к как в ваши дни ко-
роль чаще беспокоит своих мушкетеров, нежели птиц.
   - Да, не то что в доброе старое время,  -  вздохнул  королевский  со-
кольничий. - Помните ли, господин д'Артаньян, как покойный  король  охо-
тился на сорок в виноградниках за Божанси... ах, черт возьми! Вы не были
тогда капитаном мушкетеров, господин даАртаньян.
   - И вы состояли капралом по птичьей части, -  шутливо  заметил  даАр-
таньян. - Все равно это было хорошее время, так как молодость  -  это  и
есть хорошее время... Не правда ли, господин начальник псовой охоты!
   - Вы оказываете мне слишком большую честь, господин граф, - поклонил-
ся последний
   ДаАртаньяна нисколько не поразил графский титул: он стал графом четы-
ре года назад.
   - Вы не устали от долгой дороги, только что проделанной вами,  госпо-
дин капитан? - продолжал королевский сокольничий - Отсюда до  Пиньероля,
кажется, чтото около двухсот лье
   - Двести шестьдесят туда и столько же, сударь, обратно, - невозмутимо
произнес даАртаньян.
   - А как он поживает?
   - Кто? - спросил даАртаньян.
   - Наш бедный господин Фуке,  -  шепотом  проговорил  королевский  со-
кольничий.
   Начальник псовой охоты из осторожности отъехал в сторону.
   - Неважно, - отвечал даАртаньян, - бедняга всерьез огорчен, он не по-
нимает, как это тюрьма может быть милостью. Он говорит,  что  парламент,
отправив его в изгнание, тем самым вынес ему оправдательный  приговор  и
что изгнание - это свобода. Он не представляет себе, что  нам  поклялись
расправиться с ним и что за спасение его жизни из цепких  когтей  парла-
мента надо благодарить бога.
   - Да, бедный  человек  едва  избег  эшафота.  Говорят,  что  господин
Кольбер отдал уже соответствующие  распоряжения  коменданту  Бастилии  и
казнь была заранее предрешена.
   - В конце концов что тут поделаешь? - сказал д'Артаньян с  задумчивым
видом, словно затем, чтобы оборвать разговор.
   - В конце концов, - повторил, приблизившись, начальник псовой  охоты,
- господин Фуке в Пиньероле, и по заслугам, он имел счастье  быть  отве-
зенным туда лично вами; достаточно он обворовывал короля.
   ДаАртаньян метнул в начальника псовой охоты один из своих  уничтожаю-
щих взглядов и произнес, старательно отчеканивая каждое слово:
   - Сударь, если бы мне сказали, что вы съели то, что  отпускается  для
ваших борзых, я не только не поверил бы этому, но, больше того, если  бы
вас посадили за это в тюрьму, я бы сочувствовал вам  и  не  позволил  бы
дурно отзываться о вас. Однако, сударь, сколь бы честным человеком вы ни
были, я утверждаю, что вы отнюдь не честнее, чем бедный Фуке.
   Выслушав этот резкий упрек, начальник  собак  его  величества  короля
опустил нос и отстал на два шага от сокольничего и даАртаньяна.
   - Он доволен, - наклонился к мушкетеру сокольничий, - оно  и  понято,
ныне борзые в моде, когда б он был королевским сокольничим, он бы так не
разговаривал.
   Наблюдая, как недовольство, порожденное ущемлением частных, не  имею-
щих в государственной жизни никакого значения интересов, влияет на реше-
ние большого политического вопроса, даАртаньян меланхолически улыбнулся;
он вспомнил еще раз о безмятежном существовании,  которое  долгое  время
было уделом бывшего суперинтенданта финансов, о его разорении, о мрачной
смерти, которая его ожидала, и, чтобы покончить с этою темой, задал воп-
рос:
   - Господин Фуке любил охотиться с соколами?
   - О да, страстно любил, - отвечал королевский сокольничий  с  горьким
сожалением в голосе и со вздохом, который прозвучал как надгробное слово
Фуке.
   ДаАртаньян, дав рассеяться дурному настроению начальника  королевских
свор и грусти сокольничего, тронул коня.
   Вдали, на опушке леса, показались охотники; на полянах, как  падающие
звезды, замелькали султаны наездниц, и белые кони, словно призраки, про-
носились в чаще кустов и деревьев.
   - Что же, долго ли продлится ваша охота? - спросил  даАртаньян.  -  Я
попрошу вас поскорее выпустить птицу, я очень устал. Вы  сегодня  охоти-
тесь на цаплю или на лебедя?
   - На обоих, господин даАртаньян, - ответил сокольничий, -  но  вы  не
беспокойтесь, король не знаток, он охотится не для себя, его цель - дос-
тавить развлечение дамам.
   Слово дамы было настолько подчеркнуто, что заставило даАртаньяна нас-
торожиться.
   - Ах, - проговорил он, с удивленным видом глядя на своего  собеседни-
ка.
   Начальник псовой охоты, очевидно, чтобы снискать благоволение  мушке-
тера, угодливо кланялся.
   - Смейтесь, смейтесь надо мной, сударь,  -  улыбнулся  даАртаньян,  -
ведь я не знаю решительно никаких новостей: я отсутствовал целый месяц и
только вчера воротился из моих странствий. Я оставил двор еще  опечален-
ным смертью королевы-матери. Приняв последний  вздох  Анны  Австрийской,
король не желал развлекаться; но все кончается в этом мире. Он  перестал
грустить? Ну что - же! Тем лучше.
   - И начинается также, - перебил его с грубым смехом начальник  псовой
охоты.
   - А... - во второй раз произнес даАртаньян, горевший желанием  позна-
комиться с новостями, но считавший, что расспрашивать было бы  ниже  его
достоинства. - По-видимому, есть нечто такое, что начинается?
   Начальник псовой охоты многозначительно подмигнул, но  даАртаньян  не
пожелал узнавать что бы то ни было от этого человека.
   - Скоро ли мы увидим его величество? - спросил он сокольничего.
   - В семь часов, сударь, я велю выпустить птиц.
   - Кто будет сопровождать короля? Как  поживает  принцесса  Генриетта?
Как самочувствие королевы?
   - Лучше, сударь.
   - А разве она болела?
   - Со времени своего последнего огорчения ее величество была  нездоро-
ва.
   - О каком огорчении вы говорите?  Не  опасайтесь  моей  нескромности.
Рассказывайте. Я ведь ничего не знаю, поскольку только что приехал.
   - Говорят, что королева, живущая в некотором  забвении  после  смерти
своей свекрови, пожаловалась на это его величеству, и он ей ответил:
   "Разве я не провожу, мадам, у вас каждую ночь? Чего вы еще хотите?"
   - Ах, бедная женщина! Она должна всей  душой  ненавидеть  мадемуазель
Лавальер, - сказал даАртаньян.
   - О нет, вовсе не мадемуазель де Лавальер!
   - Кого ж в таком случае?
   Звук рога прервал их беседу. Он созывал соколов и собак.  Сокольничий
и его спутник тотчас же пришпорили лошадей и покинули  даАртаньяна,  так
ничего и не объяснив ему.
   Издали показался король, окруженный придворными дамами и  кавалерами.
Шагом, в строгом порядке, под звуки труб и рогов, возбуждавших лошадей и
собак, продвигалась по полю эта пышная  кавалькада.  Это  было  шествие,
смешение звуков, блеск, игра красок, о которых ничто в наши дни не может
дать даже отдаленного представления, кроме разве обманчивого богатства и
фальшивого величия театральных зрелищ.
   ДаАртаньян, хотя и зрение его  несколько  ослабело,  заметил  за  ка-
валькадой три следующие друг за другом кареты. Первая,  ехавшая  пустой,
была предназначена для королевы. В ней никого не было. Не  видя  де  Ла-
вальер близ короля, даАртаньян стал искать Луизу глазами и увидел ее  во
второй карете. С ней было двое служанок, которые скучали,  казалось,  не
меньше, чем их госпожа.
   Слева от короля на горячем коне,  сдерживаемом  умелой  рукой,  ехала
женщина ослепительной красоты. Король улыбался ей, и она улыбалась  ему.
Когда она чтонибудь говорила, все начинали неудержимо смеяться.
   "Я, без сомнения, встречал эту женщину,  -  подумал  мушкетер,  -  но
все-таки кто же она?"
   Он повернулся к своему приятелю, сокольничему, и задал ему этот  воп-
рос. Тот собрался было ответить, но в этот момент король  заметил  даАр-
таньяна:
   - А, вот вы и вернулись, граф! Почему же мы с вами еще не виделись?
   - Потому что, ваше величество, - поклонился капитан, - вы уже  спали,
когда я приехал, и еще не проснулись, когда я принял сегодня  утром  де-
журство
   - Он все тот же! - громко сказал довольный Людовик - Отдыхайте, граф,
я вам приказываю. Сегодня вы обедаете у меня.
   Вокруг даАртаньяна восторженно зашептались. Каждый  старался  протис-
нуться поближе к нему и сказать мушкетеру какую-нибудь любезность.  Обе-
дать у короля было большой честью, и его величество не расточал ее  так,
как Генрих IV. Король проехал немного вперед, а даАртаньян был  останов-
лен новой группой придворных, среди которой блистал Кольбер.
   - Здравствуйте, господин даАртаньян, - обратился  к  нему  министр  с
ласковой вежливостью, - надеюсь, ваша поездка была удачной?
   - Да, сударь, - отвечал даАртаньян и поклонился,  пригнувшись  к  шее
своего скакуна.
   - Я слышал, что король пригласил вас к обеду; вы встретите там вашего
старого друга.
   - Старого друга? -  переспросил  даАртаньян,  погружаясь  с  душевною
болью в темные волны минувшего,  успевшие  поглотить  столько  друзей  и
столько врагов.
   - Герцога д'Аламеда, только сегодня прибывшего на Испании, -  продол-
жал Кольбер
   - Герцога д'Аламеда, - старался припомнить, роясь в своей памяти, да-
Артаньян.
   - Это я! - произнес белый как снег сутулый старик; он  приказал  отк-
рыть дверцы кареты и вышел из нее к мушкетеру.
   - Арамис! - вскричал пораженный изумлением даАртаньян.
   И, все еще неподвижный, оцепеневший, он позволил дрожащим  рукам  са-
новного старика обвиться вокруг своей шеи.
   Кольбер, бросив взгляд на обоих друзей, молча отъехал в сторону, пре-
доставив им остаться наедине.
   - Итак, - сказал мушкетер, беря под руку Арамиса,  -  вы,  изгнанник,
мятежник, снова во Франции?
   - И обедаю с вами у короля, - проговорил, улыбаясь,  бывший  ваннский
епископ. - Не правда ли, вы задаете себе вопрос: к чему верность в  под-
лунном мире? Давайте пропустим  карету  этой  бедняжки  мадемуазель  Ла-
вальер. Посмотрите, как она волнуется;  взгляните,  как  ее  заплаканные
глаза следят за гарцующим на коне королем!
   - Кто это с ним?
   - Мадемуазель де Тонне-Шарант, ставшая госпожою де Монтеспан, - отве-
чал Арамис.
   - Луиза ревнует, значит, она обманута?
   - Еще нет, даАртаньян, но это не замедлит случиться.
   Они разговаривали, следуя за охотой, и кучер Арамиса вез их так  лов-
ко, что они приехали к месту сбора как раз в  тот  момент,  когда  сокол
только что налетел на птицу и прижимал ее к земле.
   Король спешился, г-жа де Монтеспан тоже. Они находились перед  одино-
кой часовней, скрытой большими деревьями, с уже облетевшими от  осеннего
ветра листьями, за часовней виднелась ограда с решетчатою калиткой.
   Сокол заставил свою добычу упасть за ограду у самой часовни, и король
пожелал проникнуть туда, чтобы снять, по обычаю, первое перо  с  затрав-
ленной птицы. Все столпились вокруг здания и ограды; пространство внутри
ограды было так незначительно, что не могло  вместить  участников  коро-
левской охоты
   ДаАртаньян удержал Арамиса, выразившего  желание  покинуть  карету  и
присоединиться ко всем остальным.
   - Известно ли вам, Арамис, куда мы приведены случаем?
   - Нет! - ответил герцог.
   - Здесь покоятся люди, которых я  знал,  -  проговорил  взволнованный
грустным воспоминанием даАртаньян.
   Арамис, все еще ни о чем не догадываясь, прошел через  узкую  боковую
дверь, которую ему отворил д'Артаньян, внутрь часовни.
   - Где же они похоронены?
   - Здесь, в этой ограде. Видите крест под молодым кипарисом? Этот  ки-
парис посажен на их могиле; но не ходите туда; там упала сбитая  соколом
цапля, и король направляется к ней.
   Арамис остановился и укрылся в тени. И, никем не замеченные, они уви-
дели бледное лицо Лавальер; забытая у себя в карете, она сначала грустно
смотрела в окно; потом, поддавшись ревности, она вошла в часовню и, при-
слонившись к колонне, следила взглядом за находившимся внутри  ограды  и
улыбавшимся королем, который сделал знак г-же де Монтеспан подойти  бли-
же.
   Госпожа де Монтеспан приблизилась и оперлась на предложенную ей коро-
лем руку; вырвав перо у цапли, только что убитой соколом,  он  прикрепил
его к шляпе своей восхитительной спутницы. Улыбаясь, она нежно поцелова-
ла руку, сделавшую ей этот подарок. Король покраснел от удовольствия; он
взглянул на г-жу де Монтеспан с пламенным желанием и любовью.
   - Что же вы дадите взамен? - спросил он.
   Она сломала веточку кипариса и предложила ее королю, опьяненному сла-
достною надеждой.
   - Печальный подарок, - тихо сказал Арамис д'Артаньяну,  -  ведь  этот
кипарис растет на могиле.
   - Да, и это могила Рауля де Бражелона, - грустно произнес даАртаньян,
- Рауля, который спит под этим крестом рядом с Атосом.
   У них за спиной послышался стон, и они увидели, как какая-то  женщина
упала без чувств. Мадемуазель де Лавальер видела все и все слышала.
   - Бедная женщина, - пробормотал даАртаньян и помог служанкам,  поспе-
шившим к своей госпоже, довести ее до кареты, где она осталась  страдать
в одиночестве.
   В тот же вечер  даАртаньян  сидел  за  королевским  столом,  рядом  с
Кольбером и герцогом д'Аламеда.
   Король был весел и оживлен. Он был бесконечно внимателен к королеве и
бесконечно нежен с принцессой Генриеттой, сидевшей по его левую руку и в
этот вечер очень печальной. Можно было подумать, что  вернулись  прежние
спокойные времена, когда король искал в глазах  своей  матери  одобрения
или неодобрения каждого своего слова.
   О фаворитке на этом обеде не вспоминали. Раза два или три король наз-
вал Арамиса, обращаясь к нему, господином послом, и это еще больше  уве-
личило удивление даАртаньяна, и без того ломавшего себе голову над  воп-
росом, как это его друг, мятежник, в таких чудесных отношениях  с  фран-
цузским двором.
   Вставая из-за стола, король предложил руку  ее  величеству  королеве,
сделав при этом знак  Кольберу,  чьи  глаза  ловили  взгляд  властелина.
Кольбер отвел в сторону даАртаньяна и Арамиса.
   Король вступил в разговор со своей невесткой, тогда как обеспокоенный
принц, рассеянно беседуя с королевой, искоса поглядывал  на  жену  и  на
брата.
   Разговор между Арамисом, даАртаньяном и Кольбером вертелся вокруг са-
мых безобидных тем. Они вспоминали министров былых времен; Кольбер сооб-
щил любопытные вещи о Мазарини и выслушал рассказы о Ришелье.
   ДаАртаньян никак не мог надивиться, видя столько  здравого  смысла  и
веселого юмора в этом человеке с густыми бровями и низким  лбом.  Арамис
поражался легкости, с какой этому серьезному человеку удавалось отклады-
вать с выгодой для себя более значительный разговор, на который никто из
присутствующих ни разу но намекнул, хотя все три собеседника чувствовали
его неизбежность.
   По недовольному лицу принца было хорошо видно, насколько ему не  нра-
вится беседа короля с принцессой. У принцессы были покрасневшие,  запла-
канные глаза. Неужели она станет жаловаться? Неужели она не  остановится
пред скандалом?
   Король отвел ее в сторону и обратился к ней таким нежным  и  ласковым
голосом, что он должен был напомнить принцессе те дни,  когда  она  была
любима им ради нее самой:
   - Сестра моя, почему ваши восхитительные глаза заплаканы?
   - Но, ваше величество... - проговорила она.
   - Принц ревнив, не так ли, дорогая сестра.
   Она посмотрела в сторону принца, и тот понял, что они говорят о нем.
   - Да... - согласилась она.
   - Послушайте, - продолжал король, - если ваши  друзья  компрометируют
вас, то в этом принц нисколько не виноват.
   Он произнес эти слова с такой нежностью, что ободренная ею принцесса,
у которой за последнее время было  столько  огорчений  и  неприятностей,
чуть не разразилась рыданиями: так исстрадалось, измучилось ее сердце.
   - Ну, дорогая сестра, расскажите нам о ваших печалях; как брат,  кля-
нусь, я сочувствую вам, как король - я положу им конец.
   Она подняла на Людовика свои изумительные глаза в грустно  проговори-
ла:
   - Меня компрометируют не друзья, они далеко или таятся от всех. Но их
очернили, и они в немилости у вашего величества, а  между  тем  они  так
преданны, так добры, так благородны.
   - Вы говорите о Гише, которого, уступая желанию принца, я отправил  в
изгнание?
   - И который со времени своего незаслуженного изгнания ежедневно  ищет
возможности умереть.
   - Незаслуженного, сестра моя?
   - До такой степени незаслуженного, что если бы я не питала  к  вашему
величеству уважения и привязанности... я бы попросила моего брата Карла,
на которого я имею неограниченное влияние...
   Король вздрогнул.
   - О чем бы вы его попросили?
   - Я бы попросила его довести до вашего сведения, что принц и  шевалье
де Лоррен, его фаворит, не могут безнаказанно быть палачами и моей  чес-
ти, и моего счастья.
   - Шевалье де Лоррен, эта мрачная личность?
   - Он - смертельный мой враг. Пока этот человек будет оставаться у ме-
ня в доме, где, предоставляя ему полную власть,  его  удерживает  принц,
мой супруг, я буду самой несчастной женщиной во всем королевстве.
   - Значит, - медленно произнес король, -  вы  считаете  вашего  брата,
английского короля, лучшим другом, чем я?
   - Поступки сами говорят за себя, ваше величество.
   - И вы предпочли бы обратиться за помощью?..
   - К моей стране, - гордо сказала она, - да, ваше величество.
   - Вы - внучка Генриха Чегверого, как и  я,  моя  дорогая.  Двоюродный
брат и деверь, разве это не равно брату?
   - В таком случае действуй!
   - Ну что ж! Заключим с вами союз.
   - Начинайте.
   - Вы говорите, что я незаслуженно изгнал Гиша?
   - О да, - покраснела принцесса.
   - Обещаю вам, Гиш возвратится.
   - Отлично.
   - Вы говорите далее, что я напрасно разрешаю бывать в вашем доме  ше-
валье де Лоррену, который настраивает против вас принца, вашего мужа?
   - Запомните то, что я говорю, ваше  величество:  однажды  шевалье  де
Лоррен... Если со мною случится несчастье, знайте, что я заранее обвиняю
в нем шевалье де Лоррена... этот человек способен на любое, самое  гнус-
ное преступление!
   - Шевалье де Лоррен избавит вас от  своего  присутствия,  обещаю  вам
это.
   - Раз так, мы заключаем с вами настоящий союз, ваше величество,  и  я
готова подписать договор... Но вы внесли свою долю, скажите  же,  в  чем
должна заключаться моя?
   - Вместо того чтобы ссорить меня с вашим братом, королем Карлом, нуж-
но было бы постараться сделать нас такими друзьями, какими мы еще никог-
да не были.
   - Это легко.
   - О, не так легко, как вы думаете; при обычной дружбе  обнимают  друг
друга и обмениваются любезностями, и это стоит какого-нибудь поцелуя или
приема, что не требует слишком больших  расходов;  но  при  политической
дружбе...
   - А, так вы хотите политической дружбы?
   - Да, сестра моя, и тогда вместо объятий и пиршеств необходимо давать
своему другу живых, хорошо обученных и снаряженных  солдат;  дарить  ему
военные корабли с пушками и провиантом. Но ведь бывает и так, что сунду-
ки с королевской казною не имеют возможности оказывать дружеские  услуги
подобного рода.
   - Ах, вы правы... сундуки английского короля с некоторых пор поражают
своим изумительным резонансом.
   - Но вам, дорогая сестра, вам, имеющей столь большое влияние на ваше-
го брата, быть может, вам все же удастся добиться того, чего никогда  не
добиться никакому послу.
   - Для этого мне нужно было бы отправиться в Лондон, дорогой брат.
   - Я уже думал об этом, - живо ответил Людовик, - и я решил,  что  по-
добное путешествие вас несколько развлечет.
   - Только, - перебила принцесса, - возможно, что я потерплю неудачу. У
английского короля есть советники, в притом очень опасные.
   - Советницы, вы хотите сказать?
   - Вот именно. Если ваше величество желаете, скажем, просить  у  Карла
Второго (я ведь только предполагаю, мне решительно ничего  не  известно)
союза для того, чтоб вести войну... тогда советницы  короля,  которых  в
настоящее время семь, а именно: мадемуазель Стюарт,  мадемуазель  Уэллс,
мадемуазель Гуин, мисс Орчей, мадемуазель Цунга,  мисс  Даус  и  графиня
Кестльмен, убедят короля, что война стоит дорого и что лучше давать балы
и