чего больше на спрашиваю, - ответил
даАртаньян. - Прошу отставки!
   - Как отставки?
   - Конечно! Я слишком горд, чтобы есть хлеб короля,  не  заслужив  его
или, вернее, заслужив плохо. Прошу, ваше величество, отставки.
   - Ого!
   - Прошу отставки, ваше величество, или я сам уйду!
   - Вы сердитесь, сударь?
   - Еще бы! Черт побери! Я тридцать два часа не схожу  с  седла,  скачу
день и ночь, совершаю чудеса быстроты: приезжаю, одеревенев как повешен-
ный, и узнаю, что меня обогнали. Я глупец! Отставку, государь!
   - Господин даАртаньян, - остановил его Людовик XIV, кладя свою  белую
руку на плечо мушкетера, - то, что я вам сказал, ничуть не помешает  мне
исполнить данное обещание. Раз слово дано, оно должно быть сдержано.
   Молодой король подошел к столу и, открыв ящик, вынул сложенную  вчет-
веро бумагу.
   - Вот ваш патент на должность капитана мушкетеров: вы его вполне зас-
лужили, господин даАртаньян.
   ДаАртаньян поспешно развернул бумагу и два раза перечел ее. Он не ве-
рил своим глазам.
   - И этот патент, - продолжал король, - дается вам не только  за  вашу
поездку в Бель-Иль, но и за храброе вмешательство  в  дело  на  Гревской
площади. Там вы поистине мужественно послужили мне.
   - А, - произнес даАртаньян, у которого  при  всем  его  самообладании
краска проступила на щеках. - Вам и это известно, ваше величество?
   - Да. И это.
   - Ваше величество, я хотел сказать, что мне было бы гораздо  приятнее
получить звание капитана мушкетеров в награду за храбрую атаку во  главе
своей роты, за уничтожение неприятельской батареи или за взятие  города,
чем за содействие повешению двух несчастных.
   - Вы говорите правду?
   - Почему ваше величество подозревает меня во лжи?
   - Потому что, насколько я вас знаю, вы не можете раскаиваться в  том,
что обнажили ради меня шпагу.
   - Вот тут-то ваше величество ошибается, и очень сильно. Да, я раскаи-
ваюсь, что обнажил шпагу, раскаиваюсь из-за тех последствий,  к  которым
это привело. Бедные погибшие люди не были ни вашими врагами, ни моими. И
они не защищались.
   Король помолчал.
   - А ваш товарищ тоже раскаивается?
   - Мой товарищ?
   - Да. Вы, кажется, были не один?
   - Не один? Где?
   - На Гревской площади.
   - Нет, ваше величество, нет, - заторопился мушкетер, краснея при мыс-
ли, что король мог заподозрить, будто он,  даАртаньян,  хотел  присвоить
славу, которая приходилась на долю Рауля. - Нет, черт побери,  не  один:
как вы сказали, государь, у меня был товарищ, и очень хороший.
   - Молодой человек?
   - Да, ваше величество. Но поздравляю вас: относительно  происходящего
вне дворца ваше величество осведомлены так же хорошо, как и о внутренней
жизни Пале-Рояля.  Все  эти  точные  известия  доставляет  вам  господин
Кольбер?
   - Господин Кольбер всегда с похвалой говорил мне о вас,  и  плохо  бы
ему пришлось, если бы он стал говорить иначе.
   - О, это прекрасно!
   - Но он также хвалил этого молодого человека.
   - И вполне справедливо, - сказал мушкетер.
   - По-видимому, этот молодой человек храбрец, - прибавил Людовик  XIV,
желая обострить чувство досады, которое он подозревал у даАртаньяна.
   - Да, ваше величество, храбрец! - повторил мушкетер.
   Он был в восторге, что может обратить внимание короля на Рауля.
   - Вы с ним знакомы?
   - Да, лет двадцать пять, ваше величество.
   - Но ему едва исполнилось двадцать пять лет! - воскликнул король.
   - Ваше величество, я его знаю со дня его рождения.
   - Правда?
   - Ваше величество, - смутился даАртаньян, - вы спрашиваете меня с не-
доверием, в котором я вижу постороннее влияние. Господин Кольбер,  сооб-
щив вам такие подробные сведения, вероятно, забыл сказать, что этот  мо-
лодой человек сын моего близкого друга.
   - Виконт де Бражелон?
   - Да, ваше величество. Отец виконта де Бражелона - граф  де  Ла  Фер,
который так удачно содействовал реставрации Карла Второго.  О,  Бражелон
из рода храбрецов!
   - Значит, он сын того вельможи, который приехал ко мне или, вернее, к
Мазарини от имени короля Карла Второго с предложением  заключить  с  ним
союз?
   - Совершенно верно.
   - И этот граф де Ла Фер - храбрец?
   - Государь, этот человек обнажал оружие за вашего отца большее  коли-
чество раз, чем можно насчитать дней в жизни вашего величества.
   Теперь Людовик XIV закусил губу.
   - Хорошо, господин даАртаньян, хорошо! И граф де Ла Фер ваш друг?
   - Уже сорок лет, государь. Ваше величество видит, что все  это  нача-
лось не вчера.
   - Вы хотели бы встретить  этого  молодого  человека,  господин  даАр-
таньян?
   - Буду в восторге, ваше величество.
   Король позвонил. Появился лакей.
   - Позовите виконта де Бражелона, - приказал король.
   - Как, он здесь? - спросил даАртаньян.
   - Он сегодня дежурит в Лувре с отрядом дворян принца Конде.
   Едва успел король договорить, как вошел Рауль.
   Увидев  даАртаньяна,  он  улыбнулся   ему   очаровательной   улыбкой,
свойственной только молодости.
   - Ну, Рауль, - встретил его даАртаньян, - король позволяет тебе поце-
ловать меня. Только раньше поблагодари его.
   Рауль поклонился с такой грацией, что король, ценивший все чужие дос-
тоинства, если только они не затмевали его собственных, залюбовался кра-
сотой, статностью и скромностью Бражелона.
   - Виконт, - обратился к нему Людовик, - я просил принца  Конде  усту-
пить мне вас и получил его согласие. Итак, с сегодняшнего утра вы  сост-
рите при моем дворе. Принц Конде был добрым господином, но,  я  надеюсь,
вы ничего не потеряете от перемены.
   - Да, будь спокоен, Рауль: служить королю неплохо,  -  заметил  даАр-
таньян, который, поняв характер Людовика, ловко играл на его  самолюбии,
конечно, соблюдая меру и приличие; он умел льстить даже под  видом  нас-
мешки.
   - Ваше величество, - сказал Бражелон тихим мелодичным  голосом,  стой
свободой и непринужденностью, которую он унаследовал от отца, - я  не  с
сегодняшнего дня служу вашему величеству.
   - О да! Вы хотите напомнить мне о происшествии на Гревской площади. В
тот день вы действительно хорошо за меня постояли.
   - Ваше величество, я говорю не об этом. Как я могу напоминать о столь
ничтожной услуге в присутствии такого человека, как господин даАртаньян!
Мне хотелось напомнить о случае, который был в моей жизни важным событи-
ем и побудил меня с шестнадцати лет посвятить свою жизнь  службе  вашему
величеству.
   - А что же это за случай? - спросил король. - Скажите.
   - Когда я отправился в свой первый поход и должен был  присоединиться
к армии принца Конде, граф де Ла Фер провожал меня до Сен-Дени, где  по-
коятся останки короля Людовика Тринадцатого, ожидая преемника, которого,
надеюсь, бог не пошлет ему еще долгие годы.  Тогда  граф  предложил  мне
поклясться прахом наших властителей в том, что я буду служить  королевс-
кой власти, олицетворенной в вас, государь, буду ей верен и в мыслях,  и
в словах, и в действиях. Я поклялся, и клятву мою услыхали бог и усопшие
короли. За десять лет мне представилось гораздо меньше случаев, чем  мне
бы хотелось, сдержать свою клятву. Но я всегда был не более  как  солдат
вашего величества и, переходя на службу к вам,  меняю  не  господина,  а
только гарнизон.
   Рауль умолк, поклонившись.
   Он кончил, но Людовик XIV молчал, задумавшись.
   - Клянусь богом, - вскричал даАртаньян, - отлично сказано; не  правда
ли, ваше величество? Как хорошо, как благородно!
   - Да, - прошептал растроганный король, сдерживая  свое  волнение,  не
имевшее другой причины, кроме общения с такой  возвышенной,  благородной
натурой, как Рауль. - Да, вы говорите правду, всюду вы  служите  королю.
Но, переменив гарнизон, вы получите повышение, которого вполне  заслужи-
ваете.
   Рауль понял, что король ничего не хочет прибавить, и потому с  прису-
щим ему тактом поклонился и вышел.
   - Вы собираетесь сообщить мне еще что-нибудь, сударь? -  спросил  ко-
роль, оставшись опять наедине с даАртаньяном.
   - Да, ваше величество, это известие я отложил на  конец,  потому  что
оно печально и облечет в траур королевские дворы Европы.
   - Что вы хотите сказать?
   - Ваше величество, проезжая через Блуа, я услышал печальную весть.
   - Право, вы меня пугаете, господин даАртаньян.
   - Мне ее сообщил доезжачий, у которого на рукаве был черный креп.
   - Может быть, мой дядя Гастон Орлеанский...
   - Ваше величество, он скончался.
   - И никто меня не предупредил! - воскликнул король, оскорбленный тем,
что ему не сообщили о смерти дяди.
   - Не гневайтесь, ваше величество, - сказал  д'Артаньян,  -  парижские
курьеры, да и вообще никакие курьеры в мире не скачут так, как  ваш  по-
корный слуга. Посланец из Блуа будет здесь только через два часа,  а  он
едет быстро, ручаюсь вам" я обогнал его уже за Орлеаном.
   - Мой дядя Гастон, - прошептал Людовик, прижимая руку ко лбу и  вкла-
дывая в эти три слова самые противоречивые чувства, пробужденные  воспо-
минаниями.
   - Да, ваше величество, -  философски  заметил  мушкетер,  отвечая  на
мысль короля, - прошлое уходит.
   - Правда, сударь, правда. Но у вас, слава богу, есть  будущее,  и  мы
постараемся, чтобы оно не было слишком мрачным.
   - Полагаюсь в этом отношении на ваше величество  -  поклонился  даАр-
таньян. - А теперь...
   - Да, правда. Я и забыл, что вы сделали сто десять  лье.  Идите,  су-
дарь, позаботьтесь о себе, ведь вы один из моих лучших солдат,  а  когда
отдохнете, возвращайтесь ко мне.
   - Ваше величество, и при вас и вдали от вас я всегда к вашим услугам.
   ДаАртаньян снова поклонился и вышел. Потом, словно приехав всего-нав-
сего из Фонтенбло, он пошел отыскивать в Лувре Бражелона.


   XXIX
   ВЛЮБЛЕННЫЙ И ДАМА ЕГО СЕРДЦА

   В Блуаском замке горели свечи у безжизненного тела Гастона Орлеанско-
го, последнего представителя прошлого. Горожане слагали ему эпитафию да-
леко не хвалебного свойства; вдовствующая герцогиня, забыв, что в юности
она так любила покойника, что бежала из отцовского дома, теперь, в двад-
цати шагах от траурной залы, углубилась в денежные расчеты. Вообще жизнь
в замке текла своим чередом. Ни мрачный звон колокола, ни голоса певчих,
ни пламя свечей, мерцавшее за оконными стеклами, ни подготовка к  погре-
бению не смущали парочку, которая сидела подле уже знакомого  нам  окна;
оно выходило во внутренний двор из комнаты, принадлежавшей к так называ-
емым малым апартаментам.
   Веселый солнечный луч (ибо солнце, по-видимому, мало  беспокоилось  о
потере, понесенной Францией) падал на двух собеседников.
   Он был юноша лет двадцати пяти, маленький, смуглый,  с  хитрым  живым
лицом и огромными глазами, затененными длинными ресницами,  его  большой
рот часто улыбался, показывая прекрасные зубы, а острый подбородок обла-
дал редкой подвижностью. Вовремя разговора он нежно наклонялся к молодой
девушке, которая, надо сказать, не отстранялась от него  с  той  поспеш-
ностью, которой требовали строгие правила приличия.
   Девушку мы знаем, так как уже видели ее однажды у этого  самого  окна
под лучами такого же яркого солнца. Лукавство сочеталось в ней с  рассу-
дительностью Она была очаровательна, когда смеялась,  и  красива,  когда
становилась серьезной По правде говоря, она чаще  бывала  очаровательна,
чем красива.
   Собеседники были увлечены каким-то полушутливым,  полусерьезным  спо-
ром.
   - Скажите, господин Маликорн, - спросила девушка, - угодно ли вам на-
конец поговорить разумно?
   - А вы думаете, это легко, Ора? - возразил Маликорн. - Делать то, че-
го от тебя хотят, когда нельзя делать то, что можешь?
   - Ну, вы, кажется, запутались в словах. Бросьте, мой дорогой,  проку-
рорскую логику.
   - Опять-таки немыслимо: ведь я чиновник. И вы меня упрекаете  за  то,
что я стою ниже вас... Итак, я ничего вам не скажу.
   - Полно, я и не думаю упрекать вас Скажите, что  вы  собирались  ска-
зать. Говорите, я этого хочу.
   - Хорошо, повинуюсь. Герцог умер.
   - Ах, боже мой, вот новость! Откуда вы явились, чтобы сообщить это?
   - Я приехал из Орлеана.
   - И это ваша единственная новость?
   - О нет... Я могу еще сообщить, что  принцесса  Генриетта  Английская
едет во Францию, чтобы выйти замуж за брата его величества.
   - Вы положительно невыносимы, Маликорн, с вашими допотопными новостя-
ми. Если вы не бросите своей привычки вечно насмехаться, я вас прогоню.
   - Ого!
   - Право, вы выводите меня из терпения.
   - Ну, ну, потерпите.
   - Вы хотите набить себе цену? Я знаю, для чего.
   - Скажите, я отвечу откровенно, если вы угадаете.
   - Вы знаете, что мне хочется получить место  фрейлины,  о  котором  я
имела глупость просить вас похлопотать, а вы скупитесь использовать свое
влияние.
   - Я? - Маликорн опустил глаза, сложил руки и принял  лукавый  вид.  -
Какое же влияние может иметь бедный чиновник?
   - У вашего отца недаром двадцать тысяч ливров годового дохода, госпо-
дин Маликорн.
   - Провинциальное состояние, сударыня.
   - Ваш отец недаром посвящен в тайны принца Конде.
   - Это  преимущество  ограничивается  тем,  что  отец  ссужает  принца
деньгами.
   - Словом, вы недаром самый большой хитрец во всей провинции.
   - Вы мне льстите.
   - Чем?
   - Я утверждаю, что у меня нет никакого влияния, а вы говорите  обрат-
ное.
   - Ну, так что же мое место, дадут мне его или нет?
   - Дадут.
   - Но когда?
   - Когда вы пожелаете.
   - Где же патент?
   - У меня в кармане.
   Маликорн улыбнулся и вынул из кармана бумагу.
   Монтале схватила ее, точно добычу, и жадно пробежала глазами. Ее лицо
постепенно прояснилось.
   - Маликорн, - воскликнула она, кончив чтение, - право, вы добрый  че-
ловек!
   - Почему?
   - Потому что вы могли заставить меня заплатить за место фрейлины -  и
не сделали этого.
   Но Маликорн храбро выдержал ее нападение.
   - Я вас не понимаю, - сказал он.
   На этот раз смутилась Монтале.
   - Я открыл вам свои чувства, - продолжал Маликорн. - Вы трижды сказа-
ли со смехом, что не любите меня; а один раз без смеха поцеловали  меня.
Это все, что мне нужно.
   - Все? - проговорила кокетка тоном оскорбленной гордости.
   - Да, все, - ответил Маликорн.
   - А!
   В этом восклицании звучал гнев вместо  благодарности,  какой  он  мог
ждать. Он спокойно покачал головой.
   - Послушайте, Монтале, - начал молодой человек, не  заботясь  о  том,
понравится ли его даме такое фамильярное обращение, - не  будем  спорить
на эту тему.
   - Почему?
   - Потому что за время нашего знакомства, которое длится уже  год,  вы
уже двадцать раз выгнали бы меня, если бы я вам не нравился.
   - Скажите пожалуйста! А по какому поводу я выгнала бы вас?
   - Я бывал достаточно дерзок.
   - Что правда, то правда!
   - Не будем ссориться. Итак, раз вы меня не выгнали, то не без  причи-
ны.
   - Но не потому, что я вас люблю.
   - Согласен. Скажу даже, что в данную минуту вы меня ненавидите.
   - О, вы никогда не говорили большей правды!
   - Хорошо. Я вас тоже.
   - А, принимаю к сведению.
   - Принимайте. Вы меня находите грубым и глупым. Я нахожу, что  у  вас
резкий голос и лицо исказилось от гнева. Сейчас вы скорее выброситесь из
окна, чем позволите мне поцеловать кончик вашего  пальца.  А  я  охотнее
брошусь с колокольни, чем дотронусь до подола вашего  платья.  Но  через
пять минут вы меня будете любить, а я вас обожать!
   - Сомневаюсь!
   - А я вам ручаюсь.
   - Какая самоуверенность!
   - А потом, это еще не главная причина. Я вам нужен,  Ора,  как  и  вы
мне. Когда вам угодно быть веселой, я вас смешу; когда мне хочется  быть
влюбленным, я на вас смотрю. Я добыл вам место фрейлины, которого вы же-
лали. Вы сделаете сейчас все, что я захочу.
   - Я?
   - Да, вы. Но в данную минуту, милая Ора, заявляю вам, я ничего не хо-
чу; итак, будьте спокойны.
   - Вы ужасный человек, Маликорн. Я так обрадовалась этому месту, а  вы
мне испортили все удовольствие.
   - Ну, у вас еще есть время. Успеете порадоваться, когда я уйду.
   - Так уходите...
   - Хорошо, но раньше позвольте дать вам совет...
   - Какой?
   - Развеселитесь: когда вы дуетесь, то становитесь безобразной.
   - Грубиян!
   - Надо же говорить правду друг другу.
   - Как вы злы, Маликорн!
   - А вы неблагодарны, Монтале!
   Маликорн облокотился на подоконник.
   Монтале взяла книгу и раскрыла ее.
   Маликорн встал, почистил рукавом шляпу и оправил черный плащ.
   Притворяясь, что читает, Монтале тайком посматривала на него.
   - Теперь он принимает почтительный вид!  -  с  горячностью  вскричала
она. - Значит, будет дуться неделю.
   - Две, - с поклоном заметил Маликорн.
   Монтале замахнулась на него книгой.
   - Чудовище! - сказала она. - Ах, почему я не мужчина?
   - Что бы вы тогда сделали со мной?
   - Я задушила бы тебя.
   - Ага, отлично! - ответил Маликорн. - Мне кажется, я  начинаю  желать
одной вещи.
   - Чего, демон? Чтобы я задохнулась от злости?
   - Маликорн почтительно вертел в руках шляпу. Вдруг  он  отбросил  ее,
схватил молодую, девушку за плечи, привлек к себе и приник  к  ее  губам
губами, слишком жаркими для человека, который старался  казаться  равно-
душным.
   Она хотела было закричать, но поцелуй заглушил ее восклицание.  Разд-
раженная и взволнованная, девушка оттолкнула Маликорна к стене.
   - Ну, вот, - философски заметил Маликорн. - Теперь на  шесть  недель.
До свидания, сударыня, примите мой почтительный привет.
   И он сделал несколько шагов к выходу.
   - Нет, нет, вы не уйдете! - вскрикнула Монтале, топнув ногой.  -  Ос-
таньтесь, я приказываю.
   - Вы приказываете?
   - Разве я не ваша госпожа?
   - Да, властительница моих чувств и моего ума.
   - Значит, мое достояние - сухой ум и глупые чувства?
   - Берегитесь, Монтале, - остановил ее Маликорн, - я вас знаю: вы  мо-
жете влюбиться в вашего слугу!
   - Ну да, да, - сказала она, кидаясь к нему на шею  скорее  с  детской
беспечностью, нежели со страстью. - Да, да, ведь я же должна  поблагода-
рить вас!
   - За что?
   - За место фрейлины: в нем вся моя будущность.
   - И моя также.
   Монтале посмотрела на него.
   - Как ужасно, - вздохнула она, - что никогда не угадаешь, говорите вы
серьезно или шутите.
   - Вполне серьезно. Я еду в Париж; вы едете туда же, мы едем в  столи-
цу.
   - Значит, только ради этого вы помогли мне? Эгоист!
   - Что делать, Ора, я не могу жить без вас.
   - По правде сказать, я тоже не могу обойтись без вас. А все-таки надо
сознаться, что вы злой человек.
   - Ора, милая Ора, берегитесь, не принимайтесь опять  за  оскорбления;
вы знаете, какое действие они производят на меня. Я буду вас обожать.
   И, еще не кончив говорить, Маликорн снова привлек к себе девушку.
   В это мгновение на лестнице послышались шаги.
   Молодые люди стояли так близко друг к другу, что вошедший  увидел  бы
их обнявшимися, если бы Монтале с силой не оттолкнула Маликорна, который
ударился о дверь спиной в то самое мгновение, когда она открылась.
   Послышался громкий возглас, сердитая воркотня.
   Это оказалась г-жа  де  Сен-Реми.  Злополучный  Маликорн  стукнул  ее
дверью, которую она открывала.
   - Опять этот бездельник! - закричала старая дама. - Вечно он тут!
   - Ах, извините, - почтительно ответил Маликорн, - вот уже целая  дол-
гая неделя, как меня здесь не было.


   XXX
   НАКОНЕЦ ПОЯВЛЯЕТСЯ НАСТОЯЩАЯ ГЕРОИНЯ ЭТОЙ ПОВЕСТИ

   Следом за г-жой де Сен-Реми по лестнице шла Луиза  де  Лавальер.  Она
услышала взрыв материнского гнева и, поняв, что его вызвало, с  трепетом
вошла в комнату. Тут она увидела беднягу Маликорна. Даже самый  хладнок-
ровный зритель невольно рассмеялся бы или  почувствовал  бы  сострадание
при виде его безнадежной позы.
   Он спрятался за большое кресло, чтобы избежать первого  натиска  г-жи
де Сен-Реми; не надеясь смягчить ее речами, - она говорила громче его  и
без передышки, - он возлагал все надежды на выразительность  своих  жес-
тов.
   Почтенная дама ничего не слышала и не видела;  она