Маргарита Ванель бросилась ее целовать, жала ей руки и не давала  вы-
молвить ни слова.
   - Дорогая моя, - говорила она, - ты меня совсем забыла! Совсем закру-
жилась на придворных праздниках.
   - Я даже и не была на свадебных увеселениях.
   - Чем же ты так занята?
   - Готовлюсь к отъезду в Бельер.
   - Ты хочешь стать деревенской жительницей? Я люблю, когда у тебя  яв-
ляются такие порывы. Но ты бледна.
   - Нет, я чувствую себя прекрасно.
   - Тем лучше, а я было испугалась. Ты знаешь, что мне говорили?
   - Мало ли что говорят!
   - Я готова все рассказать тебе, да боюсь, что ты будешь сердиться.
   - Вот уж никогда! Ведь ты сама восхищалась ровностью моего характера.
   - Так вот, дорогая маркиза, говорят, что с некоторых пор ты стала го-
раздо меньше тосковать о бедном господине де Бельере!
   - Это злые сплетни, Маргарита; я жалею и всегда буду жалеть мужа;  но
прошло уже два года, как он умер; а мне  всего  только  двадцать  восемь
лет, и скорбь о покойнике не может наполнять все мои мысли. Ты первая не
поверила бы такой скорби, Маргарита.
   - Отчего же? У тебя такое нежное сердце! - ядовито возразила г-жа Ва-
нель.
   - Да ведь и у тебя тоже нежное сердце, а я, однако, не нахожу,  чтобы
сердечные печали совсем убили тебя.
   В этих словах слышался явный намек на разрыв Маргариты с г-ном  Фуке,
а также довольно прозрачный упрек в легкомыслии.
   Они окончательно вывели Маргариту из себя, и она вскричала:
   - Ну, так я скажу! Говорят, что ты влюблена, Элиза.
   При этом она не сводила глаз  с  г-жи  де  Бельер,  которая  невольно
вспыхнула.
   - Несчастные женщины: всякий старается оклеветать их, - заметила мар-
киза после минутного молчания.
   - О! На тебя-то, Элиза, не клевещут.
   - Как же не клевещут, если рассказывают, что я влюблена?
   - Прежде всего, если это правда, то это не клевета, а только  злосло-
вие, а затем, - ты не даешь мне кончить, - говорят, что ты, хотя и влюб-
лена, но зубами и когтями защищаешь свою добродетель,  говорят,  что  ты
живешь за семью замками и к тебе труднее попасть, чем к  Данае,  хотя  у
нее была башня из бронзы.
   - Ты очень остроумна, Маргарита,  -  проговорила,  трепеща,  г-жа  де
Бельер.
   - Ах, ты всегда льстила мне, Элиза... Словом, ты слывешь непреклонной
и недоступной. Видишь, на тебя нисколько не клевещут... О чем же ты  за-
думалась?
   - Если говорят, что я влюблена,  то,  вероятно,  называют  чье-нибудь
имя.
   - Разумеется, называют.
   - Меня удивило твое упоминание о Данае. Это имя невольно  наводит  на
мысль о золотом дожде, не так ли?
   - Ты хочешь напомнить про то, что Юпитер превратился ради Данаи в зо-
лотой дождь?
   - Следовательно, мой возлюбленный... тот, кого ты мне приписываешь...
   - Ах, извини, пожалуйста, я твой друг и не приписываю тебе никого.
   - Допустим... Ну, тогда враги...
   - Хорошо, я скажу тебе это имя. Только не пугайся, он  человек  очень
влиятельный...
   - Дальше.
   И, словно приговоренная в ожидании казни, маркиза до боли сжала руки,
так что ее холеные ногти вонзились в ладонь.
   - Это очень богатый человек, - продолжала Маргарита,  -  может  быть,
самый богатый. Словом, его зовут...
   Маркиза даже зажмурила глаза.
   - Герцог Бекингэм, - проговорила наконец Маргарита с громким смехом.
   Стрела попала в цель. Имя Бекингэма, сказанное вместо того имени, ко-
торое ожидала услышать маркиза, было для нее точно плохо наточенный  то-
пор, который не обезглавил де Шале и де Ту, когда они были возведены  на
эшафот, а только ранил им шею.
   Однако она быстро оправилась.
   - Ты, право, остроумная женщина; и  ты  мне  доставила  большое  удо-
вольствие. Твоя шутка прелестна... Я ни разу не видала господина  Бекин-
гэма.
   - Ни разу? - спросила Маргарита, стараясь сохранить серьезность.
   - Я никуда не выезжала с тех пор, как герцог живет в Париже.
   - О, можно и не видеться друг с другом, а переписываться, -  заметила
на эго г-жа Ванель, шаловливо протягивая ножку к клочку бумаги, валявше-
муся на ковре.
   Маркиза вздрогнула. Это был конверт того письма, которое  она  читала
перед приездом подруги. На нем была печать с гербом суперинтенданта.
   Госпожа де Бельер подвинулась на диване и незаметно  закрыла  конверт
пышными складками своего широкого шелкового платья.
   - Послушай, - заговорила она, - послушай, Маргарита, неужели ты прие-
хала ко мне так рано только для того, чтобы рассказать мне все эти неле-
пости?
   - Нет, прежде всего я приехала повидаться с тобою  и  напомнить  тебе
наши былые привычки, наши маленькие радости; помнишь, мы отправлялись на
прогулку в Венсенский лес и там, в укромном месте, под дубом, вели  раз-
говоры про тех, кто нас любил и кого мы любили?
   - Ты предлагаешь мне прогуляться?
   - Меня ждет карета, и я свободна в продолжение трех часов.
   - Я не одета, Маргарита... а если ты хочешь поболтать, то и без  Вен-
сенского леса мы найдем в моем саду и развесистое дерево, и  густые  за-
росли буков, и целый ковер маргариток и фиалок, аромат которых доносится
сюда.
   - Дорогая маркиза, мне досадно, что ты отказываешься от моего предло-
жения... Мне так надо было излить перед тобой мою душу.
   - Повторяю тебе, Маргарита, мое сердце одинаково принадлежит тебе и в
этой комнате, и под липою моего сада, как и там - в лесу под дубом.
   - Для меня это не одно и то же...  Приближаясь  к  Венсенскому  лесу,
маркиза, я чувствую, что мои вздохи как будто слышнее там, куда они  не-
сутся эти последние дни.
   При этих словах маркиза насторожилась.
   - Тебя удивляет, не правда ли... что я все еще думаю о Сен-Манде?
   - О Сен-Манде! - вырвалось у г-жи де Бельер.
   И взгляды обеих женщин скрестились, подобно двум шпагам в начале дуэ-
ли.
   - Ты, такая гордая?.. - сказала с пренебрежительной улыбкой маркиза.
   - Я... такая гордая!.. - ответила г-жа Ванель. - Такова моя натура...
Я не прощаю забвения, не переношу измены. Когда я бросаю, а он плачет, я
могу полюбить опять; ну а когда меня бросают и смеются, я готова сойти с
ума от любви.
   Госпожа де Бельер невольно привстала на диване.
   "Она ревнует!" - мелькнуло в голове Маргарты.
   - Значит, - проговорила маркиза, - ты безумно любишь господина Бекин-
гэма... то бишь... господина Фуке?
   Маргарита болезненно ощутила удар, и вся кровь прилила ей к сердцу.
   - И поэтому ты собиралась ехать в Венсен... даже в Сен-Манде!
   - Я сама не знаю, куда я хотела ехать; я думала, что ты мне посовету-
ешь что-нибудь.
   - Не могу; я ведь не умею прощать. Может быть, я не умею  любить  так
глубоко, как ты. Но если мое сердце оскорблено, то уж навсегда.
   - Да ведь господин Фуке твоих чувств не оскорблял, - с деланной наив-
ностью заметила Маргарита Ванель.
   - Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Господин  Фуке  не  ос-
корблял моих чувств; я не пользовалась его благосклонностью и не терпела
от него обид, но ты имеешь повод жаловаться на него. Ты моя подруга, и я
бы не советовала тебе поступать так, как ты собираешься.
   - Что же ты вообразила?
   - Те вздохи, о которых ты упоминала, говорят достаточно красноречиво.
   - Ах, ты раздражаешь меня! - воскликнула вдруг молодая женщина,  соб-
равшись с силами, как борец, готовый нанести последний удар. - Ты  дума-
ешь только о моих страстях и слабостях, а о моих чистых  и  великодушных
побуждениях ты забиваешь. Если в настоящую минуту я и чувствую  симпатию
к господину Фуке и даже делаю шаг к сближению с ним, признаюсь откровен-
но, - то только потому, что его судьба глубоко волнует меня, и,  на  мой
взгляд, он один из самых несчастных людей на свете.
   - А! - проговорила маркиза, приложив руку к груди. - Разве  случилось
что-нибудь новое?
   - Дорогая моя, новое прежде всего в том, что король перенес все  свои
милости с господина Фуке на господина Кольбера.
   - Да, я слышала это.
   - Это и понятно, когда обнаружилась история с БельИлем.
   - А меня уверяли, что все это в конце концов послужило к чести госпо-
дина Фуке.
   Маргарита разразилась таким злобным смехом, что г-жа де Бельер с удо-
вольствием вонзила бы ей кинжал в самое сердце.
   - Дорогая моя, - продолжала Маргарита, - теперь дело идет  уже  не  о
чести господина Фуке, а о его спасении. Не пройдет и трех дней, как ста-
нет очевидным, что министр финансов окончательно разорен.
   - О! - заметила маркиза, улыбаясь, в свою очередь. - Что-то уж  очень
скоро.
   - Я сказала "три дня" потому, что люблю обольщать себя надеждами.  Но
вероятнее всего, что катастрофа разразится сегодня же.
   - Почему?
   - По самой простой причине: у господина Фуке нет больше денег.
   - В финансовом мире, дорогая Маргарита, случается, что сегодня у  че-
ловека нет ни гроша, а завтра он ворочает миллионами.
   - Это могло случиться с господином Фуке в то время, когда у него было
два богатых и ловких друга, которые а собирали для него деньги,  выжимая
их из всех сундуков; К но эти друзья умерли, и теперь ему  неоткуда  по-
черпнуть миллионы, которые просил у него вчера король.
   - Миллионы? - с ужасом воскликнула маркиза.
   - Четыре миллиона... четное число.
   - Подлая женщина, - прошептала про себя г-жа  де  Бельер,  измученная
этой жестокой радостью, однако она собралась с духом и ответила: - Я ду-
маю, что у господина Фуке найдется четыре миллиона.
   - Если у него есть четыре миллиона, которые  король  просит  сегодня,
может быть, у него не будет их через месяц, когда король попросит снова.
   - Король опять будет просить у него денег?
   - Разумеется; вот потому-то я и говорю, что разорение господина  Фуке
неминуемо. Из самолюбия он будет безотказно давать деньги, а когда их не
хватит - ему крышка.
   - Твоя правда, - сказала маркиза дрожащим голосом, -  план  рассчитан
верно... А скажи, пожалуйста, господин Кольбер очень ненавидит господина
Фуке?
   - Мне кажется, что он недолюбливает его... Господин Кольбер теперь  в
большой силе; он выигрывает, если узнать  его  поближе,  -  у  него  ги-
гантские замыслы, большая выдержка, осторожность; он далеко пойдет.
   - Он будет министром финансов?
   - Возможно... Так вот почему, дорогая моя маркиза, я так жалела этого
бедного человека, который любил меня, даже обожал; вот почему, видя, ка-
кой он несчастный, я прощала ему в душе его измену... в которой он  рас-
каивается, судя по некоторым данным; вот почему я склонна  была  утешить
его и дать ему добрый совет: он, наверно, понял бы мой поступок и был бы
мне благодарен.
   Маркиза, оглушенная, уничтоженная этим натиском, рассчитанным с  мет-
костью хорошего артиллерийского огня, не знала, что  отвечать,  что  ду-
мать.
   - Так почему же, - проговорила она наконец, втайне надеясь, что  Мар-
гарита не станет добивать побежденного врага, - почему бы вам не поехать
к господину Фуке?
   - Положительно, маркиза, я начинаю серьезно думать об этом. Нет,  по-
жалуй, неприлично самой делать первый шаг. Разумеется, господин Фуке лю-
бит меня, но он слишком горд. Не могу же я подвергать себя риску... Кро-
ме того, я должна поберечь и мужа. Ты ничего не говоришь... Ну, в  таком
случае я посоветуюсь с господином Кольбером.
   И она с улыбкой встала, собираясь прощаться. Маркиза была не в  силах
подняться на ноги.
   Маргарита сделала несколько шагов, наслаждаясь унижением и горем сво-
ей соперницы; потом она вдруг спросила:
   - Ты не проводишь меня?
   Маркиза пошла за ней, бледная, холодная, не обращая внимания на  кон-
верт, который она заботливо старалась прикрыть юбкой во время разговора.
   Затем она открыла дверь в молельную и, даже не поворачивая  головы  в
сторону Маргариты Ванель, ушла туда и заперла за собой дверь.
   Как только маркиза исчезла, ее завистливая соперница  бросилась,  как
пантера, на конверт и схватила его.
   - У-у-у, лицемерка! - прошипела она, скрежеща зубами. - Конечно,  она
читала письмо от Фуке, когда я приехала!
   И, в свою очередь, выбежала вон из комнаты.
   А в это время маркиза,  очутившись  в  безопасности  за  дверью,  по-
чувствовала, что силы окончательно изменяют ей;  с  минуту  она  стояла,
побледнев и окаменев, как статуя; потом, подобно статуе, которую  колеб-
лет ураган, она покачнулась и упала без чувств на ковер.


   VIII
   СЕРЕБРО Г-ЖИ ДЕ БЕЛЬЕР

   Удар был особенно тяжел из-за его неожиданности.
   Прошло немало времени, пока маркиза оправилась; но придя в себя,  она
стала размышлять о назревающих событиях. Она перебирала  в  памяти  все,
что сообщила ей ее безжалостная подруга.
   Вскоре природный ум этой энергичной женщины взял  верх  над  чувством
бесплодного сострадания.
   Маркиза не принадлежала к тем женщинам, которые плачут  и  ахают  над
несчастьем вместо того, чтобы попытаться действовать. Стиснув виски  по-
холодевшими пальцами, она просидела минут десять в раздумье; потом, под-
няв голову, твердой рукой позвонила.
   Она приняла решение.
   - Все ли готово к отъезду? - осведомилась она у вошедшей горничной.
   - Да, сударыня, но мы думали, что вы уедете в Бельер не  раньше,  чем
через три дня.
   - Однако вы уложили драгоценности и серебро?
   - Да, сударыня, но мы обыкновенно оставляем эти вещи в Париже; вы ни-
когда не берете драгоценностей с собою в деревню.
   - Маркиза помолчала, потом сказала спокойным тоном:
   - Пошлите за моим ювелиром.
   Горничная ушла исполнять приказание, а маркиза направилась к  себе  в
кабинет и начала внимательно рассматривать свои драгоценности.
   Никогда она не обращала столько внимания на свои богатства: она расс-
матривала эти драгоценности, только Иногда выбирала их. А в  эту  минуту
она любовалась величиною рубинов и чистой водой брильянтов; она приходи-
ла отчаяние от малейшего пятнышка или изъяна; золото казалось ей  недос-
таточно тяжелым, а камни - мелкими.
   Вошедший в комнату ювелир застал ее за этим занятием.
   - Господин Фоше! Кажется, вы поставляли мне все драгоценности?
   - Да, маркиза.
   - Я не могу припомнить, сколько стоило это серебро.
   - Сударыня, кувшины, кубки и блюда с футлярами.
   - Да столовые приборы, мороженицы и тазы для варки варенья - все  это
обошлось вам в шестьдесят тысяч ливров.
   - Господи, только и всего?
   - Сударыня, в то время вы находили, что это очень дорого...
   - Правда, правда. Я действительно припоминаю, что было  дорого;  ведь
тут ценится работа, не так ли?
   - Да, сударыня, и гравировка, и чеканка, и отливка.
   - А какую часть стоимости вещи составляет работа?
   - Третью часть, сударыня.
   - У нас еще есть другое серебро, старинное, моего мужа.
   - Ах, сударыня, там не такая тонкая работа. За него можно дать только
тридцать тысяч ливров, стоимость самого металла.
   - Всего девяносто, - прошептала маркиза. - Но господин Фоше, есть еще
серебро моей матери; помните, целая гора? Я его держала только как  вос-
поминание.
   - Ах, сударыня, то серебро - целое состояние для людей менее  обеспе-
ченных, чем вы. В то время все вещи делались очень массивными, не то что
теперь. Но такую посуду не принято подавать на стол:  она  слишком  гро-
моздка.
   - Да это как раз то, что нужно! Сколько в ней весу?
   - По крайней мере, тысяч на пятьдесят ливров. Я уже не говорю про ог-
ромные буфетные вазы: они одни стоят десять тысяч ливров пара.
   - Сто пятьдесят! - воскликнула маркиза. - Вы уверены в цифрах, госпо-
дин Фоше?
   - Уверен, сударыня. Да ведь не трудно прикинуть на весах.
   - Теперь перейдем к другим вещам, - продолжала г-жа де Бельер.
   И она открыла ларчик с драгоценностями.
   - Узнаю эти изумруды, - сказал ювелир, - я  сам  их  оправлял;  самые
лучшие изумруды при дворе, то есть, виноват:  самые  лучшие  принадлежат
госпоже де Шатильон; они ей достались от Гизов; но ваши, сударыня,  вто-
рые.
   - Сколько они стоят? И есть ли возможность продать их?
   - Сударыня, ваши драгоценности купят с удовольствием: все знают,  что
у вас лучший подбор камней во всем Париже. Вы не из тех дам, которые ме-
няют купленное; вы покупаете всегда самое лучшее и умеете это сохранить.
   - Так сколько могут дать за эти изумруды?
   - Сто тридцать тысяч ливров.
   Маркиза занесла эту цифру в свою записную книжечку.
   - А за это колье? - спросила она.
   - Отличные рубины. Я и не знал, что они есть у вас.
   - Оцените.
   - Двести тысяч ливров. Один средний стоит сто тысяч.
   - Да, да, я так и думала, - подхватила маркиза. -  Теперь  брильянты.
Ах, у меня масса брильянтов: кольца, цепочки, подвески, серьги,  аграфы!
Оценивайте поскорее, господин Фоше.
   Ювелир вооружился лупой, вынул весы, взвешивал, осматривал и тихонько
считал про себя.
   - Все эти камни могут дать госпоже маркизе сорок тысяч ливров ежегод-
ного дохода.
   - По-вашему, они стоят восемьсот тысяч ливров?..
   - Около того.
   - Я так и думала. Не считая оправы, разумеется?
   - Да, сударыня. И если бы мне дали эти вещи купить или продать, то  я
удовольствовался бы за комиссию одним золотом, в которое  оправлены  эти
камни, и заработал бы добрых двадцать пять тысяч ливров.
   - Так не угодно ли вам взяться за продажу этих вещей с тем  условием,
что вы заплатите мне за все сейчас же наличными деньгами?
   - Что вы, сударыня? - опешил ювелир. - Неужели вы собираетесь продать
свои брильянты?..
   - Тише, господин Фоше, не беспокойтесь, пожалуйста; дайте мне  только
ответ. Вы человек честный, тридцать лет состоите поставщиком нашего  до-
ма, знали и моего отца, и мою мать, которые заказывали вещи еще у  роди-
телей ваших. Я говорю с вами как с другом: угодно ли вам Получить  золо-
тую оправу камней за то, что вы купите все у меня за наличный расчет?
   - Восемьсот тысяч ливров! Да ведь  это  такая  громадная  сумма!  Так
трудно ее раздобыть!
   - Я знаю.
   - Посудите, сударыня, какие толки поднимутся в обществе, когда пойдет
слух о продаже вами драгоценностей!
   - Никто не узнает об этом... Вы  изготовите  мне  такие  точно  вещи,
только с фальшивыми камнями. Не возражайте: я так хочу. Продайте все  по
частям, продайте одни камни, без оправы.
   - Одни камни легче продать... Принц ищет драгоценности  для  туалетов
принцессы. Уже объявлен конкурс. Я легко могу продать принцу ваши  камни
на шестьсот тысяч ливров. Я уверен, что они окажутся лучше всех прочих.
   - Когда вы можете это устроить?
   - В три дня.
   - Хорошо, а остальное вы продадите частным лицам.
   - Сударыня, умоляю вас, подумайте хорошенько... Если вы  будете  спе-
шить, вы потеряете сотню тысяч ливров.
   - Я готова потерять хоть двести. Я хочу, чтобы все было оформлено се-
годня же к вечеру. Так вы согласны?
   - Согласен, маркиза... Не скрываю, что на  этой  сделке  я  заработаю
пять тысяч пистолей.
   - Тем лучше. А как вы заплатите мне?
   - Золотом или бумагами Лионского банка, которые можно  реализовать  у
господина Кольбера.
   - С посудой выйдет миллион, - прошептала маркиза. - Господин Фоше, вы
возьмете также золото и серебро. Скажете, что я желаю переплавить по мо-
делям, которые мне больше нравятся.
   - Слушаю, маркиза.
   - Золото, которое будет мне причитаться за посуду, сложите в сундук и
прикажите одному из ваших приказчиков ехать с этим сундуком, так,  чтобы
мои люди не видели его; пусть приказчик подождет меня в карете.
   - В карете моей жены? - спросил ювелир.
   - Если желаете, я могу ехать в ней.
   - Хорошо, маркиза.
   - Серебро свезите с помощью трех моих людей.
   - Слушаю, сударыня.
   Маркиза позвонила.
   - Велите подать фургон господину Фоше.
   Ювелир раскланялся и ушел; по дороге он говорил, что  маркиза  велела
расплавить всю свою старинную посуду и сделать новую в более современном
стиле.
   Через три часа маркиза отправилась к г-ну Фоше и получила от него  на
восемьсот тысяч ливров бумаг Лионского банка и  двести  пятьдесят  тысяч
ливров золотой монетою, сложенной в сундук, который приказчик  с  трудом
донес до кареты.
   Эта карета, или, вернее, дом на колесах, составляла предмет  восхище-
ния всего квартал