали,  а  потом
вернули ему поцелуй. Но он не прикасался к ней. Они не  повернулись  друг  к
другу.
   Поцелуй длился недолго, но все же гораздо дольше, чем мог  быть  в  такой
ситуации. Роули опять стал смотреть на воду. Кэтрин, очевидно, сделала то же
самое. Он дрожал. Он не знал в точности, к чему это приведет, а ему хотелось
управлять своими поступками. Она отказалась стать его любовницей.  И  твердо
дала ему понять, что решение это совершенно серьезно. Поцелуи ради  поцелуев
- вещь бесцельная, в особенности если они действуют так возбуждающе. Но сами
по себе поцелуи никуда не могут привести. Он определенно не заинтересован ни
в каких продолжительных отношениях.
   - Ради моего самоуважения, - начал он, - признайтесь, что  это  произошло
не против вашего желания, не так ли?
   Последовало долгое  молчание.  Роули  решил,  что  она  и  не  собирается
отвечать. Может быть, она не поняла его вопроса. Но в  конце  концов  Кэтрин
ответила:
   - Нет, это произошло не против моего желания. Было бы проще, если бы  она
не  признавалась  в  этом.  Проклятие!  Чего  она  хочет  от  жизни?  Только
спокойствия и удовлетворенности? А наслаждения? Хотя, конечно, возможно  еще
и другое.
   - Я полагаю, - сказал он голосом более резким, чем ему хотелось бы, -  вы
хотите снова выйти замуж, - Нет, - быстро возразила она, - нет,  ни  в  коем
случае! Снова? Нет. Зачем  женщине  добровольно  становиться  собственностью
мужчины и выносить всевозможные унижения,  растворять  свой  характер,  саму
свою личность в нем? Нет, милорд, я  не  пытаюсь  завлечь  вас  и  заставить
сделать мне лестное предложение.  Или  какое-нибудь  другое  предложение.  Я
отказала вам в тот вечер совершенно серьезно, и  если  вам  кажется,  что  я
завлекаю вас, что этот поцелуй - доказательство тому, прошу прощения.  Я  не
стремлюсь вас завлекать и не ожидала,  что  так  случится.  А  теперь  пойду
домой. Не провожайте, прошу вас. Уверяю  вас,  что  не  заблужусь.  Тоби!  -
громко крикнула она и торопливо пошла по мосту.
   Роули не пошел за ней и остался стоять на том же месте, опираясь  локтями
о перила и устремив взгляд на воду.
   Он долго простоял бы в таком положении, если бы хруст веток в  кустах  не
заставил его поднять  голову.  Роули  подумал,  что  это  вернулась  Кэтрин.
Зачем?.. Но это оказался один из садовников или лесников Клода, он бросил на
виконта несколько удивленный взгляд, откинул волосы со лба и продолжил  свой
путь.
   Хорошо,  подумал  лорд  Роули,  что  этот  человек  не   появился   здесь
несколькими минутами раньше.

Глава 7

   Обитатели Боудли обнаружили, что  их  жизнь  стала  полнее  и  ярче.  Уже
несколько дней стояла солнечная и не по сезону теплая погода, и деревья  уже
заметно зазеленели, зацвели первые весенние цветы, словно демонстрируя,  что
дальше их будет все больше и больше. Зеленые ростки появлялись даже в  садах
тех людей, о которых было известно, что Господь не  благословил  их  умением
обращаться с растениями. Несколько пушистых белых ягнят бродили по лугам  на
тоненьких ножках подле своих матерей, шерсть у которых была более  желтой  и
грубой.
   К тому же почти каждый день кто-то из усадьбы Адамсов - они сами  или  их
гости - появлялся в деревне или по крайней мере проходил по дороге. Кое-кому
даже повезло - их пригласили в господский  дом.  Разумеется,  несколько  раз
приглашение  получили  пастор  с  женой.  Оба  они  имели   касательство   к
дворянству: миссис Ловеринг была троюродной сестрой барона.  Один  раз  была
приглашена миссис Уинтерс. Мисс Доунз пригласили пить чай  с  дамами  как-то
вечером по просьбе леди Бэрд, помнившей ее с  давних  времен.  К  несчастью,
миссис Доунз была  слишком  слаба,  чтобы  выходить  из  дома,  и  не  могла
сопровождать свою дочь. Но мисс Доунз сообщила, что леди Бэрд зайдет  к  ним
как-нибудь к вечеру.
   Вскоре в помещичьем доме состоятся  званый  обед  и  бал.  Все  окрестные
жители, которые хоть немного претендуют на светскость, получат, конечно  же,
приглашение. Танцевать будут под настоящий оркестр, а не под фортепьяно,  на
котором играют обычно, когда кто-то из местных  собирает  гостей  в  верхнем
помещении трактира. Все  теплицы,  расположенные  на  окраине  Боудли-Хауса,
будут опустошены, потому что цветами украсят и столовую, и бальный зал.
   Ничто из задуманного помещиками не оставалось тайной для  деревни,  равно
как и ежедневные  занятия  господ  и  их  гостей.  Не  потому  что  слуги  в
Боудли-Хаусе необычайно  болтливы,  просто  многие  из  них  происходили  из
здешних мест, их родители и  родственники  жили  либо  в  деревне,  либо  на
окрестных фермах. А один из лакеев и садовники в свободное  время  частенько
захаживали в кабачок. Миссис  Крофт,  домоправительница,  была  в  дружеских
отношениях с миссис Ловеринг. Поэтому ни одна из новостей, касающихся людей,
к которым все питали  жадный  интерес,  не  могла  остаться  неизвестной  и,
конечно, ни одно из событий нельзя было удержать в тайне.
   А граница между новостью и сплетней всегда была очень зыбкой.
   Как-то Берт Уэллер, сидя вечером в кабачке,  за  четвертой  кружкой  эля,
рассказал, что видел рано поутру, как миссис Уинтерс выгуливала свою  собаку
под деревьями парка. Ничего  особенно  странного  в  этом  не  было.  Миссис
Уинтерс всегда была ранней пташкой. Она часто выходила  из  дому  с  первыми
петухами. И в парке она гуляла нередко, как и все они. Мистер Адаме  сказал,
что он не возражает против этого, хотя жители деревни и не были уверены, что
миссис Адаме одобряет такие вольности.
   Одно вот только странно - а может, вовсе и не странно,  добавил  Берт,  -
что виконт Роули тоже был в парке, неподалеку, он стоял на  старом  мосту  и
смотрел в воду, покуда его лошадь паслась поодаль. И было похоже  при  этом,
что миссис Уинтерс шла от моста.
   Может, они встретились и обменялись утренними приветствиями,  предположил
кто-то.
   Может, они встретились и обменялись не  только  утренними  приветствиями,
предположил Перси Лэмбтон  с  усмешкой  и  окинул  присутствующих  взглядом,
ожидая одобрения.
   Но  одобрения  не  последовало.  Одно  дело  -  высказаться   по   поводу
неприятного факта и даже обсудить его. И  совсем  другое  дело  -  разжигать
злобные слухи. Его светлость - брат уважаемого всеми мистера Адамса,  причем
брат-близнец, а миссис Уинтерс - уважаемая леди, живущая у  них  в  деревне,
пусть даже никто не знает, откуда она приехала и какую  жизнь  вела  до  тех
пор, как поселилась в Боудли.
   Может, они встретились случайно и прошлись вместе?  В  конце  концов,  их
представили друг другу, когда миссис Уинтерс  была  приглашена  в  помещичий
дом.
   А красивая была бы парочка, заметил кто-то.
   Да ведь он - виконт,  напомнили  остальные.  Пусть  даже  она  леди,  без
малейшего сомнения, все  равно  слишком  велико  расстояние  между  ними  на
общественной лестнице.
   - А может, она просто была горничной у леди, вот и научилась  благородным
манерам, - предположил Перси Лэмбтон.
   Миссис Хардвик снова наполнила кружки, и разговор перекинулся  на  другие
темы.
   Но новость  эта  каким-то  образом  распространилась.  У  слушателей  она
вызвала интерес, хотя почти совсем беззлобный. Этого было достаточно,  чтобы
все принялись следить с большим, чем обычно, вниманием за малейшим признаком
увлечения  такого  важного  лица,  как  виконт  Роупи,  миссис   Уинтерс   -
жительницей их деревни. До вечера, когда должны были состояться обед и  бал,
произошло три случая. Три очень незначительных случая, по правде говоря,  но
ведь для тех, кто живет так изолированно, вдали  от  крупных  городов,  даже
мелкие бытовые события могут показаться весьма важными.

***

   Воскресным утром все обитатели Боудли-Хауса отправились в церковь. Кэтрин
с удовольствием  наблюдала  со  своей  скамьи,  как  миссис  Адаме  с  самым
величественным  видом,  на  который  только   была   способна,   возглавляла
процессию, шествующую по проходу вперед, к фамильной скамье Адамсов, где она
обычно восседала, - на этом почетном месте могли,  разумеется,  разместиться
отнюдь  не  все.  И  большинству  прихожан  пришлось   усесться   на   голой
полированной скамье позади миссис Адаме.
   Вчера вечером преподобный отец Ловеринг с супругой опять были  приглашены
на обед. Ее,  Кэтрин,  не  пригласили.  Многозначительная  оплошность,  если
учесть, что у миссис Адаме все еще не хватает одной дамы.  Ясное  дело,  это
она так наказывает Кэтрин за то, что у той  достало  дерзости  уединиться  в
музыкальной гостиной с виконтом Роули. Не то чтобы это было как-то  особенно
неприлично, но миссис  Адаме  хотела,  чтобы  все  оставшееся  время  виконт
смотрел  только  на  ее  сестру.  Любая  одинокая  женщина  в  возрасте   от
восемнадцати до сорока расценивалась как угроза.
   В церкви на скамью рядом с Кэтрин села Джулиана,  как  иногда  делала,  и
улыбнулась ей с видом заговорщицы. Судя по всему, миссис Адаме не  хватилась
дочери, Наверное, она решила, что дочь с кем-то из гостей. Кэтрин подмигнула
в ответ.
   На обед и на бал, которые состоятся в  следующую  пятницу,  она  получила
приглашение, но это ее почти не удивило. В сельской местности трудно собрать
столько гостей, чтобы  сборище  походило  на  бал.  Для  успеха  задуманного
годится кто угодно.
   Она не жалела о том, что попала в черный список миссис Адаме. Три дня она
была совершенно счастлива, что может не  видеть  виконта  Роули.  Теперь  же
украдкой посмотрела на него. Он сидел  на  фамильной  скамье  рядом  с  мисс
Хадсон; между ним и его братом разместились еще два лица. Но Господи, как же
они похожи! И как странно, что эта темноволосая красота  существует  в  двух
экземплярах.
   Тот поцелуй! Их губы встретились, вот и все.  Ничего  другого  там  и  не
было. Но поцелуй этот обжег и сокрушил ее. Три дня она не могла его  забыть,
ночью он вплетался в ее сны.
   Дело было не в том, что он украл поцелуй, а  в  том,  что..,  он  его  не
украл. Она знала, что к этому все идет. Нужно быть дурой,  чтобы  не  понять
этого. На  мосту  воздух  был  насыщен  желанием.  Она  могла  бы  разрушить
напряжение.  Могла  бы  что-то  сказать.  В  конце  концов  продолжить  свою
прогулку. Она ничего этого не сделала.
   Да, поцеловал ее он. Он приблизил губы к ее  губам  -  и  губы  его  были
раскрыты. Ее же роль была совершенно  пассивной,  хотя  она  опасалась,  что
когда губы их встретились, она как-то ответила на его поцелуй. Она  пыталась
убедить себя, что во всем виноват  только  он,  что  это  действительно  был
украденный поцелуй, - он ведь только что уверял ее, что не соблазняет женщин
в такую рань.
   И все-таки он не украл этот поцелуй. Они  поцеловались.  И  она  виновата
столько же, сколько и он. Она не уклонилась, потому что.., ну что ж,  потому
что ей этого хотелось. Из любопытства. Ах нет, что  за  чепуха!  Просто  она
проголодалась. Вот и все.
   Но как же теперь может она испытывать  законное  негодование,  с  которым
отнеслась к посещению ее коттеджа и к тому, что  он  говорил  в  музыкальной
комнате? Это лицемерие. Но больше она не желает иметь с ним ничего общего.
   Она думала, что пора подобных глупостей для нее миновала.
   Ах,  почему  это  повесы  так  притягательны!  Она  тихонько   вздохнула,
решительно опустила взгляд на молитвенник и прислушалась к шепоту  Джулианы,
рассказывающей о том, как вчера дядя Рекс катал ее на лошадке и пустил  свою
лошадь галопом, потому что она так просила его, а потом мама выбранила его и
сказала, что чуть было не умерла со страху, а папа засмеялся и  сказал,  что
дядя Рекс был самым хорошим наездником  в  британской  кавалерии,  а  мистер
Гаскойн...
   Но тут началась служба, ей пришлось шикнуть  на  Джулиану,  улыбнуться  и
подмигнуть.
   Кэтрин намеревалась выскользнуть из церкви, едва служба подойдет к концу.
Ей совершенно не хотелось встречаться с кем-либо из обитателей Боудли-Хауса.
Но вышло иначе. Джулиане страшно хотелось рассказать ей еще одну историю.  И
она взволнованно рассказала о том, как побывала в замке  Пайнвуд,  как  лорд
Пелхэм поставил ее на стену с бойницами и она испугалась; а дядя  Рекс  снял
ее и поставил рядом с собой на решетку донжона, и она опять испугалась, хотя
это