визит моей тетушке и мне.
     - До того как приехал я? - спросил маркиз.
     - Да.
     - Вы были напуганы - чего вы испугались? Что он оскорбит вас?
     - Нет. - Саманта вдруг почувствовала страшную усталость. Ей хотелось опуститься на пол и заснуть. Но она должна была отвечать ему. Он не склонен был прекращать разговор. И сейчас ей предстояло отплатить за дружбу, которой она так радовалась. Друзья должны быть честны и ничего не скрывать друг от друга. - Нет, я не боялась, что он сделает что-то плохое. Что он... Я боялась, что моя ненависть...
     - ...что это маска, за которой прячется любовь?
     - Да. - Рука ее снова ухватилась за дверную ручку.
     - Но это так и есть на самом деле? - спросил Хартли.
     - Нет! - твердо сказала Саманта. - Мне приходила в голову мысль, что, может быть, он и правда измелился и говорит со мной вполне искренне. Он старался убедить меня, что все это время любил меня, что сознательно обидел меня, желая спасти мою репутацию - чтобы мое имя не связали с ним, и что он вернулся в Англию, чтобы теперь уже открыто ухаживать за мной и жениться на мне. Я была в смятении. И очень напугана. Но я не хотела ни верить ему, ни любить его. Я не верила ему и никогда бы не поверила. Теперь я знаю, что мой инстинкт не обманывал меня - он низкий человек и нисколько не изменился. Зачем ему понадобилось нанести вам этот удар?
     - Когда вы попросили меня выйти с вами в сад, - снова заговорил маркиз, - когда вы попросили меня поцеловать вас и сказали, что любите меня, вы были очень взволнованы. Я бы сказал, вы были в смятении чувств. Это он sac привел в смятение? И на следующий день, когда я пришел сделать вам предложение, вы были в таком же состоянии?
     - О! - Она потерянно смотрела на него. - Я так обрадовалась, увидев вас. Те дни в Хаймуре, когда мы с вами встречались, - счастливейшие дни в моей жизни.
     - Встречались с таким простым, самым обыкновенным человеком - мистером Уэйдом, - сказал маркиз. - К тому же еще и калекой. Полным антиподом донжуану. С человеком, который никогда не смутил бы вас, не обидел, не покинул. Был бы вашей послушной собачкой. С ним вы чувствовали бы себя в полной безопасности. И вы вышли за него замуж.
     Ужас был в том, что в его словах была правда. Но только какая-то часть правды. Не вся правда.
     - Хартли! - Саманта так стиснула ручку двери, что руке стало больно. - Не принижайте себя. Прошу вас, не делайте этого!
     - Тогда, быть может, вы все же скажете, почему вы вышли за меня замуж? Саманта, скажите мне.
     - Потому что я хотела выйти за вас, - сказала она. - Потому что вы приятный, добрый и...
     - ...и очень богатый?
     Саманта не узнавала его голоса - столько в нем было сарказма. Лицо его поплыло у нее перед глазами, и горячая слеза капнула ей на платье.
     - О, Хартли, не надо! - взмолилась она. - Прошу вас! Вы же знаете, я даже не подозревала, что вы богатый. Я вышла за вас замуж, потому что хотела за вас выйти, потому что вы нравились мне больше, чем кто-либо из моих знакомых, потому что я чувствовала себя...
     - ...со мной в безопасности. - Голос его зазвучал резко, даже грубо. - А я, полагали вы, приду в такой восторг, что завоевал первую в Лондоне красавицу, что не буду отходить от вас ни на шаг? И кстати, Саманта, вы правы: для меня супружество - это прежде всего верность. Обоюдная верность. Боюсь, этот мой принцип чреват осложнениями, но это так: ни любовниц у меня, ни любовников у вас я не потерплю.
     - Хартли...
     - Выслушайте меня, Саманта, - резко и властно произнес он. Это звучало как приказ, и Саманта испугалась и огорчилась. - Вы солгали мне. И позволили мне жениться на вас, веря в эту ложь. Может быть, вы сделали это под влиянием момента. Брак без любви всегда был для меня невозможен, и все же я оказался в него вовлечен. Вовлечен бесповоротно. Не забывайте, мы с вами вступили в брак, вы моя жена. Раз и навсегда разберитесь в ваших чувствах к моему кузену. Если это любовь, вырвите ее из вашего сердца. Если это ненависть, пусть она останется. Я не хочу, чтобы вы пугались при каждой встрече с ним, даже если вы поймете, что любите его. И я не хочу, чтобы вы грезили о нем, когда я обнимаю вас, и представляли его на моем месте.
     - Хартли! - Саманта задохнулась от возмущения.
     - Может быть, между нами никогда уже не будет любви, - сказал он. - Я поражен, как моя вдруг увяла за последние несколько часов. Но пусть нас не преследуют ничьи тени. Пусть у нас не будет никаких секретов. Вы поняли меня?
     - Вы несправедливы ко мне, - сказала Саманта. - И жестоки. Я никогда...
     - Я спрашиваю, вы поняли меня? - Лицо у Хартли было каменное, глаза непроницаемые. Он был неузнаваем. Саманта не знала этого человека.
     - Да, - сказала она.
     - Если ваша горничная начала паковать ваши вещи, пусть разложит их обратно. Мы остаемся в Лондоне.
     - Нет, Хартли! - Саманта прислонилась головой к двери. - Я хочу уехать домой. Пожалуйста, поедемте домой! Прошу вас!
     - Мы остаемся здесь, - сказал он. - Сезон еще продолжается, и вы можете развлекаться, как это делали всегда. Я могу заняться какими-то делами, полезными и неполезными. Мы можем не искать общества друг друга, если оно нам будет в тягость.
     - Я хочу домой, - прошептала Саманта, но она знала, что просить бесполезно. Он был неумолим, этот незнакомец, который по-прежнему стоял на другой стороне комнаты, у потухшего камина.
     - Если вы уже попрощались с вашими друзьями, - сказал маркиз, - можете похвастаться - скажите, что вы попросили обожающего вас супруга остаться здесь еще на какое-то время, и он исполнил ваше желание. Я не опровергну ваши слова... Ну что ж, сейчас уже поздно, и, очевидно, вы хотите переодеться к обеду. Если вы не возражаете, миледи, сегодня я пообедаю в клубе.
     Не сказав ни слова, Саманта повернулась и вышла. Опустив голову, чтобы лакей не увидел ее лица, она чуть ли не бегом поднялась в свою комнату. Все рухнуло, думала она. Ее замужество. Ее жизнь. Все!
     Наверное, она была не права, когда в конце концов простила давнюю ошибку. Счастье для нее невозможно.
     Всего три дня и три ночи чистой радости - теперь они ничего не стоят. Лучше бы их вообще не было, лучше бы она не узнала, что можно быть счастливой!
     Как ей теперь жить с этой неотступной болью? Теперь ей хуже, чем было шесть лет назад.. Намного хуже. Потому что на сей раз...
     Да, на сей раз она одна повинна в том, что случилось, и утешения ей не обрести.
     Хартли положил левую руку на каминную полку и опустил на нее голову. Он не узнавал себя. Что с ним случилось? Как мог он позволить себе впасть в такой гнев и так жестоко с ней обойтись? Он намеревался только поговорить с ней, узнать правду, чтобы они вместе могли все исправить и спокойно. жить дальше. Он вовсе не хотел проявлять гнев - он никогда не терял выдержки. Никогда - до сегодняшнего дня.
     И на кого же он обрушился? На женщину, которую любит больше жизни! И он никогда не испытывал желания причинить ей боль - до сегодняшнего дня. Он хотел всадить пулю Лайонелу в лоб... Нет, это был бы для него слишком быстрый конец и, наверное, даже безболезненный. Лучше избить его до полусмерти.
     Он только что делал все, чтобы довести Саманту до слез, унизить ее, отказать ей в ее просьбе...
     И он замечательно преуспел в своей жестокости! Маркиз сделал глубокий вдох носом. Не помогло. И тогда он заплакал, горько, надрывно.
     Дверь за его спиной отворилась, и он застыл, не поднимая головы. Саманта подошла совсем близко, потом заговорила.
     - Хартли, - тихим, очень спокойным голосом сказала она. Если бы она дотронулась до него сейчас, он прижал бы ее к себе с такой силой, что у нее затрещали бы все косточки. - Я хотела бы, чтобы вы вернули это лорду Рашфорду. Если эта брошь дорога вам как память о матери, возьмите ее себе. Я же не хочу держать ее у себя, не хочу ее видеть. Это "что-то голубое" разрушило мою жизнь.
     Маркиз поднял голову - на ладони у Саманты лежала сапфировая брошь его матери, Ничего не сказав, он взял ее.
     Он почувствовал ее взгляд на своем полуопущенном лице, потом она повернулась и вышла из комнаты.
     Хартли так крепко стиснул в руке брошь, что бриллианты больно врезались ему в ладонь.

***

     Домой он вернулся поздно. Уставившись в купол балдахина, Саманта уже несколько часов лежала без сна, прислушиваясь к доносившимся в спальню звукам. Дверь его комнаты открылась и закрылась несколько раз, до нее доносились голоса - он разговаривал со своим камердинером. Потом наступила тишина.
     Саманта смотрела на балдахин, и ей мерещились Хаймур и она на том холме. Он стоял прислонясь к дереву, наблюдая, как она смотрит на "Аббатство", маячившее далеко внизу. Если бы он не заговорил с ней тогда или если бы она бросилась наутек и вернулась в Челкотт, ничего бы не случилось. Но она не спаслась бегством...
     Дверь ее гардеробной тихо отворилась, и слабый лучик света от фонарика протянулся к кровати. Она не повернула голову и не закрыла глаза. Он подошел к кровати.
     - Так, значит, вы не спите, - сказал он немного погодя. Как видно, его глаза не сразу привыкли к темноте.
     - Не сплю.
     "Пожалуйста, поговори со мной! Скажи мне, что ты не хотел бросать мне такие тяжкие обвинения. Скажи, что ты сам не веришь в свои обвинения и знаешь - я не лгала тебе. Увези меня завтра в Хаймур!"
     Она не пошевелилась, продолжая смотреть на свод балдахина.
     Он сбросил халат, лег рядом с ней и начал ее ласкать.
     "Скажи хоть слово! Не делай это молча!"
     Он медленно и нежно ласкал ее. Его руки - но не губы - творили волшебство, тело ее откликалось на ласки, и скоро они оба знали, что оно уже готово принять его. Тогда он вошел в нее и так же медленно, искусно творил волшебство, пока не довел ее до высшей точки блаженства, до экстаза, и только в этот момент горячий поток его семени извергся в глубь ее тела.
     "Все хорошо, - сказала она себе. - Все будет хорошо". Но она знала, что на самом деле это не так. Он совершил акт любви, как и прежде, но что-то было не так, как прежде. Что-то было утеряно. Что-то, чего нельзя определить словами. Что-то существенное.
     Саманта уловила запах алкоголя в его дыхании, но он не был пьян.
     Она не отпускала его, ее ноги по-прежнему обвивали его - она хотела, чтобы он уснул, лежа на ней. Но он и прежде не оставался на ней больше одной-двух минут. Он всегда старался поскорее освободить ее от тяжести своего тела, всегда заботился о ней. Хартли поднялся и сел на край кровати. Затем спустя минуту встал и надел халат.
     - Спасибо, - сказал он, взглянув на нее в темноте. - Спокойной ночи, Саманта.
     Ей было так горько, что она не ответила. И снова уставилась на балдахин. Лучик света от фонарика осветил дверной проем и исчез. Саманта снова оказалась в полной темноте. О Боже! На нее опустилась вечная темень!

***

     Леди Кэрью заполучила то, что хотела, - так решил свет. Она сделала блестящую партию - муж ее не только богат, но и безропотно исполняет все ее желания. В разгар сезона он чуть было не увез бедняжку в свое поместье за тридевять земель от столицы и не обрек ее на скучнейшую жизнь. Но она с легкостью отговорила его от такой глупости. Они остались. Она стала еще очаровательнее и остроумнее, а он повсюду сопровождает ее.
     Похоже, у них удачный брак. Оба выглядят совершенно счастливыми - никогда прежде Саманта не была столь оживленна и весела, как теперь, после свадьбы. Никогда маркиз не появлялся столь часто в свете, и улыбка не сходит с его уст.
     "Счастливчик!" - не без зависти думали мужчины и тайком бросали на Саманту отнюдь не равнодушные взгляды. Что говорить, неплохо иметь доход свыше пятидесяти тысяч фунтов в год.
     "Счастливая женщина!" - думали светские дамы. Конечно, ее муж, может быть, не самый видный мужчина, но он богат, без памяти в нее влюблен и держит ее на длинном поводке - если этот поводок вообще есть. Даст ей год, чтобы родить ему наследника, а будущей весной они будут с интересом наблюдать, кого она выберет себе в первые любовники. Она прекрасно устроилась.
     Саманта уже была беременна. Она это знала, хотя задержка была всего лишь недельная и могла объясняться существенной переменой в ее жизни. Тем не менее она твердо знала, что беременна. Она чувствовала блаженный покой в своем чреве - она не могла бы найти точного определения этому чувству, может быть, только сравнить его с тем ощущением, что всегда испытывала, когда кончалась их любовная близость. Она знала - их ребенок уже начал свою жизнь в ней.
     Саманта еще не представляла, как она скажет ему, не знала, какие чувства вызовет у него это сообщение. Надеялась, что он обрадуется, как и она. И ей можно будет остаться в Хаймуре. Он не сможет заставить ее приехать в Лондон на следующий сезон, не обречет на такую муку. Быть может, если он будет приходить к ней в спальню и после рождения ребенка, она снова забеременеет. А потом снова. Быть может, она сможет жить в Хаймуре до конца своей жизни.
     Ей казалось - хотя, вероятно, это была нелепая мысль, - что Хаймур - это ее единственная надежда. Надежда на то, что она снова обретет счастье. Нет, конечно, о счастье и речи быть не может. Обретет мирную, спокойную жизнь. Она сможет жить, только если обретет этот покой.
     Они много времени проводили вместе, но почти всегда в обществе друзей и знакомых. Только полчаса или около того, когда он приходил к ней в спальню - а он приходил каждую ночь, - они оставались наедине друг с другом. Безмолвные полчаса, за исключением его вежливого "спасибо" в конце. Благодарность за оказанную услугу!
     Маркиз сопровождал ее почти на все вечерние приемы. Даже на балы. Вводил ее в бальную залу, стоял рядом с ней, пока ее не выводил на танец первый партнер, и затем удалялся в комнату, где шла карточная игра, или еще куда-то и не появлялся, пока не наступало время разъезда гостей.
     В присутствии посторонних на его губах была неизменная улыбка. Саманта всегда казалась веселой и беззаботной.
     Идеальная пара. Обожают друг друга, являют собой пример светскости и ничуть друг друга не обременяют.
     Где бы они ни появлялись, они почти везде видели Лайонела. Они избегали сталкиваться с ним лицом к лицу, а он, казалось, довольствовался взглядами, которые бросал на Саманту, - то смотрел на нее с одобрительной улыбкой, то изображал тоску и страдание. Последнее он проделывал, когда случайно перехватывал через комнату ее взгляд, а Хартли поблизости не было. Саманта в совершенстве отработала прием мгновенно исчезать из комнаты или вовлекать в разговор какого-нибудь джентльмена - чаще всего беднягу Фрэнсиса, - если замечала, что Лайонел намеревается подойти к ней или столкнуться с ней, когда она направляется к выходу.
     Она ненавидела его. И презирала. Она больше не боялась своей ненависти к нему и знала, что это чувство так же далеко от любви, как небо от земли.
     Саманта ненавидела его не столько за то, что он сделал с ней когда-то, - может, она отчасти сама была виновата, она была так наивна и доверчива, - сколько за Хартли. За то, что он причинил такое страдание Хартли, она с радостью убила бы его. А сначала подвергла бы медленной пытке.
     Но как все исправить в ее семейной жизни? Саманта все время думала об этом и не могла ничего придумать. Только бы им уехать в Хаймур! Саманте почему-то казалось, что тогда все бы наладилось. А в первые месяцы будущего года родится ребенок, и тогда, быть может, они начнут свою жизнь сначала. Но Хартли ни слова не говорил об отъезде, а она боялась спрашивать. Или гордость мешала.

***

     Они получили приглашение на бал к леди Грегори. Но Хартли не хотелось идти. Он устал от бесконечных приемов и балов и от бесконечного притворства. Саманте он сказал, что хотел бы остаться дома, и предложил ей отправить записку леди Брилл с просьбой составить ей компанию.
     После обеда Хартли удалился в библиотеку, а Саманта уехала обедать к леди Брилл. С книгой в руке Хартли уселся в свое любимое кресло у камина, но книгу не раскрыл. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
     Устал он ужасно. Хотелось одного - уехать в Хаймур. Но что же ему делать со своей семейной жизнью? Их отчуждение - целиком его вина. Быть может, она вышла за него замуж не по любви, но она не намеревалась ему лгать. Он ведь тоже до самой их брачной ночи не сказал ей ни слова о своих чувствах. Множество людей заключают брак не по любви, а по каким-то иным причинам, а потом живут вполне счастливо. Их совместная жизнь началась хорошо. Ей было приятно его общество, его любовные ласки. Саманта не из тех женщин, кто будет притворяться. Не разрушь он все, она была бы ему верной, любящей женой до конца жизни.
     Но как все поправить? И возможно ли поправить? Не разрушил ли он свою жизнь навсегда?
     Он хотел домой, в Хаймур. Может, там будет лучше. Завтра он скажет Саманте, чтобы она снова начала укладывать чемоданы. Нет, он попросит ее. Может быть, она не хочет больше приходить сюда к нему сама, без приглашения? Казалось, ей всегда приятно было посидеть тут вместе с ним.
     Хартли повернул голову - дверь без стука отворилась. Это была Саманта, изящно одетая, но не в бальном наряде. В руках у нее была корзиночка с шитьем.
     - Мне не хотелось ехать на бал, - сказала она, не взглянув на него. - Хартли, вы не станете возражать, если я посижу здесь вместе с вами?
     - Пожалуйста, - сказал он и чуть не расплакался, когда Саманта тихо села напротив, достала свое шитье и принялась за работу. Он мечтал о таких вот вечерах. Тихих домашних вечерах наедине с женой. Хартли хотел сказать что-нибудь Саманте, но не мог придумать что. Он делал вид, что читает.
     Только когда она некоторое время спустя встала со своего кресла и, ничего не сказав, покинула комнату, он осознал, что не читает книгу, а уставился на пламя в камине и поглаживает свою больную руку, сгибает и выпрямляет пальцы. Пальцы разгибались с трудом и болели.
     Ему следовало поговорить с ней. Быть может, тогда бы она осталась. Что с ним происходит? Он отталкивает ее, даже когда она протягивает ему оливковую ветвь. Однако шитье и корзиночку она оставила...
     Саманта вернулась, что-то держа в руке. Ни слова ему не сказала и даже не взглянула на него. Но взяла скамеечку, пододвинула к нему с правой стороны, села на нее, открутила крышку с бутылочки с маслом - теперь он разглядел бутылочку у нее в руке, - налила немного масла себе на ладонь, потерла ладони одну о другую, а потом взяла его правую руку и начала мягко массировать ладонь и пальцы. Поглаживания были уверенными и сильными, несмотря на мягкость. Хартли откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.
     Он подумал, что она уже закончила массаж, но она только еще раз налила на ладони масла. Хартли и не представлял, что массаж приносит такое облегчение. Никто никогда не делал ему массажа. Мать боялась даже прикасаться к искалеченным членам. Боялась даже посмотреть на его руку и ногу. Это она заставила его носить перчатку.
     Невероятно - он чуть не заснул, но вдруг почувствовал, как Саманта подняла его руку и прижалась к тыльной стороне ладони своей мягкой щекой. Очевидно, она подумала, что он действительно заснул. Потом повернула голову и поцеловала костяшки согнутых пальцев и снова опустила его руку.
     Она не шевельнулась, когда он левой рукой нежно погладил ее локоны, а потом провел пальцами по затылку.
     - Саманта, - сказал Хартли, - прости меня!
     - Мне не за что вас прощать, - тихо ответила она. - Это я во всем виновата.
     - Нет, это не так. Ты была так добра ко мне те три дня и так терпелива и мягка потом, - сказал Хартли. - И ты правильно мне сказала - я поступил жестоко. Прости меня!
     - Я вышла за вас замуж, потому что хотела этого, Хартли, я говорю правду.
     - Ш-ш-ш, - прошептал Хартли. - Ты ни разу не дала мне повода заподозрить тебя в неискренности. Саманта, не пора ли нам отправляться домой?
     - В Хаймур? - Только теперь она подняла на него полные слез глаза.
     - Да, домой. - Хартли утвер