ребенок, на этот раз она выстрадала его в одиночку.
   - Это мой ребенок.  Только  мой.  Ты  не  имеешь  отношения  к  этому
ребенку, тебя здесь не было.
   - Я был в самом начале, - хрипло напомнил Маркус. - Я не поддамся  на
провокацию и не стану подозревать тебя в связи с кем-то еще,  понимаешь?
Но ребенок не может быть только твоим, Ливи. Ребенок  наш.  Если  бы  ты
сказала хоть слово, я был бы здесь с самого начала, ты это знаешь.
   - Нет, не знаю! - выкрикнула Оливия. - Тебе не терпелось вернуться  в
Лондон к своей проститутке!
   - Мэри не проститутка и к тому же никогда не была моей любовницей.  И
ты сама знаешь, что несправедлива. Если соизволишь вспомнить,  я  хотел,
чтобы ты осталась подольше в Клифтоне. Или ты забыла такую  мелочь?  Это
не соответствует твоему представлению обо мне как о закоренелом донжуане
и, следовательно, должно быть выброшено из твоей памяти?
   - Не собираюсь спорить с тобой. - Оливия отвернулась. -  Я  не  хочу,
чтобы ты был здесь.
   - Что случилось?  -  с  тревогой  спросил  Маркус,  когда  она  резко
смолкла.
   - Ничего. - Она сделала глубокий  вдох,  -  Ребенок  пошевелился.  Он
лежит низко и неудобно.
   - Как ты, Ливи? - При виде  ее,  такой  тяжелой  и  неуклюжей  с  его
ребенком,  у  графа  сжалось  сердце,  и  он  коснулся  плеча  жены.   -
Беременность тяжелая?
   - Потому что мне тридцать  семь?  Нет,  Маркус,  я  еще  в  состоянии
выносить ребенка. Я должна вернуться в дом, Хочу сесть в удобное кресло.
   Оливия вела себя отвратительно грубо и осознавала это, но  ничего  не
могла с собой поделать. Можно было или вести себя так,  или  со  слезами
броситься к Марку в объятия, но она не желала показывать ему,  насколько
он ей нужен, показывать, что беспрестанно днем и ночью тоскует по нему с
того момента, как прошлым летом вернулась из Клифтона. Он приехал  из-за
ребенка, оставив леди Монингтон, чтобы,  вернувшись  назад,  можно  было
похвастаться новорожденным.  "Правда  ли  то,  что  он  сказал  об  этой
женщине?" - ревниво спросила себя Оливия.
   - Позволь, я помогу тебе.
   Его рука была намного тверже, чем у Кларенса, на нее гораздо надежнее
было опираться, но расстояние до дома вдруг показалось Оливии огромным.
   - Что случилось? - забеспокоился граф, когда она остановилась.
   - Он опять пошевелился. Мне нужно добраться до дома. Сегодня  я  себя
неважно чувствую.
   - И не было никого, кто настоял бы, чтобы ты оставалась  дома,  когда
тебе нехорошо? Теперь я буду с тобой.
   - Впереди еще две недели, а София  родилась  позже  срока,  так  что,
возможно, с этим ребенком будет то же самое. Возможно, ждать еще  месяц.
Если ты останешься, то пропустишь часть сезона. Тебе  нет  необходимости
оставаться, я немедленно дам тебе знать.
   - Лучше побереги силы, чтобы добраться до дома.  Если  ты  вспомнишь,
это и мой дом, Ливи. Я собирался приехать сюда и пожить здесь  некоторое
время.
   - Я не хочу, чтобы ты был здесь.
   - Правда? Очень жаль.
   - Я надеялась, что приедет София.
   - Я послал ей  письмо,  но  не  дождался  ответа.  У  меня  появилось
внезапное  и  странное,  непреодолимое  желание  навестить  свою   жену.
Единственное, что мне известно, - София и Фрэнсис могут  приехать  вслед
за мной. Что случилось?
   Оливия снова остановилась и сделала глубокий вдох вместо того,  чтобы
поставить ногу на нижнюю ступеньку крыльца.
   - По-моему, этот ребенок не собирается ждать еще две  недели.  Думаю,
он готов появиться на свет гораздо раньше.
   Парадные двери дома были открыты, в холле  собралось  гораздо  больше
слуг, чем обычно, и все они с любопытством смотрели на хозяина, которого
либо вообще никогда не видели, либо не видели  много  лет.  Граф  быстро
отдал распоряжения, и вскоре один из слуг  уже  торопился  за  горничной
графини, другой - за миссис Оливер, третий - за доктором,  а  остальные,
широко раскрыв глаза, смотрели, как граф, словно пушинку, подняв на руки
беременную жену, почти бегом поднимается с ней по лестнице.
   Оливия не могла лечь. Боли между схватками становились все острее.
   - Попробуйте лечь на бок, - посоветовала горничная.
   - Чтобы унять боль, нужно поджать колени к груди,  -  сказала  миссис
Оливер.
   - Положите под плечи подушку, тогда она будет в согнутом положении, -
сказал доктор.
   - Надо понять, в чем дело, и позволить моей жене делать так,  как  ей
удобнее всего, - заявил граф. - Нет, черт возьми, я не уйду из  комнаты.
Моя супруга вот-вот произведет на свет моего ребенка, и будь я  проклят,
если не останусь в комнате вопреки всем уговорам.
   Когда Оливия расслабилась  после  особенно  продолжительной  схватки,
граф  извинился  перед  дамами  за  свою  лексику,  но  уйти  решительно
отказался.
   - Оливия, когда снова  начнется  схватка,  прислонись  ко  мне,  быть
может, тебе будет легче.
   И вот  когда  по  ее  тяжелому  дыханию  он  понял,  что  надвигается
очередной приступ боли, Маркус сел сбоку  на  край  кровати,  и  Оливия,
крепко прижавшись к нему спиной, откинула голову на его плечо.
   - Помогает? - спросил он, когда она опять расслабилась.
   - Да.
   Горничная  ушла,  доктор  и  миссис  Оливер  тихо   разговаривали   в
противоположном углу комнаты, и граф решил, что они,  вероятно,  готовят
какой-то тайный план, чтобы  отделаться  от  него.  Оливия  снова  села,
выпрямившись, наклонив голову и закрыв глаза.
   - Ливи, знай, я приехал из-за тебя, не  из-за  ребенка.  Ребенок  был
зачат в любви. Во всяком случае, с моей стороны.  Я  люблю  тебя.  Любил
всегда и всегда буду любить. В отношении моих чувств к тебе все осталось
по-прежнему.
   Подняв голову, Оливия сделала глубокий вдох и опять прижалась к нему,
а он прочно поддерживал жену, пока та боролась с болью.  Но  когда  боль
отпустила, она осталась в том же положении.
   - Я никогда не был таким любителем  женщин,  каким  ты,  по-видимому,
считаешь меня. После того, как  ты  совершенно  ясно  дала  понять,  что
примирение между нами невозможно, в течение года у меня была женщина,  а
с тех пор лишь несколько коротких связей. И шесть лет у меня была  Мэри.
Ливи, она мой друг, как Кларенс - твой. Но тем не менее я порвал  с  ней
отношения сразу же после свадьбы Софии. Я понял, что рядом не может быть
ни одной женщины, кроме тебя, даже  если  ты  никогда  не  примешь  меня
обратно.
   - Не нужно так говорить, Марк.
   - Нет, нужно. Я знаю, ты невысокого мнения обо  мне,  Ливи.  Но  пока
София взрослела, ты должна была утешать себя  тем,  что  мое  падение  с
пьедестала произошло через насколько лет после ее зачатия и рождения.  Я
считаю,  тебе  следует  знать  -  этот  ребенок  тоже  не  плод   полной
деградации!
   - Марк, - начала она, но, сделав резкий вдох, снова прижала голову  к
его плечу. - Ох, -  выдохнула  Оливия,  когда  боль  наконец  прошла.  -
Больно. Больно, Марк.
   - О, Господи, если бы я мог сделать это вместо тебя.
   Она тихо засмеялась.
   - Ливи, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты знала  это,  ради  ребенка.  Я
всегда любил тебя и был верен тебе с момента его  зачатия.  Твой  отъезд
прошлым летом разбил мне сердце, с тех пор я все время мечтал о тебе.  Я
хочу, чтобы ты это знала, ради ребенка. Говорю это не  для  того,  чтобы
огорчить тебя...
   - Огорчить... Здесь так жарко. Открой окно, Марк.
   - Они все открыты. Принесите  холодную  простыню,  миссис  Оливер,  -
повысив голос, попросил граф. - Графине очень жарко.

***

   Роды затянулись. С наступлением темноты доктор ушел в другую комнату,
чтобы немного поспать, после полуночи  горничная  сменила  на  дежурстве
миссис Оливер, а граф так и  не  уходил.  Если  он  отходил  от  кровати
сменить влажную простыню или сделать глоток воды, Оливия в панике  звала
его. Когда на нее накатывалась очередная волна боли, ей необходимо  было
чувствовать за спиной сильное и теплое тело мужа.
   Рассвет наступил  еще  до  того,  как  Оливия  наконец  почувствовала
настоятельное желание вытолкнуть на свет ребенка, и  горничная  побежала
будить доктора.
   - Возьми мою силу, Ливи, - шептал Марк у ее горячего виска  во  время
все более коротких интервалов между схватками. - Я готов отдать тебе всю
ее, дорогая.
   - Марк! Марк! А-а-ах!
   Во время первых родов  он  держал  ее  за  плечи,  и  время  тянулось
неимоверно долго. Потом по выражению ее лица он  понял,  как  тяжело  ей
пришлось.  Но  он  не  имел  представления  о   том,   какие   страдания
претерпевает женщина, чтобы принести в мир новую жизнь. Он умер бы  ради
нее, если бы этим мог избавить ее от  схваток.  Но  он  не  мог  сделать
ничего, оставалось только поддерживать  жену,  ополаскивать  ей  лицо  в
перерыве между схватками и вспоминать удовольствие, которое он  получил,
когда заронил в ее лоно свое семя.
   Придя в спальню, доктор наконец уговорил Оливию лечь и  приготовиться
к родам, но ей это далось нелегко. И Марк с  ужасом  увидел,  что  после
многочасовой изматывающей боли она тратит  на  простые  движения  больше
сил, чем он когда-либо затрачивал в течение целого дня тяжелой работы.
   "Боже мой, Боже мой!" - думал он, помогая миссис Оливер, наверное,  в
десятый раз поднять с постели плечи Оливии, когда его жена из  последних
сил тужилась, чтобы освободиться от бремени. И экономка, и доктор  давно
отказались от попыток заставить его уйти, как полагалось  бы  приличному
мужу. Но граф решил, что он достаточно долго не был  приличным  мужем  и
теперь не имеет смысла меняться.
   Наконец, дважды или трижды со  свистом  выдохнув,  прежде  чем  снова
вдохнуть,  она  вытолкнула  новорожденного,  и  граф  с   удивлением   и
благоговением увидел, что у него родился сын.
   - У нас сын, Ливи. Сын. - Опуская жену на подушки, Маркус  рыдал,  но
его не заботило, что кто-то мог это видеть.
   Ребенок заплакал, а миссис Оливер простыней обтерла тельце от полосок
крови и приложила младенца к материнской груди.
   -  Ох.  -  Оливия  коснулась  ребенка,  провела  рукой  по   головке,
дотронулась кончиками пальцев до его щечки. - О, Марк, посмотри на него.
Посмотри, Марк.
   Потом миссис  Оливер  забрала  ребенка,  чтобы  выкупать,  а  доктор,
кашлянув, предложил графу выйти из комнаты, чтобы можно  было  закончить
все  необходимые  графине  процедуры.  Выпрямившись,  Марк  вытер  глаза
платком, а Оливия, повернув голову, счастливо улыбнулась ему.
   - У нас сын, Марк. - Она протянула мужу  слабую  руку,  и  он  крепко
пожал ее. - У нас сын.
   - Спасибо, Ливи. - Граф поднес руку жены к губам, а потом приложил ее
к щеке. - Я люблю тебя.
   Доктор деликатно кашлянул.

Глава 18

   Удивительно, но по прошествии без  малого  пятнадцати  лет  здесь,  в
Раштоне, почти все  осталось  прежним.  Правда,  на  первом  этаже  дома
кое-что изменилось, ковры и  что-то  из  мебели  было  другим  -  Маркус
помнил, что Оливия писала ему, прося разрешения и средств на  изменения.
Но парк, на который он смотрел из окна, был таким, каким он его  помнил.
В Раштоне никогда не было классического английского парка,  были  только
огород, оранжереи за  домом  и  розарий  в  западной  части  участка.  А
комната, которая была у него за  спиной  -  его  спальня,  -  вообще  не
изменилась, и даже оставленные им личные вещи так до сих пор и лежали  в
комоде.
   Поспав пять часов, приняв ванну  и  побрившись,  Маркус  почувствовал
себя бодрее, хотя все еще ощущал легкое головокружение от сознания,  что
у него есть сын. Всего три дня назад он даже  не  подозревал,  что  Ливи
ждет ребенка, а теперь у него есть сын, и он сам снова в Раштоне,  снова
смотрит на знакомый парк, а  его  жена  и  сын  в  соседней  комнате  и,
наверное, еще спят, потому что он распорядился, чтобы его  позвали,  как
только они проснутся. "Интересно, Оливия уже выбрала  имя  для  ребенка?
Как она назовет его? Джонатан? Перед рождением Софии  мы  выбрали  такое
имя для мальчика. Но это было давным-давно", - размышлял  граф.  Он  все
еще не мог поверить, что ему почти сорок один, а Ливи тридцать семь, что
после пятнадцатилетней разлуки они короткое  время  прошлым  летом  были
вместе, а теперь у них новорожденный - сын,  родившийся  сегодня  утром!
Отсутствующим взглядом граф смотрел на  приближавшийся  к  дому  экипаж,
пока наконец не осознал, что это дорожная  карета,  принадлежащая  лорду
Фрэнсису Сат-тону. "Значит, они получили мое письмо и примчались с такой
же бешеной скоростью, как и я", - с радостью подумал граф и быстро пошел
к двери. Граф  встретил  молодоженов  во  дворе.  Фрэнсис  выпрыгнул  из
экипажа, не дожидаясь, пока опустят ступеньки.
   - Вот и она, - коротко усмехнулся Фрэнсис и, когда София, поспешившая
в его объятия, была благополучно опущена на землю, шагнул к ее  отцу.  -
Если бы я позволил ей бежать, а не ехать  в  карете,  она  понеслась  бы
бегом. Правда, Софи?
   - Папа, это правда?  -  воскликнула  молодая  женщина,  порозовев  от
возбуждения. - Никак не могу поверить, хотя Фрэнсис сказал, что сомнений
быть не может, если судить по твоей короткой записке и словам, ясным как
день. У мамы будет ребенок? Это правда? А где она?
   - Правда, София. - Крепко обняв дочь, Маркус почувствовал, что у него
потекли слезы. - У тебя брат, он родился сегодня утром. Я  был  с  твоей
мамой.
   - У меня брат. - София замерла в отцовских объятиях. -  У  меня  есть
брат? - Она высвободилась из его рук и, развернувшись, бросилась к мужу.
- Фрэнсис, у меня есть брат!
   - Я услышал тебя сразу, Софи, - ответил он, принимая жену в  объятия,
- но, должен признаться, такую новость можно выслушать и еще  пару  раз.
Только не нужно так кричать, любовь моя.
   - У меня есть брат, - еще раз повторила София и, ослабив  смертельную
хватку на его шее, улыбнулась сначала мужу, а потом отцу. - А мама?  Как
она себя чувствует? Где она? Я хочу ее видеть. И я хочу видеть ребенка!
   - Поздравляю, сэр. - Фрэнсис протянул графу правую  руку.  -  Если  у
меня были только братья, мучившие меня, то теперь есть еще и  шурин.  Но
он по крайней мере младше.
   - Как его зовут? - София, взяв под руки отца и  мужа,  тащила  их  за
собой вверх по лестнице, ведущей к дому. - Не могу дождаться увидеть его
и маму.
   - Думаю, у него еще нет имени, - ответил граф. - А что касается того,
чтобы увидеть их, то они, вероятно, еще спят, и я не хотел бы, чтобы  их
будили. Твоей  маме  пришлось  тяжело.  Я  распоряжусь,  чтобы  в  малую
гостиную подали прохладительные напитки. Идите наверх, освежитесь,  а  я
тем временем пойду узнаю, проснулись ли они, и через десять минут  приду
к вам, если они уже не спят, - во всяком случае,  если  проснулась  твоя
мама. Согласна?
   - Ничего подобного, - ответила София. - Но мне слишком хорошо  знаком
этот тон, чтобы пытаться возражать. И я знаю, что Фрэнсис станет на твою
сторону, если я буду настаивать на том, чтобы немедленно  увидеть  маму.
Папа, он превратился в настоящего  тирана,  от  прежней  Софии  осталась
только тень.
   - Это самая колоссальная ложь в твоей жизни, Софи. - Фрэнсис,  крепко
взяв жену за руку, повел ее вверх по ступенькам. -  Если  ты  тень  себя
прежней, я не хотел бы  встретиться  с  оригиналом.  Никогда  не  считал
молодых амазонок уж очень привлекательными. Ты все получишь через десять
минут.
   Ребенок, у которого были отцовские темные волосы, спал возле  матери,
подложив под пухлую  щечку  сжатый  кулачок,  а  Оливия  не  спала.  Она
чувствовала себя вялой после нескольких  часов  сна  и,  потянувшись,  с
удовольствием ощупала свой плоский живот. "Интересно, когда он придет? -
Оливия могла послать за Маркусом, но ей хотелось, чтобы  он  пришел  без
приглашения, потому что сам захотел прийти. - Он  придет  посмотреть  на
своего сына, на своего наследника,  -  подумала  она.  -  Посмотреть  на
малыша". Нет, у Оливки и в мыслях не было обижаться на  мужа.  Прошедшей
ночью Марк сказал ей удивительные слова, сказал именно то, что  она  так
мечтала услышать летом, и ей хотелось услышать это еще раз. Возможно, он
говорил все это, просто чтобы успокоить ее во  время  родов,  но  Оливия
все-таки поверила. Ей очень хотелось, чтобы муж  пришел.  Она  повернула
голову к двери, и, словно по ее желанию,  дверь  отворилась.  Маркус,  в
свежей одежде, чисто выбритый, с мягкими, только что вымытыми  волосами,
вошел в спальню и осторожно прикрыл за собой дверь.
   - Матильда, будь добра, оставь нас, - попросила Оливия горничную.
   - Ливи. - Наклонившись над сыном, он поцеловал жену  в  щеку,  и  она
отметила, что его взгляд был обращен только на нее, не на ребенка. -  Ты
спала? Чувствуешь себя лучше?
   - Я чувствую себя замечательно. Никогда в жизни я не чувствовала себя
лучше.
   - Лгунья, - улыбнулся ей муж и взглянул вниз на их сына.
   - Разве он не прекрасен? - Прочтя нежность в его взгляде, Оливия едва
не расплакалась.
   - Ливи, - с улыбкой ответил он, - нам придется придумать новое слово.
Я не могу подобрать ни одного подходящего. Как ты назвала его?
   - Мы назвали его Джонатан. Конечно, если ты не передумал с  тех  пор,
как мы последний раз мечтали иметь сына.
   - Джонатан, - повторил он, ласково коснувшись косточкой пальца нежной
щечки своего сына.
   - Прошедшей ночью я слушала тебя, хотя не очень-то могла отвечать.  Я
все слышала, Марк.
   - Отлично. Значит, мне не нужно повторять.
   - Вот как? А если бы я не слышала? Ты говорил так не  просто  потому,
что я мучилась и меня нужно было успокоить?
   - Мне начать прямо сейчас? С того, что я люблю тебя? Если  хочешь,  я
буду говорить об этом целый  час.  -  Осторожно,  чтобы  не  потревожить
ребенка, он присел на край кровати лицом к Оливии.
   - Марк. - Она положила руку ему на  локоть,  и  он  накрыл  ее  своей
рукой. - Я была ужасно не права, понимаешь? Только вещи могут, оказаться
испорченными при восстановлении, но не отношения. Как  ты  считаешь,  мы
могли бы восстановить наши отношения? Они снова могли бы быть такими  же
прочными, как и прежде? Мы снова могли бы быть счастливы, правда?
   - Только если бы мы оба были настроены на это.
   - А я не была. Не хотела считаться с тем, что  ты  человек,  Марк.  Я
хотела видеть а тебе идеал и только. И этим лишила свою жизнь всего, что
могло придать ей смысл, - разумеется, кроме Софии. Я совершила  страшную
вещь - лишила себя, и тебя тоже, редчайшего счастья  в  жизни.  Ты  ведь
тоже все эти годы не знал счастья? - Ливи, не  терзай  себя  угрызениями
совести. Чувство  вины  может  разрушить  будущее,  как  было  разрушено
прошлое. Я это знаю. Много лет я жил с чувством  вины,  пока  кто-то  не
убедил меня, что отпущение грехов должно сопровождаться прощением самого
себя. Прошлым летом ты сказала, что простила меня. Это правда, Ливи?
   - Да.
   - Так прости и себя тоже. Мой грех гораздо тяжелее, родная.
   - Столько потерянных лет. - Она со слезами в глазах печально покачала
головой.
   - Мы пережили их, и они позади, Теперь у нас есть настоящее и столько
будущего, сколько нам отпущено. И в настоящем я вместе со своей женой  и
со своим сыном и чувствую  себя  почти  совершенно  счастливым.  И  буду
абсолютно счастлив, если моя жена заверит меня, что мы трое и в  будущем
тоже будем вместе.
   - Марк, я  никогда  ни  на  мгновение  не  переставала  любить  тебя.
Никогда. И прошлым летом я безумно любила тебя. Когда  ты  говорил,  что
некто  научил  меня  страсти,  ты  глубоко  заблуждался.  Я  никогда  не
переставала тосковать по тебе и желать тебя.
   - Не расстраивайся. - Он пальцем вытер скатившуюся по ее щеке  слезу.
- Прошлым летом мы оба пребывали в заблуждении, и оба  успешно  простили
друг другу то, что считали более  глубокой  привязанностью.  Но  прошлым
летом мы любили друг  друга,  Ливи,  и  один  из  моментов  этой  любви,
подаривший нам Джонатана, несомненно, был истинной любовью.
   - Это было в потайном саду, в самый первый раз. Я заподозрила  правду
еще до отъезда из Клифтона.
   - Я рад, что это произошло именно там, - улыбнулся граф.
   - Ты