бного.   Это
напоминало музыку. Свободную, страстную музыку, которая вселяла оптимизм
и надежду.
   Ему представилось, что он лежит на лесной поляне и смотрит туда,  где
ветви деревьев, устремленные вверх, сливаются  с  небом.  Наверное,  это
хотела изобразить на холсте Эмми? Она приблизилась  к  пониманию  смысла
всего, что нас окружает. Озадаченный, он посмотрел на нее чуть ли  не  с
благоговением. Она ответила настороженным взглядом.
   Он догадался, что Пауэлл не понял, даже не пожелал попытаться понять.
Пауэлл ее обидел. Он ожидал, что она будет читать по губам  то,  что  он
скажет, но сам не захотел прочесть то, что она  пыталась  сказать  своей
картиной. Возможно даже, решил,  будто  картина  вообще  лишена  смысла.
Возможно, он считал, что  Эмми  станет  всего  лишь  нетребовательным  и
послушным спутником жизни, не имеющим собственных суждений.
   - Ты видишь, как жизнь пробивается  сквозь  все,  -  сказал  Эшли.  -
Пробивается сквозь почву и тянется вверх, сливаясь  со  всей  Вселенной.
Жизнь так сильна, что не может оставаться в пределах одного существа,  а
стремится объединиться во всем живом. Ты это  увидела  сегодня  утром  и
перенесла на холст, да, Эмми?
   В глазах ее заблестели слезы. Она сложила в кулак пальцы правой  руки
и прижала его к сердцу. "Я это чувствую" - , - означал ее жест. Он сразу
же вспомнил его. Потом она наклонилась  и  принялась  собирать  кисти  и
краски.
   Он всегда знал, что в характере Эмми есть такие  глубины,  о  которых
никто не подозревал, кроме тех  немногих,  кто  любил  ее.  Он  знал  ее
способность  сочувствовать,  радоваться  жизни,  вселять  покой.  И  ему
первому  посчастливилось  заглянуть  в  глубины  ее  видения  мира.   Он
почувствовал, что ему выпала особая привилегия.
   Когда она, собрав вещи, снова взглянула на него, слез в глазах уже не
было. Она подняла брови и жестом показала в сторону дома. Но он  был  не
готов вернуться вместе с ней.
   - Иди, - сказал он.  -  Оставь  меня  здесь.  Нынче  утром  я  плохой
компаньон и для тебя, и для кого-либо другого.
   Оберегай свою невинность, свое счастье и  свой  внутренний  покой  от
таких, как я, способных лишь разрушить их.
   Она не удивилась и не обиделась, хотя прочитала по губам  его  слова.
Она смотрела на него спокойно, но в глазах была такая  печаль,  что  ему
захотелось остановить ее.
   Но он сказал  правду:  поддавшись  соблазну  рассказать  ей  все  без
утайки, излить душу, как раньше, он мог разрушить ее мир. Он затянет  ее
в свою тьму и никогда не позволит освободиться. Эта мысль привела его  в
ужас.
   - Иди, - повторил он, подивившись резкости своего тона.
   Эмили ушла, забрав с собой мольберт и холст. С ней было  связано  все
светлое, радостное и жизнеутверждающее. И это было в ее  картине,  какой
бы странной и дикой она ни казалась. А в его душе была сплошная тьма.
   Эшли  вдруг  ужаснулся  собственному  эгоизму.   Жизнь   давала   ему
неограниченные возможности, а он воспользовался ими, чтобы превратить ее
в ад. Ему следует подальше держаться от Эмми. Хотя бы в этом  он  должен
поступить правильно.
   Да, она теперь женщина - красивая, обаятельная,  соблазнительная.  Он
закрыл глаза, скривив губы в усмешке.
   Даже этот демон не оставил его в  покое.  Зачем  отрицать?  Она  была
соблазнительной.
   Когда Эшли вернулся к завтраку, в столовой, - кроме Люка,  никого  не
было. Люк обнял брата.
   - Черт возьми, как я рад снова видеть тебя, Эш!
   Эшли усмехнулся и сел за стол.
   - Я вышел из дома часа два назад, - сказал он. - Прокатился верхом  и
прогулялся. Воздух Англии способствует активной жизни.
   Люк взял было в руки чашку кофе, но снова поставил ее на блюдце.
   - Султан был весь в мыле, когда ты вернул его в конюшню. Мне пришлось
снова вести его и прогуливать, чтобы он успокоился и остыл.
   - Черт побери, Люк, - рассмеялся Эшли, - ты, наверное, привык  ездить
шагом, чтобы детям было удобнее?
   Пора твоему коню узнать, что такое настоящий галоп.
   - Существует такая вещь, как уважение к чужой лошади, - заметил  Люк,
скорчив гримасу. - Султан - чрезвычайно  трудное  животное.  Подозреваю,
что  предыдущий  владелец  плохо  обращался  с  ним.   Я   действительно
предупредил конюха, что впредь  до  моего  особого  распоряжения  никто,
кроме меня, не должен садиться на него.  Сегодня  утром  я  как  следует
отчитал грума - возможно, несправедливо.
   - Извини, - довольно холодно произнес  Эшли  и  повернулся  к  слуге,
делая  знак,  чтобы  его  обслужили.  -  Забыл,  что  теперь   я   здесь
посторонний.
   Люк откинулся на спинку стула, рассеянно переставляя чашку на  блюдце
в ожидании, когда слуга обслужит Эшли, потом незаметным движением бровей
приказал ему удалиться.
   - Мы ссоримся, - со вздохом сказал Люк, когда они остались одни, -  в
первое утро после твоего возвращения.
   Так дело не пойдет, Эш. Я отказываюсь ссориться с тобой.
   Что заставило тебя возвратиться в Англию?
   Эшли снова повеселел и рассмеялся.
   - Непригодный для человека климат, - объяснил он. - По  крайней  мере
для англичанина. Богатство. Я теперь почти так же богат, как ты, Люк.  И
желание начать следующую главу своей жизни. Тоска по дому.
   - И желание обосноваться с семьей на родной земле? - добавил Люк.
   -  И  это  тоже,  -  согласился  Эшли,   снова   рассмеявшись.   Едва
прикоснувшись к еде, он отодвинул тарелку и поднялся из-за стола. - Твоя
семья сильно увеличилась с тех пор, как  я  уехал,  Люк.  Хочу  поскорее
увидеть твоих сыновей. И Джой. А детишки Дорис тоже здесь? Черт  побери,
мы очень плодовитая семья. Мама, наверное, в полном восторге.
   - Мама никогда не выставляет напоказ свои эмоции, - сказал Люк. -  Но
она любит каждого из нас. И внуков тоже.
   Она будет рада увидеть наконец Томаса. Кстати...
   Но в эту минуту открылась дверь и вошла Анна.  Она  нежно  улыбнулась
мужу, потом обняла Эшли, расцеловав в обе щеки.
   - Эшли, - проговорила она, - я уже подумала, что мне это  приснилось.
Но ты действительно здесь. Только ужасно худой. Наверное, плохо  перенес
путешествие по морю? Это твоя тарелка? Садись и ешь.
   - Как следует пережевывай каждый кусочек, Эш, - добавил Люк,  скорчив
гримасу. - Когда дети не позволяют с ними нянчиться, Анна бывает  ужасна
в гневе. Боюсь, тебе грозит такая участь, пока она тебя не откормит.
   - Какой вздор! - Анна радостно улыбнулась мужу. - Но, Эшли,  если  ты
так измучился и отощал, то как, должно быть, Элис...
   - Я сегодня утром вдыхал полной грудью чудесный воздух Англии,  Анна,
- перебил ее Эшли. - Даже прокатился галопом на Султане, чем  навлек  на
себя гнев Люка.
   И прогулялся пешком. У водопада видел Эмми и Пауэлла.
   Они ссорились.
   Анна закусила губу и взглянула на Люка. Он вскинул брови.
   - Эмили и Пауэлл? Ссорились?
   - Я только что видела ее, - сказала Анна. - Она  рано  отправилась  к
водопаду рисовать.
   - Значит, она смогла жить и петь в клетке  только  пять  дней,  а  на
шестой вырвалась на волю? - Люк тяжело вздохнул. - Эш, надеюсь, она была
прилично одета и рисовала акварелью живописный пейзаж?
   Эшли ухмыльнулся.
   - Нет? - угадал Люк. - Я так и думал. - Ну  что,  дорогая,  наверное,
Пауэллу надо было рано или поздно  узнать,  что  наша  Эмили  далеко  не
односторонняя личность.
   Но умоляю, Эш, скажи, как могла Эмили ссориться?
   - Она умеет вздернуть подбородок и умышленно не смотреть на того, кто
с  ней  говорит,  -  ответил   Эшли.   -   Отказывается   признать   его
существование.
   Дверь распахнулась, и столовая  наполнилась  гостями,  опоздавшими  к
завтраку. Леди обнимали и целовали Эшли, джентльмены обменивались с  ним
рукопожатиями.
   - Я ожидала,  Люкас,  -  обратилась  к  сыну  вдовствующая  герцогиня
Харндон, когда все уселись за стол, - что ты уже  отправился  в  Лондон.
Леди Эшли и ее сын, наверное, с  нетерпением  ждут,  когда  их  привезут
сюда.
   - Ваши упреки справедливы, мадам, -  признался  Люк.  -  Но  виновата
бессонная ночь: мы вчера поздно легли, а у младшего сына режутся  зубки.
И еще виноват Эшли, который куда-то исчез утром, не сказав мне, в  каком
из лондонских отелей я смогу отыскать невестку и племянника.
   Но не пройдет и часа, как я буду в пути.
   - Я бы тоже поехала, - с улыбкой сказала Анна, обращаясь  к  Эшли,  -
если бы не Гарри. Будут ли в состоянии Элис и Томас пуститься в  дорогу,
не отдохнув как следует?
   Надеюсь, ты не собираешься ехать вместе с Люком?
   - Нет, - ответил Эшли, с улыбкой обводя взглядом всех  присутствующих
за  столом.  -  Люку  тоже  нет  необходимости  ехать.  -  Раздался  хор
протестов, но он остановил их, подняв обе руки. -  Я  не  успел  кое-что
сказать вам вчера вечером, - добавил он. - Мне  показалось,  что  случай
неподходящий.
   Анна прижала руки к груди, встревоженно глядя на него.
   - Неужели Элис больна? Или Томас?  О,  Эшли,  надеюсь,  им  обеспечен
надежный уход? Как ты мог оставить их?
   - Успокойся, дорогая. - Люк взял ее за руки.
   - Я приехал в Англию один, - сказал Эшли и рассмеялся. - Я не  привез
с собой жену и сына.
   - Черт возьми! - разочарованно воскликнул лорд Куинн.  -  Значит,  ты
все-таки приехал не насовсем, мальчик?
   - Видишь ли, дядя, мне незачем возвращаться назад.
   Я решил уволиться из компании.
   - Ты бросил Элис и Томаса? - еле слышно произнесла Дорис, но ее шепот
прозвучал громко в притихшей столовой.
   - Черт побери, неужели вам не понятно? - Эшли взглянул на нее,  криво
усмехнувшись. - Или вы не хотите понимать?  Они  умерли.  Погибли  более
года назад во время пожара. Мне повезло  -  меня  тогда  не  было  дома.
Сейчас, когда семья в сборе, самое время сказать вам об этом.  Извините,
что предварительно не подготовил вас. У меня-то  был  целый  год,  чтобы
привыкнуть к тому, что произошло.
   За год я оплакал  утрату  и  теперь  вернулся  домой  -  свободным  и
богатым.
   Он встал из-за стола, отвесил  всем  присутствующим  поклон  с  таким
изяществом, что это граничило с издевкой,  и  покинул  столовую.  Первым
опомнился Люк, который тоже поднялся из-за стола, но  не  последовал  за
Эшли.
   Ему нужно было позаботиться о жене и матери.

Глава 7

   Эмили не спустилась в столовую.  Она  предпочитала  завтракать  одна.
Однако те шесть дней, пока в доме гостил лорд Пауэлл, она вела себя так,
как подобает  обычной  молодой  леди:  вовремя  спускалась  в  столовую,
следила за разговором, хотя это ее утомляло, и вежливо улыбалась,  чтобы
показать, что она не только бессловесный наблюдатель.
   Но этим утром ей не хотелось встречаться за столом с лордом  Пауэллом
или с Люком, который уже, наверное,  все  знал.  Он  посмотрит  на  нее,
скорчив гримасу и сощурив глаза, отчего она почувствует себя  хуже,  чем
если бы он ей сделал строгий выговор. Беда с этим Люком.  Он  давно  уже
понял, что выразительные взгляды влияют  на  нее  гораздо  сильнее,  чем
тысяча слов. И с Эшли ей тоже не хотелось встречаться.
   Она обошлась  без  помощи  горничной.  Выбрала  прелестное  платье  с
небольшим декольте и нижней юбкой на малом  кринолине.  Гладко  причесав
волосы спереди и уложив их в пучок  на  затылке,  она  надела  кружевной
чепчик, ленты которого свисали до пояса. Теперь у нее снова  был  вполне
цивилизованный вид.
   Эмили отправилась в детскую, где застала Анну с младенцем  на  руках.
Они  обменялись  улыбками.  Здесь  же  развлекались   и   другие   дети,
находившиеся сейчас в замке. Они бросились к Эмили, требуя, чтобы она  с
ними поиграла.
   Эмили рассмеялась и согласилась.
   Она давно заметила, что даже самые младшие ее племянники и племянницы
знали, что с  тетей  Эмили  надо  разговаривать,  медленно  и  отчетливо
произнося слова и глядя ей в лицо.  Они  знали  также,  что  она  всегда
готова сделать то, о чем они просят. И вскоре она, несмотря на кринолин,
ползала по комнате на  четвереньках,  катая  на  спине  самых  маленьких
ребятишек.
   Люк  как-то  раз  сказал,  что  она  даже  больше,  чем  он  и  Анна,
подчиняется детской тирании. Люку нравилось делать вид, будто дети могут
вить из него веревки. На самом деле Эмили знала, что одного взгляда  его
холодных серых глаз хватает, чтобы остановить не  в  меру  расшалившихся
детишек, а одного  движения  бровей  достаточно,  чтобы  положить  конец
неповиновению родительской власти. Детей в семье Люка очень  любили,  но
требовали от них полного послушания.
   Анна уложила спящего Гарри в колыбельку в смежной комнате и вышла  из
детской. Вскоре дверь открылась,  пропустив  в  детскую  лорда  Пауэлла.
Раскрасневшаяся и  растрепанная  Эмили  поднялась,  поправляя  сбившийся
чепчик.
   - Леди  Эмили,  -  улыбнулся  он,  -  не  окажете  ли  вы  мне  честь
прогуляться со мной по саду?
   Он больше не хмурился. Интересно, подумала Эмили, имеет ли он хотя бы
слабое представление о том, что видел сегодня утром другую женщину в  ее
собственном мире, который сильно отличается от его мира? В мире чувств и
ощущений, в котором окружающее осознается совсем не так,  как  у  людей,
обладающих слухом? Наверное, он этого не понимает и никогда  не  поймет.
Но она не будет ни обижаться на него, ни  сердиться.  Она  решила  выйти
замуж и перейти в его мир. И приспосабливаться к этому миру, как бы  это
ни было трудно, придется ей одной.
   Дети, казалось, огорчились, что у них отобрали тетю Эмили, но  быстро
утешились, найдя ей замену в лице старшей сестры.
   Лорд Пауэлл повел Эмили к цветникам, и  они  стали  прогуливаться  по
покрытой гравием дорожке. Она держала его под руку.
   - Я хотел бы извиниться перед вами. -  Он  остановился,  глядя  ей  в
лицо. - Вы здесь  у  себя  дома.  С  моей  стороны  было  непростительно
критиковать здесь ваш вид и ваше поведение. Вы простите меня?
   Критиковать здесь? Значит, в другом месте  он  счел  бы  себя  вправе
критиковать ее? В его доме, например? Но это был слишком сложный вопрос,
чтобы размышлять над ним сейчас. К тому же он принес  извинения.  И  она
кивнула.
   - Вы превосходно выглядите, - продолжал он. - Мне  доставило  большое
удовольствие  видеть,  как  вы  играете   со   своими   племянниками   и
племянницами, не боясь привести  в  беспорядок  свой  внешний  вид.  Мне
приятно представить вас играющей с собственными детьми.
   Собственными детьми... Да, ее усилия, ее жертвы будут не напрасны.  У
нее защемило сердце.
   Он поднес к губам ее руку.
   - Я прошу вас только, леди Эмили, чтобы, когда мы  поженимся,  вы  не
появлялись в таком виде, как сегодня утром, ни перед кем, кроме меня.  Я
не хочу, чтобы моя матушка и сестры или  -  Боже  упаси!  -  мои  братья
увидели вас в таком виде и сочли распущенной. Или даже сумасшедшей. - Он
улыбнулся.
   Сумасшедшей? Он подумал, что она сумасшедшая, потому лишь, что на ней
слишком короткое платье, а волосы  распущены?  На  мгновение  она  вновь
ощутила гнев. Но ведь это всего лишь слово - сумасшедшая.  Так  говорят,
когда человек одет  или  ведет  себя  неподобающим  образом.  И  следует
признать, что она действительно выглядела неподобающим образом Не  стоит
снова затевать ссору из-за слова.
   - Сам я, - сказал он, - нахожу ваш вид даже привлекательным. Если  бы
только платье было более нарядным...
   Но  пока  мы  всего  лишь  помолвлены,  мне,  наверное,  не   следует
высказывать подобные мысли.
   Она заметила в его взгляде  что-то  похожее  на  восхищение.  Так  он
находит ее привлекательной? Интересно, подумала она, сама удивляясь этой
странной мысли: занимаясь любовью, он  тоже  будет  думать  о  том,  что
правильно и что подобает делать? Впрочем, что правильно, а что нет,  что
подобает делать, а что нет, она и сама не знала. Она лишь надеялась, что
в их отношениях будет какая-то доля любви.
   - Я теперь знаю, - с улыбкой сказал он, - что  именно  подарю  вам  в
качестве свадебного подарка. Возможно, это несколько необычный  подарок,
но, я уверен, вам он доставит  удовольствие.  Я  найду  для  вас  самого
лучшего  учителя  рисования.  Утром  я  понял,  что  вам  очень  хочется
заниматься живописью, но вы не умеете. Я  позабочусь  о  том,  чтобы  вы
научились у настоящего специалиста. Уверяю вас, не пройдет и  года,  как
стены моей спальни вместо рисунков сестер украсят картины моей супруги.
   Она напряженно следила за его  губами  и  поняла  все  сказанное.  Но
догадалась также, что он  ничего  не  понял.  И,  сама  того  не  желая,
почувствовала обиду и отчаяние. Он и не сознавал, что не понимает, и это
было хуже всего. Вопреки своей воле она  вспомнила  Эшли.  Он  сразу  же
понял, когда она объяснила, какое чувство вкладывала  в  эту  несчастную
картину. И тут же выразил словами все, что она  сказала  ему  с  помощью
жестов и движений.
   Но  Эшли  всегда  ее  понимал,  всегда  знал,  что  за  ее  молчанием
скрывается личность - человек, который живет  в  своем  мире,  таком  же
богатом, как мир любого человека. С Эшли всегда находился общий язык,  с
помощью которого она позволяла ему заглянуть в свой мир.
   - В вашей картине я увидел гнев,  -  снова  заговорил  Пауэлл.  -  Вы
сердились,  не  умея  изобразить  то,  что  видите  глазами.  Вы   часто
сердитесь? - спросил он сочувственно.
   Эмили видела, что он старается проявить  доброту,  но  совершенно  не
правильно толкует чувство, заложенное  в  картине.  Как  можно  выходить
замуж за человека, который так плохо знал ее?
   - Харндон говорил мне, что вы умеете читать и писать, - продолжал он.
- Когда вы будете жить в моем доме, леди Эмили, в качестве моей супруги,
я распоряжусь, чтобы в каждой комнате имелись бумага, чернила  и  перья.
Вы будете писать все, что пожелаете выразить.  Я  не  допущу,  чтобы  вы
чувствовали себя несчастной из-за того,  что  вынуждены  подавлять  свои
чувства. Я буду знать, что вы хотите сказать. Я буду "слушать"  то,  что
вы написали, точно так же, как вы "слушаете" меня,  следя  за  движением
моих губ.
   Но он добрый человек. Он хочет помочь ей высказаться, думая, что  она
от этого страдает. Он готов дать ей "голос" и готов "слушать" ее. Он  не
мог знать, что у Эмили не хватало  умения  излагать  душу  в  письменном
виде. Однако он проявляет доброту. Она улыбнулась ему.
   Их внимание отвлек Эшли, который торопливо вышел из дома,  сбежал  по
ступенькам к цветнику и чуть не столкнулся с ними. Он резко остановился,
улыбнулся, не проронив ни слова, и, спустившись по террасам, перепрыгнул
через нижнюю живую изгородь.
   - Странно, - заметил лорд Пауэлл, взглянув  на  Эмили.  -  Лорд  Эшли
Кендрик ведет себя довольно необычно.
   Наверное, это влияние заморского климата.
   Эшли вел себя утром не так, как обычно, подумала она.
   Он был, как всегда, дружелюбен, выслушал ее и понял все, что она  ему
сказала. Он не возмутился ни ее внешним видом, ни  картиной.  Но  он  не
поговорил с ней, как бывало раньше, не коснулся  причины  замеченных  ею
горечи и напряжения. Раньше он сел бы с ней рядом и,  забыв  о  времени,
излил перед ней свою душу. Теперь не то. Он прогнал ее от себя,  сказал,
чтобы она уходила.
   Ну что ж, может быть, это даже к  лучшему.  Сегодня  у  водопада  она
положила конец всему, что было в прошлом.
   Теперь начиналось то, что станет ее будущим. Возможно, с прошлым было
бы труднее расстаться, если бы Эшли поделился с нею своими горестями.
   Но и сейчас, когда она ничего не знала, у нее болело за него  сердце.
Столкнувшись с ними, он улыбнулся, но глаза  были  такие  невеселые.  Он
всего лишь изобразил улыбку.
   Лорд Пауэлл взял ее за руку, и она переключила на него внимание.
   - Меня возмутило, что он вчера заставил вас против воли  танцевать  с
ним, - сказал он. - Я был готов вызвать его на дуэль, но мне не хотелось
устраивать сцену и ставить в неловкое положение вас  или  хозяина  дома.
Хотя, если бы ему удалось выставить вас на посмешище, я бы не сдержался.
Но вы отлично вышли из положения. Я горжусь вами. - Он пожал ей руку.
   Против воли? Он думает,