голову Гейбу. Он представлял, как она обхватит его ногами  и...
Что-то в этом роде. Но, увы, ни той ни другой здесь нет.
     Лорд Фрэнсис расхохотался.
      -  Надеюсь, он ей об этом не сказал. Может, в Швейцарии этот  способ
ухаживания считается нормой, но англичанка подняла бы такой шум, что  ему,
бедолаге,  пришлось  бы целый месяц встречаться на рассвете  с  дядюшками,
братьями и прочими родственниками леди, вызывающими его на дуэль каждый по
очереди. Так что избави Бог тебя, Гейб, от такой ошибки.
      - Я попридержу свои мысли при себе, - сказал граф, усмехаясь. - Я  и
так  сглупил,  поделившись  ими  с Берти.  В  любом  случае  девушки  уже,
наверное, приглашены куда-нибудь сегодня. Или, что тоже возможно, они  еще
не  представлены обществу. Чем еще можно объяснить их вчерашнюю уединенную
прогулку?
      Но  по  правде  сказать,  Гейб тоже надеялся  их  увидеть,  особенно
рыженькую.  Удивительно, но она ему снилась ночью и во сне  говорила  ему,
что он должен ехать домой, что там его место.
      Улыбка  сама  собой  сползла с лица, и граф даже пропустил  какую-то
остроумную  реплику лорда Фрэнсиса, так рассмешившую Альберта.  "Верно,  -
думал Гейб. - Все верно?"
      Для приезда в Лондон у него была еще одна причина, о которой он даже
себе  признавался  неохотно. Гейб не был суеверен, но  тут  что-то  словно
подталкивало  его.  Он  испытывал странное возбуждение  и  восторг.  Будто
здесь, в городе, его ждала судьба. И теперь он решил, что предчувствие его
не обмануло. Он оказался в нужное время и в нужном месте.
      Граф  Торнхилл  знал, что однажды он столкнется с бывшим  любовником
Кэтрин. Конечно, обычаи вызывать обидчика на дуэль, чтобы влепить ему пулю
в  лоб,  давно  канул в Лету, и тем не менее Гейб жаждал мести.  Отец  его
умер,  он  стал  главой семьи, которая была обесчещена.  Кроме  того,  ему
нравилась  Кэтрин, иначе он не стал бы тратить на нее два  года  из  своей
жизни.  Не  будь  она женщиной, достойной уважения, ей пришлось  бы  одной
пережить  все  тяготы  случайного романа. Но даже  несмотря  на  поддержку
Cейба,  в  душе Кэтрин осталась глубокая рана. Да, она очень  любила  свою
маленькую  дочь и сейчас жила только ради нее, но еще не раз  придется  ей
почувствовать,   как   нелегко  одной  воспитывать  ребенка,   когда   вся
ответственность ложится на мать.
      Для так называемого отца никаких проблем не существовало: он получил
свою долю удовольствия и исчез.
      Самое меньшее, что можно было сделать, как уже давно решил для  себя
граф  Торнхилл,  - это известить негодяя о том, что ему,  Гейбу,  известна
правда.
     Вот сейчас он прогуливается верхом по аллеям парка, галантно кланяясь
знакомым.  Заметив  даму в фаэтоне, он снял перед ней  шляпу  и,  сверкнув
белозубой улыбкой, поцеловал руку. Сама беззаботность. Каков негодяй! Гейб
зажмурился,  представив,  как эти белые зубы вылетают  из  кровавого  рта,
разбиваясь о мощный кулак.
     - Вы перегородили дорогу, Гейб, - заметил лорд Фрэнсис.
     - Что? О, простите.
      Между тем бывший любовник Кэтрин, еще улыбнувшись на прощание леди в
фаэтоне, поехал дальше, в менее людную часть парка.
     - Я ненадолго вас оставлю: мне надо кое с кем поговорить.
      Не  дожидаясь ответа от спутников, Гейб, лавируя между пешеходами  и
всадниками, поспешил вслед за ловеласом.
      - Керзи, - окликнул он всадника, когда тот мог его услышать, - какая
приятная встреча!
     Виконт Керзи развернулся, недовольно сдвинув брови, но затем красивое
лицо его прояснилось и он с улыбкой сказал:
      -  А, это вы, Торнхилл. Вернулись в Англию, как вижу. Соболезную  по
поводу кончины вашего отца. Это тяжелая утрата.
      -  Отец болел несколько лет, - ответил граф. - Мы были готовы к  его
смерти.  Ваша дочь, виконт, будет, как вы, блондинкой, хотя на  теперешний
момент  у  нее  не так много волос. Кстати, вы знали, что у  вас  родилась
дочь,  а  не сын? Полагаю, это к лучшему, особенно если ребенок  не  может
быть заявлен как наследник.
      Граф  с  интересом  наблюдал, как голубые  глаза  Керзи  подернулись
дымкой, так, будто закрылись шторы.
     - О чем это вы? - холодно и одновременно запальчиво спросил виконт.
     - Леди Торнхилл сейчас неплохо устроена в Швейцарии вместе с дочерью,
-  сказал  граф,  -  и  я  думаю,  там она быстрее  сможет  оправиться  от
потрясения и набраться сил, телесных и душевных, чтобы жить дальше.  Хотя,
как мне кажется, вы не очень-то жаждете узнать о ней что-нибудь.
      -  С  чего  бы  мне интересоваться ее судьбой? - хмуро спросил  лорд
Керзи.  -  Я  видел Кэтрин всего лишь раз или два, когда навещал  дядю  во
время  болезни.  Полагаю,  именно  вам,  Торнхилл,  следует  заботиться  о
благополучии дамы, не так ли?
     Граф усмехнулся.
      -  Думаю,  нет  смысла продолжать обмениваться  любезностями.  Я  не
намерен швырять вам в лицо перчатку. Достаточно того, что вы до конца дней
будете  знать  о том, что мне известна ваша тайна. И если мне представится
возможность  отплатить  вам, Керзи, не сомневайтесь,  я  ею  воспользуюсь.
Доброго вам дня.
      Граф  Торнхилл  дотронулся рукой до полей шляпы и,  развернув  коня,
неторопливо поехал прочь.
     Но вопреки ожиданиям он не чувствовал удовлетворения от состоявшегося
разговора. Вряд ли этот негодяй будет мучиться угрызениями совести.
      А  ведь  его  отец был обманут этим человеком, мачеха -  обесчещена,
ребенку предстояло вырасти, не зная имени настоящего отца, и сам он, Гейб,
лишился репутации порядочного человека.
     Душа графа жаждала мести.
      Впервые Торнхилл испытал настоятельную потребность унизить Керзи  за
ту  боль, которую тот причинил ему. Пусть помучается. Он того заслужил. Но
открыть свету правду о том, кто истинный виновник скандала с Кэтрин,  Гейб
не  считал  возможным.  Надо было найти иной путь  морального  уничтожения
виконта Керзи.
     И Гейб решил, что он обязательно его найдет и будет тверд до конца.

                                  Глава 3

     Несмотря на то что он, так сказать, разбил лед отчуждения, появившись
перед светом во время прогулок в парке, прошло две недели, прежде чем граф
Торнхилл сделал свой первый официальный визит. Он долго размышлял  о  том,
не  вернуться  ли  домой.  В  конце  концов,  он  доказал  самому  себе  и
окружающим,  что  не  боится  предстать  перед  обществом,  считавшим  его
негодяем высшей пробы. Кроме того, он встретил Керзи и сказал ему то,  что
хотел  сказать.  Не поставить ли на этом точку? Нет, решил Торнхилл,  рано
останавливаться на достигнутом: выезжать верхом в "модные часы" не  то  же
самое, что посещать балы и приемы.
      Торнхилл  принял  решение ехать на бал, тем более что  выбор  имелся
богатый.  Создавалось  впечатление,  что  титул  и  состояние  имели   для
лондонской публики куда больший вес, чем порядочность. Каждая хозяйка дома
стремилась   заполучить  к  себе  в  гости  как  можно  больше   неженатых
состоятельных мужчин. На то он был и сезон, чтобы юные дочери,  племянницы
и  внучки  нашли  своих  суженых  и  благополучно  вышли  замуж.  Габриэль
Торнхилл,  двадцати  шести  лет от роду, холостой,  титулованный  и  очень
богатый, подходил для этого как нельзя лучше.
      Торнхилл выбрал бал, устраиваемый виконтом Нордалом на Беркли-сквер,
по  той  простой причине, что туда же собирались сэр Альберт Бойл  и  лорд
Фрэнсис  Неллер.  У  Нордала  были дочь и  племянница,  которых  надлежало
вывести  в  свет.  Эту роль взяла на себя сестра виконта  леди  Брилл.  По
слухам,  она  была  настоящей фурией. Что с того,  думал  про  себя  Гейб,
подъезжая в карете к Беркли-сквер. Его пригласил хозяин дома, и если  леди
Брилл  отвернется от него, то он оденется в броню холодной  надменности  и
ответит  ей  презрительной  насмешкой. Для Гейба,  с  его  острым  умом  и
наблюдательностью, это ничего не стоит.
      -  Что из себя представляют эти девушки? - спросил он сэра Альберта,
когда  тот подсел к нему в карету. - Они хорошенькие? Трудно будет Нордалу
сбыть их с рук?
     Сэр Альберт пожал плечами.
      -  Я  их  никогда  не видел. Должно быть, на этой  неделе  они  были
представлены  ко  двору,  а сегодня у них первый бал.  Хотя,  Гейб,  готов
поспорить, что они не блещут красотой. Сейчас ведь как? Что ни горничная -
то красотка, что ни леди - так схожа с лошадью.
     Граф усмехнулся.
     - Ты несправедлив к дамам, Берти. Может, наша внешность им тоже не по
нраву. Да и важнее, наконец, то, что у человека внутри, а не снаружи.
     Сэр Альберт презрительно скривил губы.
      -  Важно  то,  что  в  кошельке у их папаш.  Если  он  толст,  тогда
действительно не важно, какова девица на вид.
      -  А ты стал законченным циником, мой дорогой, - отметил граф, когда
его  карета  остановилась в конце вереницы экипажей,  заполнявших  Беркли-
сквер.
      Ярко  освещенный холл был уже полон гостей. Граф не мог не  заметить
нескольких  наведенных в его сторону лорнетов, злобного шепота и  нервного
обмахивания веерами, вызванных его появлением. Но открыто никто не  посмел
выразить враждебность.
      Виконт  Нордал,  стоявший первым в цепочке встречающих,  был  весьма
любезен,  леди Брилл также приветливо поклонилась гостю. Среди собравшихся
лорд Торнхилл заметил двух девиц в белом. Это означало, что они не замужем
и этот бал для них первый.
      Позже  он  узнал девушку, стоящую рядом с леди Брилл, ту самую,  что
олицетворяла  собой  английский  тип  красоты.  Она  буквально   искрилась
весельем,  а  ее золотистые кудряшки, казалось, излучали свет.  Юная  леди
была  напрочь лишена жеманства и притворства, чем часто грешат девушки  ее
возраста,  стремящиеся выглядеть серьезнее и солиднее.  Это  была  Саманта
Ньюмен.
      Граф  Торнхилл поклонился ей, пробормотав какие-то банальные  слова,
тогда как взгляд его нетерпеливо искал вторую девушку. А, вот и она!
     Такая, какой она ему снилась. На сей раз воображение не сыграло с ним
'+.)  шутки  и он нисколько не приукрасил ее в своих мечтаниях.  Гейб  был
высоким мужчиной, но ее янтарные глаза оказались на уровне его подбородка.
И  роскошная  копна  темно-рыжих волос, тогда,  в  парке,  спрятанная  под
шляпкой,  сейчас сияла во всем великолепии: волосы пышными кудрями  падали
на плечи, вились у висков. И фигура у нее была такой же прекрасной, как во
сне,  хотя  Гейб и не мог оторвать взгляда от ее лица, чтобы  полюбоваться
ею.  А  все  вместе создавало ощущение праздника жизни; даже белая  одежда
смотрелась на ней так, будто белый был цветом обольщения!
      Он  поцеловал  ей  руку, пробормотав что-то  насчет  того,  что  она
обворожительна, еще раз пристально заглянул ей в глаза, чтобы убедиться  в
том, что она его узнала, и продолжил свой путь в зал. Теперь он знал,  что
его пассия - дочь виконта Нордала, Дженнифер Уинвуд.
      -  Ну  что  же, Берти, - заметил Гейб, приставив, к глазу  лорнет  и
обводя  взглядом  публику,  -  ты должен мне  пять  фунтов.  На  этот  раз
лондонский сезон предлагает нам по крайней мере двух хорошеньких невест.
      -  Я  уже  было совсем убедил себя в том, что эти леди в  парке  нам
привиделись. Признаюсь, Гейб, я сражен наповал.
      - Готов поспорить, что тебя сразила блондинка. Я намерен танцевать с
другой.  Тут  и  поглядим,  пригласили  меня  сюда  в  качестве  декорации
благородного происхождения или все же мне дозволят приударить за одной  из
достойных дочерей светского общества.
      - Ставлю пять фунтов на то, что тебе не только дадут познакомиться с
ней поближе, но и всячески станут поощрять и подбадривать. Я легко отыграю
свои деньги.
      -  Смотри,  -  сказал граф, - Неллер идет сюда. Весь в  сиреневом  и
благоухает, как сирень. Фрэнк, ты ли это? Какой денди! Надеешься очаровать
всех присутствующих дам? Смотри не переоцени силы.

                                    ***

      Две  недели перед аудиенцией при дворе прошли не только  в  приятных
хлопотах,   но  и  в  весьма  ответственных  приготовлениях.   Поэтому   с
поставленной  задачей Дженнифер справилась блестяще:  она  не  оступилась,
кланялась  тогда, когда это было необходимо, и с достоинством отвечала  на
вопросы.  Наградой за пройденное испытание девушке виделся бал. Даже  сама
подготовка  к балу доставляла ей огромное удовольствие. Дженни с  Самантой
участвовали  в  выборе приглашенных, хотя, по правде  сказать,  руководила
всем этим тетя Агата, а они соглашались с теми именами, которые предлагала
она,  и отклоняли те, которые, по мнению леди Брилл, не подходили. Что  уж
говорить  о  таких приятных моментах, как покупка и шитье  новых  нарядов,
выбор причесок и украшений.
      Не  обошлось и без разочарований. Весь цвет общества, истосковавшись
за  зиму,  с головой бросился наслаждаться жизнью. А Дженнифер  и  Саманта
вынуждены  были довольствоваться редкими прогулками в парке и ждать,  пока
не  наступит  время их первого бала, после которого и им  позволено  будет
вкусить  радостей жизни. Саманта все время причитала, что такое  положение
вещей даже на самую жизнелюбивую девушку способно нагнать тоску.
      Дженнифер тоже было о чем переживать. Виконт Керзи однажды приехал к
ним  на чай. Всего лишь раз за две недели! Да не один, а с матерью,  и  те
полчаса,  что  он находился на Беркли-сквер, все они: Керзи  и  его  мать,
Саманта,  Дженнифер  и  тетя Агата - сидели в одной  комнате  и  общались.
Только перед уходом Керзи улыбнулся ей и поцеловал руку.
      Этот  единственный  визит ознаменовал ее новое положение  официально
обрученной   с  лордом  Керзи.  Честно  говоря,  Дженнифер  считала,   что
обрученные  могут встречаться чаще и иногда бывать наедине, но,  наверное,
Керзи  поступал  согласно  требованиям  хорошего  тона,  о  которых   она,
Дженнифер, просто не знала.
      Но  вот наступил долгожданный вечер. Дженнифер так волновалась,  что
боялась,  как бы ей не стало плохо. Понимая, что для двадцатилетней  особы
ведет себя непростительно, Дженнифер ругала себя на все лады и чуть ли  не
презирала  за  слабость, но от этого ей становилось только хуже.  Наконец,
отчаявшись, она решила, что притворяться бессмысленно: если ей не  суждено
вести себя солидно, пусть все видят, как она волнуется.
      Казалось, на бал съехался весь лондонский свет. Нарядные  господа  и
дамы проходили мимо нее, стоявшей в ряду встречающих. Юные девушки, так же
как  они  с  Самантой,  были одеты в белое, на дамах  высшего  света  были
роскошные   платья,  дополненные  тюрбанами  с  покачивающимися   на   них
страусовыми   перьями.  Мужчины  постарше  любезно  улыбались,   произнося
цветистые комплименты, молодые люди бормотали какие-то ничего не  значащие
слова  и  смотрели оценивающе на девушек в белом. Дженнифер теперь поняла,
почему   эти  балы  называются  ярмарками  невест,  и  не  без  некоторого
превосходства отметила про себя, что она в ней участия не принимает.  Ведь
лорд  Керзи  приехал  пораньше и уже просил ее о том, чтобы  первый  танец
принадлежал ему, и теперь имел на это полное право.
      Дженнифер  почти никого не знала из гостей. Раскланялась  с  дамами,
побывавшими,  как  и  она,  в  королевской  гостиной,  с  друзьями   отца,
приходившими к нему в течение тех недель, что она жила в Лондоне,  да  еще
увидела  молодых  господ, которые встретились им с  Самантой  в  парке  на
следующий день после приезда.
      Один  из них, кажется, ее узнал. Тот самый, которого Саманта назвала
дьяволом.  Он был смугл, очень высок и даже одеждой отличался от остальных
мужчин в зале. На нем были черный сюртук, жилет и бриджи, но его рубашка и
шейный  платок  ослепляли  белизной. Если Лайонела  представить  в  образе
архангела Гавриила, то этот - воплощенный Люцифер.
      Он представился графом Торнхиллом. Его манеры аристократа, очевидно,
титул и состояние позволяли ему чувствовать себя выше остальных. Он дерзко
и пронзительно смотрел ей прямо в глаза, как и тогда, в парке. Хорошо, что
в  зале  присутствовал ее Керзи и об их помолвке вскоре  будет  объявлено.
Этот Торнхилл заставлял чувствовать Дженни несколько... неуютно.
      Следом  за  графом  в  потоке гостей шел его друг,  тот  самый,  что
сопровождал его в парке. Сэр Альберт Бойл приветливо улыбнулся, поклонился
и  пришел в зал. Но вскоре Дженни забыла о знакомцах, поскольку здесь были
и  другие джентльмены, в первую очередь виконт Керзи, который, конечно же,
затмевал  собой  всех  прочих. Ей казалось, что весь  свет  бального  зала
направлен лишь на него одного, тогда как все остальные мужчины остаются  в
тени.
     Наверное, узнай Керзи о том, каким Дженнифер видит его, он счел бы ее
фантазию если не пошлой, то смешной. Наконец виконт подошел к ней и,  взяв
за  руку, первым повел на танец. Вслед за ними двинулись Саманта с  лордом
Грэмом, одним из молодых друзей отца. Но Дженнифер уже никого не замечала,
кроме своего жениха.
      Керзи  был весь в льдисто-голубом, серебристом и белом. Даже  волосы
его чуть отливали платиной. Он был так красив, что у Дженнифер захватывало
дух. Как долго она ждала этого момента!
     - Вы сегодня удивительно милы, - сказал он, дожидаясь, пока танцующие
займут свои места.
     - Благодарю, милорд.
      Дженнифер  вовремя  прикусила язык - ей  так  хотелось  вернуть  ему
комплимент.  Как  только это могло прийти ей в голову!  Они  все  еще  так
далеки друг от друга. Не беда, теперь они будут встречаться каждый день, и
настанет время, когда она перестанет бояться совершить неловкость.
      А пока Дженнифер испытывала в присутствии жениха благоговейный страх
и  презирала себя за это. Она чувствовала себя чудовищно провинциальной  и
неуклюжей.  Это, быть может, приличествовало шестнадцатилетней  девице  со
школьной  скамьи, но для леди двадцати лет... Она изо всех  сил  старалась
выглядеть  солидно  и  достойно, и, кажется, ей  удалось  убедить  в  этом
окружающих. Надо жить настоящим, сказала она себе, и радоваться тому,  что
имеешь, а все, о чем мечтается, еще придет. В свое время.
      Первые па танца, традиционно открывающего бал, они проделали  молча.
Дженнифер  отчасти  была  даже  рада  этому  обстоятельству.  Можно   было
сосредоточиться на движениях. Дженнифер неплохо танцевала, но сегодня  был
особенный  день: никогда еще ей не доводилось открывать бал, танцуя  среди
такого  количества гостей, да еще таких именитых! К тому же  разговаривать
было  бы  затруднительно,  потому что им с Керзи  то  и  дело  приходилось
расходиться, так как в танце постоянно менялись партнеры.
      По  мере того как Дженнифер осваивалась в непривычном окружении, она
g  i%  стала отрывать глаза от пола и смелее посматривать на публику.  Все
эти  разодетые господа собрались здесь в ее честь. Стоило подумать об этом
-  и  голова  начинала слегка кружиться от восторга. Наконец сбываются  ее
мечты!  Она  в  Лондоне, танцует со своим женихом. О  помолвке  официально
объявят через две недели, а через шесть она станет женой лорда Керзи.
      Интересно, все ли знают об этом? Наверное, все. В таком городе,  как
Лондон,  никакую  тайну долго не скрыть, а из их будущей свадьбы,  похоже,
никто и не делал секрета.
       Дженнифер   робко  взглянула  на  своего  кавалера,  своего   бога,
прекрасного  в  своем совершенстве, и подумала о том,  как,  должно  быть,
завидуют ей присутствующие на балу дамы.
      Ее взгляд поверх плеча Керзи скользнул по залу, и тут ей бросилось в
глаза  некое  несоответствие.  Что-то, вернее,  кто-то  выпадал  из  общей
картины,  нарушая ее стройность. То был граф Торнхилл. Он не  танцевал,  а
стоял  у  одной  из колонн. Нет, не один, а в компании трех  джентльменов.
Дженнифер  показалось, что он один, так как он резко  выделялся  из  общей
массы  благодаря  своему росту и великолепным, безукоризненно  причесанным
волосам  под  стать  цвету костюма. Граф не отрываясь смотрел  на  нее,  и
Дженнифер поспешила опустить глаза, боясь споткнуться.