н мог бы сделаться епископом, а может статься,  и  кардина-
лом.
   - Послушай, мой милый Базен, поразмысли хорошенько и скажи сам: к че-
му быть духовным лицом? Ведь это не избавляет от необходимости  воевать.
Вот увидишь - кардинал примет участие в первом же походе  со  шлемом  на
голове и с протазаном в руке. А господин де Ногаре де Лавалет?  Он  тоже
кардинал, а спроси у его лакея, сколько раз он щипал ему корпию.
   - Да... - вздохнул Базен. - Я знаю, сударь, что все в мире переверну-
лось сейчас вверх дном.
   Разговаривая, оба молодых человека и бедный лакей спустились вниз.
   - Подержи мне стремя, Базен, - сказал Арамис.
   И он вскочил в седло с присущим ему изяществом  и  легкостью.  Однако
после нескольких вольтов и курбетов благородного животного наездник  по-
чувствовал такую невыносимую боль, что  побледнел  и  покачнулся.  Д'Ар-
таньян, который, предвидя это, не спускал с него глаз, бросился к  нему,
подхватил и отвел его в комнату.
   - Вот что, любезный Арамис, - сказал он, - полечитесь, я поеду на по-
иски Атоса один.
   - Вы просто вылиты из бронзы! - ответил Арамис.
   - Нет, мне везет, вот и все!.. Но скажите, как вы будете жить тут без
меня? Никаких рассуждений о перстах и благословениях, а?
   Арамис улыбнулся.
   - Я буду писать стихи, - сказал он.
   - Да, да, стихи, надушенные такими же духами,  как  записка  служанки
госпожи де Шеврез. Научите Базена  правилам  стихосложения,  это  утешит
его. Что касается лошади, то ездите на ней понемногу каждый день  -  это
снова приучит вас к седлу.
   - О, на этот счет не беспокойтесь! - сказал Арамис. - К вашему приез-
ду я буду готов сопровождать вас.
   Они простились, и десять минут спустя д'Артаньян уже  ехал  рысью  по
дороге в Амьен, предварительно поручив Арамиса заботам Базена и хозяйки.
   В каком состоянии он найдет Атоса, да и вообще найдет ли он его?
   Положение, в котором Д'Артаньян его оставил, было критическим; вполне
могло случиться, что Атос погиб. Эта  мысль  опечалила  д'Артаньяна;  он
несколько раз вздохнул и дал себе клятву мстить.
   Из всех друзей д'Артаньяна Атос был самым старшим,  а  потому  должен
был быть наименее близким ему по своим вкусам и склонностям.  И  тем  не
менее Д'Артаньян отдавал ему явное предпочтение перед остальными. Благо-
родная, изысканная внешность Атоса, вспышки душевного величия, порой ос-
вещавшие тень, в которой он обычно держался, неизменно ровное расположе-
ние духа, делавшее его общество приятнейшим в мире, его язвительная  ве-
селость, его храбрость, которую можно было бы назвать  слепой,  если  бы
она не являлась следствием редчайшего хладнокровия, - все  эти  качества
вызывали у д'Артаньяна больше чем уважение, больше чем дружеское  распо-
ложение: они вызывали у него восхищение.
   В самом деле, даже находясь рядом с г-ном де Тревилем, изящным и бла-
городным придворным, Атос, когда был в ударе, мог  с  успехом  выдержать
это сравнение; он был среднего роста, но так строен и так хорошо сложен,
что не раз, борясь с Портосом, побеждал этого гиганта,  физическая  сила
которого успела войти в пословицу среди мушкетеров; лицо его, с проница-
тельным взглядом, прямым носом, подбородком, как у Брута, носило  неуло-
вимый отпечаток властности и приветливости, а руки, на которые сам он не
обращал никакого внимания, приводили в отчаяние Арамиса, постоянно  уха-
живавшего за своими с помощью большого  количества  миндального  мыла  и
благовонного масла; звук его голоса был глубокий и в то же  время  мело-
дичный. Но что в Атосе, который всегда старался быть незаметным и незна-
чительным, казалось совершенно непостижимым - это  его  знание  света  и
обычаев самого блестящего общества, те следы хорошего воспитания,  кото-
рые невольно сквозили в каждом его поступке.
   Шла ли речь об обеде, Атос устраивал его лучше любого светского чело-
века, сажая каждого гостя на подобающее ему место в соответствии с поло-
жением, созданным ему его предками или им самим. Шла ли речь о геральди-
ке, Атос знал все дворянские фамилии королевства, их генеалогию, их  се-
мейные связи, их гербы и происхождение их гербов. В этикете не было  та-
кой мелочи, которая была бы  ему  незнакома;  он  знал,  какими  правами
пользуются крупные землевладельцы, он был чрезвычайно сведущ в псовой  и
соколиной охоте и однажды в разговоре об этом великом  искусстве  удивил
самого короля Людовика XIII, который, однако, слыл знатоком его.
   Как все знатные вельможи того времени он превосходно фехтовал и ездил
верхом. Мало того, его образование было столь разносторонне,  даже  и  в
области схоластических наук, редко изучавшихся дворянами в ту эпоху, что
он только улыбался, слыша латинские выражения, которыми щеголял Арамис и
которые якобы понимал Портос; два или три раза,  когда  Арамис  допускал
какую-нибудь грамматическую ошибку, ему случалось  даже,  к  величайшему
удивлению друзей, поставить глагол в нужное время, а  существительное  в
нужный падеж. Наконец, честность его была безукоризненна, и  это  в  тот
век, когда военные так легко входили в сделку с верой и совестью, любов-
ники - с суровой щепетильностью, свойственной нашему времени, а  бедняки
- с седьмой заповедью господней. Словом, Атос был человек весьма необык-
новенный.
   И между тем можно было заметить, что эта утонченная натура, это прек-
расное существо, этот изысканный ум постепенно оказывался во власти обы-
денности, подобно тому как старики  незаметно  впадают  в  физическое  и
нравственное бессилие. В дурные часы Атоса - а эти часы случались неред-
ко - все светлое, что было в нем, потухало, и его блестящие черты  скры-
вались, словно окутанные глубоким мраком.
   Полубог исчезал, едва оставался человек. Опустив голову, с трудом вы-
говаривая отдельные фразы, Атос долгими часами смотрел угасшим взором то
на бутылку и стакан, то на Гримо, который  привык  повиноваться  каждому
его знаку и, читая в безжизненном взгляде своего господина малейшие  его
желания, немедленно исполнял их. Если сборище четырех друзей происходило
в одну из таких минут, то два-три слова, произнесенные с величайшим уси-
лием, - такова была доля Атоса в общей беседе. Зато он один пил за  чет-
верых, и это никак не отражалось на нем, - разве только он хмурил  брови
да становился еще грустнее, чем обычно.
   Д'Артаньяну, чей пытливый и приницательный ум нам хорошо известен, не
удавалось пока, несмотря на все желание, удовлетворить свое любопытство:
найти какую-либо причину этой глубокой апатии или подметить  сопутствую-
щие ей обстоятельства. Атос никогда не получал писем,  Атос  никогда  не
совершал ни одного  поступка,  который  бы  не  был  известен  всем  его
друзьям.
   Нельзя было сказать, чтобы эту грусть вызывало в нем вино, ибо,  нап-
ротив, он и пил лишь для того, чтобы побороть свою грусть, хотя это  ле-
карство делало ее, как мы уже говорили, еще более глубокой. Нельзя  было
также приписать эти приступы тоски игре, ибо, в отличие от Портоса,  ко-
торый песней или руганью сопровождал любую  превратность  судьбы,  Атос,
выигрывая, оставался столь же бесстрастным, как и тогда, когда  проигры-
вал. Однажды, сидя в кругу мушкетеров, он выиграл в  один  вечер  тысячу
пистолей, проиграл их вместе  с  шитой  золотом  праздничной  перевязью,
отыграл все это и еще сто луидоров, - и его красивые черные брови ни ра-
зу не дрогнули, руки не потеряли своего перламутрового оттенка,  беседа,
бывшая приятной в тот вечер, не перестала быть спокойной и столь же при-
ятной.
   Тень на его лице не объяснялась также и влиянием атмосферных осадков,
как это бывает у наших соседей - англичан, ибо  эта  грусть  становилась
обычно еще сильнее в лучшее время года: июнь и июль были самыми тяжелыми
месяцами для Атоса.
   В настоящем у него не было горестей, и он пожимал  плечами,  когда  с
ним говорили о будущем; следовательно, причина его грусти  скрывалась  в
прошлом, судя по неясным слухам, дошедшим до д'Артаньяна.
   Оттенок таинственности, окутывавшей Атоса, делал еще более интересным
этого человека, которого даже в минуты полного опьянения ни разу не  вы-
дали ни глаза, ни язык, несмотря на всю тонкость задаваемых  ему  вопро-
сов.
   - Увы! - думал вслух д'Артаньян. - Быть  может,  сейчас  бедный  Атос
мертв, и в этом виноват я. Ведь только ради меня он впутался в эту исто-
рию, не зная ни начала ее, ни конца и не надеясь извлечь из нее хотя  бы
малейшую выгоду.
   - Не говоря о том, сударь, - добавил Планше, - что, по всей  видимос-
ти, мы обязаны ему жизнью. Помните, как он крикнул: "Вперед, д'Артаньян!
Я в ловушке!" А потом, разрядив оба пистолета,  как  страшно  звенел  он
своей шпагой, словно  двадцать  человек  или,  лучше  сказать,  двадцать
разъяренных чертей!
   Эти слова удвоили пыл д'Артаньяна, и он погнал свою лошадь, которая и
без того несла всадника галопом.
   Около одиннадцати часов утра путники увидели Амьен, а в половине две-
надцатого они были у дверей проклятого трактира.
   Д'Артаньян часто  придумывал  для  вероломного  хозяина  какую-нибудь
славную месть, такую месть, одно предвкушение которой  уже  утешительно.
Итак, он вошел в трактир, надвинув шляпу на лоб, положив левую  руку  на
эфес шпаги и помахивая хлыстом, который держал в правой.
   - Узнаете вы меня? - спросил он трактирщика, с поклоном  шедшего  ему
навстречу.
   - Не имею чести, ваша светлость, - ответил тот, ослепленный блестящим
снаряжением д'Артаньяна.
   - Ах, вы меня не узнаете!
   - Нет, ваша светлость!
   - Ну, так я напомню вам в двух словах. Что вы сделали  с  дворянином,
которому осмелились около двух недель назад предъявить обвинение в сбыте
фальшивых денег?
   Трактирщик побледнел, ибо д'Артаньян принял самую угрожающую позу,  а
Планше скопировал ее с величайшей точностью.
   - Ах, ваша светлость, не говорите мне об этом! - вскричал  трактирщик
самым жалобным голосом. - О, господи, как дорого я заплатил за эту ошиб-
ку! Ах я, несчастный!
   - Я вас спрашиваю: что сталось с этим дворянином?
   - Благоволите выслушать меня, ваша светлость,  будьте  милосердны!  И
присядьте, сделайте милость.
   Безмолвный от гнева и беспокойства, д'Артаньян сел, грозный, как  су-
дия. Планше гордо встал за спиной его кресла.
   - Вот как было дело, ваша светлость... - продолжил трактирщик,  дрожа
от страха. - Теперь я узнал вас. Ведь это вы уехали, когда началась зло-
получная ссора с тем дворянином, о котором вы говорите?
   - Да, я. Теперь вы отлично видите, что вам нечего ждать пощады,  если
вы не скажете всей правды.
   - Так вот, благоволите выслушать меня, и я расскажу вам все без утай-
ки.
   - Я слушаю.
   - Начальство известило меня, что в моем трактире должен  остановиться
знаменитый фальшивомонетчик с несколькими товарищами, причем все они бу-
дут переодеты гвардейцами или мушкетерами. Ваши  лошади,  слуги,  наруж-
ность ваших светлостей - все было мне точно описано...
   - Дальше, дальше! - сказал д'Артаньян, быстро догадавшись, откуда ис-
ходили эти точные приметы.
   - Поэтому, повинуясь приказу начальства, приславшего мне шесть  чело-
век для подкрепления, я принял те меры, какие счел нужными, чтобы задер-
жать мнимых фальшивомонетчиков...
   - Опять! - сказал д'Артаньян, которому слово "фальшивомонетчик"  нес-
терпимо резало слух.
   - Прошу прощения, ваша светлость, что  я  говорю  такие  вещи,  но  в
них-то и кроется мое оправдание. Начальство припугнуло меня, а  вы  ведь
знаете, что трактирщик должен жить в мире со своим начальством.
   - Еще раз спрашиваю вас: где этот дворянин? Что с ним?  Умер  он  или
жив?
   - Терпение, ваша светлость, сейчас мы дойдем и до этого. Итак,  прои-
зошло то, что вам известно... и что как будто бы оправдывал ваш  поспеш-
ный отъезд, - добавил хозяин с лукавством,  не  ускользнувшим  от  д'Ар-
таньяна. - Этот дворянин, ваш друг, отчаянно защищался. Его слуга, кото-
рый, по несчастью, неожиданно затеял ссору с присланными солдатами,  пе-
реодетыми в конюхов...
   - Ах ты, негодяй! - вскричал д'Артаньян. - Так вы все были заодно,  и
я сам не знаю, что мешает мне всех вас уничтожить!
   - Нет, ваша светлость, к сожалению, мы не все были заодно,  и  сейчас
вы убедитесь в этом. Ваш приятель - извините, что я не называю  его  тем
почтенным именем, которое он, без сомнения, носит, но нам неизвестно это
имя, - итак, ваш приятель, уложив двух солдат двумя выстрелами из писто-
лета, отступил, продолжая защищаться шпагой, которой он изувечил еще од-
ного из моих людей, а меня оглушил, ударив этой шпагой плашмя...
   - Да кончишь ли ты, палач! - крикнул д'Артаньян. - Где Атос? Что слу-
чилось с Атосом?
   - Отступая, как я уже говорил вам,  ваша  светлость,  он  оказался  у
лестницы, ведущей в подвал, и так как дверь  была  открыта,  он  вытащил
ключ и затворился изнутри. Все были убеждены, что оттуда ему не уйти,  а
потому никто не препятствовал ему делать это...
   - Ну да, - сказал д'Артаньян, - вы не  собирались  убивать  его,  вам
нужно было только посадить его под замок!
   - Посадить под замок, боже праведный! Да клянусь вам, ваша светлость,
это он сам посадил себя под замок! Впрочем, перед этим он наделал немало
дел: один солдат был убит наповал, а двое тяжело ранены. Убитого и обоих
раненых унесли их товарищи, и больше я ничего не знаю ни  о  тех,  ни  о
других. Что касается меня, то, придя в чувство, я отправился к господину
губернатору, рассказал ему обо всем случившемся и спросил, что делать  с
пленником. Но господин губернатор точно с неба свалился: он сказал,  что
совершенно не понимает, о чем идет речь, что приказания, которые до меня
дошли, исходили не от него и что если я имел несчастье сказать  кому-ли-
бо, что он, губернатор, имеет  какое-то  отношение  к  этому  отчаянному
предприятию, то он велит меня повесить. Как видно, сударь,  я  ошибся  и
задержал одно лицо вместо другого,  а  тот,  кого  следовало  задержать,
скрылся.
   - Но где же Атос? - вскричал д'Артаньян, возмущение которого еще воз-
росло, когда он узнал, как отнеслись власти к этому делу. - Что  сталось
с Атосом?
   - Мне не терпелось поскорее загладить свою вину  перед  пленником,  -
продолжал трактирщик - и я подошел к погребу, чтобы выпустить его  отту-
да. Ах, сударь, это был не человек, это был сущий  дьявол!  В  ответ  на
предложение свободы он объявил, что это западня и что он не  выйдет,  не
предъявив своих условий. Я смиренно ответил ему - я ведь понимал, в  ка-
кое положение поставил себя, подняв руку на мушкетера его величества,  -
итак, я ответил ему, что готов принять его  условия.  "Прежде  всего,  -
сказал он, - я требую, чтобы мне вернули моего слугу в  полном  вооруже-
нии". Это приказание было поспешно исполнено; вы понимаете, сударь,  что
мы были расположены делать все, чего бы ни пожелал ваш друг. Итак,  гос-
подин Гримо - он сообщил свое имя, хотя и не очень разговорчив, - госпо-
дин Гримо, несмотря на его рану, был спущен в погреб. Его господин  при-
нял его, загородил дверь, а нам приказал оставаться у себя.
   - Но где он наконец?! - вскричал д'Артаньян. - Где Атос?
   - В погребе, сударь.
   - Как, негодяй, ты все еще держишь его в погребе?
   - Боже упаси! Нет, сударь. Стали бы мы держать его в погребе! Если бы
вы только знали, что он там делает, в этом погребе! Ах, сударь, если  бы
вам удалось заставить его выйти оттуда, я был бы вам благодарен до конца
жизни, я стал бы молиться на вас, как на своего ангела-хранителя!
   - Так он там? Я найду его там?
   - Разумеется, сударь. Он заупрямился и не желает выходить.  Мы  ежед-
невно просовываем ему через отдушину хлеб на вилах, а когда он  требует,
то и мясо, но - увы! - не хлеб и не мясо составляют  его  главную  пищу.
Однажды я с двумя молодцами сделал попытку спуститься вниз, но он пришел
в страшную ярость. Я услышал, как он взводит курки у пистолетов,  а  его
слуга - у мушкета. Когда же мы спросили у них, что  они  собираются  де-
лать, ваш приятель ответил, что у него и у его слуги имеется сорок заря-
дов и что они разрядят все до последнего, прежде чем  позволят  хотя  бы
одному из нас сойти в погреб. Тогда, сударь, я пошел было  жаловаться  к
губернатору, ио тот ответил, что я получил по заслугам и что это  научит
меня, как оскорблять благородных господ, заезжающих в мой трактир.
   - Так что с тех самых пор... - начал д'Артаньян,  но  к  силах  удер-
жаться от смеха при виде жалобной физиономии трактирщика.
   - Так что с тех самых пор, - продолжал последний, - нам, сударь, при-
ходится очень плохо, потому что все наши  съестные  припасы  хранятся  в
погребе. Вино в бутылках и вино в бочках,  пиво,  растительное  масло  и
пряности, свиное сало и колбасы - все находится там. Так как  спускаться
вниз нам запрещено, то приходится отказывать в пище и питье  всем  путе-
шественникам, которые к нам заезжают, и наш постоялый  двор  приходит  в
упадок с каждым днем. Если ваш друг просидит в погребе  еще  неделю,  мы
окончательно разоримся.
   - И поделом тебе, мошенник! Разве по нашему виду нельзя было  сообра-
зить, что мы порядочные люди, а не фальшивомонетчики?
   - Да, сударь, да, вы правы... - ответил хозяин. - Но послушайте,  вон
он опять разбушевался.
   - Очевидно, его потревожили! - вскричал д'Артаньян.
   - Да как же нам быть? - возразил хозяин. - Ведь к  нам  приехали  два
знатных англичанина.
   - Так что ж из этого?
   - Как - что? Вы сами знаете, сударь, что англичане любят хорошее  ви-
но, а эти спросили самого лучшего. Жена моя, должно  быть,  попросила  у
господина Атоса позволения войти, чтобы подать этим господам то, что  им
требовалось, а он, по обыкновению, отказал... Боже милостивый, опять на-
чался этот содом!
   В самом деле, со стороны  погреба  донесся  сильный  шум.  Д'Артаньян
встал и, предшествуемый хозяином, в отчаянии ломавшим руки,  приблизился
к месту действия в сопровождении Планше, державшего наготове  свой  муш-
кет.
   Англичане были крайне раздражены: они проделали длинный путь и умира-
ли от голода и жажды.
   - Да это же насилие! - кричали они на отличном французском языке,  но
с иностранным акцентом. - Этот сумасшедший  не  позволяет  добрым  людям
распоряжаться их собственным вином! Мы выломаем дверь, а если он  совсем
лишился рассудка, - что ж, тогда мы убьем его, и все тут!
   - Потише, господа! - сказал д'Артаньян, вынимая из-за пояса пистолет.
- Прошу извинить, но вы никого не убьете.
   - Ничего, ничего, - раздался за  дверями  спокойный  голос  Атоса.  -
Впустите-ка этих хвастунов, и тогда посмотрим.
   Англичане, видимо довольно храбрые люди, все же нерешительно перегля-
нулись. Казалось, что в погребе засел какой-то голодный людоед, какой-то
исполинский сказочный герой, и никто не может безнаказанно войти  в  его
пещеру.
   На минуту все затихли, но под конец англичанам  стало  стыдно  отсту-
пать, и наиболее раздраженный из них, спустившись по лестнице, в которой
было пять или шесть ступенек, так сильно ударил в дверь ногой, что,  ка-
залось, мог бы пробить и каменную стену.
   - Планше, - сказал д'Артаньян, взводя курки у пистолетов, - я беру на
себя того, что наверху, а ты займись нижним... Так вы, господа,  желаете
драться? Отлично, давайте драться!
   - Боже праведный! - гулко прозвучал снизу голос Атоса. - Мне кажется,
я слышу голос д'Артаньяна...
   - Ты не ошибся, - ответил д'Артаньян, тоже стараясь говорить  громче,
- это я собственной персоной, друг мой!
   - Превосходно! - сказал Атос. - В таком  случае  мы  славно  отделаем
этих храбрецов.
   Англичане схватились за шпаги, но они оказались между двух огней. Еще
секунду они колебались, однако, как и в первый раз,  самолюбие  одержало
верх, и под вторичным ударом дверь погреба треснула во всю длину.
   - Посторонись, д'Артаньян, посторонись! - крикнул Атос.  -  Сейчас  я
буду стрелять.
   - Господа! - сказал д'Артаньян, никогда не терявший способности  рас-
суждать. - Подумайте о своем положении... Минуту терпения,