ь вышеописанная кровавая  сцена,
несколько заговорщиков собрались у калитки, которая вела в соседний сад.
Вложив свои шпаги в ножны, они помогли одному из товарищей сесть на ожи-
давшую в саду лошадь, а потом, точно спугнутая стая птиц, разлетелись  в
разные стороны: кто перелез через забор, кто проскользнул в калитку.
   Всадник вонзил шпоры в бока лошади с такой силой, что она чуть не пе-
репрыгнула через стену; как молния, пронесся он через  площадь  Бодуайе,
затем по улицам, опрокидывая и давя встречных.  Через  десять  минут  он
очутился перед дверью главного казначейства, дыша так же тяжело,  как  и
его конь.
   Услышав стук копыт по мостовой, аббат Фуке поспешил к окну  и,  высу-
нувшись, крикнул всаднику, еще не успевшему соскочить с лошади:
   - Ну что, Даникан?
   - Все кончено, - отвечал тот.
   - Они спасены?
   - Нет, напротив, повешены.
   - Повешены! - повторил аббат, побледнев.
   Внезапно отворилась боковая дверь, и в комнату вошел министр  Фуке  с
бледным, искаженным от горя и гнева лицом. Остановившись на  пороге,  он
прислушивался к разговору, который велся через окно.
   - Негодяи! - вскричал аббат. - Так-то вы дрались!
   - Мы дрались, как львы.
   - Вернее, как трусливые псы!
   - Сударь...
   - Сто хорошо вооруженных бойцов стоят десяти тысяч  стрелков,  захва-
ченных врасплох. Где Менвиль, этот хвастунишка, уверявший,  что  он  или
победит, или умрет?
   - Он сдержал слово, господин аббат: он мертв.
   - Мертв? Кто его убил?
   - Какой-то демон в образе человека, гигант, у которого словно  десять
огненных мечей в руках. В одну минуту он потушил огонь, усмирил  бунт  и
вызвал из-под земли сотню мушкетеров.
   Фуке поднял голову, на лбу у него выступил пот.
   - О, Лиодо! О, д'Эмери! - прошептал он. - Они умерли, и я обесчещен!
   Аббат обернулся и, увидев брата в таком подавленном состоянии, сказал
ему:
   - Полно, не следует так убиваться, сударь. Это судьба! Раз не получи-
лось, как мы хотели, значит, бог...
   - Молчите, аббат, молчите! - воскликнул Фуке. - Ваши утешения - бого-
хульство... Прикажите лучше этому человеку войти и рассказать,  как  со-
вершилось это ужасное дело.
   - Но, брат мой...
   - Повинуйтесь, сударь!
   Аббат сделал Даникану знак, и через минуту  на  лестнице  послышались
его шаги.
   В это время за спиной Фуке появился Гурвиль. Приложив палец к  губам,
он старался удержать министра от слишком бурного проявления отчаяния.
   Фуке, раздавленный горем, старался сохранить спокойствие.
   В комнату вошел Даникан.
   - Докладывайте, - обратился к нему Гурвиль.
   - Сударь, - начал гонец, - нам было дано приказание похитить осужден-
ных и кричать при этом: "Да здравствует Кольбер!"
   - Похитить, чтобы сжечь их живьем, не так ли, аббат? -  прервал  Гур-
виль.
   - Да, таков был приказ, данный Менвилю, который понимал, что он озна-
чает. Но Менвиль убит.
   Это известие скорее успокоило, чем опечалило Гурвиля.
   - Чтобы сжечь их живьем? - повторил гонец,  как  будто  сомневаясь  в
возможности подобного приказания, хотя сам участвовал в его исполнении.
   - Ну, конечно, чтобы сжечь живьем! - грубо оборвал его аббат.
   - Так, так, сударь, - сказал тот, стараясь по выражению лиц своих со-
беседников разгадать, в каком духе вести рассказ.
   - Ну, рассказывайте же, - повторил Гурвиль.
   - Осужденных, - продолжал Даникан, - привели на Гревскую площадь; тут
народ как с цепи сорвался и стал кричать, чтобы их сожгли живьем,  а  не
повесили.
   - Народ имел на то свои основания, - заметил аббат. - Продолжайте.
   - Стрелков было оттеснили; в доме, который должен был служить костром
для осужденных, вспыхнул пожар, но тут, откуда ни возьмись,  тот  сумас-
шедший, тот дьявол, тот гигант, о котором я говорил, - он оказался хозя-
ином этого самого дома, - с помощью еще какого-то молодого человека выб-
росил из окна поджигателей, кликнул из толпы мушкетеров,  выпрыгнул  сам
из окна на площадь и принялся так работать  шпагой,  что  стрелки  взяли
верх, Менвиль пал на месте, осужденных отбили и в три минуты казнили.
   Несмотря на свое самообладание, Фуке не мог сдержать глухого стона.
   - А как зовут хозяина этого дома? - спросил аббат.
   - Не знаю, я его не видал; я все время оставался на страже в  саду  и
знаю обо всем с чужих слов. Мне было приказано,  как  только  все  будет
кончено, скакать к вам, чтобы рассказать, как было дело. И вот я здесь.
   - Хорошо, больше нам ничего не нужно от вас, - сказал аббат, все  бо-
лее и более падавший духом при мысли, что он сейчас останется с глазу на
глаз с братом.
   - Вот вам двадцать пистолей, - сказал Гурвиль. - Ступайте  и  старай-
тесь впредь так же, как в этот раз, защищать  подлинные  интересы  коро-
ля...
   - Слушаю, сударь, - сказал гонец, кланяясь и пряча деньги в карманы.
   Не успел он выйти из комнаты, как Фуке очутился между аббатом и  Гур-
вилем.
   Оба одновременно раскрыли рот, чтобы заговорить.
   - Нет, не оправдывайтесь, - вскричал Фуке, - и не сваливайте вину  на
других! Если бы я был истинным другом д'Эмери и Лиодо, я никому не дове-
рил бы заботы об их спасении. Виноват я один, и лишь  я  должен  сносить
все упреки и угрызения совести. Оставьте меня, аббат.
   - Но, надеюсь, вы не помешаете мне разыскать негодяя, который, в уго-
ду Кольберу, расстроил весь наш превосходно задуманный план? Благое дело
- любить своих друзей, но не дурно, мне кажется, и преследовать врагов.
   - Довольно, аббат, уйдите, прошу вас, и не являйтесь до новых  прика-
заний. Я считаю, что мы должны вести себя крайне осторожно. У вас  перед
глазами ужасный пример. Господа, я запрещаю вам обоим всякие насилия.
   - Никакие запрещения, - проворчал аббат,  -  не  могут  помешать  мне
отомстить врагу за оскорбление нашей фамильной чести.
   - А я, - произнес Фуке тоном, не терпящим возражений, - при  малейшем
нарушении моей воли немедленно брошу вас в Бастилию. Примите это к  све-
дению, аббат.
   Аббат поклонился, покраснев.
   Фуке сделал знак Гурвилю следовать за ним и направился к своему каби-
нету. Но в эту минуту, лакей громко доложил:
   - Господин даАртаньян.
   - Это кто такой? - небрежно спросил министр у Гурвиля.
   - Отставной лейтенант мушкетеров его величества, - тем же тоном отве-
тил Гурвиль.
   Не придав значения словам Гурвиля, Фуке двинулся дальше.
   - Виноват, монсеньер, - сказал Гурвиль. - Я полагаю, что этот  мушке-
тер, оставивший королевскую службу, пришел за получением пенсии.
   - Черт с ним! - возразил министр. - Он явился совсем не вовремя.
   - Позвольте, монсеньер, передать ему ваш отказ: я с ним  знаком.  Это
такой человек, в лице которого нам при  нынешних  обстоятельствах  лучше
иметь не врага, а друга.
   - Передавайте что хотите, - сказал Фуке.
   - Передайте ему, - произнес  аббат  со  злобой,  присущей  служителям
церкви, - что денег нет, особенно для мушкетеров.
   Но не успел он вымолвить эти слова, как полуоткрытая дверь  распахну-
лась, и в комнату вошел даАртаньян.
   - О господин Фуке, я наперед знал, что для мушкетеров у вас  нет  де-
нег. Я шел сюда с тем, чтобы получить не деньги, а  отказ.  Считаю,  что
уже получил его, благодарю и желаю вам всего доброго.  Пойду  теперь  за
деньгами к господину Кольберу.
   И, довольно небрежно поклонившись, он вышел.
   - Гурвиль, верните этого человека, - приказал Фуке.
   Гурвиль догнал даАртаньяна на лестнице. Услыхав за спиною шаги, даАр-
таньян обернулся и узнал Гурвиля.
   - Хороши порядки, сударь, у ваших господ финансистов, - сказал мушке-
тер. - Я прихожу к господину Фуке получить сумму,  назначенную  мне  его
величеством, а он встречает меня так, словно я нищий, явившийся  просить
милостыню, или жулик, готовый стянуть что-нибудь из серебра.
   - Но вы, кажется, произнесли имя  Кольбера,  дорогой  господин  даАр-
таньян? Вы сказали, что идете к нему?
   - Да, я иду к нему, хотя бы для того, чтобы получить сведения  о  лю-
дях, которые поджигают чужие дома, крича: "Да здравствует Кольбер!"
   Гурвиль насторожился.
   - Ах, вы намекаете на то, что произошло на Гревской площади?
   - Ну конечно.
   - Но разве эти события как-нибудь коснулись вас?
   - Кольбер превращает мой дом в костер, и это, повашему,  не  касается
меня!
   - Ваш дом... Ваш дом хотели сжечь?
   - Ну да.
   - Значит, это вы владелец кабачка под вывеской "Нотр-Дам"?
   - Да, я стал им с неделю тому назад.
   - Уж не вы ли тот отважный военный, который рассеял бунтовщиков,  со-
биравшихся сжечь живьем осужденных?
   - Поставьте себя на мое место, господин Гурвиль. Я - военный и  в  то
же время домовладелец. Как военный, я  должен  содействовать  исполнению
приказа короля, как собственник - охранять свой дом от огня. Я и  выпол-
нил разом обе обязанности, отдав господ Лиодо и д'Эмери в руки стрелков.
   - Так это вы выбросили кого-то из окна?
   - Да, я, - скромно отвечал даАртаньян.
   - И убили Менвиля!
   - Пришлось, к сожалению, - заявил мушкетер с поклоном, точно принимая
поздравления.
   - Словом, это вы были причиной того, что осужденные повешены?
   - Да, вместо того чтобы быть заживо сожженными. И я горжусь этим, су-
дарь. Я избавил этих несчастных от  ужаснейших  мучений.  Понимаете  ли,
господин Гурвиль, их хотели сжечь заживо! Ведь  это  превосходит  всякое
воображение.
   - Не стану вас больше задерживать, господин д'Артаньян, - сказал Гур-
виль, желая избавить министра от встречи с человеком, нанесшим ему такой
тяжелый удар.
   - Нет, нет, - вмешался Фуке, стоявший все время за дверью и слышавший
весь разговор. - Напротив, прошу вас войти, господин даАртаньян.
   - Простите, господин министр, - заговорил даАртаньян, - но мне  время
дорого. Я должен еще побывать у господина Кольбера, чтобы переговорить с
ним и получить следуемые мне деньги.
   - Вы можете получить их здесь, сударь, - сказал Фуке.
   ДаАртаньян с удивлением взглянул на министра.
   - Вам дали здесь необдуманный ответ, я слыхал его, - продолжал  Фуке.
- А между тем человек ваших достоинств должен быть известен всем.
   ДаАртаньян поклонился.
   - У вас есть ордер? - спросил Фуке.
   - Да, господин министр.
   - Я сам выдам вам деньги. Пройдите со мною.
   Сделав Гурвилю и аббату знак остаться в комнате, он увел  даАртаньяна
в свой кабинет.
   - Сколько вам следует получить, сударь? - спросил он.
   - Что-то вроде пяти тысяч ливров, монсеньер.
   - Это, вероятно, оставшееся за казною жалованье?
   - Нет, это жалованье за четверть года вперед.
   - Вы получаете за четверть года пять тысяч ливров? - спросил министр,
внимательно всматриваясь в мушкетера.  -  Значит,  король  назначил  вам
двадцать тысяч ливров в год?
   - Да, монсеньер, я получаю в год двадцать тысяч ливров. Вы  находите,
что это слишком много?
   - Я? - с горькой улыбкой возразил Фуке. - Если б я умел  распознавать
людей, если б во мне было побольше осторожности и рассудительности вмес-
то легкомыслия я ветрености, - словом, если бы я,  подобно  иным  людям,
умел устраивать свою жизнь, вы получали бы не двадцать, а сто тысяч лив-
ров в год и служили бы не королю, а мне.
   ДаАртаньян слегка покраснел. В похвалах, в самом тоне льстеца  всегда
заключается тонкий яд, действующий даже на самых сильных духом людей.
   Министр выдвинул ящик стола, достал четыре свертка монет и положил их
перед мушкетером.
   Гасконец развернул один из них.
   - Здесь золото, - сказал он.
   - Да, оно меньше обременит вас, сударь.
   - Но ведь в этих свертках двадцать тысяч  ливров,  монсеньер,  а  мне
нужно только пять.
   - Я хочу избавить вас от труда являться в главное казначейство четыре
раза в год.
   - Монсеньер, вы подавляете меня своей любезностью.
   - Я только исполняю свой долг, шевалье. Надеюсь, вы не сохраните дур-
ного чувства ко мне под влиянием необдуманных слов моего брата. Это  че-
ловек с очень вспыльчивым, своенравным характером.
   - Монсеньер, - возразил даАртаньян, - поверьте, меня огорчают  только
ваши извинения.
   - Так я не буду больше извиняться, попрошу вас только оказать мне лю-
безность.
   - Любезность? О, монсеньер!
   Фуке снял с пальца брильянтовый перстень, стоимостью, по крайней  ме-
ре, в тысячу пистолей.
   - Сударь, - обратился он к даАртаньяну, - этот брильянт  был  подарен
мне другом детства, человеком, которому вы оказали огромную услугу.
   Голос его заметно дрогнул.
   - Услугу? - с удивлением произнес даАртаньян. - Я оказал услугу одно-
му из ваших друзей?
   - Да, и вы не могли еще позабыть о ней, так как сделали это не  далее
как сегодня.
   - Как же звали вашего друга?
   - Д'Эмери.
   - Но ведь это один из казненных!
   - Да, одна из жертв... Итак, господин даАртаньян,  в  память  услуги,
оказанной вами Д'Эмери, прошу принять от меня  этот  перстень.  Сделайте
это из чувства расположения ко мне.
   - Но, монсеньер...
   - Примите, примите его, прошу вас. Сегодня у меня день глубокой печа-
ли... Позже, быть может, вы все узнаете. Сегодня я потерял друга и  ста-
раюсь найти нового.
   - Но, господин Фуке...
   - Прощайте, господин даАртаньян, или, лучше сказать, до  свиданья!  -
воскликнул Фуке, чувствуя, что его сердце разрывается от скорби.
   С этими словами министр вышел  из  кабинета,  оставив  даАртаньяна  с
двадцатью тысячами ливров и с перстнем в руке.
   - Гм! - в мрачном раздумье произнес мушкетер. - Ничего  не  могу  по-
нять... Одно могу сказать: это благородный человек... Пойду-ка теперь  к
Кольберу... Может быть, он объяснит мне что-нибудь.
   И он направился к выходу.


   XVI
   КАКУЮ СУЩЕСТВЕННУЮ РАЗНИЦУ НАШЕЛ Д'АРТАНЬЯН МЕЖДУ  МОНСЕНЬЕРОМ  СУПЕ-
РИНТЕНДАНТОМ И Г-НОМ ИНТЕНДАНТОМ

   Кольбер жил на улице Нев-де-Пти-Шан, в  доме,  принадлежавшем  Ботрю.
Крепкие ноги даАртаньяна донесли его туда в какие-нибудь четверть часа.
   Когда даАртаньян пришел к новому фавориту, весь двор его дома был по-
лон стрелков и полицейских, собравшихся, чтобы принести ему  свои  позд-
равления или извинения, смотря по тому, будет ли он их хвалить или  бра-
нить.
   Льстивость у подобных людей - такой же инстинкт, как чутье  у  живот-
ных. Они отлично понимали, что доставят удовольствие  Кольберу,  расска-
зав, какую роль играло его имя в недавних уличных беспорядках.
   ДаАртаньян попал как раз в тот момент, когда начальник конвоя  докла-
дывал Кольберу. Не замеченный последним, мушкетер стал позади  стрелков,
у самых дверей.
   Несмотря на нежелание Кольбера, мрачно хмурившего свои густые  брови,
офицер отвел его в сторону, говоря:
   - Если вы задумали, сударь, чтобы народ сам совершил суд над изменни-
ками, вам следовало предупредить нас. При всем нашем стремлении  угодить
вам и не действовать наперекор вашим планам, мы  должны  были  исполнить
отданный приказ.
   - Трижды дурак! - вскричал Кольбер  в  бешенстве,  встряхивая  своими
густыми, как грива, черными волосами. - Что за вздор вы мелете! По-ваше-
му, я хотел устроить бунт? Да вы пьяны или с ума сошли?
   - Но, сударь, ведь они кричали: "Да здравствует Кольбер!  -  возразил
начальник конвоя в сильном смущении.
   - Какая-нибудь горсточка бунтарей...
   - Нет, сударь, вся площадь.
   - Неужели народ в самом деле кричал:  "Да  здравствует  Кольбер!"?  -
спросил интендант, просветлев. - Уверены ли вы в том, что говорите?
   - Крики были такие, что глухой услышал бы.
   - И это действительно кричал народ, самый настоящий народ?
   - Конечно, сударь, этот-то настоящий народ и поколотил нас.
   - Очень хорошо, - произнес Кольбер, всецело занятый своими мыслями. -
Так вы полагаете, что сжечь осужденных было желанием народа?
   - О да, конечно.
   - Это дело другое... Вы дали хороший отпор?..
   - Мы потеряли трех человек.
   - Но, надеюсь, вы никого не убили?
   - На месте осталось несколько убитых бунтарей, и между ними один  че-
ловек не простой...
   - Кто это?
   - Некто Менвиль, за которым давно уже следила полиция.
   - Менвиль! - вскричал Кольбер. - Не тот ли, что убил  на  улице  Юшет
человека, требовавшего жирного цыпленка?
   - Он самый, сударь.
   - И этот Менвиль тоже кричал: "Да здравствует Кольбер!"?
   - Кричал, и даже громче всех, как бешеный.
   Лицо Кольбера снова омрачилось и приняло озабоченное выражение; осве-
тившее было его сияние горделивой радости сразу погасло.
   - Так что же вы говорите, - разочарованно произнес он, - что почин  в
этом деле шел от народа? Менвиль был моим врагом; он отлично  знал,  что
рано или поздно я непременно повешу его. Он - один из  наемников  аббата
Фуке... Все это было, несомненно, подстроено самим Фуке, ведь  казненные
- друзья его детства!
   "Вот как! - подумал даАртаньян. - Теперь мне все ясно. И все-таки Фу-
ке, что бы о нем ни говорили, - благородный человек".
   - Уверены ли вы, что Менвиль убит? - спросил Кольбер офицера.
   Тут даАртаньян решил, что ему пора вмешаться в разговор,  и  выступил
вперед.
   - Да, он убит, господин Кольбер, - сказал он.
   - Ах, это вы, сударь? - произнес Кольбер.
   - Он убит мной! - непринужденно ответил мушкетер. -  Я  полагал,  что
Менвиль ваш отъявленный враг.
   - Не мой, а короля, - возразил Кольбер.
   "Скотина! - подумал даАртаньян. - Ты вздумал еще лицемерить со мной!"
   - Я очень счастлив, что мог оказать королю такую услугу,  -  произнес
он вслух. - Не возьметесь ли вы довести это до сведения его  величества,
господин интендант?
   - Прошу вас, сударь, определить точнее: что за поручение вы мне даете
и что именно должен я передать королю? - отвечал Кольбер язвительным то-
ном, в котором явственно прозвучала неприязнь.
   - Я не даю вам никакого поручения,  -  возразил  даАртаньян  со  спо-
койствием, никогда не покидающим насмешников. - Я думал, что вас не зат-
руднит доложить его величеству, что я, попав случайно на  Гревскую  пло-
щадь, расправился с Менвилем и водворил должный порядок.
   Кольбер широко открыл глаза и вопросительно  взглянул  на  начальника
конвоя.
   - Да, верно, - подтвердил тот. - Этот господин оказался нашим  спаси-
телем.
   - Что же вы сразу не сказали, что пришли сюда  сообщить  об  этом?  -
сказал Кольбер мушкетеру с досадой. - Все объяснилось бы, и вам же  было
бы лучше.
   - Вы ошибаетесь, господин интендант, я пришел сюда совсем не для это-
го.
   - Однако вы совершили настоящий подвиг.
   - О, - небрежно произнес мушкетер, - я привык к этому.
   - Так чему же я обязан честью вашего посещения?
   - Король приказал мне явиться к вам.
   - А, значит, вы явились за деньгами? - сказал Кольбер  сухо,  увидев,
что даАртаньян достает из кармана какую-то бумагу.
   - Совершенно верно, сударь.
   - Потрудитесь подождать, пока начальник конвоя закончит свой доклад.
   ДаАртаньян весьма дерзко повернулся  на  каблуках,  отвесил  Кольберу
почти шутовской поклон и быстро направился к двери.
   Такая решимость очень удивила Кольбера. Он привык, что военные, обыч-
но крайне нуждавшиеся в деньгах, проявляли неистощимое терпенье, приходя
к нему.
   А что, если мушкетер вздумает отправиться к королю  и  пожалуется  на
плохой прием, оказанный ему казначеем, или расскажет о  своих  подвигах?
Об этом стоило поразмыслить. Во всяком случае, в данный момент не следо-
вало раздражать даАртаньяна отказом, безразлично, пришел ли он от  имени
короля или по собственному почину. Мушкетер оказал королю очень  большую
услугу, и так недавно, что ее не могли еще забыть.
   Взвесив все это, Кольбер решил подавить свое  высокомерие  и  вернуть
даАртаньяна.
   - Как, вы уже покидаете меня, господин ДаАртаньян? - спросил он.
   ДаАртаньян обернулся.
   - А почему бы и нет? - спокойно проговорил он. - Ведь нам  не  о  чем
больше разговаривать.
   - Но вы, вероятно, хотите получить деньги по ордеру?
   - Я? Ничего подобного, уважаемый господин Кольбер.
   - Ну так по чеку? Как вы на службе короля раздаете в  нужных  случаях
удары шпаги, так и я немедленно плачу по предъявленному  мне  документу.
Прошу вас, предъявите его.