ьми"!
   - Ну а дальше? - с некоторым беспокойством сказал Ла Раме. - Эти  ло-
шади ведь не крылатые и не взлетят за вами на стену.
   - Эх, бог ты мой, - сказал небрежно герцог, - дело вовсе  не  в  том,
чтоб лошади взлетели на стену, а в том, чтобы я  имел  то,  на  чем  мне
спуститься со стены.
   - Что именно?
   - Веревочную лестницу.
   - Отлично, - сказал Ла Раме с принужденным смехом, - по ведь веревоч-
ная лестница не письмо, ее ведь не перешлешь в мячике.
   - Ее можно переслать в чем-нибудь другом.
   - В другом, в чем другом?
   - В пироге, например.
   - В пироге? - повторил Ла Раме.
   - Конечно. Предположим, что мой дворецкий Нуармон снял кондитерскую у
дядюшки Марто...
   - Ну? - спросил Ла Раме, задрожав.
   - Ну а Ла Раме, большой лакомка, отведав его пирожки, нашел, что  они
у нового кондитера лучше, чем у старого, и предложил мне попробовать.  Я
соглашаюсь, по с тем условием, чтобы и Ла Раме  отобедал  со  мной.  Для
большей свободы за обедом он отсылает сторожа и  оставляет  прислуживать
нам одного только Гримо. А Гримо прислан сюда одним из моих  друзой,  он
мой сообщник и готов помочь мне во всем. Побег назначен  ровно  на  семь
часов. И вот, когда до семи часов остается всего несколько минут...
   - Несколько минут... - повторил Ла Раме, чувствуя, что  холодный  пот
выступает у него на лбу.
   - ...Когда до семи часов остается всего  несколько  минут,  я  снимаю
верхнюю корочку с пирога, - продолжал герцог, и он именно так и  сделал,
- и нахожу в нем два кинжала, веревочную лестницу и кляп.  Я  приставляю
один кинжал к груди Ла Раме и говорю ему: "Милый друг, мне  очень  жаль,
но если ты крикнешь или хоть шевельнешься, я заколю тебя!"
   Как мы сказали, герцог сопровождал свои слова действиями.  Теперь  он
стоял возле Ла Раме, приставив кинжал к его груди, с выражением, которое
не позволяло тому, к кому он обращался, сомневаться в его решимости.
   Между тем Гримо, как всегда безмолвный, извлек из пирога другой  кин-
жал, лестницу и кляп.
   Ла Раме с ужасом глядел на эти предметы.
   - О ваше высочество! - воскликнул он, взглянув  на  герцога  с  таким
растерянным видом, что будь это в другое время, тот наверное расхохотал-
ся бы. - Неужели у вас достанет духу убить меня?
   - Нет, если ты не помешаешь моему побегу.
   - Но, монсеньер, если я позволю вам бежать, я буду нищий!
   - Я верпу тебе деньги, которые ты заплатил за свою должность.
   - Вы твердо решили покинуть замок?
   - Черт побери!
   - И, что бы я вам ни сказал, вы не измените вашего решения?
   - Сегодня вечером я хочу быть на свободе.
   - А если я стану защищаться, буду кричать, звать на помощь?
   - Тогда, клянусь честью, я убью тебя.
   В эту минуту пробили часы.
   - Семь часов, - сказал Гримо, до тех пор не промолвивший ни слова.
   - Семь часов, - сказал герцог. - Ты видишь, я запаздываю.
   Для успокоения совести Ла Раме сделал легкое движение.
   Герцог нахмурил брови, и надзиратель почувствовал, что острие  кинжа-
ла, проткнув платье, готово пронзить ему грудь.
   - Хорошо, ваше высочество, довольно! - воскликнул он. - Я не  тронусь
с места.
   - Поспешим, - сказал герцог.
   - Монсеньер, прошу вас о последней милости, - сказал Ла Раме.
   - Какой? Говори скорее!
   - Свяжите меня, монсеньер!
   - Зачем?
   - Чтобы меня не приняли за вашего сообщника.
   - Руки! - сказал Гримо.
   - Нет, не так, за спиной, за спиной.
   - Но чем?
   - Вашим поясом, ваше высочество.
   Герцог снял пояс, и Гримо постарался покрепче связать руки, как и хо-
тел Ла Раме.
   - Ноги! - сказал Гримо.
   Ла Раме вытянул ноги, и Гримо, разорвав салфетку на  полосы,  в  одну
минуту скрутил их.
   - Теперь шпагу, - сказал Ла Раме, - привяжите эфес к ножнам.
   Герцог оторвал лепту от штанов и исполнил желание своего стража.
   - А теперь, - сказал несчастный Ла Раме, - засуньте грушу мне в  рот,
прошу вас, иначе меня будут судить за то, что я не кричал.  Засовывайте,
монсеньер, засовывайте.
   Гримо уже хотел было исполнить просьбу Ла Раме, но тот знаком остано-
вил его.
   - Говори! - приказал герцог.
   - Если я погибну из-за вас, ваше высочество, - сказал Ла Раме, - пос-
ле меня останется жена и четверо детей. Не забудьте об этом.
   - Будь спокоен. Засовывай, Гримо.
   В одно мгновение Ла Раме заткнули рот, положили его на пол и  опроки-
нули несколько стульев: нужно было придать комнате такой  вид,  будто  в
ней происходила борьба. Потом Гримо вынул из карманов Ла Раме все ключи,
отпер двери камеры и, выйдя с герцогом, тотчас же замкнул дверь  двойным
поворотом. Затем оба побежали по галерее, выходящей на малый  двор.  Три
двери были отперты и снова заперты с поразительной  быстротой,  делавшей
честь проворству Гримо. Наконец они добрались до дворика, где  играли  в
мяч. Он был пуст, часовых не было, у окон никого.
   Герцог бросился к стене. По ту сторону рва стояли три всадника с дву-
мя запасными лошадьми. Герцог обменялся с ними знаком, -  они  поджидали
именно его.
   Тем временем Гримо прикрепил лестницу. Вернее, это была даже не лест-
ница, а клубок шелкового шнура с палкой на конце. На палку садятся  вер-
хом, и клубок разматывается сам собою от тяжести сидящего.
   - Спускайся, - сказал герцог.
   - Раньше вас, ваше высочество? - спросил Гримо.
   - Конечно. Если попадусь  я,  меня  могут  только  опять  посадить  в
тюрьму; если попадешься ты, тебя, наверное, повесят.
   - Правда, - сказал Гримо и, сев верхом на палку, начал  свой  опасный
спуск. Герцог с невольным ужасом следил за ним. Внезапно, когда до земли
оставалось всего футов пятнадцать, шнур оборвался,  и  Гримо  полетел  в
ров.
   Герцог вскрикнул, но Гримо даже не застонал.  Между  тем  он,  должно
быть, сильно расшибся, потому что остался лежать без движения на месте.
   Один из всадников, соскочив с лошади, спустился в ров и подвязал Гри-
мо под мышки веревку. Двое его товарищей взялись за другой конец и пота-
щили Гримо.
   - Спускайтесь, ваше высочество, - сказал человек во рву, - тут не бу-
дет и пятнадцати футов, и мягко - трава!
   Герцог быстро принялся за дело. Ему пришлось потруднее Гримо. У  него
не было палки, и он вынужден был спускаться на руках с высоты пятидесяти
футов. Но, как мы уже говорили, герцог был ловок, силен и  хладнокровен.
Не прошло и пяти минут, как он ужо повис на конце шнура. До земли  оста-
валось действительно не больше пятнадцати футов. Герцог выпустил шнур  и
спрыгнул благополучно, прямо на ноги.
   Он быстро вскарабкался по откосу рва. Там встретил  его  Рошфор.  Два
других человека были ему незнакомы. Бесчувственного  Гримо  привязали  к
лошади.
   - Господа, я поблагодарю вас позднее, - сказал принц,  -  теперь  нам
дорога каждая минута. Вперед, друзья, за мной!
   Он вскочил на лошадь и понесся во весь опор,  с  наслаждением  вдыхая
свежий воздух и крича с неописуемой радостью:
   - Свободен!.. Свободен!.. Свободен!..


   XXVI
   Д'АРТАНЬЯН ПОСПЕВАЕТ ВОВРЕМЯ

   Приехав в Блуа, д'Артаньян получил деньги, которые Мазарини, горя не-
терпением поскорее увидать его, решился выдать ему в счет  будущих  зас-
луг.
   Расстояние от Парижа до Блуа обыкновенный всадник проезжает в  четыре
дня. Д'Артаньян подъехал к заставе Сен-Дени в полдень на третий день,  а
в прежнее время ему потребовалось бы на это не больше двух дней. Мы  уже
видели, что Атос, выехавший тремя часами позднее его, прибыл в Париж  на
целые сутки раньше.
   Планше совсем отвык от таких прогулок, и Д'Артаньян  упрекнул  его  в
изнеженности.
   - По ведь мы сделали сорок миль в три дня!  -  воскликнул  Планше.  -
По-моему, это очень недурно для кондитера!
   - Неужели ты окончательно превратился в торговца,  Планше,  -  сказал
д'Артаньян, - и намерен прозябать в своей лавчонке  даже  теперь,  после
того как мы встретились?
   - Гм! Не все же созданы для такой деятельной жизни, как вы, сударь, -
возразил Планше. - Посмотрите хоть на господина Атоса. Кто узнает в  нем
того храбреца и забияку, которого мы видели двадцать лет тому назад?  Он
живет теперь как настоящий помещик. Да и на самом деле, сударь, что  мо-
жет быть лучше спокойной жизни?
   - Лицемер! - воскликнул д'Артаньян. - Сразу видно, что ты подъезжаешь
к Парижу, а в Париже тебя ждут веревка и виселица.
   Действительно, они уже подъезжали к заставе. Планше, боясь  встретить
знакомых, которых у него на этих улицах было множество, надвинул на гла-
за шляпу, а д'Артаньян закрутил усы, думая о Портосе, поджидавшем его на
Тиктонской улице. Он придумывал, как  бы  отучить  его  от  гомерических
пьерфонских трапез и немножко сбить с него владетельную спесь.
   Обогнув угол Мопмартрской улицы, д'Артаньян увидал в  окне  гостиницы
"Козочка" Портоса. Разодетый в великолепный,  расшитый  серебром  камзол
небесно-голубого цвета, он зевал во весь рот, так что прохожие  останав-
ливались и с почтительным изумлением глядели на красивого, богатого гос-
подина, которому, по-видимому, ужасно наскучило и богатство и величие.
   Портос тоже сразу заметил д'Артаньяна и Планше, как только они  пока-
зались из-за угла.
   - А, д'Артаньян! - воскликнул он. - Слава богу, вот и вы!
   - Здравствуйте, любезный друг, - сказал д'Артаньян.
   Кучка зевак в одну минуту собралась поглазеть на господ,  перекликав-
шихся между собой, пока сбежавшиеся конюхи брали их лошадей  под  уздцы.
Но д'Артаньян нахмурил брови, а Планше сердито замахнулся, и это  быстро
заставило рассеяться толпу, которая становилась тем гуще, чем меньше по-
нимала, ради чего она собралась.
   Портос уже стоял на крыльце.
   - Ах, милый друг, - сказал он, - как здесь скверно моим лошадям.
   - Вот как! - сказал д'Артаньян. - Мне от души жаль  этих  благородных
животных.
   - Да и мне самому пришлось бы плохо, если бы не хозяйка, -  продолжал
Портос, самодовольно покачиваясь на своих толстых ногах. - Она очень не-
дурна и умеет понимать шутки. Не будь этого, я, право же, перебрался  бы
в другую гостиницу.
   Прекрасная Мадлен, вышедшая в это время тоже, отступила и  побледнела
как смерть, услыхав слова Портоса. Она  думала,  что  сейчас  повторится
сцена, происшедшая когда-то у д'Артаньяна с швейцарцем. Но, к  ее  вели-
чайшему изумлению, д'Артаньян и ухом не повел при замечании  Портоса  и,
вместо того чтобы рассердиться, весело засмеялся.
   - Я понимаю, любезный друг! - сказал он. - Где  же  Тиктонской  улице
равняться с Пьерфонской долиной! Но успокойтесь, я покажу  вам  местечко
получше.
   - Когда же?
   - Черт возьми! Надеюсь, что очень скоро.
   - А, прекрасно!
   При этом восклицании Портоса за  дверью  послышался  слабый  стон,  и
д'Артаньян, соскочивший с лошади, увидал рельефно  выступающий  огромный
живот Мушкетона. Взгляд у него был жалобный, и глухие  стенания  вырыва-
лись из его груди.
   - Должно быть, эта гнусная гостиница  оказалась  неподходящей  и  для
вас, любезный Мустон? - спросил д'Артаньян, то ли сочувствуя  Мушкетону,
то ли подшучивая над ним.
   - Он находит здешний стол отвратительным, - сказал Портос.
   - Кто же мешает ему приняться за дело самому,  как,  бывало,  в  Шан-
тильи?
   - Здесь это невозможно, сударь,  -  грустно  проговорил  Мушкетон.  -
Здесь нет ни прудов принца, в которых ловятся такие  чудесные  карпы,  и
лесов его высочества, где попадаются нежные куропатки. Что  же  касается
до здешнего погреба, то я внимательно осмотрел его, и, право, он  немно-
гого стоит.
   - Я охотно пожалел бы вас, господин Мустон, - сказал д'Артаньян, - не
будь у меня другого, гораздо более неотложного дела... Любезный дю  Вал-
лон, - прибавил он, отводя Портоса в сторону, - я очень рад, что вы  при
полном параде: мы сию же минуту отправимся к кардиналу.
   - Как? Неужели? - воскликнул ошеломленный Портос, широко открыв  гла-
за.
   - Да, мой друг.
   - Вы хотите меня представить?
   - Вас это пугает?
   - Нет, но волнует.
   - Успокойтесь, мои дорогой, это не прежний кардинал. Этот не подавля-
ет своим величием.
   - Все равно, д'Артаньян, вы понимаете - двор!
   - Полноте, друг мой, теперь пет двора.
   - Королева!
   - Я чуть было не сказал, что теперь нет королевы. Королева? Не беспо-
койтесь: мы ее не увидим.
   - Вы говорите, что мы сейчас же отправимся в ПалеРояль?
   - Сейчас же, - сказал д'Артаньян, - по чтобы не было задержки, я поп-
рошу вас одолжить мне одну из ваших лошадей.
   - Извольте. Все четыре к вашим услугам.
   - О, в этот раз я удовольствуюсь только одной.
   - А возьмем мы с собой слуг?
   - Да. Возьмите Мушкетона, это не помешает. Что же касается Планше, то
у него есть свои причины не являться ко двору.
   - А почему?
   - Гм! Он не в ладах с его преосвященством.
   - Мустон! - крикнул Портос. - Оседлайте Вулкана и Баярда.
   - А мне, сударь, прикажете ехать на Рюсто?
   - Нет, возьми хорошую лошадь, Феба или Гордеца. Мы поедем с  парадным
визитом.
   - А! - с облегчением вздыхая, сказал Мушкетон. -  Значит,  мы  поедем
только в гости?
   - Ну да, Мустон, только и всего, - ответил Портос.  -  Но  на  всякий
случай положите нам в кобуры пистолеты. Мои уже заряжены и лежат в сумке
у седла.
   Мушкетон глубоко вздохнул: что за парадный визит,  который  надо  де-
лать, вооружась до зубов?
   - Вы правы, д'Артаньян, - сказал Портос, провожая глазами своего ухо-
дившего дворецкого и любуясь им. - Достаточно взять одного Мустона, -  у
него очень представительный вид.
   Д'Артаньян улыбнулся.
   - А вы разве не будете переодеваться? - спросил Портос.
   - Нет, я поеду так, как есть.
   - Но ведь вы весь в поту и пыли, и ваши башмаки забрызганы грязью!
   - Ничего, этот дорожный костюм только докажет кардиналу, как я спешил
явиться к нему.
   В эту минуту Мушкетон вернулся с тремя  оседланными  лошадьми.  Д'Ар-
таньян вскочил в седло легко, точно после недельного отдыха.
   - Эй! - крикнул он Планше. - Мою боевую шпагу!
   - А я взял придворную, - сказал Портос, показывая  свою  короткую,  с
золоченым эфесом шпагу.
   - Возьмите лучше рапиру, любезный друг.
   - Зачем?
   - Так, на всякий случай. Поверьте мне, возьмите ее.
   - Рапиру, Мустон! - сказал Портос.
   - Вы словно на войну собираетесь, сударь! -  воскликнул  Мушкетон.  -
Если нам предстоит поход, пожалуйста, не скрывайте этого от меня. Я,  по
крайней мере, хоть приготовлюсь.
   - Вы знаете, Мустон, - сказал д'Артаньян, - что с нами  всегда  лучше
быть готовым ко всему. У вас плохая память, вы забыли, что мы  не  имеем
обыкновения проводить ночи за серенадами и танцами?
   - Увы, это истинная правда! - проговорил Мушкетон, вооружаясь с голо-
вы до ног. - Я действительно забыл.
   Они поехали крупной рысью и в четверть  восьмого  были  около  карди-
нальского дворца. По случаю троицына дня на улицах было очень много  на-
роду, и прохожие с удивлением смотрели на  двух  всадников,  из  которых
один казался таким чистеньким, точно его только что вынули из коробки, а
другой был весь покрыт пылью и грязью, словно сейчас  прискакал  с  поля
битвы.
   Зеваки глазели и на Мушкетона. В те времена роман "Дон-Кихот"  был  в
большой славе, и прохожие уверяли, что это Санчо, потерявший своего гос-
подина, но нашедший взамен его двух других.
   Войдя в приемную, д'Артаньян очутился среди знакомых;  во  дворце  на
карауле стояли как раз мушкетеры его полка. Он показал служителю  письмо
Мазарини и попросил немедленно доложить о себе.
   Служитель поклонился и прошел к его преосвященству.
   Д'Артаньян обернулся к Портосу, и ему показалось, что тот  вздрогнул.
Он улыбнулся и шепнул ему:
   - Смелее, любезный друг, не смущайтесь! Поверьте, орел уж давно  зак-
рыл свои глаза, и мы будем иметь дело с простым  ястребом.  Советую  вам
держаться так прямо, как на бастионе Сен-Жерве, и не особенно низко кла-
няться этому итальянцу, чтобы не уронить себя в его мнении.
   - Хорошо, хорошо, - ответил Портос.
   Возвратился служитель.
   - Пожалуйте, господа, - сказал он. - Его преосвященство ожидает вас.
   Мазарини сидел у себя в кабинете, просматривая список лиц, получающих
пенсии и бенефиции, и старался сократить его, вычеркивая побольше  имен.
Он искоса взглянул на д'Артаньяна и Портоса. Глаза его радостно  блесну-
ли, но он притворился совершенно равнодушным.
   - А, это вы, господин лейтенант! - сказал он. - Вы  отлично  сделали,
что поспешили. Добро пожаловать.
   - Благодарю вас, монсеньер. Я весь к вашим услугам, так же как госпо-
дин дю Валлон, мой старый друг, тот самый, который некогда, желая скрыть
свое знатное происхождение, служил под именем Портоса.
   Портос поклонился кардиналу.
   - Великолепный воин! - сказал Мазарини.
   Портос повернул голову направо, потом налево и с большим достоинством
расправил плечи.
   - Лучший боец во всем королевстве, монсеньер, - сказал Д'Артаньян.  -
Многие подтвердили бы вам это, если бы только они могли еще говорить.
   Портос поклонился д'Артаньяну.
   Мазарини любил рослых солдат почти так же, как позднее любил их Фрид-
рих, король прусский. Он с восхищением оглядел мускулистые руки, широкие
плечи и внимательные глаза Портоса. Ему казалось, что он видит перед со-
бой во плоти и крови спасение своего поста и умиротворение  государства.
Это напомнило ему, что прежде содружество мушкетеров состояло из четырех
человек.
   - А что же ваши два других, товарища? - спросил он.
   Портос открыл рот, полагая, что пора наконец и ему вставить словечко.
Но Д'Артаньян взглядом остановил его.
   - Наши друзья не могли приехать сейчас, - сказал он. - Они  присоеди-
нятся к нам позже.
   Мазарини слегка кашлянул.
   - А господин дю Валлон не так занят, как они, и согласен вернуться на
службу?
   - Да, монсеньер, и из одной только преданности к вам, ибо господин де
Брасье богат.
   - Богат? - повторил Мазарини. Это было  единственное  слово,  имевшее
привилегию всегда внушать ему уважение.
   - Пятьдесят тысяч ливров годового дохода, - сказал Портос.
   Это была первая произнесенная им фраза.
   - Так, значит, из одной только преданности ко мне? - проговорил Маза-
рини со своей лукавой улыбкой. - Из одной только преданности?
   - Ваше преосвященство как будто не совсем верит в это слово? -  спро-
сил Д'Артаньян.
   - А вы, господин гасконец? - сказал Мазарини, облокотясь  на  стол  и
опершись подбородком на руки.
   - Я? Я верю в преданность, ну, например, как верят имени, данному при
святом крещении, которого еще  недостаточно  одного,  без  названия  по-
местья. Конечно, бывают люди, более или менее преданные, но я  предпочи-
таю, чтобы в глубине их преданности скрывалось еще кое-что другое.
   - А что хотел бы скрывать в глубине своей преданности ваш друг?
   - Мой друг, ваше  преосвященство,  владеет  тремя  великолепными  по-
местьями: дю Валлон в Корбее, де Брасье в Суассоне и де Пьерфон в Валуа.
Так вот ему бы хотелось, чтобы одному из поместий было присвоено  наиме-
нование баронства.
   - Только и всего? - сказал Мазарини и весь сощурился от радости,  что
можно будет вознаградить преданность Портоса, не развязывая кошелька.  -
Ну, мы устроив это.
   - И я буду бароном? - воскликнул Портос, делая шаг вперед.
   - Я уже говорил, что будете, - сказал д'Артаньян,  удерживая  его  на
месте, - и его преосвященство подтверждает вам это.
   - А чего желаете вы, господин д'Артаньян? - спросил Мазарини.
   - В будущем сентябре, монсеньер, исполнится двадцать лет с  тех  пор,
как кардинал Ришелье произвел меня в лейтенанты.
   - Да. И вам хочется, чтобы кардинал Мазарини произвел вас в капитаны?
   Д'Артаньян поклонился.
   - Ну что же, в этом нет ничего  невозможного.  Посмотрим,  посмотрим,
господа! А теперь, какую службу предпочитаете вы, господин дю Валлон?  В
городе или в деревне?
   Портос раскрыл рот, но д'Артаньян снова перебил его.
   - Господин дю Валлон, так же как и я, больше всею любит что-нибудь из
ряду вон выходящее, какие-нибудь предприятия, которые считаются безумны-
ми и невозможными.
   Эта хвастл