вда, и я клянусь в этом богом, который  может  безраздельно  распоря-
жаться и моей и вашей жизнью.
   Атос произнес эти слова с таким величием, с  такой  торжественностью,
что все три офицера почти поверили ему. Тем не менее один из полковников
решился на последнюю попытку.
   - Сударь, - сказал он, - хотя мы уверены в  правдивости  ваших  слов,
здесь все же таится какая-то непостижимая тайна. Генерал - человек слиш-
ком благоразумный и осторожный, чтобы бросить армию за день до сражения,
не предупредив кого-нибудь из нас. Что касается меня, то,  признаюсь,  я
считаю исчезновение генерала загадочным.  Вчера  приехали  сюда  рыбаки,
иностранцы, продавать рыбу; их поместили на ночь в  шотландский  лагерь,
то есть на той самой дороге, по которой генерал шел с вами в аббатство и
возвращался обратно. Один из рыбаков с фонарем провожал генерала. А  се-
годня утром рыбаки исчезли вместе со своим судном.
   - Мне кажется, - заметил лейтенант, - здесь нет ничего удивительного:
рыбаки не были пленниками.
   - Правда, но, повторяю, один из них освещал  генералу  подземелье,  и
Дигби уверял нас, что генерал относился к этим людям с подозрением.  Кто
поручится, что рыбаки не сообщники нашего гостя? Может быть, он, человек
несомненно храбрый, остался здесь, чтобы успокоить нас своим присутстви-
ем и помешать нашим розыскам?
   Эта речь произвела впечатление на двух остальных офицеров.
   - Сударь, - сказал Атос, -  позвольте  возразить,  что  ваше  мнение,
очень серьезное на первый взгляд, неосновательно в отношении меня. Я ос-
тался здесь, говорите вы, чтобы отвести подозрения; напротив, я  начинаю
беспокоиться так же, как и вы, и говорю вам: "Не  может  быть,  господа,
чтобы генерал уехал накануне сражения, не сказав никому ни слова. Да, во
всем этом есть что-то странное; не будьте беспечны, не  ждите,  проявите
всю свою энергию, всю вашу проницательность. Я ваш пленник  под  честное
слово или как вам угодно. Честь моя требует, чтобы вы узнали, что случи-
лось с генералом". Если бы вы даже отпустили меня, я бы ответил: "Нет, я
остаюсь". И если б вы спросили моего мнения, то я сказал бы вам:  "Гене-
рал оказался жертвою заговора, потому что если бы он  уехал  из  лагеря,
то, наверное, предупредил бы меня. Ищите, взройте землю, взбороздите мо-
ре. Генерал не уехал или, если уехал, то не по своей воле".
   Лейтенант сделал знак полковникам.
   - Нет, сударь, нет, - сказал он, - теперь вы заходите слишком далеко.
Генерал никогда не подчиняется обстоятельствам; напротив, он сам  управ-
ляет ими. Монк уже не раз делал то, что сделал сейчас.  Стало  быть,  мы
напрасно тревожимся; вероятно, он пробудет в отсутствии недолго. Не ста-
нем из малодушия, которое генерал вменит нам в преступление,  разглашать
об его отсутствии, так как это может смутить всю армию. Генерал дает нам
величайшее доказательство своего доверия; выкажем себя  достойными  его.
Господа, это происшествие должно быть окружено величайшей тайной; мы бу-
дем держать нашего гостя под арестом не потому, чтобы мы  сомневались  в
его непричастности к преступлению, но для того, чтобы тайна исчезновения
генерала осталась между, нами. Впредь до нового распоряжения, сударь, вы
останетесь в штаб-квартире.
   - Вы забываете, - возразил Атос, - что вчера генерал доверил  мне  на
хранение вещи, за которые Я отвечаю перед ним. Поставьте около меня  ка-
кой вам угодно караул, прикуйте меня к стене, если хотите,  но  устройте
мне тюрьму в доме, где я живу. Вернувшись, генерал упрекнет вас  за  то,
что вы нарушили его приказания; клянусь вам в этом честью дворянина.
   Офицеры посоветовались между собой, и лейтенант сказал:
   - Хорошо, сударь, возвращайтесь домой.
   Они послали с Атосом конвой из пятидесяти человек. Солдатам приказано
было запереть его в доме и не выпускать из виду ни на секунду.
   Тайны никто не узнал. Проходили часы, дни, а генерал все  не  возвра-
щался; о нем не было никаких известий.


   XXVIII
   КОНТРАБАНДА

   Через два дня после событий, о которых мы только что рассказали, в то
время, как в лагере ждали генерала Монка, а он все не  возвращался,  не-
большая голландская фелука с экипажем в десять человек бросила  якорь  у
шевенингенского берега, на расстоянии пушечного выстрела от земли.  Было
за полночь, и царила тьма: удобный час для высадки пассажиров и выгрузки
товаров. Шевенингенская бухта образует широкий полукруг;  она  не  очень
глубока и в особенности мало надежна, так что там можно увидеть у прича-
ла лишь большие фламандские дукаты или голландские рыбачьи лодки,  выта-
щенные по песку на берег за трос, как  поступали  древние,  если  верить
Вергилию. Во время прилива, когда высокие волны стремительно  несутся  к
земле, неосторожно ставить корабль слишком близко к берегу,  ибо,  когда
крепчает ветер, нос погружается в песок, а песок на этом  берегу  весьма
рыхлый, он легко засасывает, но не легко отпускает.  Очевидно,  по  этой
причине шлюпка сразу же отделилась от корабля,  как  только  тот  бросил
якорь. В шлюпке были восемь матросов и какой-то  продолговатый  предмет,
большой ящик или тюк.
   Берег был пустынен: прибрежные рыбаки уже легли  спать.  Единственный
караульный на берегу (побережье это не охранялось,  потому  что  большие
корабли не могли здесь пристать) не мог в точности  последовать  примеру
рыбаков; он спал сидя в своей будке так же крепко, как они у себя  дома.
На берегу раздавался только свист ветра, колыхавшего прибрежный  вереск.
Но люди в шлюпке были чрезвычайно  осторожны:  безмолвие  и  пустынность
этого места не успокаивали их. Шлюпка, казавшаяся черной точкой в  океа-
не, скользила бесшумно; они почти не ударяли веслами, чтобы не  привлечь
внимания, и подошли к берегу насколько могли ближе.
   Из шлюпки выскочил человек и отдал какое-то приказание отрывистым го-
лосом, показывавшим привычку повелевать. Несколько мушкетов  блеснуло  в
слабом отсвете воды, и продолговатый тюк, надо думать - с  контрабандой,
был перенесен на землю с бесконечными предосторожностями. Человек, отда-
вавший приказания, сейчас же побежал к Шевенингену, направляясь  к  бли-
жайшей опушке леса. Он быстро разыскал дом, стоявший за деревьями и слу-
живший временным скромным жилищем так называемого короля Карла  Английс-
кого.
   Тут, как и везде, все спали; только огромная собака из породы тех, на
которых шевенингенские рыбаки возят в тележках рыбу в  Гаагу,  принялась
громко лаять, как только под окнами раздались шаги. Но вместо того чтобы
испугать незнакомца, такая бдительность обрадовала его. Его зова,  может
быть, оказалось бы недостаточно, чтобы разбудить обитателей дома, а  те-
перь ему даже незачем было подавать голос. Незнакомец сначала ждал,  что
лай собаки разбудит кого-нибудь в доме, но потом  крикнул  сам.  Услышав
незнакомый голос, собака залилась еще громче, и наконец  в  доме  кто-то
стал успокаивать ее. Когда она затихла, чей-то слабый, надтреснутый  го-
лос вежливо спросил:
   - Что вам угодно?
   - Мне надо видеть его величество короля Карла Второго, - отвечал нез-
накомец.
   - Кто вы такой?
   - Ах, черт возьми! Вы задаете мне слишком много вопросов. Я не  люблю
разговаривать через дверь.
   - Скажите только свое имя.
   - Я не очень люблю склонять и спрягать свое имя  во  всеуслышанье;  к
тому же, будьте покойны, я не съем вашу собаку, и я молю бога, чтобы она
была столь же деликатна по отношению ко мне.
   - Вы, верно, привезли какие-нибудь известия? - Опросил тот  же  стар-
ческий голос.
   - Да, я привез известия, и еще какие! Каких вы не ожидаете!  Отоприте
же!
   - Сударь, - продолжал старик, - прошу вас, скажите  мне  по  совести:
стоит ли будить короля ради ваших известий?
   - Ради бога, отоприте поскорее; клянусь,  вы  не  пожалеете.  Я  стою
столько золота, сколько во мне весу, клянусь вам!
   - Однако я никак не могу отпереть, пока вы мне не скажете ваше имя.
   - Хорошо... Но предупреждаю вас, что мое имя вам ничего не  объяснит.
Я - даАртаньян.
   - Ах, боже мой! - воскликнул старик за дверью. - Господин даАртаньян!
Какое счастье! То-то мне показалось, что я слышу знакомый голос!
   - Ого! - проговорил даАртаньян. - Здесь знают мой  голос!  Это  очень
лестно!
   - Да, да, знают, - отвечал старик, отпирая дверь. - Вот  вам  доказа-
тельство.
   И он впустил даАртаньяна.
   ДаАртаньян при свете фонаря узнал своего упрямого собеседника.
   - Парри! - вскричал он. - Я должен был догадаться сразу!
   - Да, да, я Парри, господин даАртаньян! Как я рад, что вижу вас!
   - Да, на этот раз можете радоваться! - сказал даАртаньян, пожимая ру-
ку старику. - Доложите обо мне королю.
   - Но король почивает...
   - Черт возьми! Разбудите его, и он не рассердится, будьте покойны.
   - Вы не от графа?
   - От какого графа?
   - Де Ла Фер.
   - От Атоса? О нет! Я сам от себя. Ну, Парри, скорее,  мне  нужен  ко-
роль.
   Парри не спорил больше. Он знал, что на даАртаньяна, хоть он и гаско-
нец, всегда можно положиться. Он пересек двор и палисадник, успокоил со-
баку, которая всерьез собиралась попробовать на зуб мушкетера, и  посту-
чал в ставень комнаты, составлявшей нижний этаж маленького павильона.
   И сразу же маленькая собачка, обитавшая в этой комнате, отозвалась на
громкий лай большой собаки, обитавшей во дворе.
   "Бедный король! - подумал даАртаньян. - Вот какие у него телохраните-
ли, хотя, по правде говоря, они хранят его не хуже других!"
   - Кто там? - спросил король из спальни.
   - Господин даАртаньян, он привез вам известия.
   В комнате послышался шум; дверь отворилась, и поток яркого света хлы-
нул в прихожую и в сад.
   Король работал при свете лампы. Разбросанные бумаги лежали на  столе;
он писал письмо, и множество помарок говорило о том, что оно стоило  ему
больших усилий.
   - Войдите, шевалье, - сказал он, обернувшись. Потом,  увидев  рыбака,
прибавил: - Что же ты говоришь, Парри? Где же шевалье даАртаньян?
   - Он перед вашим величеством, - отвечал д'Артаньян.
   - В этом костюме?
   - Всмотритесь в меня, государь. Вы видели меня в передней короля  Лю-
довика Четырнадцатого, в Блуа.
   Неужели вы не узнаете?
   - Узнаю и даже вспоминаю, что был вам очень обязан.
   ДаАртаньян поклонился.
   - Я поступил так, как должен был поступить, узнав, что это  вы,  ваше
величество.
   - Вы привезли мне известия?
   - Да, государь.
   - Вероятно, от французского короля?
   - Нет, ваше величество. Вы могли заметить, что король  Людовик  занят
только собой.
   Карл поднял глаза к небу.
   - Нет, ваше величество, нет, - продолжал д'Артаньян. - Я  привез  но-
вости, касающиеся лично вас. Однако смею надеяться, что ваше  величество
выслушает их с некоторою благосклонностью.
   - Говорите.
   - Если не ошибаюсь, государь, вы много говорили в Блуа о плохом поло-
жении ваших дел в Англии.
   Карл покраснел.
   - Сударь, - прервал он, - я рассказывал об этом  только  французскому
королю...
   - О, ваше величество ошибаетесь, - холодно сказал мушкетер, - я  умею
говорить с королями в несчастье.
   Скажу более: короли говорят со мной только тогда, когда  они  в  нес-
частье; но едва им улыбнется счастье, они обо мне забывают.  Я  питаю  к
вашему величеству не только истинное уважение,  но  и  глубокую  предан-
ность, а для меня, поверьте, это означает немало. Слушая  жалобы  вашего
величества на судьбу, я решил, что вы благородны, великодушны и с досто-
инством переносите свои несчастия.
   - Признаться, - сказал удивленно Карл, - я сам не  понимаю,  что  мне
приятнее: ваша смелая откровенность или ваше уважение.
   - Вы сейчас выберете, - отвечал даАртаньян. - Вы жаловались  двоюрод-
ному брату вашему Людовику Четырнадцатому, что без войска  и  без  денег
вам очень трудно вернуться в Англию и вступить на престол.
   Карл сделал нетерпеливое движение.
   - И что главное препятствие представляет, - продолжал  даАртаньян,  -
некий генерал, командующий армией парламента,  который  разыгрывает  там
роль второго Кромвеля. Верно?
   - Да, но повторяю вам, что все это я говорил одному королю.
   - И вы увидите, государь, какое счастье, что ваши слова услышал  лей-
тенант его мушкетеров. Человека, который является  главным  препятствием
на вашем пути к успеху, зовут генерал Монк, не так ли?
   - Да, сударь. Но к чему все эти вопросы?
   - Знаю, знаю, ваше величество, что строгий этикет  запрещает  предла-
гать вопросы королям. Надеюсь, что ваше величество скоро простит мне мою
неучтивость. Ваше величество сказали еще, что если бы вам удалось  пови-
дать Монка, встретиться с ним лицом к лицу, переговорить с  ним,  то  вы
непременно восторжествовали бы силою или убеждением над этим  единствен-
ным серьезным противником.
   - Все это правда. Моя участь, мое будущее, безвестность или слава за-
висят от этого человека. Но что же из этого?
   - А вот что: если генерал Монк до такой степени мешает вам, то полез-
но было бы избавить вас от него или превратить его в союзника вашего ве-
личества.
   - Король, у которого нет ни армии, ни денег (мне нечего скрывать, раз
вы слышали мой разговор с Людовиком Четырнадцатым), не может ничего сде-
лать с таким человеком, как Монк.
   - Да, ваше величество, таково ваше мнение, я знаю. К счастью для вас,
я придерживаюсь другого мнения.
   - Что это значит?
   - Вот что: без армии и без миллиона я совершил то,  для  чего  вашему
величеству нужны были армия и целый миллион.
   - Что вы говорите?.. Что вы сделали?
   - Что я сделал?.. Я поехал туда и захватил  там  человека,  мешавшего
вашему величеству.
   - Вы захватили Монка в Англии?
   - Разве я плохо сделал?
   - Вы, верно, сошли с ума?
   - Право же, нет.
   - Вы взяли Монка?
   - Да. В его лагере.
   Король вздрогнул от нетерпения и пожал плечами.
   - Я захватил Монка на дороге в Ньюкасл, - сказал даАртаньян просто, -
и привез его к вашему величеству.
   - Привезли ко мне! - вскричал король,  разгневанный  этим  рассказом,
который казался ему басней.
   - Да, привез его к вам, - продолжал даАртаньян тем же тоном. - Он ле-
жит там, в большом ящике, но не задохнется, потому что в крышке просвер-
лены дыры.
   - Боже мой!..
   - О, будьте покойны, за ним усердно ухаживают. Он доставлен сюда  це-
лым и невредимым. Угодно вашему величеству видеть  его,  переговорить  с
ним или прикажете бросить его в воду?
   - Боже мой! Боже мой! - повторил Карл. - Правду ли  вы  говорите?  Не
оскорбляете ли меня недостойной шуткой? Действительно  ли  вы  совершили
этот смелый, неслыханный подвиг? Не может быть!
   - Ваше величество, разрешите мне открыть окно? - спросил  даАртаньян,
отворяя окно.
   Не успел король ответить, как даАртаньян в тишине ночи  свистнул  три
раза громко и протяжно.
   - Сейчас, - сказал он, - вашему величеству принесут его.


   XXIX
   Д'АРТАНЬЯН НАЧИНАЕТ БОЯТЬСЯ, ЧТО ДЕНЬГИ  ЕГО  И  ПЛАНШЕ  ПОГИБЛИ  БЕЗ
ВОЗВРАТА

   Король не мог прийти в себя от изумления: он смотрел то на мушкетера,
то в темное окно. Прежде чем он успел опомниться, восемь матросов  даАр-
таньяна (двое остались стеречь фелуку) внесли в дом продолговатый  пред-
мет, в котором в эту минуту заключалась судьба Англии. Парри  открыл  им
дверь.
   Перед отъездом из Кале даАртаньян заказал там ящик вроде гроба,  дос-
таточно просторный, чтобы человек мог свободно поворачиваться в нем. Низ
и бока, мягко обитые, служили удобной постелью, лежа на которой  человек
оставался бы невредимым при боковой качке. Маленькая решетка, о  которой
даАртаньян говорил королю, походила на забрало шлема и была  сделана  на
том месте, где находилось лицо пленника. Ее устроили так, что при малей-
шем крике можно было, надавив ее, заглушить крик и даже задушить  крича-
щего.
   ДаАртаньян очень хорошо знал и свой экипаж, я своего пленника - и  во
время дороги боялся только двух вещей:  что  генерал  предпочтет  смерть
этому необычайному плену и заставит задушить себя, пытаясь говорить, или
что сторожа соблазнятся обещаниями пленника я посадят его,  даАртаньяна,
в ящик вместо Монка.
   Поэтому даАртаньян просидел два дня и две ночи подле ящика, наедине с
генералом, предлагая ему вино и пищу, от которых тот, однако, упорно от-
казывался, и стараясь успокоить его и уверить, что с ним не случится ни-
чего дурного от этого своеобразного плена. Два пистолета, лежавшие перед
даАртаньяном, и обнаженная шпага охраняли его от нескромности матросов.
   Прибыв в Шевенинген, он перестал тревожиться. Его матросы очень  боя-
лись иметь дело с прибрежными жителями, Притом же  он  привлек  на  свою
сторону Менвиля, ставшего его лейтенантом. Это был человек с незаурядным
умом и более чистой совестью, чем остальные. Он надеялся, что  служба  у
даАртаньяна обеспечит его будущее, и потому скорее пошел бы  на  смерть,
чем нарушил бы приказание начальника. Добравшись до  берега,  даАртаньян
поручил ящик и жизнь генерала ему. Ему же приказано было доставить  ящик
с помощью семи человек, как только он услышит троекратный свист. Мы  ви-
дели, что лейтенант исполнил это приказание.
   Когда ящик внесли в дом короля, даАртаньян с приветливой улыбкой  от-
пустил своих людей, сказав им".
   - Господа, вы оказали важную услугу его величеству Карлу Второму, ко-
торый через полтора месяца будет английским королем. Вы получите двойную
плату. Ступайте и ждите меня у лодки.
   Все тотчас разошлись в таком шумном восторге, что испугали даже соба-
ку.
   ДаАртаньян приказал внести ящик в переднюю короля, запер с величайшей
тщательностью двери, открыл ящик и сказал генералу:
   - Генерал, я должен тысячу раз извиниться перед вами,  я  обошелся  с
вами не так, как следовало бы с таким достойным человеком. Я  это  знаю;
но мне надо было, чтобы вы приняли меня за простого рыбака. Притом же  в
Англии очень неудобно возить грузы. Надеюсь, что вы примете все  это  во
внимание. Но здесь, генерал, - прибавил даАртаньян, - вы можете встать и
идти.
   Он развязал руки генералу. Монк поднялся и сел с видом человека, ожи-
дающего смерти. ДаАртаньян отворил дверь в кабинет Карла Второго и  про-
изнес:
   - Ваше величество, здесь ваш враг, генерал Монк; я  поклялся  оказать
вам эту услугу. Дело сделано, теперь  извольте  приказывать.  Сударь,  -
прибавил он, оборачиваясь к генералу, - вы перед его величеством,  коро-
лем Карлом Вторым, монархом Великобритании.
   Монк поднял на принца свой стоический, холодный взгляд и сказал:
   - Я не знаю никакого английского короля. Здесь нет даже  никого,  кто
был бы достоин носить имя благородного дворянина, потому что во имя Кар-
ла Второго посланец, которого я принял за честного человека, устроил мне
позорную западню. Я попался в нее  -  тем  хуже  для  меня.  Теперь  вы,
подстрекатель (это относилось к королю), и вы, исполнитель  (Монк  обер-
нулся к даАртаньяну), не забудьте того, что я вам скажу. В вашей  власти
мое тело, вы можете убить меня; я даже советую вам это  сделать,  потому
что вы никогда не завладеете ни моей душой, ни моей волей. А  больше  не
ждите от меня ни слова, потому что с этой минуты я не раскрою рта,  даже
чтобы крикнуть. Вот и все.
   Он произнес это с суровою и непреклонною решимостью закоренелого  пу-
ританина; даАртаньян посмотрел на своего пленника, как человек,  знающий
цену каждому слову и определяющий ее по голосу, которым  снова  произно-
сятся.
   - В самом деле, - тихо сказал он королю, - генерал  человек  твердый.
Он не съел кусочка хлеба, не выпил капли вина в продолжение двух  суток.
С этой минуты, ваше величество, извольте распоряжаться  его  участью;  Я
умываю руки, как сказал Пилат.
   Бледный и покорный судьбе Монк стоял, скрестив руки, и ждал.
   ДаАртаньян повернулся к нему.
   - Вы очень хорошо понимаете, - сказал он генералу, - что ваше заявле-
ние, может быть, и превосходное, не удовлетворит никого, даже вас самих.
Его величество хотел переговорить с вами; вы отказывали ему в  свидании.
Почему же теперь, когда вы встретились с королем