а, если обещаешь не дергать меня за уши. Когда устанешь, можешь бегать до полного изнеможения, пока не измотаешь себя. Леди, я расстелю одеяла на траве, прежде чем мы все удалимся, и вы сможете присесть и поболтать или сыграть во что-нибудь.
     - Вот так! - сказала графиня. - Это же мужчина моей мечты. Габриель...
     - Я хотел предложить то же самое, - заявил граф, косясь на герцога и беря Аннибелл из рук Стефани, после чего его шляпа немедленно был натянута на одно ухо, - но Бридж говорит быстрее.
     - Полагаю, - сказала маркиза, - что Алистер настолько тактичен, что принимает во внимание мое положение. Я ему бесконечно благодарна.
     Как только для женщин были разостланы одеяла, мужчины, подхватив детей, отправились на прогулку. Но вот лорду Фрэнсису пришлось нелегко. Каждая команда хотела, чтобы он присоединился именно к ним, но не мог же он, как он справедливо указал, разорваться на две части.
     - А даже если бы и смог, - добавил он, - то кому-то пришлось бы играть с той частью, где левая рука, что не дало бы никакой пользы.
     - Но...
     - Но...
     Голоса раздавались со всех сторон. Стефани поднялась с одеяла и прокашлялась, привлекая к себе внимание.
     - Если каждая из команд хочет иметь на своей стороне взрослого, - сказала она, - то я могла бы предложить себя.
     Все - в том числе лорд Фрэнсис, к его собственному стыду - повернулись и посмотрели на нее так, будто у нее выросла вторая голова.
     - Я была чемпионом нашей округи у себя дома, - поспешно сказала она. - Конечно, среди девочек, - добавила она более спокойно. - Я забила больше мячей, чем кто-то может сосчитать.
     - Я могу сосчитать до ста, тетя Стефи, - заявил четырехлетний Роберт Неллер.
     - Еще больше, - сказала она. - Ну, я перед вами. Берите, если хотите.
     - Стефани, - с гримасой сказала графиня, - ты не должна думать, что обязана...
     - А я собираюсь поспать под солнышком, - объявила леди Фрэнсис, вытягивая ноги на одеяле и решительно закрывая глаза.
     Но Стефани уже была принята в игру - из милости, поняла она, увидев угрюмые лица членов ее команды. Еще бы, ведь лорд Фрэнсис достался команде соперников.
     Угрюмость сменилась воодушевлением, когда пришла ее очередь бить и она прошла четыре воротца первым же мячом, который подавал лорд Фрэнсис. Она подозревала, что он специально подал ей мяч так же медленно, как делал это для Роберта и Мэри, дочери Дженнифер. Она засмеялась и издала победный возглас, после чего подобрала юбки и побежала между воротец. Ее команда подбадривала ее шумными возгласами. Противники осуждающе смотрели на своего героя. Саманта и Дженнифер зааплодировали.
     - Хороший удар, Стефани, - крикнула Дженнифер.
     После первой удачи Стефани с головой ушла в игру. Она подбадривала и воодушевляла свою команду. Она поддразнивала команду противников - правда, только старших ее игроков. Она сняла шляпку и швырнула ее на одеяла. Она подоткнула платье на несколько дюймов под ленту на груди, чтобы не наступить на оборки, когда она будет бежать. Она потеряла несколько шпилек. Ее щеки заалели.
     Она наслаждалась так, как еще ни разу за последние десять лет.
     И вот наступил момент ее величайшего триумфа. Ее команда опережала противников всего на два очка, когда лорд Фрэнсис вышел, чтобы сделать завершающий удар.
     - А ну, подвиньте своих игроков, тетя Стефи, - крикнул он, беря биту двумя руками и сжимая ладони на ручке. - Сейчас я выбью не меньше шести очков.
     Крики со стороны его команды.
     - Стойте, где стоите, игроки, - скомандовала Стефани. - Так вам будет лучше видно его позорное поражение.
     Крики - не такие уверенные - со стороны ее команды.
     Но случилось именно так, как она и предсказывала. Удача была сегодня на ее стороне - пришлось ей признаться самой себе. Благодаря ее сильной подаче мяч упал на траву перед битой и подпрыгнул над ней, так что удар лорда Фрэнсиса прошелся по воздуху, а не по мячу.
     - Да! - Стефани выбросила оба кулака в воздух и упала, так как ее команда набросилась на нее, крича так, что могли разорваться барабанные перепонки. Она смеялась и обнимала всех одновременно. Лорд Фрэнсис, с чувством вины отметила она, был тоже опрокинут на траву и погребен под своей командой. Но и с их стороны раздавался смех.
     Прошло еще несколько минут, прежде чем дети разбежались, спеша поделиться радостью с матерями. Стефани, все еще смеясь, поднялась на ноги и безуспешно пыталась стряхнуть траву с муслиновой юбки. Волосы тоже были полны травы, поняла она, подняв руки к тому, что осталось от локонов, сооруженных умелой рукой Патти несколько часов назад.
     И тут она заметила, что дети с восторгом рассказывали об игре не только матерям, но и отцам. Аннабелл ползала по траве, пытаясь оторвать макушку у незабудки.
     Она вернулась к реальности, как только нашла его взглядом - он стоял недалеко от одеял, опираясь о дерево, сплетя руки на груди и направив глаза прямо на нее. В зеленом сюртуке и желтовато-коричневых панталонах он выглядел так безупречно, как только может выглядеть мужчина. Он не улыбался. Конечно, он не улыбался.
     Час назад он оставил леди сидящими на одеялах. Красивых. Полных достоинства. Ведущих себя так, как положено леди. И остальные три вели себя именно так.
     - Браво, Стефани, - кричал ей граф.
     - Фрэнсис никогда не простит тебе этого, Стефани - весело смеялась леди Фрэнсис.
     - Ох, Стефани, твое бедное платье, - сокрушалась маркиза.
     - Мы думали, только Кора способна кинуться куда угодно по зову долга, - сказала графиня, и все засмеялись, в том числе сама леди Фрэнсис.
     Стефани их почти не слышала. Она тяжело вздохнула. Он шел прямо к ней. Возле одеял он нагнулся и что-то подобрал - она узнала свой ридикюль. Он смотрел на нее, не улыбаясь.
     - Ваш друг, мистер Ривз, не преувеличивал, рассказывая о вашей сильной руке, - сказал он. - Это было достойное зрелище.
     - Это была игра, - сказала она. - Ради детей.
     В определенном смысле это было правдой. Начала она играть ради детей. Но очень быстро сама превратилась в ребенка.
     Ее все еще подоткнутое платье было испачкано в траве. Завитки волос торчали всюду, даже там, где их не должно было быть. Ей было жарко. Кто знает, сколько времени он простоял, глядя на нее. По последним словам можно было понять, что он видел ее последнюю подачу лорду Фрэнсису. Это также значило, что он видел, какая сумятица поднялась после победы. Он видел, как она валялась на траве, беспомощно смеясь.
     Даже если бы она постаралась, то не могла бы попасть в более невыгодное положение, думала она.
     - Ваш ридикюль, - сказал он, протягивая его ей. - Пойдемте. Мы немного прогуляемся.
     Чтобы отругать ее наедине, подумала она, беря его под руку и даже не оглянувшись назад, когда он повернулся, чтобы крикнуть остальным, что они прогуляются перед чаем. Чтобы сообщить ей, что ее поведение бесконечно далеко от того, что он ожидает от леди. Что оно неприемлемо для леди, которая должна стать герцогиней меньше чем через неделю.
     Она подумала, не расторгнет ли он помолвку. Нет, тут же решила она, он этого не сделает. Слишком поздно. Слишком большой скандал в обществе это вызовет как для него, так и для нее. К тому же он слишком добр, чтобы бросить ее.
     Она начинала ненавидеть доброту.
     И она начинала ненавидеть себя за это.
     Он чувствовал себя так, словно ему дали пощечину - такое же унижение, шок - и боль.
     Он едва поверил своим глазам, когда вернулся с прогулки с мужчинами и младшими детьми, которые наверняка не дали бы женщинам отдохнуть, если бы он не предложил взять их с собой хотя бы на полчаса.
     Одна из женщин играет в крикет с Неллером и детьми.
     Это могла быть только Стефани. Он немедленно вспомнил, что говорил тот слишком красивый старый друг его невесты, с которым она встретилась в Королевской академии. Да, это была Стефани, в элегантном муслиновом платье, поднявшемся слишком высоко, так, что были видны лодыжки, без шляпки и с растрепанным нимбом рыжих волос надо головой. Это была Стефани, светящаяся от удовольствия и смеха, целиком погруженная в игру.
     Он ни разу не видел женщины прекраснее.
     И она принадлежала ему. Вся эта красота, живость, готовность радоваться жизни принадлежали ему. Он почувствовал прилив острого физического желания обладать ею. Но как только это слово возникло в его мыслях, он понял, что не прав - и по отношению к себе и к ней. Скорее это было осознание восхищенного обладания. Нет, и эти слова не были до конца точными.
     Он влюбился в нее, понял он наконец, - он доволен и гордится ею. Горд от того, что его ближайшие друзья тоже смотрят на нее и видят, что он очень правильно выбрал невесту.
     Он представил ее играющей с его детьми - с их детьми. И на этот раз его чувство нельзя было спутать ни с чем - он действительно страстно захотел обладать ею.
     Он появился почти перед концом игры и остановился чуть в стороне, как раз вовремя, чтобы увидеть ее действительно сильную подачу Неллеру. Неллер, конечно, ей невольно подыграл, ударив раньше времени. Бриджуотер оперся одним плечом о дерево и смотрел, как малыши из команды Стефани сбили ее с ног и взгромоздились сверху веселой кучей. Он видел, как она смеялась и обнимала их, весело возясь на земле, превращая день в праздник. Он даже заметил, как она бросила беспокойный взгляд на Неллера и проигравшую команду, чтобы убедиться, что они не обижены.
     Какая же она чудесная, думал он. Он не мог представить ни одну леди из своего окружения, которая рискнула бы испортить платье ради того, чтобы доставить радость детям, которые даже не были ее собственными. И, как он подозревал, чтобы доставить удовольствие себе. Его опечалила внезапно возникшая мысль, что все веселье и живость, и даже смех безжалостно изгонялись из жизни детей благородного происхождения, как только они начинали подрастать. Джентльмены, и в особенности леди, в любом возрасте должны вести себя со спокойным достоинством.
     Ему досталась, понял он, без всякой заслуги с его стороны, самая подходящая невеста. Может быть, она поможет ему ослабить плен привычек. Может быть, она поможет ему снова ощутить радость. Может быть, она научит его смеяться при посторонних.
     И вот дети разбежались, бросив свою героиню, чтобы насладиться славой, похваставшись перед родителями. Она встала на ноги, начала отряхиваться - и вдруг увидела его.
     Она изменилась в одну секунду. Еще мгновение назад она светилась от смеха. И сразу же ее лицо приняло ледяное выражение, а губы сжались. Она сразу начала выглядеть неряшливо.
     В этот момент он почувствовал, будто его ударили.
     Он испортил ей настроение.
     Как же она должна ненавидеть его.
     Он мог думать только о том, что она сразу смутится, как только увидит, в каком она виде. Ей нужно привести себя в порядок. Ей нужен укромный уголок, чтобы сделать это. Он действовал инстинктивно, идя к ней и поднимая по дороге с одеял ее ридикюль - может быть, там есть гребешок.
     Он хотел сказать ей, каким замечательным игроком она была. Он хотел сказать, как он горд тем, что она доставила радость детям. Он хотел сказать, какой прекрасной она выглядит в его пристрастных глазах. Он хотел сказать, что любит ее. Но он был задет. Ему было больно. Он ей не нравится. Он просто пробормотал что-то о ее подаче, взял за руку и повел куда-то за дубы.
     Он ощущал внутренний холод и дискомфорт. Его отвергли. Его ненавидят.
     - Вам захочется привести себя в порядок перед чаем, - сказал он.
     - Да.
     Они уже скрылись из вида за деревьями. Она забрала у него руку и одернула платье. Теперь он понял, почему ее лодыжки оказались на виду. Она подоткнула ткань под ленту, охватывавшую ее платье под грудью. Она быстро посмотрела на него, стоящего с руками, спрятанными за спиной. Ему показалось, что в ее взгляде светилась ненависть.
     - Ни одна леди не позволила бы себе такого, верно? - сказала она.
     - Повернитесь, - сказал он. - У вас вся спина в траве.
     Она покорно повернулась, и он начал осторожно отряхивать ее платье одной рукой, стараясь, чтобы его жесты выглядели как можно менее интимными, и невольно касаясь нежных округлостей под платьем при каждом движении руки.
     - Теперь следует уделить внимание прическе, - сказал он, когда она снова повернулась. - У вас в ридикюле есть гребень?
     - Да, - сказала она сквозь зубы. Наверное, она и его стесняется, подумал он. Может быть. Возможно, за всем этим было смущение, а не ненависть. Он смотрел, как она вынимает шпильки из прически и зажимает их между губ, чтобы руки были свободными, прежде чем снова воткнуть в волосы - такие густые и тяжелые. Он вспомнил, какие они были тогда, первой ночью в гостинице, и тяжело выдохнул. Она ни на миг не поднимала глаза.
     - Вы доставили детям сегодня немало удовольствия, - сказал он.
     - Разве что детям, - сказала она, по-прежнему держа шпильки во рту.
     Она твердой, уверенной рукой собрала волосы в узел на затылке, и он вспомнил, что она - женщина, не привыкшая к услугам горничной. Она воткнула шпильки в точности туда, куда требовалось.
     Он никак не мог понять выражения на ее лице. Он не понял, что именно она хотела сказать последними словами. Но они не вдохновляли на дальнейший разговор.
     Господи, они должны были стать мужем и женой меньше чем через неделю.
     Она посмотрела на него ничего не выражающим взглядом.
     - Я прилично выгляжу, ваша светлость? - спросила она.
     На этот раз он отчетливо услышал в ее голосе ненависть. Несмотря на красивое муслиновое платье цвета лимона, она выглядела в точности, как гувернантка - суровая гувернантка, не допускающая никаких глупостей.
     - Да, - сказал он. - Вполне.
     Он неожиданно ощутил прилив необоснованного гнева. Хотя, если подумать, не такого уж необоснованного. Что он сделал, чтобы вызвать такую ненависть? Он мог, конечно, вспомнить кое-что, но все это было в прошлом, и к тому же он принес извинения, постоянно пытаясь загладить вину. Они не были единственной парой в мире, вынужденной пожениться против воли и своих желаний. Но она могла бы дать им обоим шанс. Она могла бы отнестись к нему хотя бы с симпатией. Может быть, ее бы удивило, насколько это легко. В конце концов, он вовсе не был таким уж чудовищем.
     Не давая себе подумать, насколько разумно то, что он делает, он шагнул к ней, прижав ее спиной к дереву. Он обхватил ее лицо своими широкими ладонями, прильнул к ней всем телом и нашел ее рот своими губами. Этот поцелуй не был нежным. Он бесстыдно использовал весь свой опыт, чтобы заставить ее раздвинуть губы и приоткрыть рот. Когда ей пришлось это сделать, он полностью погрузил язык в глубины ее рта и провел кончиком по внутренней стороне ее губ.
     Затем он поднял голову.
     - Надеюсь, - сказал он и сам был немного напуган холодным высокомерием, прозвучавшим в его голосе, - вы постараетесь, мисс Грей, вернуть свои мысли к тому, что вы станете моей женой меньше чем через неделю. Герцогиней Бриджуотер. Я надеюсь, ваше поведение изменится.
     Он не мог понять, откуда возникли эти слова. Он не собирался это говорить. Он прислушался к их затихающему эху, и ему казалось, что их произнес кто-то другой. Он вышел из себя - вдруг осознал он. Он всегда держал под контролем свою жизнь. Боязнь утратить контроль привела к тому, что он избегал общества последние шесть лет. Но это все равно произошло.
     Его мечта тоже сбылась, но это, скорее, был кошмар, пародия, с которой ему придется жить после окончательного пробуждения.
     Ее губы несли на себе отпечаток недавнего страстного поцелуя - какая жестокая ирония...
     - Хорошо, - сказала она, и ее голова все еще касалась затылком дерева, а руки были прижаты к бокам. - Я не забуду этого.
     В ее глазах блеснули слезы, и он, устыдившись, отвернулся. Кажется, только что он повел себя с мисс Стефани Грей наихудшим образом.
     - Пойдемте, - сказал он. - Нам нужно вернуться к остальным. Предполагалось, что я выполняю роль хозяина, а я оставил гостей как раз перед подачей чая. Вам и мне придется как-то ладить друг с другом. Можем ли мы хотя бы попытаться?
     - Да, ваша светлость, - сказала она, опираясь на предложенную руку.
     Он отдал бы все на свете, лишь бы услышать, как она называет его Алистером - посетила его странная мысль.

ГЛАВА 13

     Она редко надевала белое. Белое, считала Стефани, - цвет, более подходящий для молодых девушек, а когда она была молодой девушкой, ей приходилось носить более практичные расцветки, поскольку она вела полную хлопот жизнь дочери викария. Она носила только серое, коричневое и черное. Весь прошлый месяц она носила платья цветов, подходящих, по мнению герцогини и самой Стефани, к ее рыжим волосам.
     Но сегодня Стефани надела белое платье - белый атлас, тяжелый от нашитых на него жемчужин. Белые цветы с зелеными листьями были вплетены в ее волосы. На ней были белые туфли и перчатки. В руках она сжимал букет из золотистых роз.
     Герцогиня внимательно осмотрела ее с ног до головы и одобрительно кивнула.
     - Вы действительно выглядите очень мило, - сказала она. - Вы - невеста, которая была бы под стать самому принцу, Стефани.
     - Мама...
     Она оставалась холодной до самой глубины сердца. Холодной от ужаса, поскольку прекрасно осознавала, что совершает ошибку. Но все это было неизбежно. Внезапно с почти детской яростью ей захотелось, чтобы ее мама и отец были рядом. Ей хотелось, чтобы ее обняли, чтобы она могла выплакаться. Она была такой холодной. Целый месяц ее окружал холод. Холод и доброта, такое невозможное, но оказавшееся вполне реальным сочетание.
     Но это только из-за нервов вещи предстают перед ней в подобном свете. Это Стефани осознавала отчетливо, несмотря даже на захлестнувшую ее панику. Внезапно губы ее светлости дрогнули, глаза сверкнули, и она порывисто шагнула вперед - впервые Стефани видела, чтобы герцогиня повела себя таким образом, можно сказать - импульсивно.
     - О, дорогая, - сказала она, обнимая Стефани и прижимаясь к ней холодной щекой. - Сделай его счастливым. Он так дорог мне, мой сын. И будь счастлива сама.
     Уже через мгновение она снова стояла рядом и выглядела как всегда холодно и величественно.
     - Ну, вот, - сказала она. - Я чуть не смяла твой букет. Извини. Твой кузен ждет тебя внизу, а мне уже пора в церковь. Меньше чем через два часа к тебе перейдет мой титул, Стефани. Носи его гордо, как это делала я. Но я уверена в тебе. Ты много трудилась последний месяц. Ты превзошла мои самые смелые ожидания.
     И с легкой улыбкой герцогиня удалилась.
     Кузен Гораций восхищался происшедшими в ней переменами и напоминал о том, какой невероятной удачей было заполучить герцога в мужья. Его светлость оказал ей доверие, за которое она должна испытывать благодарность до конца дней своих. И она также должна помнить, что начиная с сегодняшнего утра - как только церемония будет закончена и все подписи поставлены - она может не беспокоиться о наследстве. Она станет исключительно богатой женщиной.
     Она должна, было ей сказано, чувствовать себя счастливейшей и удачливейшей женщиной в мире.
     Она чувствовала холод в сердце.
     И ей становилось все холоднее, пока они ехали к церкви Святого Георга и шли по проходу, проложенному в толпе тех, кто собирался снаружи, чтобы поглазеть на великосветскую свадьбу. И ей не стало теплее, даже когда они оказались внутри и заиграл орган, и она обнаружила, что скамьи заполнены сливками общества. Где-то в этой толпе - она даже не пыталась найти их глазами - были два ее единственных друга, наверняка напуганные и смущенные обществом, в котором оказались. На свадьбе было только два ее друга. Она встретила их две недели назад, но с того времени даже не попыталась увидеться с ними снова.
     И тут она увидела его. Он ждал у алтаря. Он смотрел, как она идет по проходу, опираясь о руку кузена Горация. Он держался прямо и гордо и выглядел таким же холодным, какой она чувствовала себя. Он был весь в белом с серебром. Впервые