рял он, - моя любовь! Моя драгоценная любовь! Я люблю тебя. На всю жизнь! Навечно! Сегодня я отдаю тебе свою любовь.
     Какой-то звук вырвался из ее горла.
     Но Эйдан испугался, что она заговорит. Он боялся слов. Он целовал ее, проникая языком в ее раскрытый рот. Он оторвался от ее губ, только почувствовав, как сжимается ее лоно от приближающегося оргазма. Откинув голову и закрыв глаза, он излил в нее свое семя. Но даже сейчас он не терял самообладания. Он чувствовал ее, слышал тихие вздохи, ощущал, как содрогнулось ее тело, постепенно расслабляясь.
     Эйдан приподнялся и, обнимая Еву одной рукой, другой взял второй плед и укрыл их обоих. Ева вздохнула, положила голову ему на плечо и прижалась к нему.
     Через несколько минут они пришли в себя. Эйдан подумал, что она теперь уснет.
     Но Ева прошептала:
     - Посмотри на звезды! Никогда еще они не были такими яркими.
     Эйдан посмотрел на небо и провел рукой по ее еще влажным волосам.
     - Ева, - сказал он, - прости меня за Денсона. Мне очень жаль. Но...
     - Не надо, я действительно любила его, Эйдан. Или, вернее, я была влюблена в него. Но он оказался не таким, как я думала. Может быть, я бы никогда не узнала о его главном недостатке, если бы мы поженились, но полагаю, что это все равно бы случилось. Он не тот человек, которого я могла бы любить всю жизнь.
     Эйдану не удалось произнести заранее подготовленную речь. Но он постарался поддержать разговор.
     - А кого ты могла бы любить всю жизнь? - спросил он.
     Ева помолчала. Он догадался, что она обдумывает ответ.
     - Доброго человека. Когда мы молоды и глупы, мы не сознаем, как важна доброта в любви. Вероятно, это самое важное. И еще. Я полюбила бы благородного мужчину. Всегда поступающего правильно, чего бы это ни стоило.
     У Эйдана упало сердце от ее слов.
     - И сильного, - продолжала Ева. - Достаточно сильного, чтобы быть чувствительным, не бояться рисковать, быть честным, даже когда над честностью смеются или не ставят ее ни в грош. И такого, кто стал бы для меня центром вселенной, даже не зная, хочу ли я, чтобы он так же относился ко мне. Достаточно глупого и смелого, чтобы сказать, что любит меня, даже если я скрываю, что тоже люблю его.
     - Ева! - воскликнул Эйдан.
     - Он должен быть высоким, широкоплечим, смуглым и с орлиным носом. И должен все время хмуриться, притворяясь грубым и бесчувственным, но иногда своей улыбкой должен согревать мне душу и освещать мою жизнь.
     Боже правый!
     - Этот человек - ты, - закончила она. - Больше никто мне не подходит. И это замечательно, принимая во внимание, что я - твоя жена. И ты не должен бояться, что я буду тебе неверна, Эйдан, даже если ты завтра уедешь и никогда не вернешься.
     Он уткнулся лицом в ее плечо, вздохнул и проглотил сжавший его горло комок.
     - Ты сказал то, что и вправду чувствуешь? - спросила Ева. - Или это говорила твоя страсть? Ты именно это хотел мне сказать?
     - Да, - прошептал он, касаясь губами ее уха.
     - Ты оказался смелее, чем я, мой могучий дорогой воин. Я не смела и рта открыть. Я боялась твоего осуждения или жалости. Но мое сердце принадлежит тебе. Я так сильно тебя люблю, что это причиняет мне боль. Эйдан, не будь детей, я пошла бы за тобой куда угодно и не оставляла бы тебя до конца своей жизни. Но я не могу. Прежде всего я должна думать о детях. Но я буду писать тебе каждый день. У тебя всегда будет дом, в котором ты сможешь проводить отпуск. Я...
     - Довольно, любовь моя, - перебил он. - Я собираюсь подать в отставку. Это я и хотел сказать, но ты мне помешала. Я продам патент и останусь жить здесь, с тобой.
     - О, Эйдан! - Ева повернулась и обхватила ладонями его лицо. - Я не могу требовать этого от тебя. Ты станешь генералом. Тебя ждет почет, титулы...
     - Так ты не хочешь быть женой скромного полковника в отставке? С единственным титулом, которого он ничем не заслужил?
     - О, Эйдан! - Она коснулась его губ легким поцелуем.
     - Я тебе нужен здесь, - сказал он. - Тебе нужен кто-то, чтобы вести хозяйство. Я нужен детям, ведь отец им так же необходим, как и мать. Тете Мэри хочется, чтобы ее надежды оправдались, а Агнес нужно не реже, чем раз в день, с кем-то воевать. И, Ева... ах, Ева, любовь моя; как ты мне нужна! Ты вся, с головы до пят. Но прежде всего, ты - моя единственная любовь. Ты! - И он с жаром поцеловал ее.
     - Ты хочешь уволиться из армии? - с удивлением спросила Ева. - Прямо сейчас?
     - Нет, не сию минуту. Поскольку Агнес припасла нам лишнее одеяло, кажется, мы просто обязаны им воспользоваться на всю катушку. Под этими звездами я буду любить тебя всю ночь. Но завтра, Ева, я поеду в Лондон и займусь отставкой. Я попрошу Вулфа порекомендовать мне стряпчего для улаживания вопросов о земле. А потом я вернусь домой навсегда.
     - Домой, - тихо повторила она.
     - Если ты примешь меня.
     - Если.,. - Ева рассмеялась, и он невольно тоже засмеялся. Смеясь, они обнимали друг друга, целовались и шептали друг другу глупости.
     - Герцог Бьюкасл придет в ярость, - заметила Ева.
     - А я в этом не очень уверен. Совсем не уверен. Мы, Бедвины, всегда относились к браку очень серьезно. Любой, кто вступает в брак с нами, должен быть готов к тому, что его будут любить и лелеять всю жизнь.
     - Думаю, я смогу к этому приготовиться.
     Они снова рассмеялись, а затем их ожидала ночь любви под сияющими звездами.

Глава 23

     Эйдан отсутствовал неделю. Целую бесконечную неделю. Он уехал на следующее утро. Когда они вернулись в дом после ночи, проведенной у реки, он быстро переоделся, оседлал свою лошадь, а его сонный денщик оседлал свою. Эйдан поцеловал Еву, и они уехали.
     Она никому не сказала, что Эйдан собирается вернуться, даже несмотря на то что тетя Мэри была опечалена, а дети временами становились тихими и вялыми. Она не решалась об этом сказать. Как бы она ни была уверена в любви Эйдана и решимости вернуться к ней, она не могла избавиться от страха, что случится непредвиденное и помешает ему в этом. Лучше о его возвращении никому не знать.
     С удвоенными силами Ева снова занялась делами. Никогда раньше она не проводила столько времени с тетей и детьми, Ева увлеченно готовилась к грандиозной свадьбе Тельмы.
     Но она жила и дышала только мыслями об Эйдане. Она скрывала это от своих близких, не осмеливаясь поделиться своим счастьем из опасения разрушить его.
     Как-то Ева взяла детей на прогулку верхом. Дэви впервые ехал без длинного повода, самостоятельно. Бекки сидела впереди Евы на ее седле, хотя был уже недалек день, когда у нее тоже будет пони и ее тоже начнут обучать верховой езде.
     После полудня они вернулись домой. Слуга снял Бекки с седла, а Дэви спешился сам. Ева соскользнула с седла и, погладив прибежавшего встретить ее Маффина, посмотрела вверх. По небу плыли облака - признак того, что жара скоро спадет. Все были бы рады прохладе.
     - Кто-то едет, миледи, - неожиданно сказал слуга и, прислушиваясь, наклонил набок голову.
     Эйдан! Ева старалась заглушить надежду на то, что это действительно мог быть он, но вместе с детьми поспешила к воротам и увидела двух приближавшихся всадников. Третий следовал за ними на некотором расстоянии.
     - Дядя Эйдан! - вырвалось у Дэви, и он побежал навстречу.
     Один из всадников, чтобы сократить путь, свернул на лужайку. Приблизившись, он соскочил с седла, смеясь и распахнув навстречу Дэви руки, подхватил его и высоко поднял над землей.
     - Дядя Эйдан! - снова воскликнул Дэви. - Вы вернулись! Вы вернулись!
     Ева, схватив Бекки за руку, бросилась к ним. Ее сердце переполняло такое счастье, что оно было готово разорваться.
     - Я вернулся, парень, - сказал Эйдан, обнимая мальчика, и затем опустил его на землю. - Как я мог уехать? Я вернулся домой навсегда.
     - Папа, - шепотом сказала Бекки. Она вырвала руку у Евы и вприпрыжку радостно побежала к Эйдану, протягивая к нему ручонки. Он подхватил ее и крепко прижал к груди, на мгновение закрыв глаза. - Папа, у меня шатается зуб! Посмотри!
     "Папа".
     Он посмотрел внимательно, с озабоченным видом на зуб, который девчушка расшатывала пальцем.
     - И правда, - сказал он. - Неужели моя малышка уже теряет молочные зубки? Ты хочешь поскорее вырасти? А ты не хочешь меня поцеловать?
     Бекки подставила ему губки. Он поцеловал ее и, подняв глаза, протянул руку Еве. От выражения его лица у нее дрогнуло сердце.
     - Ева! - Эйдан обнял ее, и она ощутила твердую мускулистую грудь. - Ева, любовь моя, я - дома!
     - Да. - Она с улыбкой взглянула на него. Крутившийся у ее ног Маффин тявкнул. Эйдан на глазах у всех крепко поцеловал ее.
     И только теперь она вспомнила, что, стоя у ворот, она увидела Эйдана, следовавшего за ним денщика и еще одного человека. Она отступила назад, чувствуя, что краснеет. Эйдан рассмеялся и опустил Бекки на землю.
     - Я привез с собой брата, - сказал он. - Ты еще с ним не знакома. Ральф, иди сюда и познакомься с Евой. - Он обнял ее за талию и привлек к себе. - Рэннальф - его полное имя, но он всем известен как Ральф.
     Лорд Рэннальф Бедвин сошел с лошади и направился к ним через лужайку. Он был почти такого же роста, как и Эйдан, и такой же огромный. С фамильным орлиным носом. Но он был белокурым, как Фрея. Когда Ральф снял шляпу, Ева увидела, что и волосы вьются у него, как у Фреи; вопреки моде они были длинными. Он напоминал ей норманна.
     - Ева, - сказал Ральф, протягивая руку, - я счастлив с вами познакомиться.
     Его рукопожатие было весьма крепким.
     - Я тоже, - ответила она.
     - А это наши дети, - сказал Эйдан. - Бекки, Дэви, вот вам еще один дядя. Дядя Ральф. Я вижу, тетушка Мэри спускается на террасу. Должно быть, она видела, как я приехал. Извините, я на минутку.
     Он отпустил Еву и направился к террасе. Скоро он уже обнимал тетушку Мэри, а ее палка покатилась по каменному полу.
     - Я думал, - сказал лорд Рэннальф, - что Эйдан за последнюю неделю до дыр протрет полы в Бедвин-Хаусе, в таком нетерпении расхаживал он взад и вперед. Время тянулось для него слишком долго.
     - Для меня тоже, - с улыбкой призналась Ева. - Я рада, что вы приехали вместе. Я приготовлю для вас комнату.
     - О, только на одну ночь. - Они с Евой наблюдали за детьми, побежавшими за Эйданом на террасу. - Я еду на север, но не мог устоять и не остановиться здесь, чтобы увидеть свою новую невестку. Меня желает видеть бабушка по материнской линии. Она нашла мне подходящую невесту - в очередной раз, четвертый или пятый по-моему. Но я снова не поддамся на уговоры, ибо не хочу рисковать своей свободой и, может быть, даже здравым смыслом. Но я не могу просто отказаться от приглашения. Она, видите ли, сделала меня своим наследником, и как бы порой ни раздражала меня, я... ну, просто люблю ее. Поэтому я поеду, Ева, и еще раз поставлю под угрозу свою свободу.
     Ральф улыбнулся, сверкнув крепкими белыми зубами, а его синие глаза весело и плутовски заблестели.
     - Возможно, - заметила Ева, - на этот раз она сделала правильный выбор.
     - Вполне возможно, - согласился он. - Странно, но мне отвратительна сама мысль о том, что кто-то вместо меня выберет мне жену. Думаю, в ближайшие пять или шесть лет я сам выберу ее.
     - Вам надо подкрепиться и отдохнуть, - предложила Ева, направляясь к дому.
     - Не стану отрицать, - сказал ее новый родственник, подстраиваясь под ее шаг, - если и есть что-то более неприятное, чем верховая езда с кавалеристом, который провел в седле двенадцать лет, так это поездка с человеком, спешащим к своей возлюбленной. Всей душой надеюсь, что больше никто не потребует от меня такой жертвы.
     Ева рассмеялась.
     Когда Эйдан, беседовавший с тетушкой Мэри, увидел Еву, его глаза вспыхнули от восхищения и любви. Она подошла, он взял ее за руку и крепко сжал своими сильными пальцами.
     - Тетя Мэри, - обратился он к старушке, - познакомьтесь с моим братом лордом Рэннальфом Бедвином. Ральф, это миссис Причард. Когда она заговорит, тебе покажется, что она поет. Видишь ли, она валлийка.
     - И горжусь этим, - сказала тетя Мэри. - Позвольте мне, молодой человек, опереться на вашу сильную руку, чтобы с вашей помощью войти в дом, а то Агнес унесла мою палку. Пойдемте, дети.
     Ева и Эйдан остались одни. Он улыбнулся.
     - Это я попросил тетушку всех увести. Я вдруг подумал, что, с тех пор как мы поженились, я так и не перенес тебя на руках через порог дома. А что может быть лучше порога собственного дома и какое время больше подходит для этого, чем начало нашей долгой счастливой жизни?
     - Ты прав, - ответила Ева. - Но, Эйдан, бывает ли счастье на долгие годы?
     - Нет, - с нежной улыбкой ответил он. - Вечность еще лучше, чем долгие годы. Счастье есть. Счастье - это жизнь, кипучая, плодотворная. Над счастьем надо трудиться всю жизнь. Это гораздо интереснее, чем долгие годы влачить нудное существование. Ты со мной согласна?
     - Согласна! - вскрикнула Ева и засмеялась, обнимая Эйдана за шею, когда он поднял ее на руки и закружил на месте, прежде чем внести в их дом.
     В их дом!
     В еще одну мечту. Нет, лучше, чем в мечту. В деятельную, интересную, счастливую жизнь, которую они вместе будут создавать ежедневным трудом. Жизнь на долгие годы.



   
   
   
   Мэри БЭЛОУ
   ШЛЯПКА С ПЕРЬЯМИ

OCR: ЛиТа




Анонс

     Герцог Бриджуотерский так богат и знатен, что и не взглянул бы на скромную дочь викария, если бы не искал приключений и не счел мисс Грей доступной женщиной. Но Стефани встает на защиту своей чести...

ГЛАВА 1

     Она устало брела по обочине узкой дороги где-то к северу от Лондона - очень далеко от Лондона, хотя она и не знала точно где - и плащ цвета фуксии вместе с розовой шляпкой, украшенной розовыми и пурпурными перьями, придавали ей сходство с яркой, экзотической, хоть и слетка потрепанной птицей, случайно присевшей на пыльной дороге. Проезжающие мимо - так редко и, к несчастью, в противоположном направлении - кареты не останавливались возле нее. Старые ботинки были единственной не кричащей деталью ее костюма - такие же серые, как дорога, по которой она шла, почти черные внизу от грязи. В руках она сжимала мятый потертый ридикюль, вмещавший маленькую горстку монет, все ее богатство, - пугающе маленькую, пугающе быстро уменьшавшуюся. В сущности, это уже была не горстка - осталась всего одна монета.
     Никто, увидев ее - а благодаря кричащим расцветкам костюма ее легко было заметить на расстоянии пяти миль, какое там увидеть - даже ослепнуть от одного ее вида, - не догадался бы, что она - женщина благородная, к тому же очень богатая. Она рассмеялась, подумав об этом, но звук собственного смеха, вместо того чтобы подбодрить, напугал ее. По ее подсчетам, чтобы дойти до Гэмпшира потребуется много дней, даже недель, - точнее определить она не могла. Но ей точно было известно, что денег в ридикюль хватит на один ломтик хлеба, очень маленькие ломтик.
     Сможет ли один ломтик поддержать ее в течение многих дней пути? И что будет, если нет? Она поспешно отогнала эту мысль и ускорила шаг. Ей придется обойтись без еды, вот и все. Вода даст силы - воды на пути попалось достаточно. Ей оставалось надеяться, что погода останется хорошей и что ночью не будет слишком холодно. Ведь уже был май Но мысль о том, что придется провести ночь под открытым небом, заставила ее содрогнуться. Прошлой ночью, еще до того, как появилась настоящая причина бояться, ей вдруг стало не по себе, и она забилась под ограду, отделявшую поля от дороги. Она не подозревала, что ночь может быть такой темной и полной неразличимых звуков, каждый из которых повергал ее в ужас. Она еще не знала, что от настоящего ужаса ее отделяет совсем немного времени.
     Не может быть, чтобы это случилось с ней, думала она, остановившись, чтобы оглянуться на дорогу. Только не с ней. Она просто не может в это поверить. Она вела самую спокойную, самую скучную, самую добропорядочную жизнь. Ничего, что самым отдаленным образом заслуживало бы названия "событие", не случалось с ней. Теперь она корила себя за то, что когда-то ей это не нравилось. Кто-то сказал - она не помнила кто - "Остерегайтесь загадывать желания, они могут сбыться". Правда приключения, о которых она мечтала, всегда были веселыми и со счастливым концом. Это, похоже, нет. Ей повезет, если она останется в живых.
     Мысль была такой ужасной и вместе с тем такой справедливой, что она снова вздрогнула. Она всегда укоряла детей за излишнюю мелодраматичность и советовала им не слишком увлекаться, рассказывая о своих эскападах.
     - Неужели что-то едет по дороге? Это ведь та главная дорога, соединяющая север и юг, но за весь день ей встретился только фермерский воз, груженный навозом. Он двигался немного быстрее, чем она сама, и к тому же от него ужасно пахло, но она все же попросила подвезти ее. Странно, как легко человек учится просить, если его заставляет нужда. Она подумала, сможет ли выпрашивать хлеб, когда будет истрачена последняя монета. Это была страшная мысль. Но фермер, оскалив в усмешка почерневшие зубы, посмотрел на нее, как на какую-то странную птицу, и пробурчал что-то так неразборчиво, что она не смогла ничего понять, после чего проехал еще несколько ярдов и свернул в поля.
     Кроме этого воза были еще дилижанс и почтовая карета, но они - не в счет. Нельзя же просить, чтобы тебя отвезли бесплатно в платной карете. Пассажиры-мужчины и возницы свистели и кричали что-то оскорбительное, что было для нее, привыкшей оставаться незаметной, очень тяжело.
     Она продолжила путь. Хорошо, что саквояж тоже украли - по крайней мере, не приходится тащить дополнительную тяжесть. Хотя, если бы его не украли, она бы сейчас сама путешествовала в почтовой карете и находилась гораздо ближе к концу пути. Боже, надо же быть такой глупой - положить деньги и билет в саквояж, а саквояж оставить под присмотром такой доброжелательной, добродушной женщины, проехавшей вместе с ней и развлекавшей ее разговором первую часть пути. Она только на минуту заглянула в гостиницу на остановке перед пересадкой, а когда вернулась - женщина исчезла. Вместе с саквояжем, деньгами и билетом.
     Возница почтовой кареты отказался везти ее. Хозяин гостиницы отказался вызвать констебля и смотрел на нее как на гусеницу - противную серую гусеницу. Тогда на ней еще были ее собственный серый плащ и серая шляпка.
     Что-то действительно приближалось, что-то более крупное, чем фермерский воз. "Еще одна почтовая карета", - подумала она со вздохом, но все-таки остановилась. Она сошла с дороги и прижалась к ограде. Ей не хотелось снова быть обруганной возницей, решившим, что дорога принадлежит только ему.
     Это была чья-то карета, запряженная четверкой великолепных лошадей. Кучер и лакей, оба в синих ливреях, сидели на козлах. Наверняка внутри находился кто-то очень важный, кто-то, кто посмотрит на нее, как на червя и раздавит, даже не задумавшись - особенно учитывая то, как она теперь выглядит.
     Тем не менее, когда карета подъехала ближе, она подняла руку, сначала робко, потом - упрямо. Ее охватила паника, к горлу подкатил комок. Она чувствовала себя одиноко, как никогда раньше, хотя была привычна к одиночеству.
     Карета проехала мимо. Слуги даже не повернули голов, но проводили ее глазами, и она заметила, что они усмехаются и делают знаки друг другу. Она закусила нижнюю губу. Но вдруг впереди нее карета не только замедлила ход, но даже остановилась. Кучер повернулся, всматриваясь во что-то, потом развернулся к ней, уже не усмехаясь. Она поспешила вперед.
     О Господи, пожалуйста! Прошу тебя, Господи!
     Пассажир открыл окошко со стороны, обращенной к ней. Появилась рука, затянутая в перчатку из дорогой кожи. Кто-то выглянул ей навстречу. Мужчина с красивым и несколько надменным лицом, увенчанный густой шапкой тщательно уложенных каштановых волос. Он заговорил, и она услышала голос, очень подходящий к его внешности.
     - Птичка в ярких перьях, украсившая унылый пейзаж, - сказал он. - Чего же ты хочешь?
     Если бы она не была та