начит,  вы  оказали  мне
честь, заметив сходство в наших взглядах. Но, если вы отнеслись ко мне с
некоторым недоверием, - а это было бы вполне естественно, - тогда, разу-
меется, я гублю себя этими словами в ваших глазах. Но все равно вы  оце-
ните мою прямоту, а ваше доброе мнение обо мне дороже всего на свете.
   Де Тревиль был поражен. Такая проницательность, такая искренность вы-
зывали восхищение, но все же полностью не устраняли сомнений. Чем больше
выказывалось превосходство этого молодого человека перед другими молоды-
ми людьми, тем больше было оснований остерегаться его, если  де  Тревиль
ошибался в нем.
   - Вы честный человек, - сказал он, пожимая  д'Артапьяну  руку,  -  но
сейчас я могу сделать для вас только то, что предложил. Двери моего дома
всегда будут для вас открыты. Позже, имея возможность являться ко мне  в
любое время, а следовательно, и уловить благоприятный случай, вы,  веро-
ятно, достигнете того, к чему стремитесь.
   - Другими словами, сударь, - проговорил д'Артаньян, - вы ждете, чтобы
я оказался достоин этой чести. Ну что ж, -  добавил  он  с  непринужден-
ностью, свойственной гасконцу, - вам недолго придется ждать.
   И он поклонился, собираясь удалиться, словно остальное  касалось  уже
только его одного.
   - Да погодите же, - сказал де Тревиль, останавливая его. -  Я  обещал
вам письмо к начальнику академии. Или вы чересчур горды,  молодой  чело-
век, чтобы принять его от меня?
   - Нет, сударь, - возразил д'Артаньян. - И я отвечаю перед вами за то,
что его не постигнет такая судьба, как письмо моего отца. Я так  бережно
буду хранить его, что оно, клянусь вам, дойдет по назначению, и горе то-
му, кто попытается похитить его у меня!
   Это бахвальство вызвало на устах де Тревиля улыбку. Оставив  молодого
человека в амбразуре окна, где они только что беседовали, он  уселся  за
стол, чтобы написать обещанное письмо. Д'Артаньян в это время, ничем  не
занятый, выбивал по стеклу какой-то марш, наблюдая за мушкетерами, кото-
рые один за другим покидали дом, и провожая их взглядом до самого  пово-
рота улицы.
   Господин де Тревиль, написав письмо, запечатал его, встал и направил-
ся к молодому человеку, чтобы вручить ему конверт. Но в то самое мгнове-
ние, когда д'Артаньян протянул руку за письмом, де Тревиль с  удивлением
увидел, как юноша внезапно вздрогнул и, вспыхнув от гнева,  бросился  из
кабинета с яростным криком:
   - Нет, тысяча чертей! На этот раз ты от меня не уйдешь!
   - Кто? Кто? - спросил де Тревиль.
   - Он, похититель! - ответил на ходу д'Артаньян. - Ах, негодяй! - И  с
этими словами он исчез за дверью.
   - Сумасшедший! - пробормотал де Тревиль. - Если только... -  медленно
добавил он, - это не уловка, чтобы удрать, раз он понял, что  подвох  не
удался,


   IV
   ПЛЕЧО АТОСА, ПЕРЕВЯЗЬ ПОРТОСА И ПЛАТОК АРАМИСА

   Д'Артаньян как бешеный в три скачка промчался через приемную и  выбе-
жал на площадку лестницы, по которой собирался спуститься опрометью, как
вдруг с разбегу столкнулся с мушкетером, выходившим от г-на  де  Тревиля
через боковую дверь. Мушкетер закричал или, вернее, взвыл от боли.
   - Простите меня... - произнес д'Артаньян, намереваясь продолжать свой
путь, - простите меня, но я спешу.
   Не успел он спуститься до следующей площадки, как железная рука ухва-
тила его за перевязь и остановила на ходу.
   - Вы спешите, - воскликнул мушкетер, побледневший как  мертвец,  -  и
под этим предлогом наскакиваете на меня, говорите "простите" и  считаете
дело исчерпанным? Не совсем так, молодой человек. Не вообразили  ли  вы,
что если господин де Тревиль сегодня резко говорил с нами, то  это  дает
вам право обращаться с нами пренебрежительно? Ошибаетесь, молодой  чело-
век. Вы не господин де Тревиль.
   - Поверьте мне... - отвечал д'Артаньян, узнав Атоса,  возвращавшегося
к себе после перевязки, - поверьте мне, я сделал это нечаянно, и, сделав
это нечаянно, я сказал: "Простите меня". По-моему, этого  достаточно.  А
сейчас я повторяю вам - и это, пожалуй, лишнее, -  что  я  спешу,  очень
спешу. Поэтому прошу вас: отпустите меня, не задерживайте.
   - Сударь, - сказал Атос, выпуская из рук перевязь, - вы невежа. Сразу
видно, что вы приехали издалека.
   Д'Артаньян уже успел шагнуть вниз через три ступеньки, но слова Атоса
заставили его остановиться.
   - Тысяча чертей, сударь! - проговорил он. - Хоть я и приехал  издале-
ка, но не вам учить меня хорошим манерам, предупреждаю вас.
   - Кто знает! - сказал Атос.
   - Ах, если б я не так спешил, - воскликнул д'Артаньян, - и если  б  я
не гнался за одним человеком...
   - Так вот, господин Торопыга, меня вы найдете, не  гоняясь  за  мной,
слышите?
   - Где именно, не угодно ли сказать?
   - Подле монастыря Дешо.
   - В котором часу?
   - Около двенадцати.
   - Около двенадцати? Хорошо, буду на месте.
   - Постарайтесь не заставить меня ждать. В четверть первого я вам  уши
на ходу отрежу.
   - Отлично, - крикнул д'Артаньян, - явлюсь без десяти двенадцать!
   И он пустился бежать как одержимый, все еще надеясь догнать незнаком-
ца, который не мог отойти особенно далеко, так как двигался не спеша.
   Но у ворот он увидел Портоса, беседовавшего с караульным. Между обои-
ми собеседниками оставалось свободное пространство,  через  которое  мог
проскользнуть один человек. Д'Артаньяну  показалось,  что  этого  прост-
ранства достаточно, и он бросился напрямик, надеясь как  стрела  пронес-
тись между ними. Но д'Артаньян не принял в расчет ветра. В тот миг, ког-
да он собирался проскользнуть между разговаривавшими, ветер раздул длин-
ный плащ Портоса, и д'Артаньян запутался  в  его  складках.  У  Портоса,
по-видимому, были веские причины не расставаться с  этой  важной  частью
своего одеяния, и, вместо того чтобы выпустить из рук полу,  которую  он
придерживал, он потянул ее к себе, так что д'Артаньян, по вине  упрямого
Портоса проделав какое-то вращательное движение, оказался совершенно за-
кутанным в бархат плаща.
   Слыша проклятия, которыми осыпал его мушкетер, д'Артаньян,  как  сле-
пой, ощупывал складки, пытаясь выбраться из-под плаща. Он  больше  всего
опасался как-нибудь повредить роскошную перевязь, о которой мы уже расс-
казывали. Но, робко приоткрыв глаза, он увидел, что нос его упирается  в
спину Портоса, как раз между лопатками, другими словами - в самую  пере-
вязь.
   Увы, как и многое на этом свете, что блестит только снаружи, перевязь
Портоса сверкала золотым шитьем лишь спереди, а сзади  была  из  простой
буйволовой кожи. Портос, как истый хвастун, не имея  возможности  приоб-
рести перевязь, целиком шитую золотом, приобрел перевязь, шитую  золотом
хотя бы лишь спереди. Отсюда и выдуманная простуда, и необходимость пла-
ща.
   - Дьявол! - завопил Портос, делая невероятные усилия,  чтобы  освобо-
диться от д'Артаньяна, который копошился у него за спиной. -  С  ума  вы
спятили, что бросаетесь на людей?
   - Простите! - проговорил д'Артаньян, выглядывая из под локтя гиганта,
- но я очень спешу. Я гонюсь за одним человеком...
   - Глаза вы, что ли, забываете дома, когда гонитесь за  кем-нибудь?  -
орал Портос.
   - Нет... - с обидой произнес д'Артаньян, - нет, и мои глаза позволяют
мне видеть даже то, чего не видят другие.
   Понял ли Портос или не понял, но он дал полную волю своему гневу.
   - Сударь, - прорычал он, - предупреждаю вас: если вы будете  задевать
мушкетеров, дело для вас кончится трепкой!
   - Трепкой? - переспросил д'Артаньян. - Не сильно ли сказано?
   - Сказано человеком, привыкшим смотреть в лицо своим врагам.
   - Еще бы! Мне хорошо известно, что тыл вы не покажете никому.
   И юноша, в восторге от своей озорной шутки, двинулся  дальше,  хохоча
во все горло.
   Портос в дикой ярости сделал движение, намереваясь броситься на обид-
чика.
   - Потом, потом! - крикнул ему д'Артаньян. - Когда  на  вас  не  будет
плаща!
   - Значит, в час, позади Люксембургского дворца!
   - Прекрасно, в час! - ответил д'Артаньян, заворачивая за угол.
   Но ни на улице, по которой он пробежал, ни на той, которую он мог те-
перь охватить взглядом, не видно было ни души. Как ни медленно  двигался
незнакомец, он успел скрыться из виду  или  зайти  в  какой-нибудь  дом.
Д'Артаньян расспрашивал о нем всех  встречных,  спустился  до  перевоза,
вернулся по улице Сены, прошел по улице Алого Креста. Ничего, ровно  ни-
чего! Все же эта погоня принесла ему пользу: по мере того как пот высту-
пал у него на лбу, сердце его остывало.
   Он углубился в размышления о происшедших событиях. Их было  много,  и
все они оказались неблагоприятными. Было всего одиннадцать часов утра, а
это утро успело уже принести ему немилость де Тревиля, который не мог не
счесть проявлением развязности неожиданный уход д'Артаньяна.
   Кроме того, он нарвался на два поединка с  людьми,  способными  убить
трех д'Артаньянов каждый, - одним словом, с двумя мушкетерами, то есть с
существами, перед которыми он благоговел так глубоко, что в сердце своем
ставил их выше всех людей.
   Положение было невеселое. Убежденный,  что  будет  убит  Атосом,  он,
вполне понятно, не очень-то беспокоился о поединке с Портосом.  Все  же,
поскольку надежда есть последнее, что угасает в душе человека,  он  стал
надеяться, что, хотя и получит страшные раны, все же останется жив, и на
этот случай, в расчете на будущую жизнь, уже бранил себя за свои ошибки:
   "Какой я безмозглый грубиян! Этот несчастный и храбрый Атос был ранен
именно в плечо, на которое я, как  баран,  налетел  головой.  Приходится
только удивляться, что он не прикончил меня на месте, -  он  вправе  был
это сделать: боль, которую я причинил ему, была, наверное,  ужасна.  Что
же касается Портоса... о, что касается Портоса - ей-богу, тут  дело  за-
бавнее!.. "
   И молодой человек, вопреки своим мрачным мыслям, не мог удержаться от
смеха, поглядывая все же при этом по сторонам - не  покажется  ли  такой
беспричинный одинокий смех кому-нибудь обидным.
   "Что касается Портоса, то тут дело забавнее. Но я все же глупец. Раз-
ве можно так наскакивать на людей - подумать только! - и заглядывать  им
под плащ, чтобы увидеть то, чего там нет! Он бы простил меня... конечно,
простил, если б я не пристал к нему с этой проклятой перевязью. Я, прав-
да, только намекнул, но как ловко намекнул! Ах! Чертов я гасконец - буду
острить даже в аду на сковороде... Друг ты мой Д'Артаньян,  -  продолжал
он, обращаясь к самому себе с вполне понятным  дружелюбием,  -  если  ты
уцелеешь, что маловероятно, нужно впредь быть образцово учтивым.  Отныне
все должны восхищаться тобой и ставить тебя в пример.  Быть  вежливым  и
предупредительным не значит еще быть трусом. Погляди только на  Арамиса!
Арамис - сама кротость, олицетворенное изящество. А разве  может  прийти
кому-нибудь в голову назвать Арамиса трусом? Разумеется, нет! И отныне я
во всем буду брать пример с него... Ах, вот как раз и он сам! "
   Д'Артаньян, все время продолжая разговаривать с самим  собой,  порав-
нялся с особняком д'Эгильона и тут увидел Арамиса,  который,  остановив-
шись перед самым домом, беседовал с двумя королевскими гвардейцами. Ара-
мис, со своей стороны, заметил Д'Артаньяна. Он не забыл, что г-н де Тре-
виль в присутствии этого юноши так жестоко вспылил сегодня утром.  Чело-
век, имевший возможность слышать, какими  упреками  осыпали  мушкетеров,
был ему неприятен, и Арамис сделал вид, что не замечает его.  Д'Артаньян
между тем, весь во власти своих планов - стать образцом учтивости и веж-
ливости, приблизился к молодым людям и отвесил им изысканнейший  поклон,
сопровождаемый самой приветливой улыбкой. Арамис слегка  поклонился,  но
без улыбки. Все трое при этом сразу прервали разговор.
   Д'Артаньян был не так глуп, чтобы не заметить, что он лишний.  Но  он
не был еще достаточно искушен в приемах высшего света, чтобы найти выход
из неудобного положения, в каком оказывается человек, подошедший  к  лю-
дям, мало ему знакомым, и вмешавшийся в разговор, его не касающийся.  Он
тщетно искал способа, не теряя достоинства, убраться отсюда,  как  вдруг
заметил, что Арамис уронил платок и, должно быть по рассеянности, насту-
пил на него ногой. Д'Артаньяну показалось, что он нашел случай загладить
свою неловкость. Наклонившись, он с самым любезным видом вытащил  платок
из-под ноги мушкетера, как крепко тот ни наступал на него.
   - Вот ваш платок, сударь, - произнес он с чрезвычайной учтивостью,  -
вам, вероятно, жаль было бы его потерять.
   Платок был действительно покрыт богатой вышивкой, и в одном углу  его
выделялись корона и герб. Арамис густо покраснел и скорее выхватил,  чем
взял платок из рук гасконца.
   - Так, так, - воскликнул один из гвардейцев, -  теперь  наш  скрытный
Арамис по станет уверять, что у него  дурные  отношения  с  госпожой  де
Буа-Траси, раз эта милая дама была столь любезна, что одолжила ему  свой
платок!
   Арамис бросил на д'Артаньяна один из тех взглядов, которые ясно  дают
понять человеку, что он нажил себе смертельного врага, но тут же перешел
к обычному для него слащавому тону.
   - Вы ошибаетесь, господа, - произнес он. - Платок этот вовсе не  при-
надлежит мне, и я не знаю, почему этому господину взбрело на  ум  подать
его именно мне, а не любому из вас. Лучшим подтверждением моих слов  мо-
жет служить то, что мой платок у меня в кармане.
   С этими словами он вытащил из кармана свой собственный платок,  также
очень изящный и из тончайшего батиста, - а батист в те годы стоил  очень
дорого, - но без всякой вышивки и герба, а лишь  помеченный  монограммой
владельца.
   На этот раз Д'Артаньян промолчал: он понял свою ошибку.  Но  приятели
Арамиса не дали себя убедить, несмотря на все его уверения. Один из  них
с деланной серьезностью обратился к мушкетеру.
   - Если дело обстоит так, как ты говоришь, дорогой мой Арамис, -  ска-
зал он, - я вынужден буду потребовать от тебя этот платок. Как тебе  из-
вестно, Буа-Траси - мой близкий друг, и я не желаю, чтобы кто-либо хвас-
тал вещами, принадлежащими его супруге.
   - Ты не так просишь об этом, - ответил Арамис. - И,  признавая  спра-
ведливость твоего требования, я все же откажу тебе из-за формы, в  кото-
рую оно облечено.
   - В самом деле, - робко заметил д'Артаньян, - я но видел, чтобы  пла-
ток выпал из кармана господина Арамиса. Господин Арамис наступил на него
ногой - вот я и подумал, что платок принадлежит ему.
   - И ошиблись, - холодно произнес Арамис, словно  не  замечая  желания
д'Артаньяна загладить свою вину. - Кстати, - продолжал он,  обращаясь  к
гвардейцу, сославшемуся на свою дружбу с Буа-Траси, - я вспомнил,  доро-
гой мой, что связан с графом де Буа-Траси не менее нежной  дружбой,  чем
ты, близкий его друг, так что... платок с таким же успехом  мог  выпасть
из твоего кармана, как из моего.
   - Нет, клянусь честью! - воскликнул гвардеец его величества.
   - Ты будешь клясться честью, а я - ручаться честным словом, и один из
нас при этом, очевидно, будет лжецом. Знаешь что, Монтаран? Давай  лучше
поделим его.
   - Платок?
   - Да.
   - Великолепно! - закричали оба приятеля-гвардейца. -  Соломонов  суд!
Арамис, ты в самом деле воплощенная мудрость!
   Молодые люди расхохотались, и все дело, как ясно всякому,  на  том  и
кончилось. Через несколько минут разговор оборвался, и собеседники расс-
тались, сердечно пожав друг другу руки. Гвардейцы зашагали в одну сторо-
ну, Арамис - в другую.
   "Вот подходящее время, чтобы помириться с  этим  благородным  челове-
ком", - подумал д'Артаньян, который в продолжение всего этого  разговора
стоял в стороне. И, подчиняясь доброму порыву, он поспешил догнать  муш-
кетера, который шел, не обращая больше на него внимания.
   - Сударь, - произнес д'Артаньян, нагоняя мушкетера, - надеюсь, вы из-
вините меня...
   - Милостивый государь, - прервал его Арамис, -  разрешите  вам  заме-
тить, что в этом деле вы поступили не так, как подобало бы  благородному
человеку.
   - Как, милостивый государь! -  воскликнул  д'Артапьян.  -  Вы  можете
предположить...
   - Я предполагаю, сударь, что вы не глупец и вам, хоть вы и прибыли из
Гаскони, должно быть известно, что без причины не наступают ногой на но-
совой платок. Париж, черт возьми, не вымощен батистовыми платочками.
   - Сударь, вы напрасно стараетесь меня унизить, - произнес д'Артаньян,
в котором задорный нрав начинал уже брать верх над мирными  намерениями.
- Я действительно прибыл из Гаскони, и, поскольку это вам известно,  мне
незачем вам напоминать, что гасконцы не слишком терпеливы. Так что,  раз
извинившись хотя бы за сделанную ими глупость, они бывают убеждены,  что
сделали вдвое больше положенного.
   - Сударь, я сказал это вовсе не из желания искать с  вами  ссоры.  Я,
слава богу, не забияка какой-нибудь, и мушкетер я лишь временно.  Дерусь
я, только когда бываю вынужден, и всегда с большой неохотой. Но на  этот
раз дело нешуточное, тут речь о даме, которую вы скомпрометировали.
   - Мы скомпрометировали! - воскликнул д'Артаньян.
   - Как могли вы подать мне этот платок?
   - Как могли вы обронить этот платок?
   - Я уже сказал, сударь, и повторяю, что платок этот выпал не из моего
кармана.
   - Значит, сударь, вы солгали дважды, ибо я сам видел,  как  он  выпал
именно из вашего кармана.
   - Ах, вот как вы позволяете себе разговаривать, господин гасконец!  Я
научу вас вести себя!
   - А я отправлю вас назад служить обедню, господин аббат! Вытаскивайте
шпагу, прошу вас, и сию же минуту!
   - Нет-нет, милый друг, не здесь, во всяком случае. Не видите вы  раз-
ве, что мы находимся против самого дома  д'Эгильонов,  который  наполнен
клевретами кардинала? Кто уверит меня, что не  его  высокопреосвященство
поручил вам доставить ему мою голову? А я, знаете,  до  смешного  дорожу
своей головой. Мне представляется, что она довольно ловко сидит  у  меня
на плечах. Поэтому я согласен убить вас, будьте спокойны, но  убить  без
шума, в укромном местечке, где вы никому не могли  бы  похвастать  своей
смертью.
   - Пусть так. Только не будьте слишком самоуверенны  и  захватите  ваш
платочек: принадлежит ли он вам или нет, но он может вам пригодиться.
   - Вы, сударь, гасконец? - с иронией спросил Арамис.
   - Да. И гасконцы обычно не откладывают поединка из осторожности.
   - Осторожность, сударь, качество излишнее для мушкетера, я это  знаю.
Но она необходима служителям церкви. И так как мушкетер я только времен-
но, то предпочитаю быть осторожным. В два часа я буду иметь честь встре-
титься с вами в доме господина де Тревиля. Там я  укажу  вам  подходящее
для поединка место.
   Молодые люди раскланялись, затем Арамис удалился по улице, ведущей  к
Люксембургскому дворцу, а д'Артаньян, видя, что уже довольно поздно, за-
шагал в сторону монастыря Дешо.
   "Ничего не поделаешь, - рассуждал он сам с собой, - поправить  ничего
нельзя. Одно утешение: если я буду убит, то буду убит мушкетером".


   V
   КОРОЛЕВСКИЕ МУШКЕТЕРЫ И ГВАРДЕЙЦЫ Г-НА КАРДИНАЛА

   У д'Артаньяна в Париже не было ни одного знакомого, Поэтому он на по-
единок с Атосом отправился без секунданта, решив  удовольствоваться  се-
кундантами противника, Впрочем, он заранее твердо решил принести храбро-
му мушкетеру все допустимые извинения, не проявляя при этом, разумеется,
слабости. Он решил это,  опасаясь  тяжелых  последствий,  которые  может
иметь подобная дуэль, когда человек, полный сил и молодости,  дерется  с
раненым и ослабевшим противником. Если он окажется побежденным - против-
ник будет торжествовать вдвойне; если же победителем будет он - его  об-
винят в вероломстве, скажут, что успех достался ему слишком легко.
   Впрочем, либо мы плохо обрисовали характер нашего искателя  приключе-
ний, либо читатель должен был уже заметить, что д'Артаньян  был  человек
не совсем обыкновенный. Поэтому, хоть и твердя самому себе,  что  гибель
его неизбежна, он не мог безропотно покориться неизбежности смерти,  как
сделал бы это