ешком направились к Гревской площади.
   Повернув на площадь, они заметили человека солидного вида, одетого  в
черное с лиловым, который садился в наемную  карету,  приказывая  кучеру
ехать в Венсен. Он держал большую корзинку с бутылками, только что  куп-
ленными им в соседнем кабачке под вывеской "НотрДам".
   - Ба, да ведь это Ватель, мой дворецкий, - сказал Фуке.  -  Зачем  он
приезжал сюда?
   - Наверное, за вином.
   - Что такое? Покупать для меня вино в кабаках! Неужели у  меня  такой
плохой погреб?
   И он направился к дворецкому, который заботливо устанавливал в карете
корзину с бутылками.
   - Эй, Ватель! - крикнул он повелительным голосом.
   - Будьте осторожны, монсеньер, вас узнают, - остановил его Гурвиль.
   - Так что за беда! Ватель!
   Человек, одетый в черное с лиловым, оглянулся. У него было  добродуш-
ное, но маловыразительное лицо. Глаза его блестели,  на  губах  блуждала
улыбка.
   - Ах, это вы, монсеньер! - воскликнул он.
   - Да, я. Что вы здесь делаете, черт возьми? Что у вас тут? Вино?  Ва-
тель, вы покупаете вино в кабаке на Гревской площади?
   - Но зачем вмешиваться в мои дела? - с полным  спокойствием  произнес
Ватель, бросив недружелюбный взгляд на Гурвиля. - Разве мой погреб плохо
содержится?
   - Не сердитесь, Ватель, - сказал Фуке, - я полагал,  что  мой...  ваш
погреб настолько богат, что мы могли бы обойтись без кабака "Нотр-Дам".
   - Да, сударь, - с легким презрением произнес дворецкий, - ваш  погреб
так хорош, что некоторые из гостей ничего не пьют на ваших обедах.
   Фуке с изумлением взглянул сначала на Гурвиля, потом на Вателя.
   - Что вы говорите, Ватель?
   - Я говорю, что у вашего дворецкого нет вин на все вкусы и что госпо-
да Лафонтен, Пелисон, Конрар ничего не пьют у вас за столом: они не  лю-
бят тонких вин. Что же тут поделаешь!
   - И что же вы придумали?
   - Я и покупаю их любимое вино Жуаньи, которое они каждую неделю  рас-
пивают в этом кабачке. Вот почему я здесь.
   Фуке, почти растроганный, не нашел что ответить. Вателю  же  хотелось
сказать очень многое.
   - Вы бы еще упрекнули меня, монсеньер, - продолжал он, все более  го-
рячась, - что я сам езжу на улицу Планш-Мибре за  сидром,  который  пьет
господин Лоре у вас за обедом.
   - Лоре пьет у меня сидр? - со смехом воскликнул Фуке.
   - Ну конечно, сударь. Оттого-то он и обедает у вас так охотно.
   - Ватель, вы молодец! - воскликнул Фуке, пожимая руку своего  дворец-
кого. - Очень благодарен вам: вы поняли, что для меня господа  Лафонтен,
Конрар и Лоре - те же герцоги, пэры и принцы. Вы образцовый  слуга,  Ва-
тель, и я удваиваю вам жалованье.
   Ватель с недовольным видом слегка пожал плечами и проворчал себе  под
нос:
   - Получать благодарность за то, что исполняешь свои обязанности,  ос-
корбительно.
   - Он прав, - произнес Гурвиль, движением руки отвлекая внимание  Фуке
в другую сторону.
   Он указывал ему на запряженную парой лошадей низкую повозку, на кото-
рой колыхались две обитые железом виселицы, положенные одна на другую  и
связанные цепями. На перекладине сидел стражник, с угрюмым видом он про-
пускал мимо ушей замечания толпы зевак, старавшихся разузнать, для  кого
предназначаются эти виселицы, и провожавших повозку до городской ратуши.
   Фуке содрогнулся.
   - Вы видите дело решено! - сказал Гурвиль.
   - Да, но оно еще не окончено, - возразил Фуке.
   - Ах, не обманывайте себя напрасной надеждой, монсеньер! Если уж  су-
мели усыпить ваше внимание, то теперь дела не поправить.
   - Но я-то еще не утвердил приговора.
   - За вас утвердил де Лион.
   - Так я отправлюсь прямо в Лувр.
   - Нет, вы не поедете туда.
   - И вы предлагаете мне такую низость! - вскричал Фуке. - Вы советуете
мне бросить на произвол судьбы друзей, сложить оружие, которое у меня  в
руках и которым я еще могу сражаться?
   - Нет, монсеньер, я не говорил ничего подобного. Можете ли  вы  поки-
нуть свой пост суперинтенданта в такой момент?
   - Нет, не могу.
   - Ну, а если вы явитесь к королю и он тотчас же сместит вас?
   - Он может сделать это и заочно.
   - Но тогда он сделает это не по вашей вине.
   - Зато я окажусь негодяем. Я не хочу смерти моих друзей и  не  допущу
этого!
   - Разве для этого необходимо являться в Лувр?  Имейте  в  виду,  что,
очутившись в Лувре, вы будете вынуждены либо открыто защищать ваших дру-
зей, позабыв о личных выгодах, либо безвозвратно отречься от них.
   - Этого я никогда не сделаю!
   - Простите... Но король поставит вас  перед  выбором,  либо  вы  сами
предложите королю выбирать.
   - Это верно.
   - Поэтому нужно избегнуть столкновения, монсеньер  Вернемся  лучше  в
Сен-Манде.
   - Нет, Гурвиль, я не двинусь с этого места, где готовится  преступле-
ние и где обнаружится мой позор. Повторяю, я не сделаю и шага,  пока  не
найду средства одолеть своих врагов!
   - Монсеньер, - возразил Гурвиль, - я пожалел бы вас, если бы не знал,
что вы - один из самых сильных умов на свете. У вас  полтораста  миллио-
нов, вы занимаете королевское положение и в полтораста раз богаче  коро-
ля. Кольбер даже не сумел убедить короля принять дар Мазарини. Когда че-
ловек - первый богач в государстве и не боится тратить деньги, то немно-
го он стоит, если не добьется того, чего хочет. Итак, повторяю: вернемся
в Сен-Манде...
   - Чтобы посоветоваться с Пелисоном?
   - Нет, монсеньер, чтобы сосчитать ваши деньги!
   - Хорошо! - вскричал Фуке с загоревшимся взором. - Едем!
   Они сели в карету и пустились в обратный путь. В конце  Сент-Антуанс-
кого предместья они обогнали экипаж, в котором Ватель вез домой свое ви-
но Жуаньи.
   Несшиеся во весь опор вороные кони министра  испугали  робкую  лошадь
дворецкого, который в страхе закричал, высунувшись из кареты:
   - Осторожнее! Не разбейте моих бутылок!


   IX
   ГАЛЕРЕЯ В СЕН-МАНДЕ

   В загородном доме Фуке человек пятьдесят  ждали  министра.  Не  теряя
времени на переодевание, Фуке прямо из передней прошел в  первую  гости-
ную, где собравшиеся гости болтали между собой в ожидании ужина. За  от-
сутствием хозяина его роль исполнял аббат Фуке.
   Появление суперинтенданта было встречено радостными возгласами: весе-
лость, приветливость и щедрость Фуке привлекали к  нему  сердца  всякого
рода деловых людей, а также поэтов и художников. Лицо Фуке, по  которому
его приближенные читали все движения его души, чтобы  знать,  как  вести
себя, - лицо это, никогда не омрачавшееся мыслями о делах, было  в  этот
вечер бледнее обычного, что не ускользнуло от взгляда многих его друзей.
   Фуке занял за столом председательское место, оживляя ужин  своим  ве-
сельем. Лафонтену он рассказал об экспедиции Вателя за вином, Пелисону -
историю с тощим цыпленком и Менвилем, так что  все  сидевшие  за  столом
могли его слышать. Его рассказы вызвали бурю смеха и шуток, которую дви-
жением руки остановил Пелисон, все время остававшийся озабоченным.
   Аббат Фуке, не понимая, почему его брат затеял разговор об этом  слу-
чае, с большим вниманием прислушивался к  его  словам,  тщетно  стараясь
найти разгадку по выражению лица Гурвиля или Фуке.
   - Почему последнее время говорят о Кольбере? - заметил Пелисон.
   - Это не удивительно, если правда, что король назначил его  интендан-
том своих финансов, - возразил Фуке.
   Едва он произнес эту фразу, как со всех сторон посыпались  самые  не-
лестные эпитеты по адресу Кольбера: "Скряга! Негодяй! Лицемер!"
   Пелисон обменялся с Фуке многозначительным взглядом и сказал:
   - Господа, мы отзываемся так дурно о человеке, которого совершенно не
знаем. Это несправедливо и неблагоразумно; я уверен, что и министр  того
же мнения.
   - Разумеется, - отвечал Фуке.  -  Оставим  в  стороне  жирных  цыплят
Кольбера и займемся лучше фазанами и трюфелями, о  которых  предусмотри-
тельно позаботился Ватель.
   Эти слова разогнали темную тучу, нависшую было над обществом. Гурвиль
так усердно воодушевлял поэтов вином Жуаньи, а  аббат,  сообразительный,
как всякий человек, нуждающийся в чужих деньгах, так  усердно  развлекал
финансистов и военных, что под шум болтовни и веселья рассеялись послед-
ние остатки тревоги.
   После ужина Пелисон приблизился к Фуке:
   - У вас какое-то горе, монсеньер?
   - Да, и большое, - ответил министр. - Гурвиль вам расскажет.
   - Нужно отправить всех лишних смотреть фейерверк,  -  сказал  Пелисон
Гурвилю. - Тогда и поговорим.
   - Хорошо, - отвечал Гурвиль и шепнул несколько слов Вателю.
   Последний тотчас увел в глубь сада дам, щеголей и праздных  болтунов;
немногие оставшиеся продолжали прогуливаться по галерее, освещенной тре-
мя сотнями восковых свечей, на  виду  у  любителей  фейерверка,  которые
разбрелись по саду.
   Гурвиль подошел к Фуке:
   - Монсеньер, теперь мы все здесь. Считайте.
   Министр обернулся и сосчитал: всех оказалось восемь человек.
   Пелисон и Гурвиль прохаживались под руку с видом людей,  болтающих  о
пустяках.
   Лоре с двумя офицерами прогуливался тут же.
   Аббат Фуке бродил один.
   Министр ходил вместе со своим зятем де  Шано  и  казался  поглощенным
тем, что ему говорил последний.
   - Господа, - сказал он, - прошу вас не поворачивать головы и не пока-
зывать вида, что вы обращаете на меня  внимание.  Продолжайте  ходить  и
слушайте. Мы одни.
   Воцарилась глубокая тишина, нарушаемая только доносившимися  издалека
возгласами веселых гостей, которые рассеялись по саду, чтобы  лучше  ви-
деть фейерверк.
   Странное зрелище представляли собой эти группы людей, как будто заня-
тых беседой, а на самом деле жадно внимавших тому, кто, со своей  сторо-
ны, делал вид, что разговаривает только со своим соседом.
   - Господа, - начал Фуке, - вы,  конечно,  все  заметили  сегодня  от-
сутствие двух наших друзей, неизменно бывающих здесь по средам... Аббат,
не останавливайтесь, бога ради. Это совершенно лишнее: можно  слушать  и
на ходу. Или лучше станьте у открытого окна; у вас острое зрение,  и  вы
тотчас заметите всякого, кто направится сюда. Предупредите нас кашлем.
   Аббат повиновался.
   - Я не заметил, кто отсутствует, - молвил Пелисон, шедший в  обратном
направлении, спиной к Фуке.
   - Я не вижу господина Лиодо, который выдает мне пенсию, - сказал  Ло-
ре.
   - А я, - отозвался стоявший у окна аббат, - не  вижу  моего  дорогого
д'Эмери, который должен мне тысячу сто ливров за нашу последнюю игру.
   - Лоре, - произнес Фуке, поникнув головой, - вы не будете больше  по-
лучать пенсии от Лиодо, а вы, аббат, никогда не  получите  ваших  тысячи
ста ливров от д'Эмери. Оба они должны скоро умереть.
   - Умереть? - в один голос воскликнули присутствующие, забыв при  этом
страшном слове свои роли.
   - Господа, успокойтесь, - сказал Фуке. - За нами  могут  наблюдать...
Да, они должны умереть.
   - Умереть! - повторил Пелисон. - Ведь я видел их  шесть  дней  назад:
они были вполне здоровы, веселы, полны надежд... Боже мой, какая же  это
болезнь поразила их так внезапно?
   - Это не болезнь, - отвечал Фуке.
   - Значит, есть средство помочь, - возразил Лоре.
   - Нет, помочь им нельзя: они накануне гибели.
   - Но отчего же они умирают? - вскричал один из офицеров.
   - Спросите об этом у тех, кто их убивает.
   - Как! Их убивают? Кто же их убивает? - послышались испуганные  голо-
са.
   - Хуже того: их вешают, - произнес Фуке с таким унынием, что его  го-
лос прозвучал как похоронный звон в этой роскошной  галерее,  сверкавшей
золотом, бархатом, прекрасными картинами и цветами.
   Все невольно остановились. Аббат отошел от окна.  Ракеты  то  и  дело
взлетали над вершинами деревьев. Громкие голоса, доносившиеся  из  сада,
заставили министра подойти к окну; за его спиной столпились друзья,  го-
товые исполнить малейшее его желание.
   - Господа, - сказал он, - Кольбер велел арестовать, судить и  предать
смертной казни двух моих друзей. Что,  по  вашему  мнению,  следует  мне
предпринять?
   - Черт возьми! - воскликнул аббат. - Надо распороть брюхо Кольберу.
   - Монсеньер, - молвил Пелисон, - вам надо повидаться с его  величест-
вом.
   - Но, дорогой Пелисон, король уже подписал смертный приговор.
   - В таком случае нужно помешать приведению приговора в исполнение,  -
решил граф де Шано.
   - Это невозможно, - возразил Гурвиль. - Разве  попробовать  подкупить
тюремщиков?
   - Или начальника тюрьмы, - вставил Фуке.
   - Можно сегодня же ночью устроить заключенным побег, - предложил  еще
кто-то.
   - А кто из вас возьмется за это?
   - Я, - сказал аббат. - Я отнесу деньги.
   - Я, - сказал Пелисон. - Я берусь переговорить с начальником тюрьмы.
   - Предложим ему пятьсот тысяч ливров, - сказал Фуке. -  Этого  доста-
точно. А если нужно, дадим и миллион.
   - Миллион! - вскричал аббат. - Да я  и  с  частью  этой  суммы  куплю
пол-Парижа!
   - Это правильный путь, - одобрил Пелисон. - Подкупим начальника и ос-
вободим осужденных. Очутившись на свободе, они поднимут на  ноги  врагов
Кольбера и докажут королю, что его юное правосудие небезупречно,  как  и
всякая крайность.
   - Итак, Пелисон, отправляйтесь в Париж и привезите к нам  осужденных,
а завтра посмотрим, как действовать дальше.  Гурвиль,  вручите  Пелисону
пятьсот тысяч ливров.
   - Смотрите, как бы вас не унесло  ветром,  -  заметил  аббат.  -  От-
ветственность огромна. Хотите, я помогу вам?
   - Тише! - сказал Фуке. - Сюда идут. Ах, как великолепен фейерверк!  -
воскликнул он в тот момент, когда над соседней  рощей  рассыпался  целый
дождь сверкающих звезд.
   Пелисон и Гурвиль покинули галерею через заднюю дверь, между тем  как
Фуке вместе с остальными друзьями спустился в сад.


   X
   ЭПИКУРЕЙЦЫ

   Фуке, казалось, сосредоточил все свое внимание на яркой  иллюминации,
на ласкающей музыке скрипок и гобоев, на ослепительном фейерверке, кото-
рый, бросая в небо свои изменчивые отблески, освещал за деревьями темный
силуэт Венсенского замка. Он улыбался дамам и поэтам, и праздник не  ка-
зался менее веселым, чем обыкновенно. Ватель, с  ревнивым  беспокойством
следивший за выражением лица Фуке, видимо, остался вполне доволен  вече-
ром.
   Когда фейерверк кончился, общество рассеялось по аллеям парка и  мра-
морным галереям. Стихотворцы прогуливались под руку в  рощах,  некоторые
разлеглись на земле, рискуя испортить свои бархатные костюмы и прически,
к которым пристали сухие листья и стебли  травы.  Немногочисленные  дамы
слушали пение артистов и декламацию поэтов, большинство же внимало прек-
расной прозе своих кавалеров, которые, не будучи  артистами  и  поэтами,
под влиянием молодости и уединения не уступали им в красноречии.
   - Почему это наш хозяин не сходит в сад? - говорил Лафонтен. - Эпикур
никогда не оставлял своих учеников, не то что наш повелитель.
   - Напрасно вы считаете себя эпикурейцами, - сказал ему Конрар.  -  По
правде сказать, здесь ничто не напоминает учения гаргетского философа.
   - Ба! - отвечал Лафонтен. - Разве вам не известно, что Эпикур  приоб-
рел огромный сад, где спокойно жил со своими друзьями?
   - Это так.
   - А разве господин Фуке не приобрел этого большого сада в Сен-Манде и
разве мы не проводим здесь спокойно время с ним и нашими друзьями?
   - Все это верно, но, к сожалению,  сада  и  друзей  недостаточно  для
сходства с Эпикуром. Укажите мне, в чем сходство между воззрениями  гос-
подина Фуке и учением Эпикура?
   - Хотя бы в девизе: "Удовольствие дает счастье".
   - Что же дальше?
   - Никто из нас, я полагаю, не считает себя несчастным. По крайней ме-
ре, я не скажу этого о себе. Прекрасный вечер, вино Жуаньи,  за  которым
посылали в мой любимый кабачок, ни одной глупости за длившийся целый час
ужин, хотя на нем присутствовали десять миллионеров и двадцать поэтов...
   - Здесь я прерву вас. Вы говорите о прекрасном ужине и вине Жуаньи, а
я напомню вам, что великий Эпикур со своими  учениками  питался  хлебом,
овощами и ключевой водой.
   - Это не вполне установлено, - возразил Лафонтен. - Не смешиваете  ли
вы Эпикура с Пифагором, дорогой Конрар?
   - Напомню вам также, что древний философ вовсе не был в дружбе с  бо-
гами и правителями.
   - Что также сближает его с Фуке, - отозвался Лафонтен.
   - Не делайте этого сравнения, - взволнованно произнес Конрар, - иначе
вы подтвердите слухи, которые уже ходят о нем и сейчас.
   - Какие слухи?
   - Что мы плохие французы, равнодушные к королю и глухие к закону.
   - О! - вскричал Лафонтен. - Если мы и плохие граждане, то не  потому,
что следуем принципам своего учителя! Вот один из излюбленных  афоризмов
Эпикура: "Желайте хороших правителей".
   - Так что же?
   - А что твердит нам постоянно Фуке? Когда же нами будут управлять как
следует?" Говорит он это? Будьте же искренни, Конрар!
   - Правда, говорит.
   - Так это же учение Эпикура.
   - Да, но это пахнет бунтом.
   - Как! Желание, чтобы нами хорошо управляли, есть бунт?
   - Несомненно, если правители плохи.
   - Слушайте дальше. Эпикур говорил: "Повинуйтесь  дурным  правителям".
Теперь вернемся к Фуке, Не твердил ли он нам целыми днями, что за педант
Мазарини, что за осел, что за пиявка! И что все  же  нужно  повиноваться
этому уроду! Ведь он говорил это, Конрар?
   - Да, могу подтвердить, что он говорил это, и даже слишком часто.
   - Так же как Эпикур, мой друг, совсем как Эпикур; повторяю: мы - эпи-
курейцы, и это очень забавно...
   Понемногу все гуляющие, привлеченные возгласами двух спорщиков,  соб-
рались вокруг беседки, в которой укрылись оба поэта. Их спор слушали  со
вниманием, и сам Фуке подавал пример корректности, хотя и сдерживал себя
с трудом.
   В конце концов он разразился громким хохотом, а вслед за  ним  и  все
окружающие.
   В самый разгар общего веселья, в ту минуту, когда дамы наперебой  уп-
рекали обоих противников за то, что они не  включили  женщин  в  систему
эпикурейского благополучия, в дальнем конце сада показался  Гурвиль.  Он
направился прямо к Фуке, который, тотчас отделившись от общества,  пошел
к нему навстречу. Министр  сохранил  на  лице  беззаботную  улыбку.  Но,
скрывшись от посторонних взоров, он сбросил маску.
   - Ну что, где Пелисон? Что он сделал? - взволнованно спросил он.
   - Пелисон вернулся из Парижа.
   - Привез узников?
   - Нет, ему не удалось даже повидать тюремного смотрителя.
   - Как! Разве он не сказал, что послан мною?
   - Сказал, но смотритель велел ему передать, что если он  является  от
господина Фуке, то должен представить от него письмо.
   - О, если дело только за письмом...
   - Нет, - послышался голос Пелисона, вышедшего из-за  кустов,  -  нет,
монсеньер... Поезжайте туда сами и поговорите со смотрителем лично.
   - Да, вы правы, я удалюсь под предлогом занятий.
   Пелисон, не велите распрягать лошадей. Гурвиль, задержите гостей.
   - Позвольте дать вам еще один совет, монсеньер, - сказал Гурвиль.
   - Говорите.
   - Повидайтесь со смотрителем только в самом крайнем случае: это  сме-
ло, но неосторожно. Простите, господин Пелисон, если я  высказываю  мне-
ние, противоположное вашему. Пошлите сначала кого-нибудь другого.  Смот-
ритель - человек любезный; но не вступайте с ним лично в переговоры.
   - Я подумаю, - сказал Фуке. - Впрочем, у нас впереди еще целая ночь.
   - О, не надейтесь слишком на время, монсеньер, - возразил Пелисон,  -
оно летит с ужасающей быстротой. Никогда не пожалеешь, что явился  слиш-
ком рано.
   - Прощайте, Гурвиль, - сказал министр. - Поручаю  вам  своих  гостей.
Пелисон, вы отправитесь со мною.
   И они уехали.
   Эпикурейцы не заметили исчезновения своего главы.
   В саду всю ночь раздавалась музыка.


   XI
   ОПОЗДАЛ НА ЧЕТВЕРТЬ ЧАСА

   Уезжая вторично в этот день из дому, Фуке  чувствовал  себя  легче  и
спокойнее, чем можно было ожидать.
   Он повернулся к Пелисону, который, забившись в угол кареты, обдумывал
средства борьбы с Кольбером.
   - Дорогой Пелисон, - сказал Фуке, - как жаль, что вы не женщина!
   - Напротив, я считаю это большим счаст