ращаться. Домой, домой, в Баденское аббатство.
     Люк лежал молча. Он все также обнимал ее, но ей казалось, что он отдалился, что он не с ней.
     - В Баденское аббатство? - спросил он наконец. - Анна, что все это значит? Что-нибудь случилось?
     - Ничего, - пробормотала она, спрятав лицо у него на груди. - Совсем ничего. Просто я устала от Лондона и хочу домой. Пожалуйста, давай поедем домой.
     - Домой. - Анна услышала, как он тихонько вздохнул. - Да, это наш дом. Но все-таки что-то не так, Анна. Скажи мне, что случилось?
     Она перевела дыхание и прижалась к нему ближе.
     - У меня будет ребенок.
     Анна не решалась сказать ему раньше. Она до сих пор не была уверена в этом.
     - Уже? - Люк поднял руку, чтобы погладить ее волосы.
     - У меня задержка уже целую неделю. Раньше этого никогда не случалось. Скорее всего, я беременна. Я хочу домой.
     Люк долго молчал. Он продолжал задумчиво перебирать ее локоны.
     - Да, - произнес он очень спокойно. - Ты права. Наш первенец должен родиться в Баденском аббатстве. Тебе необходимы тишина и покой. Мы поедем туда.
     Мир и спокойствие снова овладели ею, и Анна почувствовала, что засыпает.
     - Анна, я благодарю тебя, - сказал Люк очень мягко. - Я доволен, что ты зачала.
     Она сонно улыбнулась. За месяц физической близости и страсти это были первые слова, которые, казалось, могли преодолеть душевную пропасть между ними. Они звучали почти как признание в любви. Сегодня ей было достаточно этого "почти". И Анна позволила себе заснуть, чувствуя себя в объятиях мужа вне опасности.
     Люка охватил страх. Во время своей утренней прогулки он скакал гораздо быстрее, чем обычно. Он создал новую жизнь. Он н Анна. Они создали новую жизнь внутри нее. И до конца своих дней он должен будет отвечать за этого человека и его мать.
     Теперь он навсегда повязан заботами и обязанностями. И с двумя людьми: со своей женой и ребенком, который рос в ней. Он всегда считал семейные узы самыми тяжкими. Он и представить не мог, что ее известие свяжет его еще больше. Он мог удовлетворить материальные нужды своего ребенка, ни о чем не беспокоясь. Но он будет в ответе и за его душевный мир. И вдруг к нему пришла мысль о любви, но он тут же испуганно отогнал ее.
     Он не был способен на это. Десять лет он потратил на то, чтобы порвать все узы, эмоционально связывавшие его с близкими людьми. И он был доволен результатом. Мог ли он стать таким, как прежде? Зачем? Для того, чтобы снова стать слабым и уязвимым? Снова почувствовать свое абсолютное одиночество?
     Люк был напуган. Очень напуган. А что, если Анна умрет? Вдруг он убил ее, поселив в ней эту новую жизнь? Убил ту красоту и жизнерадостность, которую звал Анной?
     Люк натянул повод, осознав, что рискует жизнью лошади и своей собственной. Теперь он не мог позволить себе рисковать жизнью. От его жизни зависели жена и ребенок. Люк подавил приступ тошноты. Он не желал быть связанным с кем-либо душевными узами. Он не способен на это.
     Что, если он не сможет дать своему ребенку любовь, как не смогла его собственная мать?
     Он не способен любить.
     Он не хочет любить. Не хочет снова испытывать боль.
     Пытаясь отвлечься от этих мыслей, Люк сосредоточился еще на одной проблеме, тяжким грузом легшей ему на плечи. Дорис. Люк знал, что она страдает и будет страдать еще какое-то время, - он помнил, как это бывает. У него было тяжело на сердце, но он не испытывал раскаяния, поскольку считал свое решение единственно правильным. Дорис должна вернуться в Баденское аббатство. Он отправится к ним домой, как и обещал, и проследит за их отъездом. Люк снова вспомнил о том ребенке и том юноше, каким он был когда-то. Давным-давно.
     Садясь завтракать, он тяжело вздохнул и потянулся к аккуратной стопке писем и приглашений, сложенной у его прибора.
     Среди них лежал счет на крупную сумму. К нему прилагалось письмо, извещавшее герцога Гарндонского о том, что его брат, лорд Эшли Кендрик, не в состоянии уплатить по нему. Подпись Эшли красовалась под указанной суммой долга.
     Когда Люк приехал в особняк Гарндонов, Эшли был еще в постели. Перед тем как увидеться с сестрой и матерью, Люк поднялся в комнату брата, взял стакан с водой, стоявший на столе, и выплеснул его содержимое Эшли в лицо. Брат проснулся, в изумлении мотая головой и отплевываясь.
     - Проклятие! - воскликнул он. - Какого черта!?
     Люк бросил ему на грудь счет, и Эшли несколько минут молча смотрел на него, поднеся к глазам.
     - Что за ерунда? Он не должен был посылать тебе это, я сам оплачу. Оставь меня, дай поспать.
     - Я даю тебе выбор, - холодно сказал Люк. Вместо своего голоса он услышал голос отца, хотя десять лет назад тот не дал ему никакого выбора. - Можешь забрать этот счет и убираться ко всем чертям, но ты не получишь больше ни пенни. Или ты просишь меня оплатить его, а сам в это время быстренько встаешь и собираешь вещи, чтобы быть готовым отправиться с сестрой и матерью в Баден. Останешься там, пока не убедишь меня в том, что тебе уже можно доверять твою собственную жизнь. Даю тебе пять минут на размышления.
     Люк подошел к окну, откинул тяжелые портьеры и встал спиной к брату, глядя на солнечную площадь. Он и забыл, что светит солнце.
     Он понимал, что поставил Эшли в безвыходное положение, предложив ему либо быть изгнанным без всяких средств к существованию - как когда-то поступили с ним, - либо вынести нестерпимое унижение. Но Люк заставил себя не испытывать жалости или сочувствия и молча продолжал стоять.
     - Когда они уезжают? - услышал он голос брата.
     - Как только ты будешь готов, - ответил Люк не оборачиваясь.
     Он услышал, как дверь открылась и вновь захлопнулась. Тогда он повернулся и увидел карточный счет, лежавший на кровати Эшли. С тяжелым сердцем Люк поднял его.
     "Итак, назад, в Баденское аббатство", - думал он, засовывая счет в карман. Назад, в прошлое. Но взяв с собой настоящее и будущее.
     Выйдя из комнаты, Люк отправился к матери.

Глава 13

Баденское аббатство. Мальчиком он любил этот дом и парк, деревню и окружавшие ее фермы. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь уедет оттуда. И терпел школу и университет только потому, что на праздники его отпускали домой, и он ждал их с нетерпением. Возможно, он так никогда бы и не уехал, если бы не случился весь этот ужас с Джорджем.
     Люк знал, что он боится не столько самого аббатства, сколько тех воспоминаний, которые были связаны с ним. Конечно, было и хорошее, но события последних дней пребывания там затмили собой всю прежнюю жизнь. Он помнил, как радовался возвращению Джорджа из путешествия. Люк всегда восхищался своим старшим братом, но, когда они были детьми, разница в четыре года препятствовала их дружбе. Теперь она казалась совсем незначительной. Они были мужчинами и братьями. Несколько недель они не расставались, разговаривали, играли в бильярд, нанесли визиты, выезжали на конные прогулки или на рыбалку - и всегда вместе. Или ему так казалось. Вероятно, было время, когда Джордж оставался один, иначе ничего бы не случилось.
     Предательство брата сломало что-то в Люке, и это уже никак нельзя было поправить. Джордж и Генриетта. Джордж, изнасиловавший Генриетту. Нет, этого не может быть. Не изнасилование. Наверняка Джордж был уверен, что Генриетта тоже хочет этого, - Люк знал, как желание может помутить рассудок. Но и Джордж-соблазнитель принес Люку такую боль, что ему казалось, будто из него вынули душу и оставили только звенящую пустоту.
     Люк невольно вспомнил, как Джордж, бледный, со сжатыми губами, молча выслушивал его обвинения, отказываясь что-либо сказать в ответ или оправдаться. Он не принял вызов Люка, выстрелив в воздух, а потом, не мигая, смотрел, как Люк целился в иву. И беззвучно упал, когда тот выстрелил.
     Люк тихонько выдохнул. С тех пор он никогда не видел Джорджа. И никогда уже не увидит. Внезапно он вспомнил то, о чем долгое время старался не думать. Через шесть месяцев от Джорджа пришел конверт. Внутри не было ничего, кроме листочка с подписью его брата и большой пачки денег. Люк вернул все, без единого слова. Что это было: оливковая ветвь мира или проклятые деньги? Люк не знал. Он старался подавить любые воспоминания об этом случае.
     Все его письма, отправленные отцу и матери, вернулись к нему нераспечатанными. Его изгнали. И вот теперь, по иронии судьбы, все это принадлежит ему.
     Они уже приближались к землям Баденского аббатства. Он возвращался герцогом Гарндонским. Возвращался к делам и заботам, которых никогда не желал. Возвращался к Генриетте - вдове его брата.
     Мысли сами по себе обратились к настоящему и будущему. Рядом с ним в экипаже сидела жена, молча глядя на открывавшийся пейзаж. Если бы напротив не сидела ее сестра, он, пожалуй, потянулся бы к руке Анны. Люк был рад, что не может проявить свою слабость. Агнес уговорила их взять ее с собой, несмотря на советы Анны и протесты леди Стерн.
     Люк догадывался, что Лондон, с его веселой круговертью балов и приемов, не пришелся ей по вкусу. Он послал и за второй сестрой Анны - глухонемой девочкой, потому что знал, что Анна очень беспокоится за нее.
     Его настоящее и его будущее. С тех пор как она попросила отвезти ее в Баден, прошло три дня, и у нее так и не начались месячные. Можно было с уверенностью сказать, что Анна беременна.
     Почувствовав его взгляд, она повернулась и улыбнулась ему. В ее улыбке снова был солнечный свет, и она явно отдыхала, несмотря на скуку долгой поездки. Люка удивляло то обстоятельство, что Анна так вдруг возненавидела Лондон. Весь этот месяц она, казалось, наслаждалась жизнью в столице, и ее общество ценилось в самых высших кругах. Но последние три дня она мечтала об отъезде, уговаривая слуг поторопиться с приготовлениями. Может быть, она из тех людей, которые, решив что-то, не могут уже ждать ни секунды.
     - Через несколько минут мы въедем в деревню, - сказал Люк. - Мы уже почти дома.
     - Правда? - На ее лице отразилось волнение, и она подалась вперед, чтобы лучше видеть все за окном.
     И вот они въехали в деревню, замедлив ход ради безопасности людей и домашнего скота. Все было таким же, как и раньше. Это удивило Люка. Но чего же он ожидал? Что за десять лет все изменится?
     Однако кое-что изменилось. Десять лет назад он был почти мальчиком, младшим сыном герцога. Никто бы не обратил внимания на его экипаж, проехавший по деревне. Теперь он был герцогом Гарндонским и возвращался домой после долгого отсутствия. На его карете не было гербов, но, похоже, вся деревня знала о его возвращении. Двери в домах были распахнуты.
     Застигнутый врасплох, Люк нагнулся к окну и помахал рукой тем, кто, улыбаясь, приветствовал его.
     - Люк! - Анна радостно засмеялась. - Как чудесно! - Она тоже махала рукой и улыбалась.
     Но он резко отклонился назад, увидев, что экипаж подъехал к церкви. Люк не хотел видеть ни церковь, ни церковный двор. Он вдруг осознал, что не только воспоминания и Генриетта удерживали его от возвращения. На то были гораздо более серьезные причины. Здесь могилы двух людей, которых он не сумел и не захотел простить, а теперь было уже поздно.
     - Ах, наверняка все знают, что приезжает красавица герцогиня, - сказал он с некоторым облегчением, когда карета, совершенно неожиданно повернув, вкатилась в Баденский парк сквозь высокие каменные ворота. - Те, кто видел тебя будут теперь этим хвастаться, дорогая.
     Анна снова рассмеялась.
     - А мне кажется, им просто не терпится узнать, как Париж изменил тебя. О, какие деревья! Они ведь очень старые, правда? Ой, смотри, Агнес! Олени! Целое стадо! Какое тенистое место, здесь приятно спрятаться от солнца.
     Когда он ехал здесь последний раз, ему эта аллея казалась темнее ночи. Они уже миновали то место, где он прощался с Дорис.
     - О-о-о! - вместе воскликнули Агнес и Анна, когда экипаж оставил позади тенистую аллею и их взору предстал парк во всей своей красоте, двухпролетный мост, ровные лужайки, четырехъярусная терраса, ухоженная и сверкающая зеленью,башенки и резные перила - невообразимое смешение архитектурных стилей, но впечатляющее и прекрасное.
     Люк смотрел на все это, как несколько минут назад на деревню - с удивлением и даже с испугом оттого, что все осталось таким, как прежде. Может это было вчера, подумал он. Или столетие назад.
     Экипаж пересек мост и по аллее, ведущей через парк, подъехал к террасе, остановившись у мраморных ступеней. Двери дома были распахнуты настежь.
     Люк решительно вышел и повернулся, подавая руку сперва Агнес, а потом своей жене. Анна больше не улыбалась, но ее глаза были полны веселого изумления, а щеки пылали. Она церемонно положила руку поверх его руки. Люк подумал, что ему следовало бы подбодрить ее, но он был не в состоянии сделать это. Он переживал, быть может, самую тяжелую минуту в своей жизни. Нет, одну из самых тяжелых.
     Он ввел жену в большой дубовый зал с двумя каминами, украшенный огромными фамильными портретами.
     Слуги, казавшиеся карликами на фоне окружавшего их великолепия, выстроились по обе стороны от двери, чтобы приветствовать его и получить указания от своего герцога и его герцогини. Неужели это устроила его мать? Старый дворецкий его отца Котес, которого Люк так хорошо помнил, отрекомендовал ему новую домоправительницу мисс Винн. Люк в свою очередь представил Анну и леди Агнес Марлоу. А потом он и Анна подошли к слугам, которые внимательно и с любопытством наблюдали за ними. Анна повела себя так, как того и ожидал Люк. Она тепло улыбнулась каждому слуге, для многих у нее нашлось приятное слово. Наверняка уставшая в дороге и, возможно, неважно себя чувствующая из-за беременности, она не пыталась избежать этого первого испытания хозяйки дома и не подала виду, что это может быть для нее чем-то еще, кроме большого удовольствия.
     Да, он сделал хороший выбор. Она будет старательно и с изяществом выполнять свои обязанности. Люк гордился ею.
     - Семья ждет вас в гостиной, ваша светлость, - сказала мисс Винн, обращаясь к Анне. - Вы поприветствуете их или сперва подниметесь в свои комнаты?
     - Конечно, мы пойдем в гостиную, - ответила Анна, с улыбкой посмотрев на мужа.
     Люк в знак согласия кивнул.
     - Но леди Агнес, наверное, захочет отдохнуть, - добавила она.
     Агнес взглянула на сестру с благодарностью и облегчением.
     Мисс Винн поклонилась и пошла вперед к высокой дубовой лестнице.
     Люк, следуя за ней и ведя под руку жену, чувствовал себя так, будто к его ногам подвесили гири. Когда-то это был его дом. И он снова должен стать его домом, если только это возможно. Наверху их ждала его семья: мать, которая отвернулась от него, когда он больше всего нуждался в ее любви; брат, которого он унизил и с которым обошелся так же, как в свое время поступил с ним самим отец; сестра, чье сердце он безжалостно разбил, хотя сам когда-то узнал, что такое разбитое сердце. И Генриетта.
     И во дворе церкви, в деревне - его отец. И Джордж.
     Вся семья собралась в гостиной. И хотя все они - кроме одного человека - встречались в Лондоне всего несколько дней назад, эта встреча должна была стать торжественным возвращением домой нового герцога и его молодой жены. Люк поцеловал мать, вернул Эшли его холодный поклон и поклонился в ответ на реверанс Дорис. Он наблюдал за тем, как Анна, горячо обнимая всех, расспрашивает их о поездке и с радостью рассказывает им о том, как удивил ее прием, оказанный им в деревне.
     Но в комнате был еще один человек, который молча стоял у окна и присутствие которого Люк ощущал всеми фибрами своего существа с тех пор, как вошел. Он ни разу не взглянул на нее, но знал, что она все такая же грациозная, стройная изысканная, какой была в юности. И такая же утонченно-красивая.
     Его мать повернулась к Анне, чтобы представить их друг другу.
     - Анна, это Генриетта - герцогиня Гарндонская, вдова моего старшего сына. - Она повернулась к Генриетте. - Новая герцогиня Гарндонская, Анна.
     Наконец Люк взглянул на нее. Ее овальное лицо с голубыми глазами казалось только чуть старше, чем прежде. Она была модно одета, и ее темные волосы были тщательно напудрены.
     Он вздрогнул, услышав ее низкий, мелодичный голос, который нисколько не изменился.
     - Анна. - Она протянула к ней руки и улыбнулась. - Какая ты красивая. Но чего еще можно было ждать от жены Люка? Я так ждала твоего приезда. Мне здесь очень не хватает сестры и друга.
     - О! - Анна улыбнулась, и Люк увидел, как руки женщин встретились. - Ты совсем молодая, Генриетта. Почему я ждала, что увижу женщину гораздо старше себя? Да, мы сестры. Теперь у меня еще две сестры и брат. Как мне повезло! - Она улыбнулась Эшли и Дорис, а потом Люку.
     А когда Генриетта наконец повернулась к нему, он взглянул в ее глаза и забыл обо всем на свете. Боже! Любовь его молодости. Так жестоко отнятая у него. Уже девять лет или больше она должна была быть его женой. У них могли быть дети. Генриетта!
     - Люк! - Ее улыбка стала еще мягче. Она протянула ему руки. - Как давно... Мне сказали, что ты изменился. Хорошо, что предупредили. Но ты в десять раз красивее, чем тот мальчик, которого я знала, когда вышла за Джорджа. Добро пожаловать домой, брат.
     - Генриетта. - Он взял ее протянутые руки и вздрогнул от такого знакомого ощущения. Люк прижал одну из них к губам и увидел на пальце золотое кольцо Джорджа. - Хорошо вернуться домой.
     Он лгал легко и не задумываясь - парижская школа давала себя знать.
     - А вот и чай, - произнесла мать, возвращая его к реальности. - Ты не против, Анна, если сегодня буду разливать я?
     Анна. Его жена и герцогиня. Глупо, но на какое-то мгновение он почти забыл о ней. Люк сел рядом с ней, позволив себе согреться от ее солнечной улыбки, пока вдовствующая герцогиня разливала чай.
     Они пробыли в гостиной еще полчаса и вели себя совсем как настоящая семья. Его семья была не из тех, куда хочется привести молодую жену, думал Люк. Но именно поэтому он и женился. И Анна хорошо справлялась со своей ролью, с легкостью и обаянием вовлекая в разговор всех, кто находился в гостиной. Ей даже удалось выжать улыбки из Дорис и Эшли.
     Да, это возвращение домой было именно таким, какого он и ожидал: не лучше и не хуже. Он смог пережить встречу с Генриеттой.
     Она была еще красивее, еще изысканнее, чем в семнадцать лет, предательски нашептывал ему внутренний голос.
     Их апартаменты располагались по фасаду дома, в отличие от большинства других комнат, окна которых выходили в парк. Осмотрев свою комнату, Люк прошел в спальню жены. Ее горничная и слуги распаковывали вещи в ее гардеробной. Большинство из них прекратило работу, когда он проходил; мимо, чтобы поклониться ему. Когда Люк вошел, Анна стояла у окна. Она обернулась на звук его шагов и улыбнулась ему.
     - Здесь так красиво, что просто дух захватывает, - сказала она. - Если бы я только знала, Люк, то уговорила бы тебя привезти меня сюда еще раньше. - Она рассмеялась.
     Он вдруг почувствовал огромное облегчение от того, что самое тяжелое в его возвращении домой было позади и что он снова был наедине со своей женой. Взяв ее руки в свои, он повернул Анну лицом к себе.
     - Добро пожаловать в Баденское аббатство, Анна, - сказал он, прижимая ее руки к своим губам, - Добро пожаловать домой, моя герцогиня.
     - Домой, - Ее глаза вдруг наполнились слезами. - Ах, Люк, ты даже не представляешь, как это чудесно звучит. Я представить не могла, что у меня будет собственный дом. Я думала, что буду жить в доме брата как незамужняя сестрица. - У нее на глазах навернулись слезы.
     Люку захотелось обнять ее. Она помогла ему пережить тяжкое испытание, которым было для него возвращение домой. Но этот жест мог быть истолкован Анной как его слабость, а он не мог позволить себе быть слабым.
     Анна принадлежала когда-то другому человеку, как и он сам. Правда, Анна была еще способна плакать по своей потерянной любви, а он - нет.
     Он сжал ее руки еще крепче.
     - Конечно, я не доставил бы тво