их
друзей самого красивого и привлекательного; она так сумела  повлиять  на
вас в его пользу, что вы стали пренебрегать всеми другими. А  ваше  пре-
небрежение - смерть для меня; с меня довольно немилости  ее  высочества.
Вот поэтому-то, ваше высочество, я  и  решил  уступить  место  фавориту,
счастью которого я завидую, хотя питаю к нему прежнюю искреннюю дружбу и
восхищение. Скажите, можно ли возразить против этого рассуждения?  Разве
мое поведение нельзя назвать поведением доброго друга?
   Принц взялся за голову и стал ерошить волосы.  Молчание  длилось  до-
вольно долго, так что шевалье мог оценить действие своих ораторских при-
емов. Наконец принц сказал:
   - Ну, слушай, говори все, будь откровенен. Ты знаешь, я  уже  заметил
кое-что в этом роде со стороны этого сумасброда Бекингэма.
   - Ваше высочество, не обвиняйте принцессу, иначе я покину  вас.  Как!
Неужели вы ее подозреваете?
   - Нет, нет, шевалье, я ни в чем не подозреваю мою  жену.  Но  все-та-
ки... я вижу... сопоставляю...
   - Бекингэм был просто сумасшедший.
   - Сумасшедший, на поведение которого ты мне открыл глаза.
   - Нет, нет, - с живостью перебил шевалье, - не я открыл вам глаза,  а
де Гиш. Не надо смешивать.
   И он разразился язвительным смехом, напоминавшим шипение змеи.
   - Ну да, ты сказал только несколько слов. Гиш проявил больше рвения.
   - Еще бы, я думаю! - продолжал шевалье тем же тоном. -  Он  отстаивал
святость алтаря и домашнего очага.
   - Что такое? - грозно произнес принц, возмущенный этой насмешкой.
   - Конечно. Разве господину де Гишу не принадлежит первое место в  ва-
шей свите?
   - Словом, - сказал, несколько успокоившись, принц, - эта страсть  Бе-
кингэма была замечена?
   - Разумеется!
   - Ну, хорошо! А страсть господина де Гиша тоже все видят?
   - Ваше высочество, вы опять изволите ошибаться: никто  не  говорит  о
том, что господин де Гиш пылает страстью.
   - Ну хорошо, хорошо!
   - Вы видите сами, ваше высочество, что было бы во сто раз лучше оста-
вить меня в моем уединении, чем раздувать  нелепые  подозрения,  которые
принцесса будет вправе считать преступными.
   - Что же надо делать, по-твоему?
   - Не надо обращать ни малейшего внимания на общество этих новых  эпи-
курейцев, тогда все слухи постепенно затихнут.
   - Посмотрим, посмотрим.
   - О, времени у нас довольно, опасность не велика! Главное для меня  -
не потерять вашей дружбы. Больше мне и думать не о чем.
   Принц покачал головой, точно хотел сказать: тебе не о чем, а  у  меня
забот по горло.
   Подошел час обеда, и принц послал за принцессой. Ему принесли  ответ,
что ее высочество не выйдет к парадному столу, а будет обедать у себя.
   - Это моя вина, - сказал принц. - Я проявил себя ревнивцем, и  теперь
на меня за это дуются.
   - Пообедаем одни, - сказал шевалье со вздохом. - Жаль Гиша.
   - О, Гиш не будет долго сердиться, он добрый!
   - Ваше высочество, - вдруг заговорил шевалье, - мне пришла  в  голову
хорошая мысль. Во время нашего разговора я, кажется, расстроил ваше  вы-
сочество. Значит, я должен и уладить все... Я пойду отыщу графа и приве-
ду его.
   - Какая у тебя добрая душа, шевалье.
   - Вы так сказали, будто это очень удивило вас.
   - Черт побери! Как ты злопамятен!
   - Может быть; по крайней мере, признайтесь, я умею заглаживать причи-
ненное мной зло.
   - Да, признаю.
   - Ваше высочество, благоволите подождать меня несколько минут.
   - Хорошо, ступай... Я пока примерю свои новые костюмы.
   Шевалье ушел, созвал слуг и отдал им приказания.  Они  разошлись  кто
куда; остался один только камердинер.
   - Поди, узнай сейчас же, - сказал он ему, - не у принцессы ли  госпо-
дин де Гиш. Можешь ты это сделать?
   - Очень легко, ваша милость. Я спрошу у Маликорна, а он узнает от ма-
демуазель Монтале. Только не стоит спрашивать, вся прислуга господина де
Гиша разошлась, а с нею вместе, наверное, ушел и он сам.
   - Все-таки разузнай получше.
   Не прошло и десяти минут, как камердинер вернулся. Он с  таинственным
видом вызвал своего господина на черную лестницу и провел в какую-то ка-
морку с окном в сад.
   - Что такое? В чем дело? - спросил шевалье. - Зачем  такие  предосто-
рожности?
   - Взгляните под тот каштан.
   - Ну?.. Ах, боже мой, это Маникан... Чего же он ждет?
   - Сейчас увидите. Минуточку терпения... Теперь видите?
   - Я вижу... одного, двух... четырех музыкантов с инструментами, а  за
ними самого де Гиша. Что он тут делает?
   - Он ждет, чтобы открыли дверь на фрейлинскую лестницу. Тогда он под-
нимется к принцессе, и у нее за обедом будет новая музыка.
   - А ведь это прекрасно, то, что ты говоришь.
   - Вы так считаете, ваша милость?
   - Тебе это сказал господин Маликорн?
   - Он самый.
   - Значит, он тебя любит?
   - Он любит его высочество принца.
   - Ради чего же?
   - Он хочет поступить на службу к принцу.
   - Черт возьми, придется взять его. Интересно, сколько же он дал  тебе
за это?
   - Это секрет, но его можно продать, ваша милость.
   - Я тебе плачу за него сто пистолей. Держи!
   - Благодарю, ваша милость! Смотрите. Дверь отворяется, женщина  впус-
кает музыкантов...
   - Это Монтале?
   - Тише, сударь, не произносите громко этого имени. Назвать Монтале  -
все равно что назвать Маликорна. Не поладили с одним, не поладите с дру-
гой.
   - Хорошо. Я ничего не видел.
   - А я ничего не получал, - сказал камердинер, пряча кошелек.
   Удостоверившись, что де Гиш вошел к  принцессе,  шевалье  вернулся  к
принцу, который успел великолепно нарядиться и весь сиял.
   - Говорят, - вскричал шевалье, - что король избрал солнце своей  эмб-
лемой; по совести, ваше высочество, эта эмблема больше подходит вам.
   - Ну что же Гиш? - спросил он.
   - Не найден! Бежал, испарился. Ваша утренняя  выходка  напугала  его.
Его нигде нет.
   - Черт возьми, этот пустоголовый способен, пожалуй, взять лошадей  да
и укатить в свое поместье. Бедный малый! Ну да ничего,  мы  вызовем  его
обратно. Давай обедать.
   - Погодите, ваше высочество, сегодня уж такой день, что мне  приходят
в голову разные счастливые мысли. И вот теперь у меня новая мысль.
   - Какая?
   - Ваше высочество, принцесса на вас сердиться, и она права. Вам  надо
чем-нибудь порадовать ее. Ступайте к ней обедать.
   - О, ведь это могут принять за слабость!
   - Какая же это слабость, это доброта! Принцесса томится, роняет слезы
в тарелку. У нее красные глаза. А мужу не следует доводить до слез жену.
Идите же, ваше высочество, идите!
   - Да ведь я велел подать обедать сюда.
   - Полноте, полноте, ваше высочество! Мы тут умрем со  скуки.  У  меня
сердце не на месте, как вспомню, что принцесса там одна. Да и вам  будет
не по себе, хоть вы и напускаете на себя суровость. Возьмите  и  меня  с
собой; это будет прелестно. Ручаюсь, что мы повеселимся. Ведь вы  прови-
нилась сегодня утром.
   - Шевалье, шевалье! Ты даешь мне дурной совет!
   - Я даю вам хороший совет. Притом же вы сейчас  неотразимы:  вам  так
идет ваше лиловое платье с золотым шитьем. Ваша внешность поразит  прин-
цессу больше, чем ваш поступок. Вы очаруете принцессу. Решайтесь же, ва-
ше высочество.
   - Ты меня убедил, идем.
   И принц направился с шевалье на  половину  принцессы.  Шевалье  успел
шепнуть на ухо лакею:
   - Поставь людей у запасного выхода! Чтобы никто не мог удрать! Живо!
   И за спиной герцога он вошел в переднюю покоев принцессы.
   Лакеи хотели было доложить об их прибытии, но шевалье, улыбаясь, ска-
зал:
   - Не докладывайте. Его высочество хочет сделать сюрприз.


   XIII
   ПРИНЦ РЕВНУЕТ К ДЕ ГИШУ

   Принц шумно распахнул двери, как человек, входящий с  самыми  добрыми
намерениями, не сомневающийся, что доставит удовольствие, или как ревни-
вец, рассчитывающий застать врасплох.
   Принцесса, покоренная звуками музыки, бросила начатый обед и танцева-
ла, забыв обо всем.
   Ее кавалером был де Гиш. Он стоял на одном колене, подняв руки и  по-
лузакрыв глаза, как испанские танцоры, с горящим взглядом  и  ласкающими
жестами. Принцесса порхала вокруг  него,  улыбающаяся,  соблазнительная.
Монтале восхищалась. Лавальер, сидя в уголке,  мечтательно  смотрела  на
танцующих.
   Невозможно описать, какое действие произвело на этих счастливых людей
появление принца. И так же трудно описать, как подействовал  на  Филиппа
вид этих счастливых людей.
   Граф де Гиш не в силах был встать. Принцесса замерла, не докончив па,
не способная вымолвить ни слова. А шевалье де  Лоррен,  прислонившись  к
косяку, спокойно улыбался, как человек, испытывающий самое  простодушное
восхищение.
   Бледность принца, судорожные подергивания его рук и ног прежде  всего
поразили присутствующих. Звуки музыки сменились глубокой тишиной.
   Воспользовавшись всеобщим молчанием, шевалье  де  Лоррен  почтительно
приветствовал принцессу и де Гиша, стараясь соединить  их  в  этом  при-
ветствии как хозяев.
   Принц, подойдя к ним, хрипло проговорил:
   - Очень рад, очень рад. Я шел  сюда,  думая  застать  вас  больною  и
грустною, а застал в разгаре удовольствий. Отрадно видеть. Кажется,  мой
дом самый веселый дом на свете.
   Потом, повернувшись к де Гишу, он прибавил:
   - Я не знал, что вы такой прекрасный танцор, граф.
   Потом, снова обратившись к жене, продолжал:
   - Будьте любезнее со мной. Когда у вас  устраивается  такое  веселье,
приглашайте и меня... А то я совсем заброшен.
   Де Гиш успел вполне овладеть собою и с врожденной гордостью,  которая
так шла ему, произнес:
   - Ваше высочество, вы хорошо знаете, что моя жизнь в вашем распоряже-
нии. Когда потребуется отдать ее, я готов. А сегодня нужно только танце-
вать под пенье скрипки, и я танцую.
   - И вы правы, - холодно сказал принц. - А вы не замечаете, принцесса,
что ваши дамы похищают у меня друзей. Ведь господин де Гиш не ваш  друг,
сударыня, а мой. Если вы хотите обедать без меня, у вас есть ваши  дамы.
Зато, когда я обедаю один, при мне должны быть мои кавалеры; не обирайте
меня совсем.
   Принцесса почувствовала и упрек и урок. Она вся покраснела.
   - Ваше высочество, - возразила она, - до приезда во Францию я не зна-
ла, что принцессы занимают там такое же положение, как женщины в Турции.
Я не знала, что здесь запрещено видеть мужчин. Но если такова ваша воля,
я буду ей покоряться. Может быть, вы пожелаете загородить мои  окна  же-
лезными решетками, так, пожалуйста, не стесняйтесь.
   Эта реплика, вызвавшая улыбку у Монтале и де  Гиша,  снова  наполнила
гневом сердце принца.
   - Очень мило, - проговорил он, едва сдерживаясь. - Как почтительно со
мной обращаются в моем собственном доме!
   - Ваше высочество, ваше высочество, - шепнул шевалье  на  ухо  принцу
так, чтобы все видели, что он его успокаивает.
   - Пойдем! - ответил ему принц, так резко повернувшись,  что  чуть  не
толкнул принцессу.
   Шевалье последовал за ним в его кабинет,  где  принц,  бросившись  на
стул, дал полную волю своей ярости.
   Шевалье поднял глаза к небу, сложил руки и не произносил ни слова.
   - Твое мнение? - спросил принц.
   - О, ваше высочество, положение очень серьезное.
   - Это ужасно! Такая жизнь не может больше продолжаться.
   - Что за несчастье, в самом деле! - воскликнул шевалье. - А мы-то на-
деялись, что после отъезда этого шального Бекингэма все будет спокойно.
   - А стало еще хуже!
   - Этого я не говорю, ваше высочество.
   - Ты не говоришь, но я говорю. Бекингэм никогда не осмелился бы  сде-
лать и четверти того, что мы видели.
   - Чего же именно?..
   - Да как  же!  Спрятаться  для  того,  чтобы  танцевать,  прикинуться
больной, чтобы наедине пообедать с ним!
   - Нет, нет, ваше высочество!
   - Да, да! - восклицал принц, подзадоривая сам себя, как капризный ре-
бенок. - Только я не намерен это терпеть.
   - Ваше высочество, выйдет скандал...
   - Э, черт возьми! Со мною не стесняются, а я должен  стесняться?  По-
дожди меня, шевалье, я сейчас.
   Принц скрылся в соседней комнате и спросил у слуги, вернулась  ли  из
капеллы королева-мать.
   Анна Австрийская была счастлива. В ее семье  царило  согласие,  народ
был в восторге от молодою короля, государственные доходы  увеличивались,
внешний мир был обеспечен, - словом, все сулило  ей  спокойное  будущее.
Иногда она упрекала себя при воспоминании о бедном юноше,  которого  она
приняла, как мать, и прогнала, как мачеха.
   Неожиданно к ней вошел герцог Орлеанский.
   - Матушка, - вскричал он, закрывая за собой дверь,  -  так  не  может
продолжаться!
   Анна Австрийская Подняла на него свои прекрасные глаза и вздохнула.
   - О чем вы говорите?
   - О принцессе.
   - Верно, этот сумасшедший Бекингэм прислал ей какое-нибудь прощальное
письмо?
   - Ах нет, матушка, дело вовсе не в Бекингэме. Принцесса уже нашла ему
заместителя.
   - Филипп, что вы говорите? Ваши слова крайне легкомысленны.
   - Разве вы не заметили, что господин де Гиш то и дело бывает  у  нее,
что он постоянно с ней?
   Королева всплеснула руками и расхохоталась.
   - Филипп, - сказала она, - вы положительно больны.
   - От этого мне не легче, матушка, я очень страдаю.
   - И вы требуете, чтобы вас  лечили  от  болезни,  которая  существует
только в вашем воображении? Вы желали бы, ревнивец, чтобы вас  поддержа-
ли, одобрили ваше поведение, хотя ваша ревность не имеет никаких основа-
ний.
   - Ну вот, теперь вы начинаете говорить про этого то же самое, что го-
ворили про того.
   - Да ведь и вы, сын мой, - сухо проговорила королева, -  ведете  себя
по отношению к этому совершенно так же, как и по отношению к тому.
   Немного задетый, принц поклонился.
   - Но если я вам приведу факты, вы поверите?
   - Сын мой, во всем прочем, кроме ревности, я поверила бы вам без вся-
кой ссылки на факты, но в отношении ревности я этого не обещаю.
   - Значит, я понимаю ваши слова так, что ваше  величество  приказывает
мне молчать и забыть обо всем.
   - Никоим образом, вы мой сын, и мой материнский долг  -  быть  к  вам
снисходительной.
   - Ах, доведите до конца свою мысль: вы должны быть снисходительны  ко
мне как к безумцу.
   - Не преувеличивайте, Филипп, и берегитесь представить свою жену  как
существо испорченное.
   - Но факты!
   - Я слушаю.
   - Сегодня утром в десять часов у принцессы играла музыка.
   - Невинная вещь.
   - Господин де Гиш разговаривал с него наедине...
   Да, я и забыл вам сказать, что последнюю неделю он  следует  за  нею,
как тень.
   - Друг мой, если бы они делали что-нибудь дурное, они бы прятались.
   - Прекрасно! - вскричал герцог. - Я только и ждал, чтобы вы это  ска-
зали. Запомните же хорошенько. Сегодня утром, повторяю,  я  захватил  их
врасплох и совершенно ясно выразил им свое неудовольствие.
   - И будьте уверены, что этого достаточно, а может быть, вы даже пере-
усердствовали в своем неудовольствии. Эти молодые женщины обидчивы.  Уп-
рекнуть их в ошибке, которую они не совершали,  иногда  все  равно,  что
сказать, что они могли бы ее сделать.
   - Хорошо, хорошо, подождите. Запомните, что вы сказали, матушка: "се-
годняшнего урока достаточно, и если бы они делали что-нибудь дурное,  то
прятались бы".
   - Да, я это запомню.
   - Ну так вот, раскаиваясь, что утром я погорячился, и воображая,  что
Гиш дуется и сидит у себя, я отправился к принцессе. Угадайте же, что  я
там застал? Снова музыку, танцы и де Гиша. Его там прятали.
   Анна Австрийская нахмурила брови.
   - Это нехорошо, - заметила она. - Что же сказала принцесса?
   - Ничего.
   - А Гиш?
   - Тоже... Впрочем, нет... Он пробормотал какую-то дерзость...
   - Какой же вы сделали вывод, Филипп?
   - Что я одурачен, что Бекингэм был только ширмой, а настоящий герой -
Гиш.
   Анна пожала плечами.
   - А дальше?
   - Я хочу удалить Гиша так же, как Бекингэма, и буду просить  об  этом
короля, если только...
   - Если только?
   - Если только вы, матушка, сами не возьметесь за это, вы, такая умная
и добрая.
   - Нет, я не стану.
   - Что вы говорите, матушка!
   - Послушайте, Филипп, я не намерена каждый день говорить людям непри-
ятности. Молодежь меня слушается, по это влияние очень легко потерять...
А главное, ничто ведь не доказывает виновности Гиша.
   - Он мне не нравится.
   - А это уж ваше личное дело.
   - Хорошо, коли так, я знаю, что мне делать! - пылко проговорил принц.
   Анна посмотрела на него с беспокойством.
   - Что же вы придумали? - спросила она.
   - А вот что: как только он придет ко мне, я велю утопить его у себя в
бассейне.
   Произнеся эту свирепую угрозу, принц ожидал, что  королева  придет  в
ужас, но Анна осталась совершенно спокойной.
   - Ну что же, утопите, - сказала она.
   Филипп был слаб, как женщина; он стал жаловаться, что  никто  его  не
любит и даже родная мать перешла на сторону его врагов.
   - Ваша мать просто смотрит дальше, чем вы,  и  перестала  уговаривать
вас, потому что вы ее не слушаете.
   - Я пойду к королю! - закричал он.
   - Я только что собиралась вам это предложить. Я сейчас жду его  вели-
чество: он всегда посещает меня в это время. Расскажите все ему.
   Она еще не договорила этих слов, как Филипп услышал шум открываемой в
соседней комнате двери и быстрые шаги короля. Принц испугался и поспешно
выбежал в боковую дверь, оставив королеву одну. Анна Австрийская  расхо-
хоталась и смеялась до прихода короля.
   Как заботливый сын, Людовик зашел осведомиться  о  здоровье  королевы
матери. Кроме того, он хотел сообщить ей, что приготовления к отъезду  в
Фонтенбло закончены.
   Услышав ее смех, он успокоился и сам засмеялся.
   Анна Австрийская взяла его за руку и весело сказала:
   - Знаете, я ужасно горжусь тем, что я испанка.
   - Почему, ваше величество?
   - Потому что испанки, во всяком случае, лучше англичанок.
   - Не понимаю.
   - Скажите, с тех пор как вы женились,  вам  приходилось  когда-нибудь
упрекать королеву?
   - Ни разу.
   - А ведь все-таки прошло уже некоторое время, как вы  женаты.  А  ваш
брат женат всего две недели...
   - И что же?
   - И уже второй раз жалуется на принцессу.
   - Как, опять Бекингэм?
   - Нет, теперь Гиш.
   - Вот как! Значит, принцесса порядочная кокетка.
   - Боюсь, что так.
   - Бедный братец! - рассмеялся король.
   - Я вижу, вы прощаете кокетство?
   - Когда речь идет о принцессе, прощаю, ибо по сути своей принцесса не
кокетлива.
   - Может быть, но брат вашего величества из-за этого теряет голову.
   - Чего же он хочет?
   - Он собирается утопить Гиша.
   - Какая жестокость!
   - Не смейтесь, он в самом деле доведен до  отчаяния.  Придумайте  ка-
кой-нибудь выход.
   - Охотно сделаю все, что могу, чтоб спасти Гиша.
   - Если бы брат слышал вас, он составил бы Против вас заговор, как ваш
дядя против вашего отца.
   - Нет, Филипп меня любит, и я его люблю. Мы  с  ним  не  станем  ссо-
риться. Но, однако же, как быть?
   - Вы должны запретить принцессе кокетничать, а Гишу ухаживать.
   - Только-то? Ну, мой брат составил себе чересчур  высокое  понятие  о
королевской власти... шутка сказать: исправить женщину!  Мужчину  -  еще
куда ни шло.
   - Как же вы приметесь за дело?
   - Гиш человек благоразумный, я сумею его убедить одним словом.
   - А принцесса?
   - Это будет потруднее. Тут одного слова мало. Придется  сочинить  для
нее целую проповедь.
   - И надо спешить.
   - О, я обещаю приложить все старания. Да вот сегодня после обеда  ре-
петиция балета.
   - И вы будете говорить проповедь, танцуя?
   - Да, матушка.
   - И обещаете обратить ее на путь истинный?
   - Я искореню ересь либо убеждением, либо огнем.
   - В добрый час! Только не впутывайте меня в это дело. Принцесса ни за
что мне этого не простила бы. Я ведь свекровь, мне надо ладить с невест-
кой.
   - Государыня, король возьмет все на себя.  Знаете,  я  передумал.  Не
лучше ли пойти к принцессе и поговорить с ней?
   - Это, пожалуй, слишком торжественно.
   - Так что же? Для проповеди нужна торжественность, а то ведь