Лавальер с жадностью прочитала записку, в которой назначалось  свида-
ние в два часа дня и давалось пояснение, как поднимать  люк.  "Оденьтесь
понаряднее", - стояло в приписке. Эти слова изучили девушку, но в то  же
время успокоили ее.
   Время двигалось медленно. Наконец назначенный час  наступил.  Пункту-
альная, как жрица Геро, Луиза подняла люк, едва только пробило два чага,
и увидела внизу короля, почтительно подавшего ей руку. Это внимание глу-
боко ее тронуло.
   Когда Лавальер спустилась, к ней, улыбаясь, подошел граф и с изыскан-
ным поклоном поблагодарил за оказанную честь. Потом, обернувшись к коро-
лю, он прибавил:
   - Государь, он здесь.
   Лавальер с беспокойством взглянула на Людовика.
   - Мадемуазель, - сказал король, - я не без умысла просил вас  оказать
мне честь и спуститься сюда. Я пригласил прекрасного художника, умеющего
в совершенстве передавать сходство, и желаю, чтобы вы разрешили ему  на-
писать ваш портрет. Впрочем, если вы непременно этого потребуете,  порт-
рет останется у вас.
   Лавальер покраснела.
   - Вы видите, - добавил король, - мы будем здесь  даже  не  втроем,  а
вчетвером. Словом, если мы  не  наедине,  здесь  будет  столько  гостей,
сколько вы пожелаете.
   Лавальер тихонько пожала пальцы короля.
   - Перейдем в соседнюю комнату, если будет угодно вашему величеству, -
предложил де Сент-Эньян.
   Он открыл дверь и пропустил гостей.
   Король шел за Лавальер, любуясь ее нежной розовой  шеей,  на  которую
спускались завитки белокурых волос. Лавальер была в светло-сером  шелко-
вом платье; агатовое ожерелье оттеняло  белизну  ее  кожи.  В  маленьких
изящных руках она держала букет из анютиных глазок  и  бенгальских  роз,
над которыми, точно чаша с ароматами, возвышался  гарлемский  тюльпан  с
серовато-фиолетовыми лепестками, стоивший садовнику  пяти  лет  усердных
трудов, а королю пяти тысяч ливров.
   В комнате, только что открытой де Сент-Эньяном, стоял молодой человек
в бархатном костюме, с красивыми черными глазами и густыми черными воло-
сами. Это был художник.
   Холст был приготовлен, на палитре лежали краски. Художник  поклонился
мадемуазель де Лавальер с любопытством артиста, изучающего свою  модель,
и сдержанно поздоровался с королем, как с обыкновенным  дворянином.  По-
том, подведя мадемуазель де Лавальер к приготовленному для  нее  креслу,
он попросил ее сесть.
   Молодая девушка села в кресло грациозно и непринужденно; в руках  она
держала цветы, ноги вытянула  на  подушку,  и  художник,  чтобы  придать
взгляду девушки большую  естественность,  предложил  ей  чем-нибудь  за-
няться. Людовик XIV с улыбкой опустился на подушки у ног  своей  возлюб-
ленной. Таким образом, Лавальер сидела, откинувшись на спинку кресла,  с
цветами в руке, а король, подняв глаза, пожирал  ее  взглядом.  Художник
несколько минут с удовольствием наблюдал эту  группу,  а  де  Сент-Эньян
смотрел на нее с завистью.
   Художник быстро сделал эскиз; затем после первых же мазков  на  сером
фоне стало выступать поэтичное лицо с кроткими глазами и розовыми  щека-
ми, обрамленное золотистыми локонами.
   Влюбленные говорили мало и все смотрели друг на друга.  Иногда  глаза
их делались такими томными, что художнику приходилось прерывать  работу,
чтобы не изобразить вместо Лавальер Эрицину. Тогда на  выручку  приходил
де Сент-Эньян: он декламировал стихи или рассказывал  историйку  в  духе
Патрю или Талемаиа де Рео.
   Когда Лавальер уставала, делали перерыв.
   Аксессуарами к этой картине служили поднос из  китайского  фарфора  с
самыми лучшими плодами, какие можно было найти, херес, сверкавший  топа-
зами в серебряных кубках, но художнику предстояло увековечить только ли-
цо, самое эфемерное явление из всего окружающего.
   Людовик упивался любовью, Лавальер - счастьем, де Сент-Эньян - често-
любием.
   Так прошло два часа; когда часы пробили четыре, Лавальер встала и по-
дала королю знак. Людовик поднялся, подошел к картине и сделал несколько
комплиментов художнику. Де Сент-Эньян похвалил сходство, очень  заметное
уже после первого сеанса. Лавальер, в свою очередь, краснея,  поблагода-
рила художника и удалилась в соседнюю комнату, куда за ней пошел король,
позвав де Сент-Эньяна.
   - До завтра, не правда ли? - обратился к Лавальер Людовик.
   - Но если ко мне придут, государь, и не застанут меня?
   - Так что же?
   - Что будет со мной?
   - Какая вы трусиха, Луиза!
   - А если за мной пришлет принцесса?
   - Неужели не наступит день, когда вы сами попросите меня не считаться
ни с чем и не расставаться с вами? - воскликнул король.
   - В тот день, государь, я буду безумна, и вы не должны будете слушать
меня.
   - До завтра, Луиза.
   Лавальер вздохнула; потом, не имея сил сопротивляться просьбе короля,
чуть слышно произнесла:
   - Раз вы этого хотите, государь, до завтра.
   И с этими словами поднялась по лестнице и исчезла.
   - Что вы скажете, государь? - спросил де Сент-Эньян, когда она  скры-
лась.
   - Скажу, что вчера я считал себя счастливейшим из смертных.
   - Неужели сегодня ваше величество считает себя  самым  несчастным  из
них? - с улыбкой сказал граф.
   - Нет. Но эта любовь - неутолимая жажда; напрасно я ловлю капли  вла-
ги, которые твоя изобретательность доставляет мне: чем больше я пью, тем
больше мне хочется пить.
   - Государь, в этом отчасти повинны вы сами. Ваше величество сами соз-
дали настоящее положение вещей.
   - Ты прав.
   - Поэтому в подобных случаях, государь, лучшее средство быть счастли-
вым - считать себя удовлетворенным и ждать.
   - Ждать? Тебе, значит, знакомо слово "ждать"?
   - Полно, государь, полно, не огорчайтесь.  Я  уже  придумал  кое-что,
придумаю и еще.
   Король безнадежно покачал головой.
   - Как, государь? Вы уже недовольны?
   - Доволен, дорогой де Сент-Эньян. Но  придумывай  скорее,  придумывай
новое.
   - Государь, я обещаю вам подумать, вот все, что я могу сказать.
   Не имея возможности любоваться оригиналом,  король  захотел  еще  раз
взглянуть на портрет. Он указал  художнику  на  некоторые  недостатки  и
ушел. После этого до Сент-Эньян отпустил художника.
   Мольберт, краски, палитра еще не были убраны, как из-за портьеры  вы-
сунулась голова Маликорна. Де  СентЭньян  принял  его  с  распростертыми
объятиями, но в то же время  с  некоторой  грустью.  Облако,  омрачившее
царственное солнце, в свою очередь, затмило и его верного спутника.  Ма-
ликорн сразу заметил этот налет грусти на лице де Сент-Эньяна.
   - Что это, граф, вы так мрачны? - поинтересовался он.
   - Не мудрено, мой милый. Поверите ли вы, что король недоволен.
   - Недоволен лестницей?
   - Нет, напротив, лестница ему очень понравилась.
   - Значит, убранство комнат пришлось ему не по вкусу?
   - На него он даже не обратил внимания. Нет, королю не понравилось...
   - Понимаю, граф: ему не понравилось, что на  любовном  свидании  при-
сутствовало два свидетеля. Как же вы, граф, не предусмотрели этого?
   - Как мог я предусмотреть, дорогой Маликорн, если я в точности испол-
нил предписание короля.
   - Его величество действительно настаивал на вашем присутствии?
   - Очень настаивал.
   - И пригласил также художника, которого я сейчас встретил?
   - Потребовал, господин Маликорн, потребовал!
   - В таком случае я отлично понимаю причину недовольства его величест-
ва.
   - Каким же образом он мог остаться недоволен  буквальным  исполнением
своего распоряжения? Ничего не понимаю.
   Маликорн почесал затылок.
   - В котором часу король назначил свидание? - спроспл он.
   - В два часа.
   - А вы ожидали короля с какого часа?
   - С половины второго.
   - Неужели?
   - Как же иначе? Хорош был бы я, если бы опоздал!
   Несмотря на все уважение к де Сент-Эньяну, Маликорн  не  удержался  и
пожал плечами.
   - А художнику король тоже велел прийти к двум часам? - спросил он.
   - Нет. Но я привел его сюда к двенадцати. Лучше, чтобы  художник  по-
дождал два часа, чем король одну минуту.
   Маликорн залился беззвучным смехом.
   - Лучше, мой милый, поменьше смейтесь и побольше говорите, - обиженно
заметил де Сент-Эньян.
   - Вы требуете?
   - Умоляю.
   - Так вот что, граф: если вы желаете, чтобы король был доволен, то  в
следующий же раз, когда он придет...
   - Он придет завтра.
   - Итак, если вы хотите, чтобы король завтра был доволен...
   - Хочу ли я? Что за вопрос!
   - Ну так завтра, когда придет король, у вас должно найтись самое  не-
отложное дело и вам во что бы то не стало надо будет отлучиться.
   - Что вы говорите?
   - На двадцать минут.
   - Оставить короля одного на целых двадцать минут?! - в ужасе восклик-
нул де Сент-Эньян.
   - Ну, ладно, допустим, что я ничего не сказал, - проговорил Маликорн,
направляясь к двери.
   - Нет, нет, дорогой Маликорн, напротив, выскажитесь до конца, я начи-
наю понимать. А художник, художник?
   - Ну, а художник пусть запоздает на полчаса.
   - Вы думаете, на полчаса?
   - Да, я думаю.
   - Дорогой мой, я так и сделаю.
   - И я уверен, что не пожалеете. Вы мне позволите зайти  завтра  спра-
виться?
   - Конечно.
   - Имею честь быть вашим покорным слугой, господин де Сент-Эньян.
   И Маликорн удалился с почтительным поклоном.
   - Положительно, этот малый умнее меня, - молвил де Сент-Эньян,  убеж-
денный его доводами.


   XLIV
   ГЕМПТОН-КОРТ

   Откровенная беседа между Монтале и Луизой в конца предпоследней  гла-
вы, естественно, приводит нас к главному герою нашей повести  -  бедному
странствующему рыцарю, изгнанному из Парижа прихотью короля.
   Если читателю угодно последовать за нами, мы пере - правимся вместе с
ним через пролив, отделяющий Кале от Дувра; пересечем плодородную  зеле-
ную равнину, орошенную тысячью ручейков, которая окружает Черинг,  Медс-
тон и десяток других городков, один живописнее другого, и окажемся,  на-
конец, в Лондоне. А из Лондона, узнав, что Рауль, побывав в  Уайт-Холле,
а затем в СентДжемсе, был принят Монком и получил доступ в самое избран-
ное общество Карла II, мы, как ищейки, последуем за ним в одну из летних
резиденций Карла II, Гемптон-Корт, на берегу Темзы, недалеко от Кингсто-
на.
   В этом месте река еще не является тем оживленным путем,  по  которому
ежедневно передвигается до полумиллиона путешественников; тут она еще не
вздымает свои волны, черные, как воды Коцита,  говоря:  "Я  тоже  море".
Нет, это еще тихая и зеленая речка с мшистыми берегами, с большими широ-
кими заводями, отражающими ивы и буки, с редкими лодками, уснувшими  там
и сям среди тростников, в бухточках, поросших ольхой и незабудками.
   Пейзаж очень красивый и спокойный.  Кирпичный  дом  прорывает  своими
трубами, откуда вьются синие струйки дыма, плотную стену зеленого остро-
листника. Среди высокой травы то показывается,  то  исчезает  ребенок  в
красной блузе, словно мак, колеблемый дуновением ветра.
   Большие белые овцы, закрыв глаза, пережевывают жвачку в тени  невысо-
ких осин, и время от времени мартынрыболов, сверкая золотисто-изумрудны-
ми перьями, точно мячик, несется над водой и легкомысленно задевает лесу
своего собрата рыбака, подстерегающего линя или окуня.
   Над всем этим раем, сотканным из глубокой тени и мягкого света,  воз-
вышается замок Гемптон-Корт, построенный кардиналом  Уолси  и  внушивший
зависть даже королю, так что его владелец  принужден  был  подарить  его
своему повелителю, Генриху VIII.
   Гемптон-Корт, с коричневыми стенами, большими окнами,  красивыми  же-
лезными решетками, с тысячью башенок, со странными колоколенками, с  по-
тайными ходами и фонтанами во дворе, как в Альгамбре, ГемптонКорт -  ко-
лыбель роз и жасминов. Он радует зрение и обоняние, он является очарова-
тельной рамкой для прелестной любовной  картины,  созданной  Карлом  II,
среди великолепных полотен Тициана, Порденоне и Ван-Дейка, -  тем  самым
Карлом II, в галерее которого висел портрет казненного Карта I и на  де-
ревянной обшивке его видны были дыры  от  пуританских  пуль,  выпущенных
солдатами в Кромвеля 24 августа 1648 года, когда они привели Карла  I  в
Гемптон-Корт в качестве пленника.
   Тут собирал свой двор его сын, вечно жаждавший удовольствий, этот по-
эт в душе, недавний бедняк, который днями  наслаждений  возмещал  каждую
минуту, проведенную в лишениях и нищете.
   Не мягкий газон Гемптон-Корта, такой нежный, что кажется, будто идешь
по бархату; не громадные липы, ветви которых, как у ив, свисают до самой
земли и скрывают в своей тени любовников и мечтателей; не клумбы  пышных
цветов, опоясывающих ствол каждого дерева и служащих ложем  для  розовых
кустов в двадцать футов вышины, которые раскидываются в воздухе, как ог-
ромные снопы, - не эти красоты любил Карл II в прекрасном  дворце  Гемп-
тон-Корт.
   Но, может быть, он любил красноватую гладь реки, покрывавшуюся морщи-
нами от малейшего ветерка и колеблющуюся, словно волнистые волосы  Клео-
патры? Или пруды, заросшие ряской и белыми кувшинками, раскрывающими мо-
лочно-белые лепестки, чтобы показать  золотистую  сердцевинку?  Эти  та-
инственные лепечущие воды, по которым плавали черные лебеди и  маленькие
прожорливые утки, гонявшиеся за зелеными мухами, вьющимися над  цветами,
и за лягушатами в их убежищах из прохладного мха?
   Может быть, его привлекали огромные  остролистники,  легкие  мостики,
переброшенные через канавы, серны, мелькавшие в бесконечных аллеях,  или
трясогузки, порхавшие среди букса и клевера?
   Все это есть в Гемптон-Корте; а  кроме  того  -  шпалеры  белых  роз,
вьющихся по высоким трельяжам и усыпающих землю благоуханным снегом сво-
их лепестков. В тамошнем парке есть также старые смоковницы с позеленев-
шими стволами и с корнями, ушедшими в  поэтические  и  роскошные  пласты
мха.
   Нет, Карл II любил в Гемптон-Корте очаровательные женские фигуры, ко-
торые после полудня мелькали по террасам; он, подобно Людовику XIV, при-
казывал выдающимся художникам запечатлевать их красоту, так что  на  по-
лотнах осталось увековеченным множество красивых  глаз,  лучившихся  лю-
бовью.
   В день, когда мы приезжаем в Гемптон-Корт, небо почти так же нежно  и
ясно, как во Франции, в воздухе влажная теплота;  от  герани,  душистого
горошка и гелиотропа, тысячами разбросанных по цветнику, распространяет-
ся пьянящий аромат.
   Час дня. Вернувшись с охоты, король  пообедал,  побывал  у  герцогини
Каслмен и, доказав таким образом свою  верность  официальной  любовнице,
может до вечера со спокойной совестью изменять ей. Весь двор резвится  и
флиртует. Дамы серьезно спрашивают у кавалеров, какие  чулки  им  больше
подходят: розовые или зеленые. Карл II объявляет, что единственное  спа-
сение для женщины - зеленые шелковые чулки, потому что такие чулки носит
мисс Люси Стюарт.
   Пока король убеждает других перенять его вкусы, мы займемся направля-
ющейся ко дворцу по буковой аллее молодой дамой в темном, об руку с дру-
гой дамой, одетой в лиловое платье.
   Они миновали газон, посреди которого  возвышался  красивый  фонтан  с
бронзовыми сиренами, и, беседуя, поднялись на террасу, вдоль которой тя-
нулось несколько павильонов различной формы; почти все они были  заняты,
и молодые женщины прошли мимо, не останавливаясь, причем одна  покрасне-
ла, а другая задумалась.
   Наконец они достигли конца террасы, выходившей на Темзу,  и,  отыскав
тенистый и прохладный уголок, уселись на скамью.
   - Куда мы идем, Стюарт? - спросила младшая.
   - Ты ведешь, дорогая Грефтон, и я иду за тобой.
   - Я?
   - Конечно, ты! Туда, где на скамейке ждет и вздыхает молодой француз.
   Мисс Мэри Грефтон моментально остановилась.
   - Нет, нет! Я не хочу туда.
   - Почему?
   - Вернемся, Стюарт.
   - Напротив, пойдем дальше и объяснимся.
   - По поводу чего?
   - По поводу того, что виконт де Бражелон всегда встречается с  тобой,
когда ты выходишь, и ты всеща встречаешься с ним, когда он выходит.
   - И отсюда ты заключаешь, что он меня любит или что я его люблю?
   - А почему бы и нет? Он очаровательный гоноша. Надеюсь, никто меня не
слышит? - сказала мисс Люси Стюарт, оглядываясь с улыбкой, доказывавшей,
впрочем, что ее беспокойство не столь велико.
   - Нет, нег, - отвечала Мэри, - король в  своем  овальном  кабинете  с
герцогом Бекингэмом.
   - Кстати, по поводу герцога, Мэри...
   - Что?
   - Мне кажется, что после возвращения из Франции он объявил себя твоим
рыцарем. Как ты к этому относишься?
   Мэри Грефтон пожала плечами.
   - Ну, хорошо! Я спрошу об этом красавца Бражелона, - засмеялась  Стю-
арт. - Пойдем скорей к нему.
   - Зачем?
   - Мне нужно с ним поговорить.
   - Подожди. Мне раньше нужно поговорить с тобой. Скажи,  Стюарт,  ведь
ты знаешь маленькие секреты короля?
   - Ты думаешь?
   - Кому же больше их знать! Скажи, почему господин де Бражелон в  Анг-
лии? Что он здесь делает?
   - То, что делает всякий дворянин, посланный одним королем к другому.
   - Допустим. Однако хотя мы и не сильны в политике,  мы  все  же  нас-
только смыслим в ней, чтобы видеть, что у  господина  де  Бражелона  нет
здесь никакого серьезного дела.
   - Послушай, - сказала Стюарт с деланной важностью. - Я, так  и  быть,
выдам тебе государственную тайну. Хочешь, я перескажу  тебе  верительное
письмо короля Людовика Четырнадцатого к его  величеству  Карлу  Второму,
привезенное господином Бражелоном?
   - Конечно, хочу.
   - Вот оно: "Брат мой! Я посылаю вам придворного, сына человека, кото-
рого вы любите. Прошу вас хорошо принять его и внушить ему любовь к Анг-
лии".
   - Только и всего?
   - Да... или что-то в этом роде. Не отвечаю за точность выражений,  но
смысл такой.
   - И что же отсюда следует? Или, верное, какой вывод сделал король?
   - Что у его величества, короля Франции,  был  какойто  повод  удалить
господина де Бражелона и женить его... где-нибудь за пределами Франции.
   - Значит, благодаря этому письму...
   - Как тебе известно, король и - Кольбер принял господина де Бражелона
великолепно и по-дружески; он предоставил ему лучшую комнату в Уайт-Хол-
ле, и так как ты являешься теперь украшением двора, ты  отвергла  любовь
короля... полно, не красней... то  король  пожелал  расположить  тебя  к
французу и поднести ему прекрасный подарок. Вот почему ты  -  наследница
трехсот тысяч, будущая герцогиня, красивая и добрая - участвуешь, по же-
ланию короля, во всех прогулках, предпринимаемых господином де  Бражело-
ном. Словом, тут устроено нечто вроде заговора. И вот,  если  ты  хочешь
поджечь фитиль, я даю тебе огонь.
   Мисс Мэри очаровательно улыбнулась и пожала руку подруги:
   - Поблагодари короля.
   - Непременно. Но берегись, господин Бекингэм ревнив! - погрозила Стю-
арт.
   Не успела она произнести эти слова, как из одного павильона на терра-
се появился герцог и, подойдя к дамам, с улыбкой сказал:
   - Вы ошибаетесь, мисс Люси. Я не ревнив, и  вот  вам  доказательство,
мисс Мэри: вон там мечтает в одиночестве виконт  де  Бражелон,  который,
по-вашему, должен быть причиной моей ревности. Бедняга! Надеюсь, что  вы
не откажетесь разделить его одиночество, а я хочу побеседовать наедине с
мисс Люси Стюарт.
   И, поклонившись Люси, герцог прибавил:
   - Разрешите мне предложить вам руку и  проводить  к  королю,  который
ждет вас.
   С этими словами Бекингэм увел мисс Люси Стюарт.
   Оставшись одна, Мэри Грефтон сидела несколько  мгновений  неподвижно,
потупив голову с грацией, свойственной молоденьким англичанкам; глаза ее
были нерешительно устремлены на Рауля, а в сердце шла борьба, о  которой
можно было судить по тому, что ее щеки то бледнели,  то  алели.  Наконец
она, по-видимому, решилась и довольно твердыми шагами подошла к  скамей-
ке, на которой, как сказал герцог, Рауль мечтал в одиночестве.
   Как ни легки были шаги мисс Мэри, звук их привлек внимание Рауля.  Он
оглянулся, заметил молодую девушку и пошел ей навстречу.
   - Меня к вам послали, сударь, - заговорила Мэри Грефтон,  -  вы  меня
принимаете?