выми и нежными были  утешения,  изли-
вавшиеся с красноречивых уст и из благородного сердца Атоса. Рапа не за-
рубцовывалась, и Атос в тесном общении с сыном, приоткрывая  завесу  над
своим прошлым и сопоставляя свою жизнь с жизнью Рауля, заставил его  по-
нять, что страдание от первой неверности неизбежно в человеческой жизни,
и кто когда-либо любил, тому оно отлично знакомо.
   Часто Рауль, слушая отца, не слышал его. Ведь ничто не может заменить
влюбленному сердцу воспоминаний и мыслей о том, кого оно любит. И  когда
это случалось, Рауль отвечал отцу:
   - Все, о чем вы, отец, говорите, - сущая правда, я  знаю,  что  никто
так не страдал, как вы, но вы - человек  слишком  большого  ума,  и  вам
пришлось вынести слишком много, и вы должны понять и  простить  слабость
тому, кто страдает впервые. Я плачу страданию эту  неизбежную  дань.  Но
это никогда больше не повторится. Позвольте же мне  отдаться  скорби  до
полного самозабвения, до того, чтобы, погрузившись в нее, потерять  даже
рассудок.
   - Рауль, Рауль! - укоризненно говорил Атос.
   - Никогда не привыкну я к мысли, что Луиза - самая чистая, самая доб-
родетельная из всех женщин, какие только существуют на  свете,  -  могла
так коварно обмануть того, кто был так честен с нею и кто ее так  любил!
Никогда я не смирюсь с мыслью, что она, сбросив с себя личину нежности и
добродетели, оказалась на деле лживой и распутной. Луиза - падшая! Луиза
- развратница! Ах, граф, для меня это гораздо страшнее, гораздо ужаснее,
чем несчастный Рауль, чем Рауль покинутый!
   В этих случаях Атос прибегал к героическим средствам. Он защищал Луи-
зу, оправдывая ее поступок любовью. Женщина, уступившая королю лишь  по-
тому, что он не кто иной, как король, - только такая женщина заслуживает
того, чтобы ее называли развратной. Но Луиза любит Людовика; оба они еще
совсем дети и забыли: он - о своем положении, она - о своих клятвах. Ес-
ли человек любит, ему прощается решительно все.
   - Помните об этом, Рауль. А они искренне любят друг друга.
   И после подобного удара кинжалом по зияющей ране любимого  сына  Атос
тяжко вздыхал, а Рауль - Рауль убегал в чащу леса или скрывался у себя в
комнате, откуда выходил через час белый как полотно, но спокойный.
   Так проходили дни, последовавшие за той бурной сценой, во время кото-
рой Атос так сильно задел неукротимую гордость Людовика. Разговаривая  с
Раулем, Атос ни разу не вспомнил о рей; он не рассказал Раулю и  подроб-
ностей своего полного достоинства прощания с королем, хотя, быть  может,
его рассказ и утешил бы юношу, показав ему в унижении его врага и сопер-
ника. Атос не хотел, чтобы оскорбленный влюбленный  забыл  об  уважении,
которое должно воздавать королю.
   И когда Бражелон, пылкий, озлобленный, мрачный, говорил с  презрением
о ценности королевского слова и о нелепой вере, с какою иные безумцы от-
носятся к обещаниям, брошенным с высоты трона; когда он, перемахивая че-
рез целые два столетия с быстротой  птицы,  проносящейся  над  проливом,
чтобы из одной части света попасть в другую,  предсказывал,  что  придет
время, и короли будут казаться ничтожнее обыкновенных людей, Атос  отве-
чал ему спокойно и убедительно:
   - Вы правы, Рауль, и то, о чем вы  говорите,  непременно  произойдет:
короли утратят свой ореол, как звезды теряют свой блеск, когда  истекает
их время. Но когда придет этот час, пас уже давно не  будет.  И  помните
хорошенько о том, о чем я сейчас скажу: в нашем мире  всем  -  мужчинам,
женщинам и королям - надлежит жить настоящим; что же касается  будущего,
то в будущем мы должны жить лишь для бога.
   Вот о чем разговаривали, как всегда, Атос и Рауль, меряя шагами длин-
ную липовую аллею в парке, присыхающем к замку,  когда  прозвенел  коло-
кольчик, которым обычно возвещали обед или прибытие  гостя.  Машинально,
не обращая внимания на звон колокольчика, они повернули к дому и,  дойдя
до конца аллеи, столкнулись с Портосом и Арамисом.


   VII
   ПОСЛЕДНЕЕ ПРОЩАНИЕ

   Рауль вскрикнул от радости и нежно прижал Портоса к груди.  Арамис  и
Атос поцеловались по-стариковски. Сразу же после этих объятий Арамис за-
явил:
   - Мы к вам недадолго, друг мой.
   - А! - произнес граф.
   - Только чтобы успеть рассказать вам о моем счастье, -  добавил  Пор-
тос.
   - А! - произнес Рауль.
   Атос молча взглянул на прелата, мрачный вид которого явно не гармони-
ровал с радужным настроением Портоса.
   - Какая же у вас радость? - спросил, улыбаясь,
   Рауль.
   - Король жалует меня герцогским титулом, - таинственно прошептал Пор-
тос, наклонившись к уху Рауля. Но шепот Портоса был больше похож на  рев
зверя.
   Атос услышал эти  слова,  и  у  него  вырвалось  восклицание.  Арамис
вздрогнул.
   Прелат взял Атоса под руку и, попросив разрешения у  Портоса  погово-
рить несколько минут наедине с графом, сказал:
   - Дорогой Атос, я в великой печали.
   - В печали? Ах, дорогой друг!
   - Вот в двух словах: я устроил заговор против короля, этот заговор не
удался, и в настоящий момент за мной, несомненно, гонятся по пятам.
   - За вами гонятся?.. Заговор?.. Что вы говорите, друг мой?
   - Печальную истину. Я погиб.
   - Но Портос... этот герцогский титул... что это значит?
   - Это и мучит меня больше всего другого, это и есть моя самая  глубо-
кая рапа. Веря в безусловный успех моего заговора, я  вовлек  в  него  и
беднягу Портоса. Он вошел в него весь целиком, - вам, впрочем, и без ме-
ня известно, как делает Портос подобные вещи, - отдавая ему все свои си-
лы и решительно ничего не зная о сути дела, и теперь он виноват так  же,
как и я, и погибнет так же, как погибну я.
   - Боже мой!
   И Атос повернулся к Портосу, который ответил ему ласковой улыбкой.
   - Но я должен изложить все по порядку. Выслушайто  меня,  -  попросил
Арамис.
   И он рассказал известную нам историю. Пока Арамис говорил, Атос  нес-
колько раз ощущал, что у него на лбу выступает испарина.
   - Это было великим замыслом, - сказал он, - но и великой ошибкой.
   - За которую я жестоко наказан, Атос.
   - Поэтому я и не высказываю полностью своих мыслей.
   - Выскажите же их, прошу вас.
   - Это преступление.
   - Ужасное, я это знаю. Оскорбление величества.
   - Портос, бедный Портос!
   - Но что мне было делать? Успех, как я ужо говорил, был обеспечен.
   - Фуке - порядочный человек.
   - А я, я глупец, что так неверно судил о нем, - воскликнул Арамис.  -
О, мудрость людская! Ты - гигантская мельница, которая перемалывает весь
мир, и вдруг в один прекрасный день эта мельница останавливается, потому
что неведомо откуда взявшаяся песчинка попадает в ее колеса.
   - Скажите - твердейший алмаз, Арамис. Но несчастье свершилось. Что же
вы предполагаете делать?
   - Я увезу Портоса с собой. Король никогда не поверит, что  этот  доб-
рейший человек действовал бессознательно; он никогда  не  поверит,  что,
действуя так, как он действовал, Портос пребывал в  полной  уверенности,
будто служит своему королю. Оставайся он здесь, ему пришлось  бы  запла-
тить за мою ошибку своей головой. Допустить этого я не могу.
   - Куда же вы везете его?
   - Сперва на Бель-Иль. Это надежнейшее убежище. А дальше...  Дальше  у
меня будет море, будет корабль, чтобы переправиться в Англию, где я рас-
полагаю большими связями...
   - Вы? В Англию?
   - Да. Или в Испанию, где связей у меня еще больше.
   - Но, увозя Портоса, вы его разоряете, потому что король, несомненно,
конфискует его имущество.
   - Обо всем я подумал заранее. Оказавшись в Испании,  я  найду  способ
помириться с Людовиком Четырнадцатые и вернуть Портосу монаршее благово-
ление.
   - Вы пользуетесь, Арамис, как я могу заключить, очень большим влияни-
ем, - скромно заметил Атос.
   - Да, большим... и я готов служить интересам моих друзей.
   Атос с Арамисом обменялись искренним рукопожатием.
   - Благодарю вас, - сказал Атос.
   - И раз мы заговорили об этом... Ведь и вы,  Атос,  имеете  основание
быть недовольным нынешним королем. И у вас, а особенно у  Рауля,  доста-
точно жалоб на короля. Так последуйте нашему с Портосом примеру.  Приез-
жайте к нам на Бель-Иль. А там посмотрим... Клянусь честью, что не позд-
нее, чем через месяц, между Францией и Испанией вспыхнет война, и причи-
ной ее будет этот несчастный сын Людовика Тринадцатого, который вместе с
тем и испанский инфант и с которым Франция поступала до последней степе-
ни бесчеловечно. А так как Людовик Четырнадцатый не захочет войны,  воз-
никшей по этой причине, я гарантирую вам, что он согласится на  мировую,
в результате которой Портос и я станем испанскими грандами, а вы -  гер-
цогом Франции, поскольку вы и теперь уже гранд  Испанского  королевства.
Желаете ли вы всего этого?
   - Нет; пусть лучше король будет виноват предо мной, чем я перед  ним.
Мой род испокон веку почитал себя вправе притязать на превосходство  над
королевским родом, и это составляло предмет его гордости. Если я  после-
дую вашим советам, я поставлю себя в положение человека, обязанного  Лю-
довику. Я приобрету земные блага, по утрачу сознание своей правоты перед
ним.
   - В таком случае, Атос, я хотел бы от вас двух вещей: оправдания мое-
го поведения...
   - Да, я оправдываю его, если вы и впрямь ставили своей  целью  отомс-
тить угнетателю за слабого и угнетенного.
   - Этого мне более чем достаточно, - сказал Арамис; темнота ночи скры-
ла краску, выступившую у него на лице. - И еще: дайте мне двух  лошадей,
и получше, чтобы добраться до следующей станции; на ближайшей к вам  мне
отказали в них под предлогом, что все лошади наняты проезжающим по вашим
краям герцогом де Бофором.
   - Вы получите лошадей, Арамис; прошу вас позаботиться о Портосе.
   - О, на этот счет будьте спокойны. Еще одно слово:  считаете  ли  вы,
что, скрывая от него истину, я поступаю правильно и как  подобает  поря-
дочному человеку?
   - Раз несчастье уже свершилось, да; ведь король все равно не  простил
бы ему. Кроме того, у вас есть поддержка в лице Фуке, который никогда не
покинет вас, так как и он, сколь бы героическим  ни  был  его  поступок,
слишком скомпрометирован этим делом.
   - Вы правы. И поскольку сесть на корабль и уехать из Франции было  бы
равносильно признанию, что я боюсь за себя и считаю себя виновным, я ре-
шил остаться на французской земле. Но Бель-Иль будет для меня такси зем-
лей, какой я пожелаю: английской, испанской или папской  -  все  зависит
лишь от того, какой флаг я там подниму.
   - Как это так?
   - Я успел укрепить Бель-Иль, и никому его не занять, пока  я  защищаю
его. И затем, вы заметили, существует еще Фуке. На Бель-Иль  не  нападут
до тех пор, пока не будет приказа, скрепленного его подписью.
   - Ото верно, но все же будьте благоразумны. Король хитер, и в его ру-
ках сила.
   Арамис усмехнулся.
   - Прошу вас позаботиться о Портосе, - продолжал с  какой-то  холодной
настойчивостью Атос.
   - Все, что произойдет со мной, граф, - тем же тоном отвечал Арамис, -
произойдет и с нашим братом Портосом.
   Атос пожал Арамису руку и, подойдя к Портосу, с жаром поцеловал его.
   - А ведь я родился счастливцем, не так ли? - прошептал Портос,  кута-
ясь в плащ.
   - Поедем, друг мой, - поторопил его Арамис.
   Рауль ушел вперед распорядиться относительно лошадей. Еще через  нес-
колько минут друзья простились. Арамис и Портос направились  к  лошадям.
Атос, смотря на друзей, готовых пуститься в неведомый  путь,  почувство-
вал, что глаза его заволакивает какая-то нелепа и на  сердце  его  легла
невыносимая тяжесть.
   "Как странно, - подумал он, - откуда у меня такое неудержимое желание
еще раз обнять Портоса?!"
   В этот момент Портос обернулся. Поймав да себе взгляд Атоса, он  уст-
ремился к нему, широко раскрыв объятия. И они обнялись столь  же  пылко,
как обнимались когда-то в молодости, когда их  сердца  были  горячими  и
жизнь была полна счастья.
   Портос сел в седло. Подошел к Атосу и Арамис, и от и тоже крепко  об-
нялись напоследок.
   Атос видел, как белые плащи всадников, мелькавшие на большой  дороге,
с каждым мгновением становились все менее и менее  четкими.  Похожие  на
двух приведений, всадники поднимались, казалось, нее выше и выше, и  все
росли и росли, пока наконец не исчезли, но не в тумане, там, где  дорога
пошла под уклон. Казалось, будто в с стремительном скачке  они  взлетели
вверх и растворились в воздухе, словно пар.
   Атос с тяжелым сердцем направился к дому.
   - Рауль, - сказал он, обращаясь к сыну, -  что-то  подсказывает  мне,
что я видел их в последний раз.
   - Меля нисколько не удивляет, что вам пришла в голову подобная мысль;
мгновенье назад то же самое подумал и я, и мне тоже кажется, что  я  ни-
когда уже не увижу господина дю Валлона и господина д'Эрбле.
   - О, вы говорите об этом как человек, которого удручает совсем  иное:
сейчас все, решительно все предстает перед вами в черном  свете;  но  вы
молоды, и если вам я в самом деле не доведется больше увидеть этих  ста-
рых друзей, то это случится лишь потому, что их не будет в том  мире,  в
котором вам предстоит жить еще долгие годы. Тогда как я...
   Рауль чуть-чуть покачал головой и с нежностью прижался к плечу  отца.
Ни тот, ни другой не нашли больше ни одного слова,  так  как  сердца  их
быль переполнены до краев.
   Внезапно топот многочисленных лошадей и голоса на дороге в Блуа прив-
лекли их внимание. Они увидели верховых,  весело  потрясавших  факелами,
свет которых мелькал между деревьями, и время от времени  придерживавших
копей, чтобы не отрываться от следовавших за ними всадников.
   Эти огни, шум, пыль столбом от дюжины лошадей в  богатых  чепраках  и
нарядной сбруе - все это составляло странный контраст с глухим и мрачным
исчезновением двух расплывшихся в воздухе призраков - Портоса и Арамиса.
   Атос вернулся к себе. Но не успел он еще дойти до цветника, как воро-
та замка загорелись, казалось, пламенем. Факелы застыли на месте  и  как
бы зажгли дорогу, Раздался крик: "Герцог де Бофор!"
   Атос бросился к дверям своего дома. Герцог уже сошел с лошади и огля-
дывался вокруг.
   - И здесь, монсеньер, - сказал Атос.
   - А, добрый вечер, дорогой граф, -  произнес  герцог  с  той  сердеч-
ностью, которая подкупала сердца всех встречавшихся с ним. - Не  слишком
ли поздно даже для друга?
   - Входите, ваша светлость, входите.
   Опираясь на руку Атоса, герцог де Бофор прошен в дом. За ними туда же
последовал и Рауль, скромно шагавший сзади вместе с  офицерами  герцога,
среди которых у него были друзья.


   VIII
   ГЕРЦОГ ДЕ БОФОР

   Герцог обернулся в тот самый момент, когда Рауль, желая оставить  его
с Атосом наедине, закрывал дверь и собирался перейти вместе с  офицерами
в соседнюю залу.
   - Это тот юноша, которого так расхваливал принц? - спросил де Бофор.
   - Да, это он.
   - По-моему, он настоящий солдат! Он здесь не лишний, пусть  останется
с нами.
   - Оставайтесь, Рауль, раз монсеньер разрешает, -  повернулся  к  сыну
Атос.
   - Как он красив и статен! - продолжал герцог. - А вы мне дадите  его,
если я попрошу вас об этом, сударь?
   - Что вы хотите сказать, монсеньер?
   - Ведь я заехал проститься с вами. Разве вам не  известно,  кем  я  в
скором времени стану?
   - Вероятно, тем, кем вы были всегда, монсеньер, то есть храбрым прин-
цем и отменным дворянином.
   - Я становлюсь африканским принцем и  бедуинским  дворянином.  Король
посылает меня покорять арабов.
   - Что вы, монсеньер!
   - Это странно, не так ли? Я, чистокровный парижанин, я, король  пред-
местий (меня ведь прозвали рыночным королем), я перехожу с площади Мобер
к подножию минаретов Джиджелли; из фрондера  я  превращаюсь  в  искателя
приключений.
   - О монсеньер, если бы не вы сами говорили об этом...
   - Вы б не поверили, разве не так? Все же вам придется поверить и  да-
вайте простимся. Вот что значит обрести вновь королевскую милость.
   - Милость?
   - Да. Вы улыбаетесь. Ах, дорогой граф, знаете ли вы, почему я  принял
подобное назначение?
   - Потому что слава для вашей светлости превыше всего.
   - Какая там слава - отправляться за море, чтобы стрелять  из  мушкета
по дикарям! Нет, там не найду я славы, и всего вероятнее, что меня  ожи-
дает там нечто другое... Но я неизменно хотел и продолжаю хотеть,  чтобы
жизнь моя, слышите, граф, чтобы жизнь моя заблистала еще и этой  гранью,
после того как пятьдесят  долгих  лет  она  излучала  самый  причудливый
блеск. Ведь посудите-ка сами, разве не странно  родиться  сыном  короля,
воевать с королями, считать себя одним из могущественнейших людей своего
века, никогда не терять собственного достоинства,  походить  на  Генриха
Четвертого, быть великим адмиралом Французского королевства - и  поехать
за смертью в Джиджелли ко всем этим туркам, маврам и сарацинам?
   - Монсеньер, вы так упорно настаиваете на этом,  -  сказал  смущенный
словами Бофора Атос. - С чего это вы  решили,  что  столь  блистательная
судьба оборвется в этом жалком углу?
   - Неужели вы думаете, справедливый и доверчивый  человек,  что,  если
меня отправляют в Африку под таким смехотворным предлогом, я не постара-
юсь выйти из этого смешного положения с честью? И не заставлю говорить о
себе? А чтобы заставить говорить о себе, когда есть прпнц, есть Тюрепи и
еще несколько моих современников, могу ли я, адмирал Франции, сын Генри-
ха Четвертого и король Парижа, сделать что-либо иное, кроме того,  чтобы
подставить свой лоб под пулю? Черт возьми! Уверяю вас, об  этом,  будьте
спокойны, несомненно заговорят. Я буду убит назло и вопреки всем на све-
те. Если не там, то где-нибудь в другом месте.
   - Монсеньер, что за чрезмерное преувеличение! А в вашей  жизни  чрез-
мерной была только храбрость!
   - Черт возьми, дорогой друг, это не храбрость, настоящая храбрость  -
это ехать за море навстречу цинге,  дизентерии,  саранче  и  отравленным
стрелам, как мой предок Людовик Святой. Кстати, известно ли вам, что эти
бездельники пользуются отравленными стрелами и посейчас? И потом,  я  об
этом думаю уже очень давно. А вы знаете, если я хочу чего-нибудь, то хо-
чу очень сильно.
   - Вы пожелали покинуть Вопсен, монсеньер?
   - Да, и вы мне помогли в этом, друг мой; кстати,  я  оборачиваюсь  во
все стороны и не вижу моего старого приятеля Вогримо. Как он и что он?
   - Вогримо и доныне - почтительный слуга вашей светлости, -  улыбнулся
Атос.
   - У меня с собой для него сто пистолей, которые  я  привез  как  нас-
ледство. Мое завещание сделано.
   - Ах, монсеньер, монсеньер!
   - И вы понимаете, что если б увидели имя Гримо в моем завещании...
   Герцог расхохотался. Затем, обратившись к  Раулю,  который  с  начала
этой беседы погрузился в раздумье, он произнес:
   - Молодой человек, я знаю, что здесь есть вино,  именуемое,  если  не
ошибаюсь, Вувре...
   Рауль торопливо вышел, чтобы распорядиться относительно угощения гер-
цога. Бофор взял Атоса за руку и спросил:
   - Что вы хотите с ним делать?
   - Пока ничего, монсеньер.
   - Ах да, я знаю; со времени страсти короля к... Лавальер...
   - Да, монсеньер.
   - Значит, все это правда?.. Я, кажется, знавал ее  некогда,  эту  ма-
ленькую прелестницу Лавальер. Впрочем, она, сколько помнится, не так  уж
хороша.
   - Вы правы, монсеньер, - согласился Атос.
   - Знаете ли, кого она мне чем-то напоминает?
   - Она напоминает кого-нибудь вашей светлости?
   - Она похожа на одну очень приятную юную девушку, мать  которой  жила
возле рынка.
   - А, а! - кивнул Атос.
   - Хорошие времена! - добавил Бофор. - Да, Лавальер напоминает мне эту
милую девушку.
   - У которой был сын, не так ли?
   - Кажется, да, - ответил герцог с той наивной беспечностью и  велико-
лепной забывчивостью, интонации которых передать  невозможно.  -  А  вот
бедняга Рауль, он, бесспорно, ваш сын, не так ли?
   - Да, монсеньер, он, бесспорно, мой сын.
   - Бедный мальчик оскорблен королем и очень страдает.
   - Он делает нечто большее, монсеньер,