ца и мать?
   - Но мне кажется, - отвечал де Вард, - что мы  вольны  говорить  все,
что угодно, если можем подтвердить свои слова всеми средствами,  находя-
щимися в распоряжении порядочного человека.
   - Какие же есть у порядочного человека средства подтвердить оскорбле-
ние?
   - Шпага.
   - Вы грешите не только против логики, но и против религии и чести. Вы
рискуете жизнью нескольких людей, не считая вашей, которая, мне кажется,
подвергается большой опасности. Чтобы быть  последовательным,  с  вашими
рыцарскими идеями, вы должны сейчас же извиниться  перед  господином  де
Бражелоном. Вы скажете ему, что легкомысленно его оклеветали, что благо-
родство и чистота его происхождения сказываются во всех  его  поступках.
Вы сделаете это, господин де Вард, как сделал только что я, старый капи-
тан, перед вами, молокососом.
   - А если не сделаю? - спросил де Вард.
   - Тогда случится...
   - Случится то, чему вы думаете помешать, - улыбаясь, сказал де Вард -
Ваша логика приведет прямо к поединку, запрещенному королем.
   - Нет, милостивый государь, - спокойно остановил его  капитан,  -  вы
заблуждаетесь.
   - Так что же случится?
   - То, что я пойду к королю, который относится ко мне хорошо, - я имел
счастье оказать ему некоторые услуги в те времена, когда вас еще не было
на свете, и еще недавно, по моей просьбе, король прислал мне у подписан-
ный, но незаполненный приказ на имя господина Безмо де Монлезена, комен-
данта Бастилии, - я скажу королю: "Государь, один человек низко оскорбил
господина де Бражелона, задев честь его матери. Я написал имя этого  че-
ловека на приказе, который ваше величество соблаговолили дать мне, и та-
ким образом господин де Вард отсидит в Бастилии три  года".  -  И  даАр-
таньян, вынув из кармана подписанный королем  приказ,  протянул  его  де
Варду.
   Видя, что молодой человек принимает его слова за шутку, он пожал пле-
чами и спокойно направился к столу, где стояла чернильница с  гигантским
пером, которое устрашило бы даже Портоса.
   Тогда де Вард понял, что это была не пустая угроза. В те времена Бас-
тилия была пугалом для всех. Он сделай шаг по направлению к Раулю и  еле
слышно произнес:
   - Сударь, я приношу вам извинения, продиктованные мне только что гос-
подином даАртаньяном. Я вынужден это сделать.
   - Погодите, погодите, господин де Вард, - перебил его мушкетер с  са-
мым невозмутимым спокойствием, ваши выражения неудачны. Я не говорил: "Я
вынужден принести вам извинения". Я сказал: "Моя совесть побуждает  меня
принести вам извинения". Так будет лучше, поверьте, тем  более  что  эта
фраза будет точнее выражать ваши чувства.
   - Я подписываюсь под ней, - сказал де Вард,  -  но,  право,  господа,
согласитесь, что лучше подставить себя под удар шпаги, чем  подвергаться
подобной тирании.
   - Нет, сударь, - заметил Бекингэм, - потому что удар шпаги не доказы-
вает, правы вы или виноваты; он свидетельствует только о  степени  вашей
ловкости.
   - Милостивый государь! - воскликнул де Вард.
   - Вы опять собираетесь сказать какую-нибудь гадость?  -  перебил  его
даАртаньян. - Лучше помолчите!
   - Все, сударь? - спросил де Вард.
   - Все, - ответил даАртаньян, - эти господа и я удовлетворены.
   - Поверьте, сударь, - сказал де Вард, - что ваша попытка помирить нас
очень неудачна.
   - Почему?
   - Потому что мы расстаемся с господином де  Бражелоном  еще  большими
врагами, чем были прежде.
   - Относительно меня вы ошибаетесь, сударь, - возразил Рауль, - у меня
не осталось ни малейшей злобы против вас.
   Де Вард был совсем уничтожен. Он обвел комнату помутившимся взором.
   ДаАртаньян любезно поклонился придворным,  согласившимся  присутство-
вать при объяснении, и все разошлись, пожав ему руку.
   Никто даже не взглянул на де Варда.
   - Неужели я не найду никого, на ком бы я мог выместить свою обиду?  -
в бешенстве воскликнул молодой человек.
   - Найдете, сударь, - шепнул ему на ухо голос, дышавший угрозой.
   Де Вард оглянулся и заметил герцога Бекингэма, который,  видимо,  на-
рочно отстал от других.
   - Вы, сударь? - вскричал де Вард.
   - Да, я. Я не подданный французского короля и не остаюсь на французс-
кой территории, так как уезжаю в Англию. У меня накопилось довольно  го-
речи и злобы, и я тоже не прочь, подобно вам, выместить их на комнибудь.
Принципы господина даАртаньяна мне очень нравятся, но я не склонен  при-
менять их к вам. Я англичанин и предлагаю вам то самое, что вы безуспеш-
но предлагали другим.
   - Герцог!
   - Итак, дорогой де Вард, если вас душит злоба, обратите ее  на  меня.
Через тридцать четыре часа я буду в Кале. Поедемте вместе, вдвоем дорога
не будет казаться такой длинной. Мы обнажим шпаги на морском берегу, ко-
торый заливает прилив. Каждый день шесть часов берег  принадлежит  Фран-
ции, а другие шесть - богу.
   - Хорошо, - согласился де Вард, - я принимаю ваш вызов.
   - Если вы меня убьете, - сказал герцог, - то вы, право, окажете  мне,
дорогой де Вард, большую услугу.
   - Сделаю все, что в моих силах,  чтобы  доставить  вам  удовольствие,
герцог, - ответил де Вард.
   - Я ваш покорный слуга, господин де Вард. Завтра утром мой камердинер
сообщит вам, в котором часу я уезжаю. Мы поедем вместе, как два  прияте-
ля. Я люблю быструю езду. Прощайте.
   Бекингэм поклонился де Варду и вернулся к королю.
   Де Вард в сильном раздражении вышел из дворца и направился прямо  до-
мой.


   II
   БЕЗМО ДЕ МОНЛЕЗЕН

   Дав урок де Варду, Атос и даАртаньян спустились во двор.
   - Знаете, - сказал Атос даАртаньяну. - Раулю все  равно  не  избежать
дуэли с де Бардом: де Вард храбр и зол.
   - Я знаю эту семейку, - ответил даАртаньян, - мне пришлось немало по-
возиться с папенькой. Ну, доложу я вам, задал мне этот папенька  работы,
хотя мускулы у меня в то время были здоровые и уверенности в  себе  хоть
отбавляй. Право, стоило поглядеть, как я  с  ним  расправился.  Ах,  мой
друг, нынче уж никто не делает таких выпадов; у меня рука ни  минуты  не
оставалась в покое.
   Впрочем, вы видели меня, Атос, за работой. Шпага у  меня  была  точно
змея, извивалась во все стороны, чтобы ужалить побольнее. Ни один  чело-
век не мог бы устоять против такого натиска. А  де  Вард-отец  долгонько
помучил меня: помню, к концу схватки у меня сильно устала рука.
   - Вот я и говорю вам, - продолжал Атос, - де Вард-сын непременно  бу-
дет искать встречи с Раулем и добьется своего. Рауль уклоняться не  ста-
нет.
   - Не спорю, мой друг, но Рауль малый сметливый.  Он  сказал,  что  не
сердится на де Варда: он выждет, когда де Вард его  вызовет,  тогда  все
преимущества будут на его стороне. Король не рассердится; к тому  же  мы
найдем средство его успокоить. Но откуда у вас эти страхи? Ведь вы чело-
век, которого не так легко встревожить.
   - Да как же не волноваться!  Рауль  идет  завтра  к  королю,  который
объявит ему свою волю по поводу его женитьбы. Рауль влюблен  и  будет  в
бешенстве, а если в этом состоянии он встретит де Варда, неминуемо прои-
зойдет взрыв.
   - Мы этого не допустим, дорогой друг.
   - Только не я, я хочу вернуться в Блуа. Все эти фальшивые  придворные
манеры, эти интриги мне противны. Я вышел уже  из  возраста,  когда  ми-
ришься с этой пошлостью. Словом, в Париже, когда вас нет  со  мной,  мне
скучно. А так как вы не можете быть со мной постоянно, то я и решил  уе-
хать.
   - Как вы не правы, Атос! Не того требуют ваше  происхождение  и  ваши
дарования. Люди вашего закала не вправе зарывать в  землю  свой  талант.
Взгляните на мою старую ла-рошельскую шпагу, на ее испанский клинок; она
верой и правдой служила мне тридцать лет, пока не упала однажды на  мра-
морные ступеньки Лувра и не сломалась. Мне сделали из нее охотничий нож,
который послужит еще сто лет. С вашей честностью  искренностью,  мужест-
вом, хладнокровием и образованием вы, Атос, самый подходящий советник  и
руководитель королей. Оставайтесь; господин Фуке не так долговечен,  как
мой испанский клинок.
   - Нет, дорогой мой, - с улыбкой отвечал Атос, - мое честолюбие  прос-
тирается гораздо дальше, дружище. Быть  министром,  быть  рабом?  Полно!
Разве я не выше всех этих министров? Помню, вы иногда называли меня  ве-
ликим Атосом. Если бы я был министром, бьюсь об заклад, вы этого не  го-
ворили бы. Нет, нет, я на это не пойду!
   - В таком случае прекратим этот разговор.
   И даАртаньян крепко пожал руку Атосу.
   - Не беспокойтесь. Рауль может обойтись и без вас, - я в Париже.
   - Так я еду в Блуа. Сегодня вечером я с вами  распрощаюсь,  а  завтра
чуть свет уже буду скакать верхом.
   - Как же вы пойдете один в гостиницу? Почему вы не взяли с собой Гри-
мо?
   - Гримо спит; он рано ложится. Мой старик  быстро  устает.  Я  берегу
его.
   - Я дам вам мушкетера, который будет  освещать  дорогу  факелом.  Эй,
кто-нибудь, сюда!
   На его зов явилось человек семь мушкетеров.
   - Не найдется ли среди вас охотников проводить графа де Ла Фер?
   - Я с удовольствием проводил бы, - отозвался ктото, - если бы мне  не
нужно было переговорить с господином даАртаньяном.
   - Кто это? - спросил даАртаньян, стараясь в темноте разглядеть  гово-
рившего.
   - Я, любезнейший даАртаньян.
   - Господи, да это голос Безмо!
   - Его самого, сударь.
   - Что же вы делаете на дворе, дорогой Безмо?
   - Ожидаю ваших распоряжений, любезнейший даАртаньян.
   - Ах, как это досадно, - вздохнул даАртаньян.  -  Правда,  а  сообщил
вам, что надо принять арестанта, но зачем же вы пришли сами?
   - Мне нужно с вами переговорить.
   - И вы не предупредили меня?
   - Я ожидал, - робко протянул г-н Безмо.
   - Так я пойду. До свиданья, даАртаньян, -  простился  Атос  со  своим
другом.
   - Разрешите прежде познакомить вас с господином Безмо де  Монлезеном,
комендантом Бастилии.
   Безмо поклонился. Атос ответил на поклон.
   - Это Безмо, дорогой мой, тот самый королевский гвардеец, с  которым,
помните, мы кутили когда-то во времена кардинала.
   - Как же, отлично помню, - сказал Атос, дружески прощаясь с ними.
   - Граф де Ла Фер, по прозвищу Атос, - шепнул даАртаньян на ухо Безмо.
   - Да, да, обходительный человек, один из знаменитой четверки, -  кив-
нул Безмо.
   - Именно. Но в чем же дело, дорогой  Безмо?  Кстати,  король  оставил
мысль об аресте.
   - Тем хуже, - вздохнул Безмо.
   - Как, тем хуже? - со смехом воскликнул д'Артаньян.
   - Разумеется, - объяснил комендант Бастилии, - ведь заключенные - это
мой доход.
   - А ведь правда! Я не смотрел на вещи с этой точки зрения.
   - Вот у вас, - продолжал Безмо, - завидное положение: вы капитан муш-
кетеров.
   - Недурное. Но вам, право, нечего завидовать мне: вы комендант Басти-
лии - первой тюрьмы во Франции.
   - Я это хорошо знаю, - печально промолвил Безмо.
   - Каким, однако, унылым голосом вы это  сказали.  Давайте  поменяемся
местами. Хотите?
   - Не огорчайте меня, господин даАртаньян. Однако я желал  бы  погово-
рить с вами с глазу на глаз.
   - Тогда возьмите меня под руку, и пройдемся: луна так славно  светит,
вы мне поведаете ваши печали в дубовой аллее. Пошли!
   И даАртаньян увлек приунывшего коменданта в глубину двора,  заговорив
с ним грубовато-ласковым тоном:
   - Ну-ка, смелее выкладывайте, что вы собирались сообщить мне, Безмо!
   - Это длинная история.
   - Что же, вы предпочитаете хныкать? Но это будет  еще  дольше.  Держу
пари, что вы получаете тысяч пятьдесят ливров с ваших  бастильских  пти-
чек.
   - Вашими бы устами да мед пить, дорогой д'Артаньян.
   - Удивляете вы меня, Безмо! Вы прикидываетесь бог знает  каким  сиро-
той, а дайте-ка я подведу вас к зеркалу! Посмотрите, какой вы  цветущий,
упитанный да круглый, точно  сыр  голландский.  Ведь  вам  уже  годочков
шестьдесят, а не дашь и пятидесяти.
   - Все это так...
   - Черт побери! Я-то знаю, что это так же верно, как и ваши  пятьдесят
тысяч ливров дохода, - добавил даАртаньян.
   Низенький Безмо топнул ногой.
   - Постойте, - вскричал даАртаньян, - я вам сейчас докажу: в Бастилии,
я полагаю, вы сыты, помещение казенное; вы получаете шесть тысяч  ливров
жалованья.
   - Допустим.
   - Да заключенных ежегодно человек пятьдесят, из которых каждый прино-
сит вам по тысяче ливров.
   - И с этим я не спорю.
   - Вот вам пятьдесят тысяч в год. Вы уже три года в должности,  следо-
вательно, у вас теперь полтораста тысяч ливров.
   - Вы упускаете из виду одну мелочь, дорогой д'Артаньян.
   - Какую же?
   - А ту, что вы получили свою должность, так сказать,  из  собственных
рук короля.
   - Ну да!
   - А я получил свое место коменданта через господ Трамбле и Лувьера.
   - Это верно. Трамбле не такой человек, чтобы предоставить  вам  место
даром.
   - Да и Лувьер тоже. В результате мне пришлось выдать  семьдесят  пять
тысяч ливров Трамбле да столько же Лувьеру.
   - Ах, черт побери, значит, сто пятьдесят тысяч ливров попали в их ру-
ки?
   - Именно!
   - А еще что.
   - Пятнадцать тысяч экю, или пятьдесят тысяч пистолей, как  вам  будет
угодно, платеж в три срока, - доходы за  три  года,  как  бы  в  доказа-
тельство моей признательности.
   - Да это чудовищно!
   - Еще не все.
   - Что вы?
   - Если я не выполню хоть одного из этих условий, эти  господа  тотчас
же снова занимают должность. Сделка подписана королем.
   - Невероятно!
   - Представьте себе.
   - Мне жаль вас, бедняга Безмо. Но в таком  случае,  друг  мой,  зачем
господин Мазарини оказал вам такую разорительную милость? Было бы  проще
отказать.
   - Да, конечно, но его упросил мой покровитель.
   - Ваш покровитель? Кто же это такой?
   - Как кто? Ваш приятель, господин даЭрбле.
   - Господин даЭрбле? Арамис?
   - Он самый - Арамис. Он был очень любезен со мной.
   - Любезен! Заставив вас принять такие условия?
   - Видите ли, я хотел бросить службу у кардинала. Господин даЭрбле за-
молвил за меня словечко Лувьеру и Трамбле; они стали упираться,  мне  же
очень улыбалось это место, так как я знаю, что оно может дать. И  вот  я
чистосердечно поведал свое горе господину даЭрбле; тот  предложил  пору-
читься за меня во всех этих платежах.
   - Как, Арамис? Вы меня огорошили! Арамис поручился за вас?
   - Да, он был чрезвычайно предупредителен. Он добился подписи; Трамбле
и Лувьер ушли в отставку, - я обязался платить ежегодно по двадцати пяти
тысяч ливров в пользу каждого из этих господ, и ежегодно  в  мае  месяце
господин даЭрбле лично являлся в Бастилию и привозил мне по  две  тысячи
пятьсот пистолей для вручения моим крокодилам.
   - Следовательно, вы должны Арамису полтораста тысяч ливров?
   - В том-то и горе, что должен только сто тысяч.
   - Я что-то не совсем понимаю вас.
   - Ну, как же! Он приезжал только два года - Но сегодня у нас тридцать
первое мая, а его все нет; между тем завтра в двенадцать часов наступает
последний срок платежа. Следовательно, если я завтра не уплачу этим гос-
подам, согласно условию, они могут потребовать обратно должность. Я буду
разорен, и выйдет, что я проработал  три  года  да  еще  дал  им  двести
пятьдесят тысяч ливров даром, решительно ни за что, дорогой д'Артаньян.
   - Любопытная штука, - пробормотал даАртаньян.
   - Теперь вы понимаете, почему я не весел?
   - И очень даже.
   - Вот я и явился к вам, господин даАртаньян, потому что вы один може-
те вывести меня из затруднительного положения.
   - Каким образом?
   - Вы знакомы с аббатом даЭрбле?
   - Еще бы!
   - И вы можете сообщить мне адрес его прихода, потому что я искал  его
в Нуази-ле-Сек, но его там нет.
   - Разумеется! Он сейчас епископ ваннский.
   - Ванн - это в Бретани?
   - Да.
   Коротышка Безмо стал рвать на себе волосы.
   - Ну, тогда я погиб. Ванн! Ванн! - кричал Безмо.
   - Ваше отчаяние удручает меня! Но послушайте, епископ не живет безвы-
ездно в своей епархии; монсеньер даЭрбле, может быть, и  не  так  далеко
отсюда, как вам кажется.
   - Прошу вас, скажите мне его адрес.
   - Я не знаю его, друг мой.
   - Все кончено, я погиб! Пойду брошусь в ноги королю.
   - Однако, Безмо, вы удивляете меня. Бастилия дает пятьдесят тысяч до-
хода; почему же вы не выжали из нее все, чтобы она давала сто тысяч?
   - Я честный человек, дорогой господин  даАртаньян,  и  содержу  своих
заключенных, как царей.
   - Ей-богу, мне вас жаль... Послушайте, Безмо, можно положиться на ва-
ше слово?
   - Что за вопрос, капитан?
   - Так обещайте; что вы никому не заикнетесь о том, что  я  скажу  вам
сейчас.
   - Никому, ни одной душе!
   - Вы хотите во что бы то ни стало найти Арамиса?
   - Во что бы то ни стало!
   - Ну так ступайте к господину Фуке.
   - Да, но при чем здесь господин Фуке?..
   - Экий простофиля! Где находится Ванн?
   - Черт возьми!..
   - Ванн находится в бель-ильской епархии или же  Бель-Иль  в  ваннской
епархии. Бель-Иль принадлежит господину Фуке; он и устроил господина да-
Эрбле в эту епархию.
   - Вы открываете мне глаза, возвращаете меня к жизни.
   - Тем лучше. Ступайте же прямо к господину Фуке и  скажите,  что  вам
нужно поговорить с господином даЭрбле.
   - Какая блестящая идея! - с восхищением воскликнул Безмо.
   - Но помните, - сказал даАртаньян, строго взглянув на него, -  помни-
те, что вы дали честное слово!
   - Да, священное, - отвечал кругленький человек, собираясь бежать.
   - Куда вы?
   - К господину Фуке.
   - Господин Фуке сейчас у короля. Вам придется отложить свое посещение
до завтрашнего утра.
   - Пойду; спасибо!
   - Желаю вам удачи!
   - Спасибо!
   - Вот потешная история, - прошептал даАртаньян,  медленно  поднимаясь
по лестнице - Какая выгода Арамису делать такие одолжения  Безмо?  Гм!..
Рано или поздно мы это узнаем.


   III
   ИГРА У КОРОЛЯ

   ДаАртаньян был прав. Фуке играл в карты у короля.
   Казалось, что отъезд Бекингэма пролил бальзам на все сердца.
   Сияющий принц рассыпался в любезностях перед матерью.
   Граф де Гиш ни на минуту не отпускал от себя Бекингэма,  расспрашивая
его о предстоящем путешествии. Бекингэм был задумчив  и  приветлив,  как
человек, сделавший решительный шаг; слушая графа, он  время  от  времени
бросал на принцессу грустные и нежные взгляды.
   Опьяненная успехом, принцесса делила свое внимание между королем, иг-
равшим с нею, принцем, посмеивавшимся над ее крупными выигрышами,  и  де
Гишем, не скрывавшим ребяческой радости.
   Что касается Бекингэма, то он занимал ее  очень  мало;  этот  беглец,
этот изгнанник уже превращался для нее в бледное воспоминание. Принцессе
нравились улыбки, ухаживания, вздохи Бекингэма, пока он  был  здесь;  но
ведь он уезжает: с глаз долой - из сердца вон!
   Герцог не мог не заметить этой перемены; она очень больно задела  его
Человек от природы деликатный, гордый и способный на глубокую  привязан-
ность, он проклинал тот день, когда его сердцем  овладела  эта  страсть.
Холодное равнодушие принцессы действовало на Бекингэма. Презирать ее  он
еще не мог, но уже способен был смирить порывы своего сердца.
   Принцесса догадывалась о настроении герцога и  с  удвоенной  энергией
старалась вознаградить себя за ускользавшего поклонника; она дала полную
волю своему остроумию, решив во что бы то ни стало затмить всех, затмить
самого короля.
   И она добилась своего. И обе королевы, несмотря на их достоинство,  и
король, несмотря на всеобщее преклонение перед ним, были  отодвинуты  ею
на второй план.
   Чопорные и напыщенные королевы мало-помалу разговорились и даже стали
смеяться. Королева-мать была ослеплена блеском, который вновь озарил ко-
ролевский род благодаря уму внучки Генриха IV.
   Людовик, завидовавший как юноша и как король всякому успеху, не  мог,
однако, остаться равнодушным к этому искрящемуся французскому остроумию,
которое английский юмор делал еще более притягательным. Он, как ребенок,
поддался очарованию блестящего каскада шуток.
   Глаза принцессы лучились. С ее алых губ лилось веселье,  как  назида-
тельные речи из уст старца Нестора.
   В этот ве