по-
буждаешь меня довериться тебе..." Ну, раскрой уши!
   - Раскрыл.
   Планше рассмеялся скорее добродушно, чем лукаво, и откупорил  бутылку
белого вина.
   - Пощади мою голову.
   - О, когда вы, сударь, потеряете голову...
   - Теперь она у меня ясная, и я намерен беречь ее более чем  когда-ли-
бо. Сначала поговорим о финансах... Как поживают наши деньги?
   - Великолепно. Двадцать тысяч ливров, которые я получил от вас, у ме-
ня в обороте; они приносят мне девять процентов. Я вам отдаю  семь  про-
центов, стало быть, еще зарабатываю на них.
   - И ты доволен?
   - Вполне. Вы привезли еще денег?
   - Нет, но кое-что получше... А разве тебе нужны еще деньги?
   - О нет! Теперь всякий готов мне ссудить, я умею вести дела.
   - Ты когда-то мечтал об этом.
   - Я подкапливаю немного... Покупаю товары  у  моих  нуждающихся  соб-
ратьев, ссужаю деньгами тех, кто стеснен в средствах и не может  распла-
титься.
   - Неужели без лихвы?
   - О, господин! На прошлой неделе у меня было целых  два  свидания  на
бульваре из-за слова, которое вы только что произнесли.
   - Черт подери! Неплохо! - промолвил даАртаньян.
   - Меньше тринадцати процентов не соглашаюсь, -  отозвался  Планше,  -
таков мой обычай.
   - Бери двенадцать, - возразил даАртаньян, - а остальные называй  пре-
мией и комиссионными.
   - Вы правы, господин. А какое же у вас дело?
   - Ах, Планше, рассказывать о нем долго и трудно.
   - Все-таки расскажите.
   ДаАртаньян подергал ус, как человек, не решающийся  довериться  собе-
седнику.
   - Что такое? Торговое предприятие? - спросил Планше.
   - Да.
   - Выгодное?
   - Да, четыреста процентов.
   Планше так ударил кулаком по столу, что бутылки задрожали,  точно  от
испуга.
   - Неужели?
   - Думаю, что можно получить и больше,  -  хладнокровно  молвил  даАр-
таньян. - Но лучше обещать меньше...
   - Черт возьми! - сказал Планше, придвигая стул. - Но ведь это  беспо-
добное дело!.. А много в него можно вложить денег?
   - Каждый даст по двадцати тысяч ливров.
   - Это весь ваш капитал. А на сколько времени?
   - На один месяц.
   - И мы получим...
   - По пятидесяти тысяч наличными каждый.
   - Это изумительно!.. И много придется сражаться за такие проценты?
   - Да, конечно, придется немного подраться, - продолжал  даАртаньян  с
прежним спокойствием. - Но на этот раз, Планше, нас двое, и я  беру  все
удары на себя.
   - Нет, я не могу согласиться...
   - Тебе, Планше, нельзя участвовать в этом деле.
   Тебе пришлось бы бросить лавку...
   - Так дело, значит, не в Париже?
   - Нет, в Англии.
   - В стране спекуляций? - сказал Планше. - Я ее знаю  очень  хорошо...
Но позвольте полюбопытствовать: какого рода дело, сударь?
   - Реставрация...
   - Памятников?
   - Да, мы реставрируем Уайт-Холл.
   - Ого!.. И за месяц, вы надеетесь?
   - Беру все на себя.
   - Ну, если вы, сударь, все берете на себя, так уж конечно...
   - Ты прав... мне это дело знакомо... Однако я всегда не прочь посове-
товаться с тобою...
   - Слишком много чести... К тому же я ровно ничего не смыслю  в  архи-
тектуре.
   - О, ты ошибаешься, Планше: ты превосходный архитектор, не хуже меня,
для постройки такого рода.
   - Благодарю вас...
   - Признаться, я попытался предложить это дело своим друзьям, но их не
оказалось дома. Досадно, что нет больше смелых и ловких людей.
   - Ах, вот как! Значит, будет конкуренция, предприятие придется отста-
ивать?
   - Да...
   - Но мне не терпится узнать подробности.
   - Изволь. Только запри двери и садись поближе.
   Планше трижды повернул ключ в замке.
   - И открой окно. Шум шагов и стук повозок пометают подслушивать  тем,
кто может услышать нас.
   Планше распахнул окно, и волна уличного  гама  ворвалась  в  комнату.
Стук колес, крики, звук шагов, собачий лай оглушили  даже  самого  даАр-
таньяна. Он выпил стакан белого вина и начал:
   - Планше, у меня есть одна мысль.
   - Ах, сударь, теперь я вас узнаю, - отвечал лавочник, дрожа от волне-
ния.


   XX
   В ЛАВКЕ "ЗОЛОТОЙ ПЕСТИК" НА ЛОМБАРДСКОЙ УЛИЦЕ  СОСТАВЛЯЕТСЯ  КОМПАНИЯ
ДЛЯ ЭКСПЛУАТАЦИИ ИДЕИ Д'АРТАНЬЯНА

   После минутного молчания, обдумав не одну мысль, а  собрав  все  свои
мысли, ДаАртаньян спросил:
   - Любезный Планше, ты, без сомнения, слыхал об английском короле Кар-
ле Первом?
   - Разумеется, сударь. Ведь вы покидали Францию, чтобы оказать ему по-
мощь. Однако он все же погиб, да и вас едва не погубил.
   - Именно так. Я вижу, что память у тебя хорошая, любезный Планше.
   - Такие вещи не забываются даже при плохой памяти. Мне рассказал гос-
подин Гримо, - а ведь он не из болтливых, - как скатилась  голова  Карла
Первого, как вы провели почти целую ночь на корабле, начиненном порохом,
и как всплыл труп милейшего господина Мордаунта с золоченым  кинжалом  в
груди. Разве такое забудешь!
   - Однако есть люди, которые все это забыли.
   - Разве те, которые ничего не видали или не слыхали рассказа Гримо.
   - Тем лучше, если ты помнишь все это.  Мне  придется  напомнить  тебе
только об одном: у короля Карла Первого остался сын.
   - У него было, разрешите вам заметить,  даже  два  сына,  -  возразил
Планше. - Я видел меньшого, герцога Йоркского, в  Париже,  в  тот  день,
когда он ехал в ПалеРояль, и мне сказали, что он второй сын Карла Перво-
го. Что касается старшего, то я имею честь знать его только по имени, но
никогда в глаза его не видел.
   - Вот о нем-то идет речь, Планше, об этом старшем сыне, который преж-
де назывался принцем Уэльским, а теперь называется  королем  английским,
Карлом Вторым.
   - Король без королевства, - нравоучительно заметил лавочник.
   - Да, Планше, и можешь прибавить: несчастный принц,  несчастнее,  чем
любой бедняк из самых нищих кварталов Парижа.
   Планше безнадежно махнул рукой, как бы выражая привычное  сострадание
к иностранцам, с которыми не думаешь когда-либо соприкоснуться лично.  К
тому же в данной сентиментально-политической операции он не  видел,  как
может развернуться коммерческий план даАртаньяна, а именно этот план за-
нимал его в первую очередь. ДаАртаньян понял Планше.
   - Слушай же, - сказал ДаАртаньян. - Этот принц Уэльский,  король  без
королевства, как ты верно выразился, заинтересовал меня. Я видел, как он
просил помощи у Мазарини, этого скряги,  и  у  Людовика  Четырнадцатого,
этого ребенка, и мне, человеку опытному в таких делах, показалось по ум-
ным глазам низложенного короля, по благородству,  которое  он  сохранил,
несмотря на все свои бедствия, что он человек смелый и способен быть ко-
ролем.
   Планше молча кивнул в знак согласия. Но все это еще не объясняло  ему
идеи даАртаньяна.
   ДаАртаньян продолжал:
   - Так вот какой вывод сделал я из  всего  этого.  Слушай  хорошенько,
Планше, потому что мы уже приближаемся к сути дела.
   - Слушаю.
   - Короли не так густо растут на земле, чтобы народы могли бы найти их
всюду, где они понадобятся. Этот король без королевства, на мой  взгляд,
- хорошо сохранившееся зерно, которое даст  недурные  всходы,  если  его
вовремя посадит в землю осторожная и сильная рука.
   Планше по-прежнему кивал головою, по-прежнему не понимая, в чем дело.
   - Бедное зернышко короля, подумал я и  окончательно  растрогался,  но
именно поэтому мне пришло в голову, не глупость ли я затеваю;  вот  я  и
решил посоветоваться с тобой, друг мой.
   Планше покраснел от радости и гордости.
   - Бедное зернышко короля! - повторил ДаАртаньян. - Не взять  ли  тебя
да не перенести ли в добрую почву?
   - Боже мой! - проговорил Планше и пристально взглянул на своего  быв-
шего господина, как бы сомневаясь, в здравом ли он уме.
   - Что с тобой?
   - Ничего, сударь.
   - Начинаешь ты понимать?
   - Боюсь, что начинаю.
   - А! Ты понимаешь, что я хочу возвратить престол Карлу Второму?
   Планше привскочил на стуле.
   - Ах, - сказал он с испугом, - так вот что называете вы реставрацией!
   - А разве это не так называется?
   - Правда, правда! Но подумали ли вы хорошенько?
   - О чем?
   - О том, что там делается.
   - Где?
   - В Англии.
   - А что? Расскажи, Планше!
   - Извините, сударь, - что я пускаюсь в рассуждения, вовсе не касающи-
еся моей торговли. Но так как вы предлагаете мне торговое предприятие...
Ведь вы мне предлагаете торговое предприятие, не так ли?
   - Богатейшее!
   - Ну, раз вы предлагаете мне торговое предприятие, то я  могу  обсуж-
дать его.
   - Обсуждай, Планше; это поможет выяснить истину.
   - С вашего позволения, сударь, я скажу, что, вопервых, там есть  пар-
ламент.
   - А потом?
   - Армия.
   - Хорошо. Нет ли еще чего?
   - Народ.
   - Все ли?
   - Народ сверг и казнил короля, отца теперешнего. Так уж, наверное, он
и этого не примет.
   - Планше, друг мой, - отвечал даАртаньян, - ты рассуждаешь так, слов-
но у тебя на плечах головка сыра... Народу уже надоели эти господа,  ко-
торые называются какими-то варварскими именами и поют псалмы. Я заметил,
любезный Планше, что народ предпочитает шутки церковному пению.  Вспомни
Фронду: как пели в то время! Славное было времечко!
   - Ну, не очень-то! Меня чуть было не повесили!
   - Да" но все-таки не повесили! И наживаться ты начал под эти песни.
   - Ваша правда, но вернемся к армии и парламенту.
   - Я сказал, что беру двадцать тысяч ливров  господина  Планше  и  сам
вношу такую же сумму; на эти сорок тысяч я наберу войско.
   Планше всплеснул руками. Видя, что даАртаньян  говорит  серьезно,  он
подумал, что лейтенант положительно сошел с ума.
   - Войско?.. Ах, сударь! - произнес он с  ласковой  улыбкой,  опасаясь
разъярить этого сумасшедшего и довести  его  до  припадка  бешенства.  -
Войско! А какое?
   - В сорок человек.
   - Сорок человек против сорока тысяч? Маловато! Вы один стоите  тысячи
человек, в этом я совершенно уверен; но где найдете вы еще тридцать  де-
вять человек, которые могли бы сравниться с вами? А если и найдете,  кто
даст вам денег заплатить им?
   - Недурно сказано, Планше!.. Черт возьми, ты становишься льстецом!
   - Нет, сударь, я говорю то, что думаю; как только вы с вашими  сорока
людьми начнете первое настоящее сражение, я очень боюсь...
   - Так я не буду начинать настоящего сражения, любезный Планше, -  от-
вечал гасконец с улыбкою. - Еще в древности  были  превосходные  примеры
искусных маневров, состоящих в том, чтобы избегать противника, а не  на-
падать на него. Ты должен знать это, Планше; ведь ты командовал  парижа-
нами в тот день, когда они должны были драться с мушкетерами.  Тогда  ты
так хорошо рассчитал маневры, что не двинулся с Королевской площади.
   Планше засмеялся.
   - Правда, - согласился он, - если ваши  сорок  человек  будут  всегда
прятаться и действовать хитро, так можно надеяться, что никто их не  ра-
зобьет. Но ведь вы хотите достичь какой-нибудь цели!
   - Разумеется. Вот какой я придумал способ быстро восстановить  короля
Карла Второго на престоле.
   - Какой? - вскричал Планше с удвоенным вниманием.  -  Расскажите  ваш
план. Но мне кажется, мы коечто забыли.
   - Что?
   - Не стоит говорить о  народе,  который  предпочитает  веселые  песни
псалмам, и об армии, с которой мы не будем сражаться, но остается парла-
мент, он-то ведь не поет.
   - Но и не дерется. Как тебя, Планше, человека умного, может тревожить
эта кучка крикунов, которую называют охвостьем и скелетом без мяса! Пар-
ламент меня не беспокоит.
   - Ну, если так, не будем о нем говорить.
   - Хорошо. Перейдем к самому главному. Помнишь ты Кромвеля, Планше?
   - Много слыхал про него.
   - Он был славный воин!
   - И страшный обжора.
   - Как так?
   - Он разом проглотил всю Англию.
   - Хорошо, Планше; а если б накануне того дня, как он  проглотил  Анг-
лию, кто-нибудь проглотил его самого?
   - Ах, сударь, то он был бы больше его самого. Так говорит математика.
   - Хорошо. Вот мы и пришли к нашему делу.
   - Но Кромвель умер. Его поглотила могила.
   - Любезный Планше, я с радостью вижу, что ты стал не только математи-
ком, но и философом.
   - Я употребляю в лавке много печатной бумаги; это просвещает меня.
   - Браво! Стало быть, ты знаешь, - ты не мог  научиться  математике  и
философии, не научившись хоть немного  истории,  -  что  после  великого
Кромвеля явился другой, маленький?
   - Да, его звали Ричардом, и он сделал то же, что и вы, господин даАр-
таньян: подал в отставку.
   - Хорошо! Очень хорошо! После великого, который умер, после маленько-
го, который вышел в отставку, явился третий. Его зовут Монком. Он  гене-
рал очень искусный, потому что никогда не вступает в сражение; он отлич-
нейший дипломат, потому что никогда не говорит ни слова, а желая сказать
человеку: "Здравствуй", размышляет об этом двенадцать  часов  и  наконец
говорит: "Прощай". И все ахают, потому что слова его оказываются кстати.
   - В самом деле, это не худо, - сказал Планше. - Но я знаю другого по-
литика, очень похожего на него.
   - Не Мазарини ли?
   - Он самый.
   - Ты прав, Планше. Только Мазарини  не  имеет  видов  на  французский
престол; а это, видишь ли, меняет все дело. Так вот, Монк, у которого на
тарелке лежит, точно жаркое, вся Англия,  который  готовится  проглотить
ее, этот Монк, заявляющий приверженцам Карла Второго и самому Карлу Вто-
рому: "Nescio vos"... [4]
   - Я не понимаю по-английски, - сказал Планше.
   - Да, но я понимаю, - отвечал даАртаньян. -  Nescio  vos  значит:  не
знаю вас... Вот этого-то Монка, самого важного человека в Англии,  после
того как он проглотил ее...
   - Что же?
   - Друг мой, я еду в Англию и с моими сорока спутниками  похищаю  его,
связываю и привожу во Францию, где перед моим восхищенным взором  откры-
ваются два выхода.
   - И перед моим! - вскричал Планше в восторге.  -  Мы  посадим  его  в
клетку и будем показывать за деньги!
   - Об этой третьей возможности я и не подумал. Ты нашел ее, Планше!
   - А хорошо придумано?
   - Прекрасно. Но мое изобретение еще лучше.
   - Посмотрим, говорите.
   - Во-первых, я возьму с него выкуп.
   - Сколько?
   - Да такой молодец стоит сто тысяч экю.
   - О, разумеется!
   - Или, что еще лучше, отдам его королю Карлу Второму. Когда королю не
придется бояться ни славного генерала, ни знаменитого дипломата, он  сам
найдет средство вступить на престол, а потом отсчитать мне эти сто тысяч
экю. Вот какая у меня идея! Что ты скажешь о ней, Планше?
   - Идея бесценная, сударь! - вскричал Планше, трепеща от  восторга.  -
Но как пришла она вам в голову?
   - Она пришла мне в голову как-то раз утром, на  берегу  Луары,  когда
наш добрый король Людовик Четырнадцатый вздыхал,  ведя  под  руку  Марию
Манчини.
   - Ах, сударь, смею уверить вас, что идея бесподобна, но...
   - А, ты говоришь "но"?
   - Позвольте... Ее можно сравнить со шкурой  того  огромного  медведя,
которую, помните, надо было продать, но раньше содрать с еще живого мед-
ведя. А ведь взять Монка - это не шутка.
   - Разумеется, но я наберу войско.
   - Да, да, понимаю, вы захватите его врасплох. О, в таком случае успех
обеспечен, потому что в таких подвигах никто с вами не сравнится.
   - Мне везло в них, правда, - отвечал даАртаньян с гордой простотой. -
Ты понимаешь, что если бы в этом деле  со  мной  были  мой  милый  Атос,
бесстрашный Портос и хитрый Арамис, то мы бы быстро  закончили  его.  Но
они куда-то исчезли, и никто не знает, где их найти. Поэтому я  возьмусь
за дело один. Скажи мне только: выгодно ли оно? Можно ли рискнуть  капи-
талом?
   - Слишком выгодно.
   - Как так?
   - Блестящие дела редко удаются.
   - Но это удастся наверное, и вот доказательство: я за него берусь. Ты
извлечешь немалую выгоду, да и я тоже. Скажут: "Вот что совершил  госпо-
дин даАртаньян в старости". Обо мне будут рассказывать легенды. Я попаду
в историю, Планше. Я жажду славы!
   - Ах, сударь! - вскричал Планше. - Как подумаю, что здесь, среди моей
патоки, чернослива и корицы обсуждается такой великий проект, лавка  моя
кажется мне дворцом!
   - Но берегись, Планше, берегись! Если узнают хоть что-нибудь, то Бас-
тилия ждет нас обоих. Берегись, друг мой,  ведь  мы  составляем  заговор
против министров: Монк - союзник Мазарини. Берегись!
   - Когда имеешь честь служить вам, так ничего не боишься; а когда име-
ешь удовольствие вести с вами денежные дела, так умеешь молчать.
   - Хорошо. Это касается тебя больше, чем меня: я через неделю буду уже
в Англии.
   - Поезжайте, сударь, и чем скорее, тем лучше.
   - Так деньги готовы?
   - Завтра будут готовы: вы их получите из моих рук.  Желаете  получить
золотом или серебром?
   - Золотом удобнее. Но как мы оформим все это? Подумай-ка!
   - Очень просто: вы дадите мне расписку, вот и все.
   - Нет, нет, - живо сказал даАртаньян. - Я во всем люблю порядок.
   - И я тоже; но с вами...
   - А если я там умру, если меня убьет мушкетная Пуля, если я  обопьюсь
пивом?
   - Ах! Поверьте, в этом случае я буду так огорчен вашей  смертью,  что
забуду о деньгах.
   - Благодарю, Планше, но порядок прежде всего. Мы сейчас напишем усло-
вие, которое можно назвать актом нашей компании.
   Планше принес бумагу, перо и чернила.
   ДаАртаньян взял перо, обмакнул его и написал:
   "Отставной лейтенант королевских мушкетеров, г-н ДаАртаньян, ныне жи-
вущий на Тиктонской улице в гостинице "Козочка", и торговец г-н  Планше,
живущий на Ломбардской улице, при лавке под вывескою  "Золотой  пестик",
условились о нижеследующем.
   Составляется компания с капиталом в сорок тысяч ливров для эксплуата-
ции идеи г-на даАртаньяна. Г-н Планше, познакомившись  с  этой  идеей  и
вполне ее одобряя, вручает г-ну даАртаньяну двадцать тысяч ливров. Он не
должен требовать ни возвращения капитала, ни  уплаты  процентов  до  тех
пор, пока г-н даАртаньян на вернется из Англии, куда теперь едет.
   Господин даАртаньян, со своей стороны, обязуется приложить свои двад-
цать тысяч ливров к деньгам, полученным от г-на Планше.  Г-н  даАртаньян
употребит эту сумму в сорок тысяч ливров по своему благоусмотрению, обя-
зуясь, однако, выполнить нижеизложенное условие.
   Когда г-н даАртаньян каким бы то ни было способом возвратит его вели-
честву королю Карлу II английский трон, он должен выплатить г-ну  Планше
всего..."
   - Всего полтораста тысяч ливров, - наивно произнес Планше, видя,  что
даАртаньян остановился.
   - Нет, черт возьми! - сказал даАртаньян. - Прибыль нельзя делить  по-
полам, это было бы несправедливо.
   - Однако, сударь, мы участвуем в деле поровну, - робко заметил  План-
ше.
   - Правда, но выслушай следующий пункт, любезный Планше; если он пока-
жется тебе не совсем справедливым, мы вычеркнем его.
   И даАртаньян написал:
   "Поелику г-н даАртаньян жертвует компании, кроме, капитала в двадцать
тысяч ливров, свое время, уменье и свою шкуру, а все  эти  предметы  для
него весьма ценны, особенно последняя, то г-н даАртаньян из трехсот  ты-
сяч ливров оставит себе двести тысяч, то есть на его долю  придется  две
трети всей суммы".
   - Очень хорошо, - сказал Планше.
   - Справедливо?
   - Вполне справедливо.
   - И ты удовлетворишься сотней тысяч?
   - Еще бы! Помилуйте! Получить сто тысяч ливров за двадцать тысяч!
   - В один месяц, понимаешь ли?
   - Как! В месяц?
   - Да, я прошу у тебя только месяц срока.
   - Сударь, - великодушно сказал Планше, - я даю вам шесть недель.
   - Благодарю, - любезно ответил мушкетер.
   Компаньоны еще раз перечли акт.
   - Превосходно, сударь, - одобрил Планше. -  Покойный  Кокнар,  первый
муж баронессы дю Валлон, не мог бы лучше составить эту бумагу.
   - Если так, подпишемся.
   Оба подписали акт.
   - Таким образом, - заключил даАртаньян, - я никому ничем не буду обя-
зан.
   - Но я буду обязан вам, - сказал Планше.
   - Как знать! Как я ни забочусь о своей шкуре, Планше, однако я все же
могу оставить ее в Англии, и ты все потеряешь. Кстати, я вспомнил о  са-
мом нужном, самом важном пункте. Давай-ка я припишу его:
   "Если г-н даАртан