их  действиях
одному богу.
   - Я ничего не забыл, ваше величество, - проговорил мушкетер,  в  свою
очередь задетый этим укором. - Впрочем, я не могу  понять,  как  честный
человек, спрашивая короля, в чем он дурно служил ему, оскорбляет его.
   - Да, сударь, вы дурно служили мне, потому что были  заодно  с  моими
врагами и действовали вместе с ними против меня.
   - Кто же ваши враги, ваше величество?
   - Те, против кого я послал вас, сударь.
   - Два человека! Враги вашей армии? Невероятно, ваше величество!
   - Не вам судить о моих повелениях.
   - Но мне судить о моей дружбе.
   - Кто служит друзьям, тот не служит своему государю.
   - Я это настолько хорошо понял, что почтительно попросил  ваше  вели-
чество об отставке.
   - И я ее принял. Но прежде чем мы с вами расстанемся, я хочу предста-
вить вам доказательство, что умею держать свое слово.
   - Ваше величество сдержали больше, чем слово, - произнес даАртаньян с
холодной насмешкой, - так как ваше величество  распорядились  арестовать
меня, а этого ваше величество не обещали.
   Король пропустил мимо ушей эту колкую шутку и серьезным  тоном  доба-
вил:
   - Видите, сударь, к чему принудило меня ваше непослушание.
   - Мое непослушание? - вскричал даАртаньян, покраснев от гнева.
   - Это самое деликатное слово, которое я подыскал.
   Мой план состоял в том, чтобы схватить мятежников  и  подвергнуть  их
наказанию; должен ли я был беспокоиться, друзья ли они вам или нет?
   - Но это не могло не беспокоить меня, - отвечал даАртаньян.  -  Посы-
лать меня ловить моих ближайших друзей, чтобы притащить их на ваши висе-
лицы, с вашей стороны, ваше величество, было исключительно жестоко.
   - Это было, сударь, испытанием верности мнимых слуг, которые едят мой
хлеб и обязаны защищать мою особу от посягательств.  Испытание  не  уда-
лось, господин даАртаньян.
   - На одного дурного слугу, которого теряет ваше величество,  найдется
десяток, которые сегодня уже прошли успешно испытание верности, - сказал
с горечью д'Артаньян. - Выслушайте меня, ваше величество: я не привык  к
такой службе. Я строптивый воин, когда от меня требуются злые дела. Зат-
равить насмерть двух человек, о жизни которых просил господин фуке, тот,
кто спас ваше величество, на мой взгляд, - злое дело. К тому же эти  два
человека - мои друзья. Они не представляют собой опасности, но их беспо-
щадно преследует слепой гнев короля. Почему бы не позволить им скрыться?
Какое преступление совершили они? Допускаю, что вы не  даете  мне  права
судить об их поведении. Но зачем же подозревать меня прежде, чем я начал
действовать? Окружать шпионами? Позорить перед всей армией? Зачем  дово-
дить меня, к которому вы до сих пор питали неограниченное доверие, меня,
который тридцать лет служил королевскому дому и доставил тысячи  доказа-
тельств своей безграничной преданности (сегодня мне приходится вспомнить
об этом, потому что меня обвиняют), зачем доводить меня до того, чтобы я
смотрел, как три тысячи солдат идут в битву против двух человек?
   - Можно подумать, сударь, что вы забыли, что сделали со мной эти  лю-
ди, - глухим голосом проговорил Людовик XIV, - и что, если бы это  зави-
село только от них, меня бы уже не существовало на свете.
   - Ваше величество, можно подумать, что вы забыли о том, как вел  себя
при этом событии я.
   - Довольно, господин даАртаньян! Хватит этих властных привычек. Я  не
допущу, чтобы частные интересы причиняли ущерб моим интересам. Я  создаю
государство, в котором будет один хозяин, и этим хозяином буду  я.  Ког-
да-то я уже обещал вам это. Пришла пора выполнить  обещание.  Вы  хотите
быть свободным в своих поступках,  вы  хотите,  руководствуясь  исключи-
тельно своими привязанностями и вкусами, мешать осуществлению моих  пла-
нов и спасать от заслуженной кары моих врагов. Ну что  ж!  Мне  остается
или сокрушить вас, или расстаться с вами. Ищите себе более удобного гос-
подина! Я знаю, что другой король вел бы себя иначе и, быть может,  поз-
волил бы властвовать над собой, чтобы, при случае, отправить вас  соста-
вить компанию господину Фуке и многим другим, но у меня хорошая  память,
и за былые заслуги человек в моих глазах имеет священное право на благо-
дарность и безнаказанность. И вот, единственным наказанием за  нарушение
дисциплины, которое я наложу на вас,  господин  даАртаньян,  будет  этот
урок, и ничего больше. Я не стану подражать моим предкам в гневе, как не
подражаю им в милости. Есть и другие причины, побуждающие меня к мягкос-
ти по отношению к вам: прежде всего,  вы  человек  умный,  больше  того,
очень умный, решительный, благородный, и вы будете отличным слугою того,
кто подчинит вас своей воле; лишь в этом случае вы перестанете  находить
основания к неповиновению своему господину. Ваше  друзья  побеждены  или
уничтожены мною Точек опоры, поддерживавших вашу строптивость, больше не
существует; я их выбил из-под нее. В настоящий  момент  я  могу  положи-
тельно утверждать, что мои солдаты взяли в плен или  убили  бель-ильских
мятежников.
   Д'Артаньян побледнел.
   - Взяли в плен или убили! - воскликнул он. - О ваше величество,  если
вы обдуманно произнесли эти слова, если вы были уверены в том, что сооб-
щаете правду, я готов забыть все то, что есть справедливого и великодуш-
ного в сказанном вами и назвать вас  королем-варваром,  бездушным,  злым
человеком. Но я прощаю вам ваши слова, - бросил он с гордой усмешкой.  -
Я прощаю их юному королю, который не знает, не может понять, что  предс-
тавляют собою такие люди, как господин д'Эрбле, как господин дю  Валлон,
как я, наконец. Взяты в плен или убиты? Ах,  ваше  величество,  скажите,
прошу вас, если  новость,  сообщенная  вами,  соответствует  истине,  во
сколько людьми и деньгами обошлась вам эта победа? И мы подсчитаем, сто-
ила ли игра свеч.
   Король в гневе подошел к даАртаньяну и сказал:
   - Господин д'Артаньян, так может говорить только мятежник. Будьте лю-
безны ответить, кто король Франции? Или, быть может, вы знаете еще одно-
го короля?
   - Ваше величество, - холодно произнес капитан мушкетеров. - Мне вспо-
минается, как однажды утром - это произошло в Во - вы обратились  с  тем
же вопросом к довольно большому числу людей, и никто, кроме меня, не су-
мел на него ответить. Если я узнал короля в тот день, когда это было де-
лом нелегким, то, полагаю, не имеет ни малейшего смысла спрашивать  меня
об этом сегодня, когда мы с вами, ваше величество, находимся наедине.
   Людовик XIV опустил глаза. Ему почудилось, будто между  ним  и  даАр-
таньяном, чтобы напомнить ему об этом ужасном  дне,  проскользнула  тень
его несчастного брата Филиппа.
   Почти в то же мгновение вошел офицер; он вручил Людовику депешу,  чи-
тая которую король изменился в лице. Это не укрылось от д'Артаньяна. Пе-
речитав вторично эту депешу, король как бы оцепенел; некоторое время  он
молча сидел в своем кресле; затем, внезапно решившись, Людовик XIV  мол-
вил:
   - Сударь, то, о чем мне сообщают, вы узнаете несколько позже, и поми-
мо меня; поэтому будет лучше, если я сам расскажу вам о содержании этого
донесения; узнайте же о нем из уст самого короля. На Бель-Иле имело мес-
то сражение.
   - А, - спокойно произнес даАртаньян, хотя сердце его было готово вып-
рыгнуть из груди. - Ну и что же, ваше величество?
   - То, сударь, что я потерял сто шесть человек.
   В глазах даАртаньяна блеснули радость и гордость.
   - А мятежники?
   - Мятежники скрылись, - ответил король.
   ДаАртаньян не удержался от радостного восклицания.
   - Но мой, флот, - добавил король, - обложил БельИль, и я убежден, что
через это кольцо не прорвется ни одна лодка.
   - Значит, - продолжил мушкетер, возвращенный к своим мрачным  мыслям,
- значит, если удастся захватить господ д'Эрбле и дю Валлона...
   - Их повесят, - холодно сказал король.
   - И они знают об этом? - спросил даАртаньян, скрывая  охватившую  его
дрожь.
   - Они знают, так как вы сами должны были поставить их об этом  в  из-
вестность, знают, поскольку это известно решительно всем.
   - В таком случае, ваше величество, живыми их не возьмут, ручаюсь  вам
в этом.
   - Вот как, - небрежно бросил король, берясь снова  за  полученное  им
донесение. - Ну что же, в таком случае их возьмут мертвыми, господин да-
Артаньян, а это в конце гонцов то же самое, поскольку я велел  их  взять
лишь затем, чтоб повесить.
   ДаАртаньян вытер лоб, на котором выступила испарина.
   - Когда-то я обещал вам, сударь, - продолжал Людовик  XIV,  -  что  я
стану для вас любящим, великодушным и ровным в обращении государем. Вы -
единственный человек прежнего времени,  достойный  моего  гнева  и  моей
дружбы. Я не стану отмеривать вам ни то, ни другое в зависимости от  ва-
шего поведения. Могли бы вы, господин даАртаньян, служить королю, в  ко-
ролевстве которого была бы еще целая сотня других, равных  ему  королей?
Мог бы я при подобной слабости осуществить свои великие  замыслы,  прошу
вас, ответьте мне? Видели ли вы когда-либо художника,  который  создавал
бы значительные произведения, пользуясь  не  повинующимся  ему  орудием?
Прочь, сударь, прочь эту старую закваску феодального своеволия!  Фронда,
которая тщилась погубить королевскую власть, в действительности укрепила
ее, так как сняла с нее давнишние путы. Я хозяин у себя в доме, господин
даАртаньян, и у меня будут слуги, которые, не имея, быть может, присущих
вам дарований, возвысят преданность и покорность воле  своего  господина
до настоящего героизма. Разве важно, спрашиваю я вас, разве  важно,  что
бог не дал дарований рукам и ногам? Он дал их голове, а голове  -  и  вы
это знаете - повинуется все остальное. Эта голова - я!
   ДаАртаньян вздрогнул. Людовик продолжал говорить,  словно  ничего  не
заметил" хотя в действительности от него не укрылось, какое  впечатление
он произвел на своего собеседника.
   - Теперь давайте заключим договор, который я обещал вам в Блуа, когда
вы как-то застали меня очень несчастным. Оцените, сударь, и  то,  что  я
никого не заставляю расплачиваться за те слезы стыда,  которые  я  тогда
проливал. Оглянитесь вокруг себя, и вы увидите, что все  великие  головы
почтительно склоняются предо мной. Склонитесь и вы или... или  выбирайте
себе изгнание по душе. Быть может, поразмыслив, вы не сможете  не  приз-
нать, что у вашего короля благородное сердце,  ибо,  полагаясь  на  вашу
честность, он расстается с вами, хотя ему и известно, что вы  недовольны
и к тому же владеете величайшей государственной тайной. Вы честный чело-
век, я это знаю. Почему вы стали преждевременно судить обо  мне?  Судите
меня начиная с этого дня, даАртаньян, и будьте строгим, но  справедливым
судьей.
   ДаАртаньян - онемевший, ошеломленный - впервые в жизни испытывал  не-
решительность. Во всем сказанном ему королем не было  хитрости,  но  был
точный расчет, не было насилия, но была сила, не было гнева, но была во-
ля, не было хвастовства, но был разум. Этот молодой человек, раздавивший
Фуке, юноша, который запросто обойдется без даАртаньяна, опрокидывал все
не вполне обоснованные и немного упрямые расчеты бывалого воина.
   - Скажите, что вас удерживает? - мягко спросил даАртаньяна король.  -
Вы подали, сударь, в отставку; хотите ли вы, чтобы я не принял ее? Я по-
нимаю, что старому капитану нелегко отказаться от  удовольствия  побрюз-
жать,
   - О, - меланхолически произнес даАртаньян, - не в этом  моя  основная
забота. Я колеблюсь взять обратно отставку, потому что я  стар  рядом  с
вами и потому что У меня есть привычки, от которых мне трудно отвыкнуть.
Отныне вам потребуются придворные, которые сумеют вас позабавить, и  бе-
зумцы, которые сумеют отдать свою жизнь за то, что вы именуете  великими
деяниями вашего царствования. Деяния эти будут воистину  велики,  я  это
предчувствую. Ну, а если я все-таки не сочту их таковыми? Я видел войну,
ваше величество; я видел и мир; я служил  Ришелье,  я  служил  Мазарини;
вместе с вашим отцом я горел в огне Ла-Рошели, я изрешечен пулями,  и  я
добрый десяток раз менял кожу, как это бывает со змеями.  После  обид  и
несправедливостей я получил наконец командную должность, которая в былые
времена имела кое-какое значение, потому что давала право свободно гово-
рить с королем; но ваш капитан мушкетеров отныне будет не более как  ча-
совым, стоящим на страже у потайной двери. Право, ваше величество,  если
эта должность будет в впрямь такова, используйте этот случай, чтобы  ос-
вободить меня от нее. Это будет соответствовать и вашим желанием и моим.
   Не думайте, что я затаил на вас злобу. Нет. Вы обуздали меня, как  вы
говорите, но надо признаться, что, взяв надо мною верх, вы вместе с  тем
умалили меня в моих же глазах и, согнув, воочию показали  мне  мою  сла-
бость. Если б вы знали, до чего хорошо высоко держать голову и  до  чего
жалкий будет у меня вид, когда мне придется нюхать пыль ваших ковров. О,
ваше величество, я искренне сожалею - вы также пожалеете вместе со  мной
- о тех временах, когда в передних короля Франции слонялась толпа назой-
ливых, тощих, злых, сварливых и вечно недовольных дворян - псов, которые
в день битвы, однако, брали врага мертвой хваткой.  Эти  люди  -  лучшие
придворные того государя, который их кормит, но тот, кто  их  бьет,  тот
берегись их зубов! Если расшить золотом их плащи,  добавить  им  чуточку
жира, так, чтобы их штаны меньше болтались на них, да посеребрить  седи-
ной их жесткие волосы, какие бы из них вышли пэры и герцоги, какие вели-
колепные и горделивые маршалы Франции! Но что толковать об этом!  Король
- мой господин! Он хочет, чтобы я сочинял стишки, чтобы полировал атлас-
ными туфлями  фигурный  паркет,  которым  выложены  его  передние.  Черт
возьми! Это трудно, но я делал вещи и потруднее, я буду  делать  и  это.
Ради денег? Нет, у меня их достаточно. Ради  честолюбивых  помыслов?  Но
мои возможности весьма ограничены. Потому что я обожаю двор?  Нисколько.
Я остаюсь, потому что тридцать лет сряду привык приходить  к  королю  за
паролем и слышать из его уст: "Добрый вечер, господин даАртаньян",  при-
вык слышать эти слова, произносимые с благосклонной улыбкой,  которую  я
отнюдь не выпрашивал. Ну что ж? Теперь я буду  эту  улыбку  выпрашивать.
Довольны ли вы, ваше величество?
   И даАртаньян склонил серебристую голову, на которую король, улыбаясь,
положил свою белую руку.
   - Благодарю тебя, мой старый слуга, мой преданный друг, - сказал  он.
- Раз начиная с сегодняшнего дня у меня во Франции  нет  больше  врагов,
мне остается послать тебя на какое-нибудь поле битвы за пределами  на  -
шей страны, дабы ты мог заслужить на нем свой маршальский жезл.  Рассчи-
тывай на меня, я найду подходящий случай. А пока ешь мой хлеб и спи,  не
зная забот.
   - В добрый час! - проговорил растроганный д'Артаньян. - А эти  бедные
люди, там, на Бель-Иле? Особенно один, такой добрый и храбрый?
   - Вы просите у меня их помилования?
   - На коленях, ваше величество.
   - Хорошо, если еще не поздно, отправляйтесь туда и отвезите мое поми-
лование. Но вы отвечаете мне за них!
   - Жизнью!
   - Идите! Завтра я еду в Париж. Возвращайтесь скорее, так как я не хо-
чу расставаться с вами надолго.
   - Будьте спокойны, ваше величество, - вскричал даАртаньян, целуя  ко-
ролю руку.
   И с радостным сердцем он бросился прочь из замка и помчался по  доро-
ге, которая вела на Бель-Иль.


   XXXV
   ДРУЗЬЯ ФУКЕ

   Король вернулся в Париж; одновременно с ним возвратился и даАртаньян.
Пробыв на Бель-Иле двадцать четыре часа, в течение  которых  он  усердно
собирал сведения о происходившем на острове, он все же ничего не узнал о
тайне, погребенной немою скалой Локмария, о героической могиле Портоса.
   Капитан мушкетеров знал лишь о том, что свершили с помощью трех  вер-
ных  бретонцев,  оказывая  сопротивление  целой  армии,  его  доблестные
друзья, которых он так горячо взял под защиту и  жизнь  которых  пытался
спасти. Он видел лежавшие на берегу трупы, видел кровь на камнях,  разб-
росанных среди зарослей вереска. Впрочем, он знал и о том, что далеко  в
море был замечен баркас, что за ним, точно хищная птица, погнался  коро-
левский корабль, что хищник настиг и схватил бедную птичку, хотя  она  и
старалась изо всех сил ускользнуть от него.
   На этом обрывались точные - сведения даАртаньяна,  дальше  начиналась
область догадок. Какие же можно было строить предположения?  Корабль  не
возвратился. Правда, третий день бушевала буря, но корвет был  быстрохо-
ден, прочен и хорошо оснащен; ему не страшны были бури, и он, как  пола-
гал даАртаньян, либо ошвартовался в Бресте, либо вошел в устье Луары.
   Таковы были довольно неопределенные, но лично для  даАртаньяна  почти
утешительные известия, которые он сообщил Людовику XIV, когда тот вместе
со всем дворов возвратился в Париж. Людовик, довольный своими  успехами,
Людовик, ставший более мягким и общительным, едва лишь почувствовал, что
могущество его возросло, всю дорогу гарцевал у  кареты  мадемуазель  Ла-
вальер.
   Придворные между тем делали все возможное и невозможное, чтобы  разв-
лечь королев и заставить их забыть про сыновнюю  и  супружескую  измену.
Все жило будущим; до прошлого никому больше не было дела.  Но  для  нес-
кольких чувствительных и преданных душ это прошлое  было  мучительной  и
кровоточащей раной. Не успел король  возвратиться,  как  получил  трога-
тельное доказательство этого.
   Людовик XIV только что встал и завтракал,  когда  капитан  мушкетеров
явился к нему. ДаАртаньян был несколько бледен и казался  взволнованным.
Король о первого взгляда заметил перемену в  обычно  столь  невозмутимом
лице своего капитана.
   - Что с вами, даАртаньян? - спросил он.
   - Ваше величество, у мен" большое несчастье.
   - Бог мой, какое?
   - Ваше величество, на Бель-Иле я потерял одного из моих  давних  дру-
зей, господина дю Валлона. И, произнося  эти  слова,  даАртаньян  впился
своим ястребиным  взглядом  в  Людовика  XIV,  чтобы  уловить,  с  каких
чувством воспримет он его сообщение.
   - Я это знал, - ответил король.
   - Вы знали об этом и промолчали! - вскричал мушкетер.
   - Для чего? Ваша печаль, друг мой,  достойна  глубокого  уважения.  Я
должен был пощадить ее. Сообщить вам сообщение, поразившем вас, означало
бы торжествовать у вас на глазах. Да, я знал, что господин дю Валлон по-
хоронил себя под камнями Ловмарии; знал я и  то,  что  господин  д'Эрбле
захватил мой корабль вместе со всем экипажем  и  распорядился  доставить
себя в Байоняу. Но я хотел, чтобы об этих событиях вы узнали не от  меня
и убедились на этом примере, что я уважаю моих друзей  и  они  для  меня
священны, а также что человек во мне всегда будет жертвовать собой  ради
людей, тогда как господь нередко бывает вынужден приносить людей в жерт-
ву своему величию, своему могуществу.
   - Но как вы об этом узнали, ваше величество?
   - А как, даАртаньян, вы сами узнали?
   - Из письма, государь, которое Арамис, находящийся на свободе и в бе-
зопасности, прислал мне из Байонны.
   - Вот это письмо, - сказал король,  вынимая  из  ящика  точную  копию
письма Арамиса, - оно вручено мне Кольбером за восемь часов до того, как
доставлено вам. Полагаю, что мне служат, в общем, недурно.
   - Да, государь, вы единственный человек, счастье  которого  оказалось
способным возобладать над счастьем и силою  двух  этих  людей.  Вы  вос-
пользовались своею силой, но ведь вы не станете  злоупотреблять  ею,  не
так ли?
   - ДаАртаньян, - проговорил король с доброжелательною улыбкой, - я мог
бы распорядиться, чтобы господина д'Эрбле похитили на землях  испанского
короля и живым привезли ко мне, дабы осуществить над ним правосудие. Да-
Артаньян, я не поддамся, поверьте, этому первому,  правда  естественному
душевному побуждению. Он свободен, пусть остается свободным.
   - О ваше величество, вы не всегда будете столь же милостивым,  благо-
родным, великодушным, каким только что проявил