Но на какой день назначен бал? - спросила Анна Австрийская.
   Людовик XIII почувствовал, что ему не следует отвечать на  этот  воп-
рос: голос королевы был похож на голос умирающей.
   - Весьма скоро, сударыня, - ответил король. - Но я не помню в точнос-
ти числа, нужно будет спросить у кардинала.
   - Значит, это его высокопреосвященство посоветовал вам  дать  бал?  -
воскликнула королева.
   - Да, сударыня. Но к чему этот вопрос? - с удивлением спросил король.
   - И он же посоветовал вам напомнить мне об алмазных подвесках?
   - Как вам сказать...
   - Это он, ваше величество, он!
   - Не все ли равно - он или я? Не считаете ли вы эту просьбу  преступ-
ной?
   - Нет, сударь.
   - Значит, вы будете?
   - Да.
   - Прекрасно, - сказал король, идя к выходу. - Надеюсь,  вы  исполните
ваше обещание.
   Королева сделала реверанс, не столько следуя этикету, сколько потому,
что у нее подгибались колени.
   Король ушел очень довольный.
   - Я погибла! - прошептала королева. - Погибла!  Кардинал  знает  все.
Это он натравливает на меня короля, который пока еще ничего не знает, но
скоро узнает. Я погибла! Боже мой! Боже мой!..
   Она опустилась на колени и, закрыв лицо дрожащими руками,  углубилась
в молитву.
   Положение действительно было ужасно. Герцог Бекингэм вернулся в  Лон-
дон, г-жа де Шеврез находилась в Туре. Зная, что за ней следят настойчи-
вее, чем когда-либо, королева смутно догадывалась, что предает  ее  одна
из ее придворных дам, но не знала, кто именно. Ла Порт не  имел  возмож-
ности выходить за пределы Лувра; она не могла довериться никому на  све-
те.
   Ясно представив себе, как велико несчастье, угрожающее ей, и как  она
одинока, королева не выдержала и разрыдалась.
   - Не могу ли я чем-нибудь помочь вашему величеству? - произнес  вдруг
нежный, полный сострадания голос.
   Королева порывисто обернулась; нельзя было  ошибиться,  услышав  этот
голос: так говорить мог только друг.
   И действительно, у одной из дверей, ведущей в комнату королевы, стоя-
ла хорошенькая г-жа Бонасье. Она была занята уборкой платьев и белья ко-
ролевы в соседней маленькой комнатке и не успела выйти,  когда  появился
король. Таким образом, она слышала все.
   Королева, увидев, что она не одна, громко вскрикнула. В своей  расте-
рянности она не сразу узнала молодую женщину,  приставленную  к  ней  Ла
Портом.
   - О, не бойтесь, ваше величество! - воскликнула молодая женщина,  ло-
мая руки и плача при виде отчаяния своей повелительницы. - Я предана ва-
шему величеству душой и телом, и, как ни далека я от вас, как ни ничтож-
но мое звание, мне кажется, что я придумала, как  вызволить  ваше  вели-
чество из беды.
   - Вы! О, небо! Вы! - вскричала королева. - Но взгляните мне в  глаза.
Меня окружают предатели. Могу ли я довериться вам?
   - Ваше величество, - воскликнула молодая женщина, падая на колени,  -
клянусь моей душой, я готова умереть за ваше величество.
   Этот крик вырвался из самой глубины сердца и не оставлял никаких сом-
нений в его искренности.
   - Да, - продолжала г-жа Бонасье, - да, здесь есть предатели. Но  име-
нем пресвятой девы клянусь, что нет человека,  более  преданного  вашему
величеству, чем я! Эти подвески, о которых спрашивал король... вы отдали
их герцогу Бекингэму, не правда ли? Эти подвески лежали в шкатулке розо-
вого дерева, которую он унес с собою? Или я ошибаюсь, или не то говорю?
   - О, боже, боже! - шептала королева, у которой зубы стучали от  стра-
ха.
   - Так вот, - продолжала г-жа Бонасье, - эти подвески надо вернуть.
   - Да, конечно, надо. Но как, как это сделать? - вскричала королева.
   - Надо послать кого-нибудь к герцогу.
   - Но кого? Кого? Кому можно довериться?
   - Положитесь на меня, ваше величество. Окажите мне эту честь, моя ко-
ролева, и я найду гонца!
   - Но придется написать!
   - Это необходимо. Хоть два слова, начертанные рукою вашего  величест-
ва, и ваша личная печать.
   - Но эти два слова - это мой приговор, развод, ссылка...
   - Да, если они попадут в руки негодяя. Но я ручаюсь, что  эти  строки
будут переданы по назначению.
   - О, господи! Мне приходится вверить вам мою жизнь, честь, мое доброе
имя!
   - Да, сударыня, придется. И я спасу вас.
   - Но как? Объясните мне, по крайней мере!
   - Моего мужа дня два или три назад освободили. Я еще не успела  пови-
даться с ним. Это простой, добрый человек, одинаково чуждый и  ненависти
и любви. Он сделает все, что я захочу. Он отправится в  путь,  не  зная,
что он везет, и он передаст письмо вашего величества, не зная,  что  оно
от вашего величества, по адресу, который будет ему указан.
   Королева в горячем порыве сжала обе руки молодой  женщины,  глядя  на
нее так, словно желала прочесть все таившееся в глубине ее сердца.
   Но, видя в ее прекрасных глазах только искренность, она нежно поцело-
вала ее.
   - Сделай это, - воскликнула она, - и ты спасешь  мою  жизнь,  спасешь
мою честь!
   - О, не преувеличивайте услуги, которую я имею счастье  оказать  вам!
Мне нечего спасать: ведь ваше величество - просто жертва гнусных  проис-
ков.
   - Это правда, дитя мое, - проговорила королева. - И ты не ошибаешься.
   - Так дайте мне письмо, ваше величество. Время не терпит.
   Королева подбежала к маленькому столику, на котором находились черни-
ла, бумага и перья; она набросала две строчки, запечатала  письмо  своей
печатью и протянула его г-же Бонасье.
   - Да, - сказала королева, - но мы забыли об одной очень важной вещи.
   - О какой?
   - О деньгах.
   Госпожа Бонасье покраснела.
   - Да, правда, - проговорила она. - И я  должна  признаться,  что  мой
муж...
   - У твоего мужа денег нет? Ты это хотела сказать?
   - Нет, деньги у него есть. Он очень скуп - это его главный порок.  Но
пусть ваше величество не беспокоится, мы придумаем способ...
   - Дело в том, что и у меня нет денег, -  промолвила  королева.  (Тех,
кто прочтет мемуары г-жи де Моттвиль, не удивит этот ответ.) - Но  пого-
ди...
   Анна Австрийская подошла к своей шкатулке.
   - Возьми этот перстень, - сказала она. - Говорят, что он стоит  очень
дорого. Мне подарил его мой брат, испанский король. Он принадлежит лично
мне, и я могу располагать им. Возьми это кольцо, обрати его в  деньги  и
пусть твой муж едет.
   - Через час ваше желание будет исполнено.
   - Ты видишь адрес, - прошептала королева так тихо, что с трудом можно
было разобрать слова: - "Милорду герцогу Бекингэму, Лондон".
   - Письмо будет передано ему в руки.
   - Великодушное дитя! - воскликнула королева.
   Госпожа Бонасье поцеловала королеве руку, спрятала письмо в корсаж  и
унеслась, легкая, как птица.
   Десять минут спустя она уже была дома. Она и в самом деле, как  гово-
рила королеве, не видела еще мужа после его освобождения. Не знала она и
о перемене, происшедшей в его отношении к кардиналу,  перемене,  которой
особенно способствовали два или три посещения  графа  Рошфора,  ставшего
ближайшим другом Бонасье.
   Граф без особого труда заставил его поверить, что похищение его  жены
было совершено без всякого дурного умысла и являлось исключительно мерой
политической предосторожности.
   Она застала г-на Бонасье одного: бедняга с трудом наводил  порядок  в
доме. Мебель оказалась почти вся поломанной, шкафы - почти пустыми: пра-
восудие, по-видимому, не принадлежит к тем трем вещам,  о  которых  царь
Соломон говорит, что они не оставляют после себя следа. Что до служанки,
то она сбежала тотчас же после ареста своего хозяина. Бедная девушка бы-
ла так перепугана, что шла, не останавливаясь, от Парижа до самой  своей
родины - Бургундии.
   Почтенный галантерейщик сразу по прибытии домой уведомил жену о своем
благополучном возвращении, и жена ответила поздравлением и сообщила, что
воспользуется первой свободной минутой, которую  ей  удастся  урвать  от
своих обязанностей, чтобы повидаться со своим супругом.
   Этой первой минуты пришлось дожидаться целых пять дней, что при  дру-
гих обстоятельствах показалось бы г-ну Бонасье слишком долгим сроком. По
разговор с кардиналом и посещения графа Рошфора доставляли  ему  богатую
пищу для размышлений, а, как известно, ничто так не сокращает время, как
размышления.
   К тому же размышления Бонасье были самого радужного свойства.  Рошфор
называл его своим другом, своим любезным Бонасье и не переставал уверять
его, что кардинал самого лучшего мнения о нем. Галантерейщик  уже  видел
себя на пути к богатству и почестям.
   Госпожа Бонасье тоже много размышляла за это время, но,  нужно  приз-
наться, думы ее были чужды честолюбия. Помимо воли, мысли  ее  постоянно
возвращались к красивому  и  смелому  юноше,  влюбленному,  по-видимому,
столь страстно. Выйдя в восемнадцать лет замуж  за  г-на  Бонасье,  живя
постоянно среди приятелей своего мужа,  неспособных  внушить  какое-либо
чувство молодой женщине с душой более возвышенной, чем можно  было  ожи-
дать у женщины в ее положении, г-жа Бонасье не поддавалась дешевым  соб-
лазнам. Но дворянское звание в те годы, больше чем когда-либо,  произво-
дило сильное впечатление на обыкновенных горожан, а д'Артаньян был  дво-
рянин. Кроме того, он носил форму гвардейца, которая, после формы мушке-
тера, выше всего ценилась дамами. Он был,  повторяем,  красив,  молод  и
предприимчив. Он говорил о любви как человек влюбленный и жаждущий заво-
евать любовь. Всего этого было достаточно, чтобы вскружить двадцатипяти-
летнюю головку, а г-жа Бонасье как раз  достигла  этой  счастливой  поры
жизни.
   Оба супруга поэтому, хотя и не виделись целую неделю - а за эту неде-
лю ими были пережиты значительные  события,  -  встретились  поглощенные
каждый своими мыслями. Г-н Бонасье проявил все же искреннюю радость и  с
распростертыми объятиями пошел навстречу своей жене.
   Госпожа Бонасье подставила ему лоб для поцелуя.
   - Нам нужно поговорить, - сказала она.
   - О чем же? - с удивлением спросил Бонасье.
   - Мне нужно сказать вам нечто очень важное... - начала г-жа Бонасье.
   - Да, кстати, и я тоже должен задать вам несколько довольно серьезных
вопросов, - прервал ее Бонасье. - Объясните мне, пожалуйста, почему  вас
похитили?
   - Сейчас речь не об этом, - ответила г-жа Бонасье.
   - А о чем же? О моем заточении?
   - Я узнала о нем в тот же день. Но за вами не было никакого  преступ-
ления, вы не были замешаны ни в какой интриге, наконец, вы не знали  ни-
чего, что могло бы скомпрометировать вас или кого-либо другого, и я при-
дала этому происшествию лишь то значение, которого оно заслуживало.
   - Вам легко говорить, сударыня! - сказал Бонасье, обиженный  недоста-
точным вниманием, проявленным женой. - Но известно ли вам, что я  провел
целые сутки в Бастилии?
   - Сутки проходят быстро. Не будем же говорить  о  вашем  заточении  и
вернемся к тому, что привело меня сюда.
   - Как это - что привело вас сюда? Разве вас привело сюда  не  желание
увидеться с мужем, с которым вы были целую неделю разлучены?  -  спросил
галантерейщик, задетый за живое.
   - Конечно, прежде всего это. Но, кроме того, и другое.
   - Говорите!
   - Это - дело чрезвычайной важности, от которого, быть может,  зависит
вся наша будущая судьба.
   - Наше положение сильно изменилось за то время, что я не  видел  вас,
госпожа Бонасье, и я не удивлюсь, если через несколько месяцев оно будет
внушать зависть очень многим.
   - Да, особенно если вы точно выполните то, что я вам укажу.
   - Мне?
   - Да, вам. Нужно совершить одно доброе, святое дело, и вместе  с  тем
можно будет заработать много денег.
   Госпожа Бонасье знала, что упоминанием о деньгах она  заденет  слабую
струнку своего мужа.
   Но любой человек, хотя бы и галантерейщик, поговорив десять  минут  с
кардиналом Ришелье, уже делался совершенно иным.
   - Много денег? - переспросил Бонасье, выпятив нижнюю губу.
   - Да, много.
   - Сколько примерно?
   - Может быть, целую тысячу пистолей.
   - Значит, то, о чем вы собираетесь просить меня, очень важно?
   - Да.
   - Что же нужно будет сделать?
   - Вы немедленно отправитесь в путь. Я дам вам письмо, которое вы  бу-
дете хранить как зеницу ока и вручите в собственные руки тому, кому  оно
предназначено.
   - И куда же я поеду?
   - В Лондон.
   - Я? В Лондон? Да вы шутите! У меня пет никаких дел в Лондоне.
   - Но другим нужно, чтобы вы поехали в Лондон.
   - Кто эти другие? Предупреждаю вас, что я ничего больше не стану  де-
лать вслепую и что я не только желаю знать, чем я рискую, но и ради кого
я рискую.
   - Знатная особа посылает вас, и знатная особа вас ждет. Награда прев-
зойдет ваши желания - вот все, что я могу вам обещать.
   - Снова интрига! Вечные интриги! Благодарю! Теперь меня не проведешь:
господин кардинал мне кое-что разъяснил.
   - Кардинал! - вскричала г-жа Бонасье. - Вы виделись с кардиналом?
   - Да, он вызывал меня! - заявил галантерейщик.
   - И вы последовали этому приглашению, неосторожный вы человек?
   - Должен признаться, что у меня не было выбора - идти  или  не  идти:
меня вели двое конвойных. Должен также признаться, что так как  я  тогда
еще не знал его преосвященства, то, если б я мог уклониться от этого по-
сещения, я был бы очень рад.
   - Он грубо обошелся с вами, грозил вам?
   - Он подал мне руку и назвал своим другом, своим другом! Слышите, су-
дарыня? Я друг великого кардинала!
   - Великого кардинала?
   - Уж не собираетесь ли вы оспаривать у него этот титул?
   - Я ничего не оспариваю, но я говорю вам, что милость министра - вещь
непрочная и что только сумасшедший свяжет свою судьбу с министром.  Есть
власть, стоящая выше его силы, - власть, покоящаяся не на прихоти  чело-
века или на исходе каких-нибудь событий. Такой власти и надо служить.
   - Мне очень жаль, сударыня, но для  меня  нет  другой  власти,  кроме
власти великого человека, которому я имею честь служить.
   - Вы служите кардиналу?
   - Да, сударыня. И как его слуга я не допущу, чтобы вы  впутывались  в
заговоры против безопасности государства и чтобы вы, вы помогали  интри-
гам женщины, которая, не будучи француженкой, сердцем принадлежит  Испа-
нии. К счастью, у нас есть великий кардинал: его недремлющее око  следит
за всем и проникает до глубины сердец.
   Бонасье слово в слово повторил фразу, слышанную от графа Рошфора.  Он
запомнил ее и только ждал случая блеснуть ею. Но бедная молодая женщина,
рассчитывавшая на своего мужа и в этой надежде поручившаяся за него  ко-
ролеве, задрожала и от ужаса перед опасностью, которую чуть не  навлекла
на себя, и от сознания своей беспомощности. Все же, зная слабости своего
мужа, а особенно его алчность, она еще не теряла надежды  заставить  его
исполнить ее волю.
   - Ах, так, значит, вы кардиналист, сударь! - воскликнула она.  -  Ах,
так вы служите тем, кто истязает вашу жену, оскорбляет вашу королеву!
   - Интересы одного человека - ничто перед всеобщим благом. Я  за  тех,
кто спасает государство! - напыщенно произнес Бонасье.
   Это снова была фраза графа Рошфора, которую Бонасье запомнил и  нашел
случай вставить.
   - Да имеете ли вы понятие, что такое государство, о котором вы  гово-
рите? - спросила, пожимая плечами, г-жа  Бонасье.  -  Оставайтесь  лучше
простым мещанином, без всяких ухищрений, и станьте на сторону  тех,  кто
предлагает вам наибольшие выгоды.
   - Как сказать... - протянул Бонасье, похлопывая  по  лежавшему  подле
него туго набитому мешку, который зазвенел серебряным звоном. -  Что  вы
на это скажете, почтеннейшая проповедница?
   - Откуда эти деньги?
   - Вы не догадываетесь?
   - От кардинала?
   - От него и от моего друга, графа Рошфора.
   - От графа Рошфора? Но ведь он-то меня и похитил!
   - Вполне возможно.
   - И вы принимаете деньги от этого человека?
   - Не говорили ли вы, что это похищение имело причину чисто политичес-
кую?
   - Но целью этого похищения было заставить меня предать  мою  госпожу,
вырвать у меня под пыткой признания, которые могли бы угрожать чести,  а
может быть, и жизни моей августейшей повелительницы!
   - Сударыня, - сказал Бонасье, - ваша августейшая повелительница - ве-
роломная испанка, и все, что делает кардинал, делается по праву.
   - Сударь, - вскричала молодая женщина, - я знала,  что  вы  трусливы,
алчны и глупы, но я не знала, что вы подлец!
   - Сударыня... - проговорил Бонасье, впервые видевший свою жену в  та-
ком гневе и струсивший перед семейнон бурей, - сударыня, что вы  говори-
те?
   - Я говорю, что вы негодяй! - продолжала г-жа Бонасье,  заметив,  что
она снова начинает приобретать влияние на своего мужа.  -  Так,  значит,
вы, вы стали заниматься политикой да сделались к тому же  и  сторонником
кардинала? Так, значит, вы телом и душой продаетесь дьяволу, да  еще  за
деньги?
   - Не дьяволу, а кардиналу.
   - Это одно и то же! - воскликнула молодая женщина. - Кто говорит "Ри-
шелье" - говорит "сатанам.
   - Замолчите, сударыня, замолчите! Вас могут услышать!
   - Да, вы правы, и мне будет стыдно за вашу трусость.
   - Но чего вы, собственно, требуете?
   - Я вам уже сказала: я требую, чтобы вы сию же минуту  отправились  в
путь и чтобы вы честно выполнили поручение, которым я удостаиваю вас. На
этих условиях я готова все забыть и простить вас. И более  того,  -  она
протянула ему руку, - я верну вам свою дружбу.
   Бонасье был труслив и жаден, но жену свою он любил:  он  растрогался.
Пятидесятилетнему мужу трудно долго сердиться на двадцатипятилетнюю  же-
ну. Г-жа Бонасье увидела, что он колеблется.
   - Ну как же? Вы решились?
   - Но, дорогая моя, подумайте сами: чего вы требуете от  меня?  Лондон
находится далеко, очень далеко от Парижа, к тому же возможно,  что  ваше
поручение связано с опасностями.
   - Не все ли равно, раз вы избежите их!
   - Знаете что, госпожа Бонасье? - сказал галантерейщик. - Знаете  что:
я решительно отказываюсь. Интриги меня пугают. Я-то ведь видел Бастилию!
Бр-р-р! Это ужас - Бастилия! Стоит мне вспомнить, так мороз по коже  по-
дирает. Мне грозили пытками! А знаете ли вы, что такое пытки? Деревянные
клинья загоняют между пальцами ноги, пока не треснут кости... Нет, реши-
тельно нет! Я не поеду. А почему бы, черт возьми, вам не поехать  самой?
Мне начинает казаться, что я вообще был до сих пор в заблуждении на  ваш
счет: мне кажется, что вы мужчина, да еще из самых отчаянных.
   - А вы... вы - женщина, жалкая женщина, глупая и тупая! Ах! Вы труси-
те? Хорошо. В таком случае, я сию же  минуту  заставлю  именем  королевы
арестовать вас, и вас засадят в ту самую Бастилию, которой вы  так  бои-
тесь!
   Бонасье впал в глубокую задумчивость. Он обстоятельно взвесил в своем
мозгу, с чьей стороны грозит большая опасность - со стороны ли кардинала
или со стороны королевы. Гнев кардинала был куда опаснее.
   - Прикажете арестовать меня именем королевы? - сказал он наконец. - А
я сошлюсь на его преосвященство.
   Тут только г-жа Бонасье поняла, что зашла чересчур далеко, и  ужасну-
лась. Со страхом вглядывалась она в это тупое лицо, на  котором  выража-
лась непоколебимая решимость перетрусившего глупца.
   - Хорошо, - сказала она. - Возможно, что вы  в  конце  концов  правы.
Мужчина лучше разбирается в политике, особенно вы, господин Бонасье, раз
вам довелось беседовать с кардиналом. И все же мне очень обидно, - доба-
вила она, - что мой муж, человек, на любовь которого я, казалось,  могла
положиться, не пожелал исполнить мою прихоть.
   - Ваши прихоти могут завести слишком  далеко,  -  покровительственным
тоном произнес Бонасье. - И я побаиваюсь их.
   - Придется отказаться от моей затеи, - со вздохом промолвила  молодая
женщина. - Пусть так. Не будем больше об этом говорить.
   - Если бы вы хоть толком сказали мне, что я должен был сделать в Лон-
доне, - помолчав немного,  заговорил  Бонасье,  с  некоторым  опозданием
вспомнивший, что Рошфор велел ему выведывать тайны жены.
   - Вам это ни к чему знать, - ответила молодая женщина, которую теперь
удерживало недоверие.